Мой сводный подонок

Дарья Белова (2024)

— Как это «между нами ничего нет»? — задаю вопрос, глотая воздух, и тут же давлюсь им. Вчера мы долго целовались, а потом занимались любовью. Я летала от счастья и чувствовала его на вкус. — Ты думала, у нас что? Любовь? — Фил холодно смеется, а потом ледяным взглядом впивается в мои глаза. Жутко от такого Филиппа. — Ты не больше, чем очередная галочка в списке моих побед, «сестра», — шепчет зловеще над моим ухом. Я пячусь, пока не упираюсь в стену. Слезы так близко, что приходится смотреть в пол. Не хочу, чтобы Фил видел и крошечную слезинку. — А захочешь приблизиться ко мне или деньгам моего отца, кое-что интересное разлетится по интернету. И включает мне видео. Вчерашнее. Где голая я лежу под этим подонком.

Глава 17. Лиза

— Лиззи, не дури и снимай чертово платье!

Уау, Пиппин ругается. Он глубоко и шумно дышит, взглядом лобовое стекло продавливает. В руке сжимает свою одежду, и я не могу отделаться от ощущений, что Филипп переживает за меня на самом деле. Платье и правда мокрое насквозь.

— Ладно, ладно. Ты только… Отвернись, — прошу и густо краснею.

Переодеваться в физкультурную форму в школе, когда постоянно заглядывают мальчишки, это одно. Но делать это при Шахове — совсем другое.

— Мы уже определились, что ты меня не интересуешь, — взгляд по-прежнему прикован к стеклу. В темноте салона вижу, как напряжены его скулы. Да и губы тоже. Если не знать, что Шахов просто меня просит раздеться, можно подумать, что он сильно злится.

— Кажется, мы определились, что ты врешь.

— Хорошо. Я могу выйти.

Филипп открывает дверь. Мне становится в разы холоднее, чем было. Хлопок — я остаюсь в салоне одна.

Так тихо. И страшно.

Из окна наблюдаю, как Шахов отходит от своей машины и остается стоять ко мне спиной. Можно смело переодеться, но я все смотрю.

Фил упирается руками в бока. Его плечи высоко поднимаются. Затем он трясет головой и зарывается пятерней в свои волосы, взлохмачивая те. Действия все простые, но я даже не моргнула ни разу, пока следила.

Когда Филипп разворачивается, наши взгляды врезаются друг в друга. Втягиваю воздух в себя, а он кажется мне разряженным, густым, как кисель.

И почему у меня такая реакция на этого подонка? Пульс взбесился.

Но еще больше не понимаю, когда дрожащими пальцами нащупываю молнию сбоку и тяну «собачку» вниз. Нет, у меня и мысли не возникло соблазнять его или что-то в этом роде.

Делаю все торопливо, словно меня нещадно кто-то подгоняет.

Не кто-то, а сам Шахов. Своим взглядом, своей аурой, которая чувствуется через металл и на расстоянии.

Снимаю платье через голову, зацепив прическу.

Меня колотит от своей смелости и безрассудства. Если бы только бабушка с дедушкой знали, где сегодня была я и чем занимаюсь сейчас.

Остаюсь в нижнем белье и чулках. Снова они, когда зареклась их носить.

Шахов продолжает смотреть. Он застыл на месте, как статуя. Красивая, но неживая.

Сгребаю с сиденья черную спортивную кофту на молнии и надеваю на себя. «Вжик», но все еще дрожу.

И кофта эта слишком короткая. Резинки чулок торчат, и я оттягиваю ткань до самых колен. Надеюсь, после стирки она встанет на место, а то так и испортить дорогую вещь можно.

— Готова? — Шахов появляется внезапно. Он ведет себя легко, словно не наблюдал за моим полустриптизом через окно. И голос ровный, почти безразличный. А я…

— Вполне. Кофта теплая.

Фил выворачивает руль и выезжает из переулка.

— Теперь мы домой?..

Жду ответа, зависнув на сильной ладони, сжимающей оплетку.

— Ты хочешь?

Качаю головой. Вечер странный, абсолютно ненормальный, но домой уже не хочу.

— А ты? — спрашиваю, направляя свой ответ все тому же лобовому стеклу.

— Ты обещала показать свое веселье. С моим мы определились как «непотребное». Так?

Бой, полуголый Шахов, визг и восторг толпы — преимущественно кричал женский пол — вкус шампанского. Это стопроцентное «непотребное» веселье.

