Брачная ночь в музее

Дарья Калинина, 2019

Ксюша всегда мечтала работать в музее, и вот ее мечта сбылась! Но вскоре стало ясно, что не все в местном коллективе так гладко и хорошо, как кажется на первый взгляд. А всему виной новый сотрудник Веня, который метит в директора и собирается переманить на свою сторону всех молодых сотрудников музея, а старых – уволить. И вот, когда наконец приходит приказ о назначении Вени на пост директора, его обнаруживают убитым…

Глава 2

После того как Ксюшу вежливо, но твердо попросили удалиться из кабинета Инны Карловны, туда проскользнули двое или трое старейших сотрудников, пока еще сохранивших верность былым традициям. Но, приняв присягу на верность от своих вассалов, Инна Карловна и этих товарищей также безжалостно выдворила прочь. В кабинете остались вновь лишь Инна Карловна с Глебом Михайловичем. И там начался настоящий военный совет. Ксюша готова была голову поставить в заклад, что эти двое сейчас придумывают план, как им избавиться от наглых сопляков, вздумавших покуситься на святое.

Ксюша не могла себя заставить отойти от дверей кабинета. Девушку мучило жгучее любопытство. Что же затевают стариканы? Вид у них обоих был достаточно интригующий. А лица тех, кто заходил в кабинет после Ксюши и вышел назад, заставляли насторожиться еще больше. На них читались и озабоченность, и испуг, и даже легкая паника, как у Зинаиды Никитичны — их главного бухгалтера, на должность которой никто и не думал покушаться, потому что только сама Зинаида Никитична была способна разобраться в своей бухгалтерии, которую вела уже почти сорок лет кряду, ни разу не изменив родному музею.

Зинаида Никитична была существом чудаковатым даже по здешним меркам. Всякий раз, когда Ксюша заходила по какому-нибудь вопросу в бухгалтерию, она обнаруживала, что горы бумажных папок выросли над склоненной головой главбуха: еще немного и, того и гляди, обещают рухнуть и похоронить под своей лавиной саму Зинаиду Никитичну, чье маленькое тельце совершенно терялось среди окружающей ее горы бумажной макулатуры.

— Зинаида Никитична, цифровые технологии на дворе. Что вы все распечатываете? И не лень вам!

Но Зинаида Никитична в ответ лишь фыркала:

— Ничего, ничего! Когда вся эта «технология» накроется, вы меня еще вспомните добрым словом!

Несмотря на то что вся информация о выплатах сотрудникам, оплате счетов музея и закупке необходимого инвентаря фиксировалась в компьютере, Зинаида Никитична сохранила стойкое недоверие к электронике и предпочитала все дублировать на бумаге. Это ее увлечение стоило музею множества упаковок бумаги для принтера, а на самой краске для принтера, по словам завхоза Юрия Петровича, можно было разориться.

Несколько раз директором предпринимались попытки выжить Зинаиду Никитичну из ее царства, но всякий раз как-то так получалось, что компьютеры давали сбой, вся электронная статистика исчезала, и восстановить ее можно было исключительно из бумаг. А что и где у нее лежит, знала одна лишь Зинаида Никитична, которая ни с кем этой информацией не стала бы делиться. И очередное начинание директора гасло как-то само собой.

И вот эта маленькая старушенция, выйдя сейчас от Инны Карловны, выглядела такой бледной и напуганной, что Ксюша поспешила к ней.

Зинаида Никитична протянула ей сухую лапку и неожиданно цепко ухватила Ксюшу за руку:

— Деточка, пойдем ко мне. Нам с тобой надо хорошенечко потолковать.

Недоумевая, о чем могла бы поговорить с ней Зинаида Никитична, которую редко видели вне стен ее родной бухгалтерии, Ксюша все же пошла вместе со старушкой. И уж вовсе она удивилась, когда Зинаида Никитична отвела ее в заднее помещение, куда не допускала, на памяти Ксюши, еще никого. Это были личные владения бухгалтерши, обжитые ею за долгие годы службы не хуже, чем родной дом. Да так оно и было, потому что тут Зинаида Никитична проводила большую часть своей жизни. У себя дома, куда она приходила поздно, а уходила рано, старушка разве что спала. Настоящая жизнь Зинаиды Никитичны проходила здесь. И девушка с любопытством озиралась по сторонам.

