Во имя Абартона

Дарья Алексеевна Иорданская

Леди Мэб Дерован и Реджинальда Эншо многое разделяет. Она аристократка, наследница старинного рода; он – простолюдин, всего добившийся благодаря своему уму и таланту. Они постоянно ведут войны и что-то делят: часы, учебные планы, с недавнего времени – жилье. А теперь еще и постель. Проклятье, которое обрушилось на них, приходится держать в тайне, чтобы скандал не разрушил репутацию Университета, и самостоятельно искать решение. Но, кажется, запрещенное зелье – не самая большая беда в Абартоне. Книга содержит нецензурную брань.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ, в которой говорится о предрассудках, а Мэб предпочитает паб пикнику

До рощи Реджинальд так и не дошел, остановившись перед первыми же зарослями жимолости. Куст, весь усыпанный бледно-желтыми цветами, сотрясался в рыданиях, что было несколько необычно. Реджинальд перегнулся через заборчик и посмотрел на скорчившуюся среди сухих, отмирающих веток девушку. Низко склоненная к коленям голова и растрепанные волосы не позволяли разглядеть ее лицо.

— Барышня, — мягко позвал Реджинальд. — Мисс… Студентка!

Последний резкий окрик возымел свое действие. Девушка вскинула голову и попыталась вытянуться в струнку, не поднимаясь при этом с земли. Конечно же, она утратила равновесие, и Реджинальд едва успел перепрыгнуть через ограду и поймать ее за локти, не давая свалиться в кустарник.

— Мисс Шоу.

— П-п-п-профессор, — девушка посмотрела на него огромными голубыми глазами, влажными от слез, губы ее задрожали, и спустя полминуты девушка вновь разрыдалась.

— Что случилось? — Реджинальд присел на корточки и мягко взял девушку за плечи. — Это из-за пожара.

Шоу замотала головой.

— Из-за экзаменов? — иронично поинтересовался Реджинальд. В недели, предшествующие экзаменам, ему плачущими попадались не только хрупкие третьекурсницы, но и здоровенные пятикурсники с факультета военного дела. Последние, предвкушая зачет по боевой магии, плакали особенно горько.

— Н-нет… то есть, д-да, — выдавила девушка, пряча лицо.

— Нет, но да… В каком это смысле? — Реджинальд вздохнул. — Вот что, мисс Шоу. Поднимайтесь-ка, вытрите слезы, а лучше — умойтесь, а потом отправляйтесь в город, в кафе. Слышали, у нас теперь, кроме паба, есть еще и кафе? Кондитерская, как я слышал. Выпейте кофе со сливками, съешьте пирожное, и мир сразу же начнет казаться вам приятным местом, поверьте. Еще никто не умирал от экзаменов. Говорю вам как человек, который это все пережил.

— Нет, — трагическим тоном сказала Шоу. — Все кончено.

— Все?

Девушка вздохнула шумно, несчастно, и губы ее вновь задрожали от с трудом сдерживаемых слез.

— Лили, что стряслось? — строго спросил Реджинальд, меняя тон.

Девушка удивленно вскинула голову. Удивила и привела в чувство ее, скорее всего, не строгость тона, а то, что профессор Эншо помнит ее имя. Реджинальд долго смотрел в глаза Шоу, терпеливо дожидаясь, пока она успокоится, вкладывая самые малые крохи магии для этого. Наконец девушка достала из кармана платок и вытерла щеки.

— Все кончено, профессор. Я не смогу сдать экзамены. Я больше не волшебница.

— О, — Реджинальд оживился. — У вас синдром Бэнсли-Рогена? Так что вы тут делаете? Идите, порадуйте доктора Льюиса и доктора Сэлвина, внесите в их жизнь разнообразие.

— Почему… что… — Лили Шоу растерялась. — Что за синдром Бэ… нсли?

— Единственная задокументированная болезнь, из-за которой волшебник может потерять свои способности, мисс Шоу, это синдром Бэнсли-Рогена, о чем вам, несомненно, рассказывали в прошлом году. Болели им всего два человека — собственно Бэнсли и Роген, подхватившие в джунглях Тапаккануки странную лихорадку. Как выяснилось при последующих исследованиях, это произошло из-за того, что, обедая по приглашению вождя одного племени, они попробовали мозг зараженной обезьяны. Вы когда последний раз ели обезьяний мозг, мисс Шоу?

