Нелюбимая

Дарья Белова (2024)

— Ах! Тим! — до боли знакомый голос. — Юлька, ты с ума меня сведешь, чертовка. Перед глазами спина Тимура. Он даже не снял футболку! Под ним Юля, моя лучшая подруга. Ее длинные, стройные ноги обвивают поясницу Тима. От предательства сердце сжимается и взрывается. — Это жестоко, Тим. Я же люблю тебя! Ты обещал мне быть рядом. Оберегать… Любить… Он стреляет в меня взглядом, в котором читается недовольство, даже какая-то злость. — Мы были детьми, Варя! И говорили глупости. Его крик бьет по ушам. Раскалывает воздух вдребезги как стеклянную вазу. — Я не люблю тебя. И никогда не полюблю, — режет без ножа, — забудь про свои чувства. Они мне не нужны. *** Я полюбила Тимура, когда мне было шестнадцать. Целых два года хранила в себе мечты, что однажды мы будем вместе. Но он растоптал меня, и уехал покорять мир. Ведь Тимур известный гонщик, а я лишь подруга детства, которую он никогда не сможет полюбить…

Глава 5. Варя

Февраль.

— Загадывай желание и задувай, — мама с тортом стоит напротив меня и с выжиданием смотрит.

В моих планах было отметить свой день рождения совсем по-другому. Например, уехать с Максом из Москвы на все выходные. Или позвать своих парней с гонок в какое-нибудь классное тусовое местечко. Но… Мама бывает очень настойчивой. А я слишком ее люблю.

Правда, такое ощущение, что мне исполняется не двадцать, а десять. Шарики вокруг, растянутая гирлянда и торт с нежно-розовым кремом. Нет, не десять, пять!

Смотрю на высокий торт, на горящие цифры «2» и «0» и прикрываю глаза. Раньше и правда верила в подобную чепуху.

Последние три года я загадывала одно и то же. Желание не исполнялось. Может, тогда это не работает?

Набираю воздуха полную грудь и задуваю. Просто так, не загадывая ничего.

— Что загадала? — Папа включает свет, мама вынимает свечи и начинает резать торт. Брат, которого заставили спуститься, с ленью во взгляде подавляет зевок.

— Окончить институт с отличием, — уверенно вру.

— Хорошее желание.

Опускаю взгляд.

Единственный человек, который знает обо мне больше родителей, — это Макс. Мой парень. Тот блондин, который провожал меня после отъезда Сафина полтора года назад. Официально в тот день моя жизнь была поделена на «до» и «после».

Он осторожно кладет руку мне на бедро и чуть сжимает. Зыркаю, намекая, чтобы помнил о границах. В конце концов, мы в отцовском доме!

Да и папа не сводит с Максима глаз. Отчего-то они не нашли общий язык. Папа — гонщик, у него свои автосалоны, и он просто обожает машины. Макс… Человек творческий, фотограф. Как он затесался в свое время в компанию Сафина — загадка.

— Дядя Глеб! — до боли знакомый голос наполняет пространство гостиной под самый потолок. — Я приехал. У Вас дверь входная открыта!

Сердце выбивается из тела вмиг. Я загораюсь, как свечка на моем торте, которую никто не может задуть.

Сафин заходит в гостиную и осторожно осматривается.

Наши взгляды встречаются тысячи раз в секунду, будто других объектов здесь нет.

Его образ часто приходит ко мне во сне. Когда слышу фамилию — привычно дергаюсь. Слежу за его успехами в сети, расстраиваюсь, когда у него что-то не получается, радуюсь победам. Но все это только мое. Тайное. Недоступное ни для кого.

— Тим! Хорошо, что удалось заехать. Торт? — спрашивает папа. Воодушевился, обрадовался. С Тимуром у них всегда была связь.

Сафин не спешит с ответом. Спешит куда-то, по-видимому.

Спина сплошь в мелких каплях пота, потому что я догадываюсь, к кому именно он спешит. Сеть забита их совместными фотографиями, а фан-странички пестрят коллажами и отфотошопленными фотками, где Тимур с Юлей стоят перед алтарем.

Когда я увидела первую такую фотографию, меня стошнило. Все внутри рвалось от боли, раздиралось острыми когтями на нити.

— Боюсь, не получится, — отвечает. — Еще дела.

— Да прекрати. Один кусок. Ради Варьки. У нее день рождения, вообще-то. Ты хоть помнишь, пилот? — папа шутит. Меня снова тошнит.

Сафин забыл.

— Ну… Только ради Вари.

— Схожу за тарелкой.

Вскакиваю с места. Ноги, правда, ослабли, как по пружинам хожу.

Не каждый день к тебе на праздник заглядывает тот, от которого рассудок мутился.

Забегаю на кухню и включаю воду. Опускаю ладони под струю и обмакиваю ими шею, грудную клетку, щеки.

А потом… Я слышу его шаги. Гулкие, медленные, уверенные. У меня есть пара секунд, чтобы привести себя в порядок. Он — прошлое. Первая любовь, которая оставила ожог, но и он проходит. А шрамы… Они внутри, их никто не видит. Это снова только мой секрет.

Считаю про себя, как будто смотрю трансляцию Гран-при. Болиды на своих местах, ждут старта. Сердце уже получает дозу адреналина. Вены натягиваются, трясутся. Концентрация нечеловеческая.

— С днем рождения, — скупо говорит. Пожеланий нет, взгляд опущен.

Мы не виделись больше года, и все обиды должны были кануть в Лету. Но нет. Мне также больно вспоминать слова, сказанные им в порыве злости.

— Спасибо.

Тим выглядит уставшим. Или задумчивым.

Еще утром он был в другой стране, парился в своем болиде, пока наматывал пятьдесят семь кругов, а сейчас стоит передо мной. Живой, красивый, все с теми же ямочками на щеках.

И без единого цветочка в мой праздник.

— Ты замечательно выглядишь, — отвешивает стандартный комплимент.

На мне обычное трикотажное платье синего цвета, волосы забраны в хвост, из косметики только тушь.

— Спасибо, — повторяю. Долго на него стараюсь не смотреть.

— И… как дела?

Оба улыбаемся, словно нас заставляют. Меня-то точно. Стоять рядом с ним — испытание.

— Прекрасно.

Скулы Тима заостряются.

— Варь, я хотел извиниться, что тогда… наговорил много всего.

Отмахиваюсь, когда внутри снова громкие взрывы. Вспоминать о том дне больно.

— Да прекрати, — давлюсь усмешкой. Выходит легко. — У тебя не было ко мне чувств, а я… переболела. Все прошло, Тимур.

Сглатываю горечь.

В гостиной сидит мой парень. Классный парень, который мне очень-очень нравится. Именно с ним я поняла, что значит быть любимой.

— Правда? Значит, все в прошлом? Все хорошо?

— Конечно. Я счастлива, Тим.

Сердце стучит надрывно. Как бы не разоблачило оно меня.

— А ты?

«Счастлив?» — хочется добавить. Но слово, как иголка во рту: колет, не найти.

— Думаю, да.

Наши улыбки хочется стереть жестким ластиком, потому что искусственные и некрасивые.

Мы оба врем.