На окнах висели простенькие занавесочки, стены украшали скромные акварели, мебель была музейной с инвентарными бирками. На столе стоял старомодный электрический чайник с пестрым тряпичным шнуром, белым штепселем, и внутри у него была спираль, покрытая многолетним слоем ржавчины от богатой железом местной воды. Чай был заварен в керамическом чайничке с розочкой на боку.

— Дорогая моя девочка, — начала Зинаида Никитична, разливая чай по белым бокалам с наполовину стершейся золотой каймой и используя для этих целей заварку в очень разумных пределах. — Я всегда хорошо к тебе относилась и должна тебя предупредить: очень скоро в нашем музее произойдут значительные события.

— Да, я это понимаю. Чувствую.

— Тебе могут поступить некоторого рода предложения… ммм… тебе могут предложить примкнуть к молодым людям, задумавшим…

— Бунт!

— Реконструкцию, — деликатно поправила ее Зинаида Никитична. — Новые правила. Новшества.

Эту фразу она произнесла, презрительно скривившись. И Ксюше сразу стало ясно, какого мнения их бухгалтерша о том, что назревает в музее. Но зачем она ее позвала?

— Дело в том, что я помню еще твою бабушку, она бы хотела, чтобы я присмотрела за тобой. Это мой долг. Да-да, долг.

— Вы знаете мою бабушку?

— Мы с ней когда-то учились вместе.

Было в этой фразе что-то значительное. Но что именно, Ксюша не понимала. Какие эти старички все таинственные. А ведь бабушка Ксюши и впрямь в молодости училась в университете на экономическом. Тогда этот факультет вовсе не считался престижным. Поступить на него было легко. Студентов он не привлекал. Ну скажите, что за интерес сидеть в пыльной бухгалтерии, считая ведомости? То ли дело языковое отделение, дающее хотя бы шанс на то, что будущая работа окажется связанной с поездками за границу, куда мечтал попасть каждый среднестатистической советский гражданин, чтобы хоть одним глазком увидеть, как оно у них там. А уж если за границу удавалось попасть так, чтобы родное правительство тебе за это еще и приплачивало, то это вообще была мечта жизни. О таком приключении потом можно было рассказывать многие годы подряд, и слушатели бы не переводились.

Но мечтали многие, а сбывались мечты у единиц. Так что бабушка Ксюши, будучи разумной и рассудительной особой, предпочла верный кусок хлеба бухгалтера.

— А бабушка никогда мне про вас не рассказывала.

— Мы с ней не были подругами, — с достоинством объяснила Зинаида Никитична. — Тем не менее мы сохранили хорошие отношения даже спустя многие годы после окончания учебы. Так иногда бывает, близкие друзья ссорятся и расстаются, а всего лишь хорошие знакомые продолжают мирно общаться и спустя многие годы после окончания учебы. Поэтому ты для меня человек не чужой, я должна тебя предупредить: смотри, не ошибись, чью сторону тебе принять.

— Я уже все для себя решила!

— И к кому же ты примкнешь?

— Конечно, я останусь с Инной Карловной!

Глаза старушки блеснули за толстыми стеклами ее очков в старомодной пластмассовой оправе.

— Молодец! — растроганно произнесла старушка. — Молодец! Я в тебе даже не сомневалась.

И она тут же выпроводила Ксюшу, даже не дав той допить чай. Впрочем, о последнем девушка как раз ничуть не пожалела. Сахар Зинаида Никитична ей не предложила, то ли по забывчивости, то ли по какой-то другой причине. К чаю у нее были кексы сомнительной свежести, создавалось впечатление, что Зинаида Никитична предлагает их всем своим гостям последние лет десять. А сама заварка у старушки в чайничке была старой и совсем спитой, такой заваркой хорошо поливать бегонию и герань, но никак не поить ею дорогих гостей.

— Надо же… Бабушка и Зинаида Никитична подружки. И чего только не бывает в жизни!