— Нет… вы не поняли, профессор, я… — Лили покраснела, став просто пунцовой. Понизив голос до шепота, она наконец выдавила: — Я больше не… ну, вы понимаете…

— Мисс Шоу, у меня тяжелые дни. Давайте обойдемся без загадок.

Пунцовая Лили Шоу сделалась ярко-алой, потом багровой, потом пурпурной — под цвет королевской мантии. Наконец, набрав в грудь побольше воздуха, она выпалила, не делая пауз между словами:

— Ябольшененевинна!

— О, — Реджинальд потер переносицу, снова сожалея об очках. Сейчас бы ему не помешала хорошая пауза, которую дает протирание стекол. — И кто же… второй виновник… торжества?

Казалось, краснеть дальше некуда, но Лили это удалось. Она опустила взгляд на свои стоптанные ботинки, усыпанные лепестками жимолости, сжала челюсть и, казалось, готова была молчать даже под пытками.

— Ладно, пойдем другим путем, — вздохнул Реджинальд. — Сколько ему лет?

— Девятнадцать, — пискнула Лили.

Уже хорошо, кивнул Реджинальд. Значит, это, скорее всего, студент, а не какой-нибудь вконец охреневший преподаватель, охранник, служитель или другой взрослый житель Абартона. Хотя, нет, это как раз еще хуже.

— Вам, Лили, насколько я помню, нет еще восемнадцати. Рыцарь знал об этом?

Бурчание девушки Реджинальд расценил как «вероятно».

— Идемте, — взяв Шоу за локоть, он помог ей перебраться через ограду.

Они прошагали по аллее шагов двадцать, когда девушка заартачилась и встала, как вкопанная.

— Куда вы меня ведете?!

— Ну, поскольку услуги доктора Льюиса тут не помогут, я вас веду к мозгоправу. Идемте, Лили, никто вас не съест.

Они прошли мимо профессорской, на которую девушка взирала с ужасом, мимо главного корпуса, свернув на Восточную аллею. Дверь музея оказалась заперта. Вздохнул, Реджинальд пару раз ударил кулаком и позвал:

— Леди Дерован, нам очень нужна ваша профессиональная помощь!

* * *

Увидев Эншо, крепко удерживающего за локоть юную, заплаканную студентку, Мэб удивилась. Предположения появились, одно хуже другого, особенно когда девушка начала вырываться. Эншо просто затолкнул ее в холл, шагнул следом и запер дверь. На язык так и просилось что-то язвительное, оскорбительное, даже грязное, но девчушка шмыгала носом, размазывала кулачком по лицу дешевую тушь, все платье у нее было в мелких листьях и лепестках жимолости, а на щеке красовалась царапина. Это смягчило сердце Мэб. Махнув рукой, она повела гостей за собой сквозь пустой холл, в котором гулко раздавались их шаги, через хранилище в свой кабинет.

— Чашки в шкафу. И передайте мне банку с ромашковым чаем.

Рука Эншо замерла над внушительной коллекцией чаев, которую Мэб держала на работе. Брови его поползли вверх, точно в чаях было что-то необычное.

— Черная, на ней нарисована ромашка.

— А что в банке с пасленом? — самым любезным тоном поинтересовался Эншо.

Мэб фыркнула, вскрыла банку и щедро засыпала в чайник заварку, тщательно отобранные чайные листья и лепестки ромашки, немного душистых трав. Такой чай хорошо пить с медом, но этого в кабинет Мэб не приносила, боясь запачкать экспонаты и бумаги.

— Вот, — наполнив кружку, она буквально втиснула ее в судорогой сведенные руки девушки. — А теперь, объясните, пожалуйста, что случилось?

Студентка носом уткнулась в кружку, и разговорить ее, кажется, не представлялось возможным. Эншо, присев на край стола, разглядывал выставленные вдоль стен, заваленные книгами, бумагами и пакетами с неописанными артефактами шкафы.

— Профессор Эншо, раз уж вы пришли отвлекать меня от работы…

Девушка шмыгнула носом, но не произнесла ни слова.