И где та скромная девочка Лиза?

— Мое веселье точно не понравится тебе, Пиппин, — поджимаю губы. На них совсем не осталось помады. И я, черт возьми, об этом думаю и даже сожалею.

— Шоппинг?

Намечается волна нормального общения. Расслабляет. Откидываюсь на спинку. И плевать на резинку чулок, на которую то и дело поглядывает Фил. Я его не привлекаю!

— Нет.

— Кормить бездомных?

Прыскаю от смеха, но надо бы упрекнуть. Тема далека от веселья. Но тон, взгляд, который полетел в меня, полуулыбка…

— Нет.

— Развлекать детей? Анимация?

Старается!

— Снова мимо, Пиппин.

Хочется, чтобы угадал. Вдруг мы не так далеки друг от друга, как кажется. Иногда Шахов может быть нормальным. Редко, но Филипп не безнадежный.

— Сдаюсь. В любом случае, твое веселье будет странным, как и ты сама.

Нет, мы далеки друг от друга.

Продолжаю улыбаться, и вроде как слова его необидные. Фил же не виноват, что в его понимании я странная. Но теперь домой хочется. Туда, где бабушка пироги по воскресеньям печет.

— Мы с девчонками всегда танцевали, когда грустно и нужно развеселиться.

— Танцы?

— Угу. Но движения должны быть смешными.

И зачем я ему все это рассказывала? Шахов же рассмеется мне в лицо. Лучше сидеть перед ним без одежды, не буду тогда казаться уязвимой, как сейчас.

— Например?

Самое время включить кондиционер на градусов десять. От его вопроса в солнечном сплетении жар.

— Никому не расскажешь, не покажешь?

— Всем расскажу и покажу, — серьезно отвечает. Когда Шахов врет, он смотрит прямо, но сквозь. Как сейчас.

Выдохнув, вытворяю какую-то дичь. Двигаю руками, шеей, как гусь, зажимаю пальцами нос и «тону»… Все это без музыки.

Боже, это позор.

Фил при этом издает один короткий смешок.

— Поздравляю, Лиззи.

— С чем? — останавливаюсь. Подвоха жду.

— Вы в танцах.

Шахов улыбается. Не той дьявольской улыбкой, от которой подкашиваются ноги, пренебрежительная ухмылка, а… Простой, мальчишечьей.

Красивым становится.

— Повторишь потом? Под музыку?

Фил едет медленно. Мне хочется думать, что специально. Ведь дороги пустые, и до дома Шаховых можно доехать за двадцать минут. Или меньше.

Мы в машине уже минут сорок.

Просто едем вперед.

— Никогда, Пиппин.

— Знаешь пословицу?

Глаза закатываю. Вновь флиртую? Мои чулки все еще видны Шахову. Это уже не флирт, это — соблазнение. Спешу умерить ответную улыбку.

— Никогда не говори никогда? — умничаю. Так-то я умная.

— «Никогда» наступает быстрее, чем думаешь, Лиззи, — и подмигивает.

Он, черт, подмигивает! Бросает взгляд то на дорогу, то на меня. И… Нам хорошо сейчас.

Заканчивается все в тот момент, когда я вижу шлагбаум. Затем знакомые дома, заборы. Нельзя признаваться, что я бы растянула сейчас время, как резинку. Я и так перед Филом слишком открытая, а он все еще… Подонок.

— Спасибо за компанию, Пиппин, — сердце бушует. Прощаться надо, хоть и живем друг напротив друга.

— Понравилось?

— Компания твоя? Ну, ты был неплох.

Филипп увлажняет свои сухие губы кончиком языка, я внимательно слежу. Повторяю, мои губы тоже сухие. Без помады ведь!

Машину Шахов остановил до ворот, ведущих к дому, и далеко от фонаря. Нас не видно. Мы — тайна для всех.

— Награда полагается? — серьезным голосом спрашивает.

Отчего-то на губы его смотрю. День за днем я становлюсь легкомысленней. В чем-то шальной. Это новая Лиззи доставляет мне неприятности, но она мне нравится.

— Возможно. Одна, совсем маленькая.

— И какая?

–… Поцелуешь? — от сорвавшегося с языка вопроса хочется прикрыть лицо руками. Оно горит.

— Твоя очередь, Лиззи. Покажи, чему научилась.