Несколько удивляло Ксюшу то обстоятельство, что бабушка никогда не упоминала о такой своей приятельнице. И когда Ксюша рассказывала о своих планах на будущее, бабушка ни словом не обмолвилась о том, что в одном из музеев города работает ее старая знакомая. А оказывается, бабушка с Зинаидой Никитичной дружили. И конечно, главбух могла бы похлопотать за Ксюшу. Но этого не было. И невольно в душу Ксюши закралось сомнение. Так ли уж дружили эти двое?

Но спросить у бабушки было уже нельзя. Бабушка умерла этой зимой, ровнехонько двадцать пятого декабря, на католическое Рождество, а по православному календарю — в день памяти преподобного Спиридона Тримифунтского. Но Зинаиды Никитичны не было на похоронах. И с соболезнованиями она им не звонила. Правда, тогда Ксюша еще не была знакома со всеми сотрудниками музея. Может, Зинаида Никитична и звонила им домой, да Ксюша была слишком утомлена поминальными хлопотами и не слышала этого разговора.

А потом у них с мамой была долгая беготня, связанная с новыми заботами, со вступлением в наследство. Оно у бабушки оказалось неожиданно большим. Двухкомнатная квартира в кирпичном доме, хорошая, крепкая еще дача на Лемболовском озере, где вся семья с удовольствием проводила лето, и счета в пяти разных банках, в общем итоге сумма на них подбиралась к пяти миллионам.

— Откуда у бабушки столько денег? — поразилась Ксюша.

— Плоды удачных вложений дедушки и экономности бабушки.

Поняв, что благодаря наследству голодать ей не придется, Ксюша сразу успокоилась. Даже если не удастся найти в ближайшее время работу, даже на одни проценты с этих вкладов она сможет безбедно прожить. А если уж начать тратить, тут и вообще жизнь может превратиться в праздник. Правда, вряд ли надолго. Деньги ведь тоже имеют свойство заканчиваться. Но в январе Ксюше неожиданно повезло. На очередном собеседовании ей в приеме на работу отказали, но зато дали телефонный номер музея, где ее кандидатурой могут заинтересоваться. Ксюша позвонила, приехала в музей и была принята на работу! Впору было подумать, что это бабушка, обожавшая Ксюшу, похлопотала там, наверху, у ангелов за свою внучку и пристроила не куда-нибудь, а как выясняется, под крылышко к своей старой приятельнице.

В это время Ксюша как раз дошла до своего рабочего кабинета, который она за неимением свободного пространства делила с еще двумя сотрудниками. Сейчас тут был лишь один Георгий — эксперт по технико-технологической экспертизе предметов. Вторая сотрудница — Кристина вышла по своим делам. Обоим им было уже за сорок, но они считались в музее совсем зелеными. И новенькую Ксюшу определили к ним, сочтя, что «молодежи» полезно быть вместе.

— Да, мы молоды телом и духом.

Особенно на этом настаивала Кристина, которой очень хотелось максимально продлить срок своей молодости. Георгий больше помалкивал. С ним у Ксюши складывались хорошие отношения, и она с огорчением наблюдала, как в последние дни Георгий — немолодой уже мужчина, с бородой и брюшком — увивается возле хлыща Вени.

Ксюша прошла к своему рабочему месту и достала документы, с которыми ей предстояло поработать. Внезапно она почувствовала, что рядом с ней кто-то стоит. И, подняв глаза, увидела нависшего над ней Георгия. В руках у него был портсигар, который он нервно крутил в своих тонких пальцах. Портсигар, насколько могла видеть Ксюша, был дорогим, с блестящей гладкой поверхностью, украшенной тонкой чеканной насечкой.

Георгий вообще был любителем всего изысканного и дорогого. Каждое его появление в музее было своего рода маленьким шоу. Все сбегались смотреть, в чем сегодня заявился на работу их Георгий и как он сегодня выглядит. Парикмахера он посещал не реже одного раза в неделю. От брадобрея, кажется, вообще не вылезал. И всегда от него пахло французскими духами. И всегда руки у него были безукоризненно ухожены. Да, держал себя Георгий с шиком.