— Видите ли, профессор Дерован… — Эншо прикусил губу. — Мисс Лили Шоу полагает, что она утратила магию.

— С чего бы это? — Мэб перевела взгляд на девушку. Та опустила голову еще ниже, вся дрожа. Постепенно до Мэб начало доходить, о чем идет речь. — О, Боже… Так, за мной.

Мэб схватила Эншо за локоть и потянула за собой в узкий коридор, оканчивающийся небольшой ротондой, пока пустующей. Здесь она планировала однажды выставить какой-нибудь большой, красивый и опасный артефакт, огородить его цепью и показывать издалека. Ее предшественник — профессор Мехью, вредный старичок, чьи руки пропахли махоркой, — использовал это местокак курилку, и комнатка до сих пор хранила крепкий запах дешевого табака.

— Эта девочка…

Эншо кивнул.

— Да. Я нашел ее рыдающей, полностью убежденной, что, утратив невинность, она утратила также и способность колдовать, и ее непременно отчислят.

— Боже, неужели кто-то еще в это верит? Ну, кроме моей мамы! — Мэб тряхнула головой. — Ладно, я-то тут при чем? Отправьте девушку к врачу или к ректору, или…

Эншо сокрушенно и как-то неодобрительно покачал головой.

— Лили — сирота, она здесь учится благодаря королевской стипендии. Ее величество лично курирует программу, если вы не забыли.

Мэб негромко фыркнула. Такое забудешь. О своей программе помощи талантливым сиротам и беднякам королева Шарлотта разговаривала с каждым, у кого были уши. Мама ежегодно жертвовала «на богоугодное дело нашей драгоценной правительницы», улыбалась на каждом приеме, отпускала цветистые комплименты, а потом, возвратившись в имение, обзывала королеву расточительной дурой.

— Лили еще нет восемнадцати. Ее любовнику уже девятнадцать.

— Черт.

Эншо кивнул.

— Вот тут вы совершенно правы, леди Дерован. Когда все это вскроется, девушку ославят, парень приобретет сомнительную известность — он, полагаю, из тех, кого отчислять и судить не станут. А Университет получит скандал, который нам сейчас совершенно не нужен. Впрочем, меня-то это мало волнует. Меня беспокоит состояние Лили, которая свято убеждена, что ее будущее разрушено.

Мэб поморщилась. Она и сама не знала, что раздражает ее больше: глупость ли девчонки, поступок ее любовника или то, что Эншо зачем-то притащил эту поруганную невинность сюда.

— Поговорите с ней, — в голосе Эншо вдруг появились мягкие просительные нотки. — Убедите, что не произошло ничего непоправимого. Во всяком случае, в вопросе магии.

Мэб вздохнула.

— Почему я? Пусть с ней поговорит Ненси Дарлинг! У нее больше опыта в беседах с нервными плачущими девушками. Я не выдержу и, скорее всего, наору на девочку.

— Именно поэтому. От сюсюканья пользы не будет. Лучше наорите. И объясните ей уже, что магию от такого не теряют.

Мэб раздраженно скрипнула зубами.

— Эншо! Вы меня вынуждаете…

— Леди Дерован, — рука, горячая и сухая, накрыла ее ладонь, и Мэб ощутила трепет. Она помнила прикосновения этой руки, и, против воли, это было приятное воспоминание. Эншо, кажется, тоже это понял, потому что быстро отстранился. — Пожалуйста. Она всего лишь глупый ребенок.

— Ваша взяла, — проворчала Мэб, отворачиваясь. — Я поговорю с ней. А вы убирайтесь, мужчины при таких разговорах не нужны.

— Спасибо, — лица Эншо Мэб не видела, но в голосе его звучала улыбка. — Если у вас получится, узнайте у нее имя любовника. А я попытаюсь разузнать что-нибудь у ее подруг. Я зайду попозже.

— Нет. У меня после четырех обед с Верне.

— Что ж, — Эншо прошел мимо нее, всколыхнув застоявшийся воздух, и к запаху махорки примешался аромат лекарственных трав, полыни и ромашки. — Если что-то узнаете, я буду у озера рядом с лодочной станцией. Отличная погода для пикника.

— Вечером дождь пойдет, — злорадно пророчествовала Мэб ему в спину.