Сейчас на нем были брюки из плотного шелка, какая-то потрясающе элегантная рубашка и жилет. Весь ансамбль довершал шейный платок, на котором красовался логотип известной фирмы. Смотреть на Георгия было приятно, хотя у Ксюши всегда невольно возникал вопрос: на какие такие средства он позволяет себе все эти красивые и дорогие обновки?

— Что тебе? — спросила у него Ксюша, поняв, что Георгий сам не уйдет.

— Не притворяйся, будто бы ты не понимаешь, что происходит у нас в музее.

И этот туда же!

— Ну, допустим, понимаю.

— Веня с Дюшей готовят смену власти.

— Вижу.

— Это не их прихоть, это пожелание сверху. Там хотят сделать наш музей современным, вдохнуть в него новую жизнь. И сделать это могут лишь молодые руководители, не обремененные замшелыми взглядами и этой привычкой цепляться за ушедшее прошлое. Так что это пожелание ОТТУДА. А они ТАМ в таких вещах разбираются.

Ксюше невольно стало смешно, как он выделяет голосом это «оттуда» и «там», и она спросила:

— Оттуда — это откуда?

— Оттуда!

И Георгий так выразительно закатил глаза к потолку, что впору было подумать, что пожелание исходит от самого Господа Бога. Но, конечно, пожелание могло исходить лишь от руководителя учреждения.

— Да, да, всем нашим ветеранам труда придется уйти! Главному бухгалтеру. Главному инженеру. Главному хранителю. Заведующим секторов. Всем руководителям! Может быть, кому-нибудь из специалистов разрешат остаться, если они проявят свою лояльность к новому курсу. Ну, и служащие — кассир и контролер, да смотрители — эти тоже останутся.

— А гардеробщик с дворником?

— Ксения, не придуривайся. Не время шутить. Речь идет о твоем будущем. Ты хочешь остаться в музее?

— Сейчас — да.

Но в обновленном по вкусу Вени музее для нее места уже не будет. Это Ксюша знала твердо.

— Тогда подписывай!

И Георгий извлек откуда-то лист бумаги, густо испещренный подписями. Ксюша наклонилась, чтобы изучить его. Сколько же тут подписей! Почти все сотрудники поставили закорючки. Вот кучерявая подпись Гены — их художника-реставратора, вот быстрая и размашистая подпись специалиста по сохранности музейных предметов. Почти все специалисты подписались под текстом этого документа. Но что значилось в нем? И Ксюша принялась читать.

Она прочла всего несколько строчек и почувствовала, как кровь прихлынула к ее щекам. Как им не стыдно! Как они могли так легко и просто предать своих старших коллег! Какая напраслина! Какая ложь! Потом Ксюша почувствовала, что бледнеет. А затем ее снова кинуло в жар. Очень скоро она отодвинула документ в сторону и воззрилась на Георгия с таким негодованием, что даже он засмущался и закашлялся.

— Ну, что ты так на меня смотришь? Да, это петиция от всех нас — сотрудников музея, в которой мы излагаем свое мнение относительно старого руководства.

— И давно?

— Что?

— Давно у вас сложилось о нашем руководстве такое мнение, как о старых маразматиках и халтурщиках?

— Давно!

— С приходом Вени, надо полагать, это мнение выкристаллизовалось?

— Вениамин тут ни при чем!

— Ты сам предложил поговорить откровенно, а теперь лукавишь мне прямо в лицо.

— Хорошо, — вздохнул Георгий. — Да, с приходом Вени это мое мнение оформилось. Хотя я и раньше полагал, что музею нужны свежие силы. Что музею нужно новое руководство. Но как бы я один это все осуществил? А теперь у нас всех появился шанс изменить и свою жизнь, и жизнь музея к лучшему!

— И ты полагаешь, что я должна ЭТО подписать?

— У тебя просто нету другого выхода! Уход старой гвардии — это дело решенное. Решенное там, наверху! По большому счету, эта бумажка ничего не значит. Все уже решено и без нас.

— Зачем же тогда нужны эти подписи?

Ксюша чувствовала, что ее водят за нос. Нет, хуже, ее пытаются впутать во что-то очень грязное.

— Так ты подпишешь или нет?

Ксюша хотела решительно ответить ему «нет», но тут ей в голову пришла одна мысль, и она пробормотала:

— Подожди, дай мне сосредоточиться и подумать.

— Сколько?

— Полчаса… Час.

— Ну, думай, думай, — недовольно произнес Георгий. — Только не очень долго думай. Потому что, скажу тебе откровенно, Веня совсем не горел желанием брать тебя в нашу команду. Чем-то ты ему не приглянулась. Но я похлопочу за тебя. Может, он еще и передумает.

Ксюше стало горько. Значит, ей предлагают совершить предательство, даже не предложив за него достойной оплаты. Как полному ничтожеству! Мало того что они считают ее способной на предательство, что для всех них вовсе и не страшно, но самое неприятное, что они считают ее еще и полной дурочкой, которой даже и не пообещали ничего толком, а она уже готова встать в их ряды.

«Нипочем не подпишу это!»

Девушка уже подняла голову, чтобы крикнуть в лицо Георгия все, что она думает о нем и всей их шайке-лейке заговорщиков, но снова передумала. Та самая мысль, которая мелькнула у нее раньше, появилась и теперь — в уже более оформившемся виде. А вдруг Инна Карловна захочет взглянуть на эту кляузу, состряпанную кем-то из ее коллег? Должна же она знать, как ей держать удар! А удар, судя по всему, готовился нешуточный.

И Ксюша решила для начала выяснить, насколько это возможно, планы заговорщиков:

— А как будет с Иваном Петровичем — нашим директором?

— Если согласен остаться при новом руководстве, пожалуйста, пусть остается. Он мужик полезный.

Ксюша оторопела:

— В смысле, при новом руководстве?

Иван Петрович и был директором их филиала.

— Он сам и есть наше руководство!

— Ивану Петровичу предстоит либо понижение в должности, либо он может уйти на пенсию.

— Мы в этом году отмечали его юбилей — шестьдесят пять лет!

— Вот именно. Он уже пенсионер и перерабатывает. Пора ему дать дорогу молодым. Сколько можно сидеть на своих местах, занимая их по привычке! Сколько выставочных пространств мы освоили в прошлом да и в этом году? Новых? Ни одного! А сам музей! Тут же детям не на что посмотреть! Ни в одном зале нет мультимедийного пространства!

— Если выделят ресурсы, живенько состряпаем.

— Вот именно! А Веня знает, как добиться средств на все наши идеи! Через год ты не узнаешь наш музей!

И Ксюша почувствовала, как поневоле тоже загорается. Мультимедийный отдел или целый сектор — это была ее давняя заветная мечта. Подумать только, как выигрышно бы смотрелся на большом экране переход армии через Альпы! А как можно было бы обыграть трусливое поведение союзнической австрийской армии, равносильное предательству, оставившей наших голодных и измученных боями солдат без фуража, боеприпасов и даже провианта. Или вот русские войска попадают в окружение в Мутенской долине. Вот стоит фельдмаршал, голова его обнажена, волосы растрепаны, он уже стар и сед. За ним стоят офицеры, за ними воины. Все они выглядят растерянными. Но даже в таком отчаянном положении фельдмаршал не сдается. Пусть и с большим трудом, но он прорывает оцепление французов и уходит, спасая свои полки.

— А с приходом новой власти ресурсы выделят на любые наши затеи!

Ксюша очнулась от своих размышлений. Георгий смотрел на нее, и в его глазах горел огонь.

— Представляешь, у нас будут средства на реализацию всех наших с тобой задумок, всех наших идей!

Да, заманчиво. А для этого всего-то и нужно было, что совершить одно предательство. Даже не предательство, а так… формальность. Коли уж все решено заранее. Вот сейчас взять и поставить одну-единственную малюсенькую подпись, даже не подпись, а так, закорючку, и девушка получала исполнение своей заветной мечты. Той самой мечты, которая в царствование Инны Карловны, скорей всего, так и останется нереализованной.

Ксюша даже не понимала, зачем им понадобилась ее подпись. Раз этот документ ничего не решает, могли бы сами за нее и расписаться. Сложного, честное слово, в этом ничего нету. Но Вене по какой-то причине нужно было согласие самой Ксюши. Для этого он и подослал к ней Георгия.

— Я еще разок прочитаю. Можешь мне не мешать?

— Хорошо. Я выйду, мне как раз нужно решить несколько вопросов. Вернусь минут через пятнадцать.

— К твоему возвращению все уже будет готово, — заверила его Ксюша.

И стоило Георгию выйти, как она тут же сделала снимок злополучного документа целиком. Потом отдельно сняла текст петиции, а затем подписи, постаравшись, чтобы все они попали в кадр. После чего с отвращением бросила гадкую бумагу обратно на стол Георгию, с трудом не поддавшись искушению порвать ее в мелкие клочки. Лишь понимание того, что это глупо, остановило Ксюшу от этого шага. Коли господа заговорщики так загорелись желанием избавиться от старой гвардии, они не остановятся, состряпают еще одну петицию, позабористей прежней. В этой старое руководство обвиняют всего лишь в замшелости и устаревших взглядах, а в следующей могут обвинить и в хищениях. А Инне Карловне только уголовного следствия на старости лет не хватало.

— Покажу ей прямо сейчас!

И, быстро схватив в руки гнусную бумагу, Ксюша метнулась к своей покровительнице. Но кабинет Инны Карловны вновь оказался на замке. Ксюша приникла к дверям. Там кто-то был. И этот кто-то был крайне разгневан. Ксюша буквально распласталась у замочной скважины, стремясь услышать, о чем идет разговор у тех двоих. Ситуация казалась девушке настолько отчаянной, что ей было плевать, даже если ее и застанут за этим делом. В конце концов, если сравнивать это с тем подленьким деянием, на которое отважились ее коллеги, то подслушивание чужих разговоров — это просто пустяк, детская шалость.

— Глеб, я тебе повторяю, выход есть только один!

— Я понимаю. Но я не хочу крови.

— А кто хочет? Может, я хочу? Но нам объявили войну. А на войне все средства хороши. Нельзя колебаться. Вспомни слова фельдмаршала: «Вперед! Коли! Бей! Молодцы!»

— Но, Инна, дорогая, он же всего лишь мальчик.

— Он хитрая лживая тварь!

— Нельзя с ним так жестоко.

— Ого! — воскликнула Инна Карловна.

Ее голос донесся до Ксюши так отчетливо, что той даже показалось, что дверь и стена между ними куда-то исчезли.

— И давно ли ты стал таким жалостливым?

— Грех, Инна, — почти стонал Глеб Михайлович. — Не хочу грех брать на душу!

— Тебе и не придется ничего делать. Я все сделаю сама.

— Ты?!

— Я сама разберусь с этой мразью! И с его двуличным дружком тоже!

Глеб Михайлович больше не возражал. Он вообще ничего не говорил. А вот Инна Карловна заговорила. Но что именно, Ксюша понять не могла, слишком тихо звучал голос женщины. Тем не менее Ксюша услышала достаточно, чтобы даже вспотеть от волнения. Эти старички, оказывается, не такие уж беззащитные. Они еще способны показать зубы своему врагу. Похоже, взять власть в музее в свои руки Вене с Дюшей даже при поддержке всемогущего папы Вени из министерства будет непросто. Инна Карловна им еще покажет, где раки зимуют. Тут, в музее, она — власть.

Девушка покосилась на дверь кабинета и даже погладила ее рукой. А все-таки интересно, что именно эти двое затевают?

Поглощенная этими мыслями, она решила прогуляться по экспозиции. Почему-то вещи, принадлежавшие самому фельдмаршалу, его семье или близким ему людям, всегда умиротворяющим образом действовали на девушку. Как-то сразу все в ней успокаивалось. Еще не все так плохо, казалось Ксюше. Еще все устроится, если живут на свете люди, подобные героям этих залов, — честные, искренние, трудолюбивые, отчаянно храбрые и голову свою готовые положить за Отечество.

Ксюша обошла экспозицию, не найдя в ней ничего нового. Уже заканчивая обход, она невольно обратила внимание на высокого худого мужчину с бородкой клинышком, который внимательно разглядывал выложенные на витрине документы — письма отца Суворова и распоряжения управляющему поместьем. Ничего интересного в этих письмах не было, посетители редко задерживались именно перед этой витриной. Но этот с бородкой торчал перед ней, словно приклеенный. Ксюше даже невозможно было подойти к витрине, так раскорячился этот тип. Он стоял тут с того момента, как Ксюша появилась в зале. И уходить явно не собирался.

Девушка несколько сердито посмотрела на долговязого, но тому и горя было мало. Он ответил ей каким-то восторженным отсутствующим взглядом, словно бы нашел великое сокровище, за которым гонялся чуть ли не всю свою жизнь. Ксюша фыркнула. Она бы еще могла понять, зависни этот тип возле боевых знамен, орудий или возле орденов. Но документы?

И Ксюша двинулась дальше, лишь отметив про себя, что, будь этот бородатый типчик одет чуть менее затрапезно, на него еще можно было бы посмотреть. И вот странно, в руках у бородатого доходяги был дорогой диктофон, который он то подносил к своим губам, то опускал. Но при этом брюки и рубашка у этого молодого человека были такими старомодными, словно бы он позаимствовал их у какого-то пенсионера. Неужели не может купить себе что-нибудь посолиднее, прежде чем являться в приличное место, где его могут увидеть? В таких штанах только на грядках с помидорами ковыряться. И Ксюша фыркнула еще раз.

Потом пошла дальше и задержалась уже возле портрета князя Потемкина-Таврического кисти художника Казановы — брата известного распутника и женского угодника. Постояла, полюбовалась, подумала, что Потемкину не мешало бы сбросить килограммчиков так десять-пятнадцать, а потом вновь двинулась в путь. Странный персонаж продолжал торчать все у той же витрины. Невероятно! Раньше никто не задерживался возле нее дольше чем на пару-тройку минут. А этот приклеился на целую четверть часа. И это столько его наблюдает сама Ксюша. Еще неизвестно, сколько времени этот тип провел у витрины до того!

Конечно, будь Ксюша посвободней, она с удовольствием бы провела такой эксперимент. Засекла бы время и посмотрела, как долго этот тип выдержит. Но ей было некогда. Неожиданно она вспомнила, что у нее вообще-то есть важное дело, которое она еще не сделала. Поэтому Ксюша ограничилась тем, что подошла к охраннику Василию Михайловичу и посоветовала ему внимательней приглядывать за этим тощим типом с бородкой.

— А чем он вас заинтересовал, Ксения Николаевна? Вроде бы приличный человек. Не пьяный. Ведет себя тихо. По мобильному не разговаривает, никому не мешает.

Ксюша замешкалась. В самом деле, чего она прицепилась к этому человеку? Что, ей больше заняться нечем?

Увы, к тому моменту, когда Ксюша вернулась к кабинету Инны Карловны, он был уже пуст. Да еще и Георгий застукал девушку как раз в тот момент, когда она заглядывала внутрь.

— Вот ты где! — воскликнул он. — Не думал я, что ты такая! — И, вырвав у Ксюши из рук петицию, он выкрикнул ей в лицо: — Доносчица!

И ушел. А Ксюша, утерев со лба и щек слюни, вылетевшие у возмущенного Георгия вместе с последним возгласом, сочла за лучшее закончить сегодняшний рабочий день самовольным уходом. Встречаться с Георгием ей как-то сегодня больше не хотелось. К тому же она не сомневалась, что он сейчас уже докладывает о ее поступке Вене, да еще небось краски сгущает, с него станется. Того и гляди, так накрутит Веню, что тот явится на разборку. А девушка еще не собралась с духом, чтобы разговаривать с этим предателем.

Но перед уходом она все же не удержалась и заглянула в зал. И что вы думаете? Тот самый тип с бородкой все еще торчал у той же самой витрины. Рядом с ним замер Василий Михайлович, который все же внял предостережениям Ксении и занял позицию поближе к подозрительному посетителю.