Будущее без работы. Технология, автоматизация и стоит ли их бояться

Даниэль Сасскинд, 2020

Технологии не только делают нашу жизнь проще, но и меняют ее до неузнаваемости. Профессии трансформируются быстрее всего – и за последние десятилетия человечество, кажется, устало бояться конкуренции со стороны машин. Однако сейчас, в свете коронавируса, мы стоим на пороге беспрецедентной автоматизации труда – будущее без работы уже наступает. Неужели технологии полностью заменят нас? Каким будет мир, где люди лишатся заработка и, возможно, смысла жизни? Или все эти страхи беспочвенны и машины просто будут помогать нам, чтобы мы смогли уделять больше времени семье и саморазвитию? Книга английского экономиста и бывшего советника при британском правительстве Дэниела Сасскинда – подробное руководство к новой экономической реальности и развенчание заблуждений о «замене человека роботом». С целью продемонстрировать всю серьезность предположений автора, мы привлекли новые технологии к изданию книги: изображение на обложке нарисовано нейросетью Яндекса для генерации произведений современного искусства, а перевод с английского сделан при помощи Яндекс. Переводчика. Часть фрагментов текста мы оставили без редактуры, чтобы каждый мог убедиться в невероятных возможностях самообучаемых алгоритмов и самостоятельно решить, друзья они нам или враги.

Вступление

«Великий навозный кризис» 1890-х годов не должен был стать неожиданностью^[19]. В течение долгого времени в больших городах вроде Лондона и Нью-Йорка именно лошади — сотни тысяч лошадей — возили по улицам кэбы, телеги, повозки, фургоны и множество других транспортных средств. В качестве тягловой силы они не были особенно эффективны: каждые несколько миль нуждались в остановке и отдыхе, что отчасти объясняет такой большой спрос^[20]. Например, стандартной повозке требовались по меньшей мере три животных: два поочередно тянули ее, а третье находилось в резерве на случай, если другие занемогут. Трамвай на конной тяге — самый популярный вид транспорта среди жителей Нью-Йорка — использовал упряжь из восьми лошадей, которые по очереди тащили его по специально проложенным рельсам. А в Лондоне каждому из тысяч двухэтажных автобусов, более скромных размеров, чем сегодняшние красные машины, требовалось около дюжины животных^[21].

Вместе с лошадьми появился навоз — очень много навоза. Здоровая лошадь производит от семи до четырнадцати килограммов навоза в день — примерно столько же весит двухлетний ребенок^[22]. Один медик-энтузиаст, работавший в Рочестере, штат Нью-Йорк, подсчитал, что экскрементами, которые лошади производили только в его городе, можно было покрыть акр^[23] земли слоем в 53 метра, что почти равно высоте Пизанской башни^[24]. Исходя из этих расчетов, люди якобы рисовали себе будущее, полное навоза: один нью-йоркский обозреватель предсказывал, что кучи скоро достигнут высоты окон третьего этажа, а некий репортер из Лондона полагал, что к середине XX века улицы будут погребены под девятью футами^[25] этой субстанции^[26]. Впрочем, проблема состояла не только в этом. Дороги были усеяны тысячами мертвых лошадей, многих из них намеренно оставляли гнить, пока они не разлагались до таких размеров, чтобы от них легче было избавиться. Только в 1880 году из Нью-Йорка вывезли около пятнадцати тысяч лошадиных туш^[27].

Политики, судя по всему, не знали, что делать^[28]. Они не могли просто запретить лошадям появляться на улицах: животные играли слишком важную роль. Когда в 1872-м в Соединенных Штатах распространилась так называемая лошадиная чума и тягловую силу поразила одна из самых страшных вспышек лошадиного гриппа в истории, значительная часть экономики страны замерла^[29]. Некоторые даже обвиняют эпидемию в бостонском Великом пожаре, случившемся в тот же год: по словам сторонников этой версии, семьсот зданий сгорели дотла именно потому, что в городе не хватало лошадей, чтобы доставлять пожарное оборудование на место происшествия^[30]. Но самое интересное в этой истории заключается в том, что политикам, в конце концов, не нужно было беспокоиться. В 1870-е годы был создан первый двигатель внутреннего сгорания, в 1880-е его установили на первый автомобиль, а всего несколько десятилетий спустя Генри Форд выпустил на массовый рынок свою знаменитую модель «T». В 1912 году в Нью-Йорке уже было больше автомобилей, чем лошадей. А через пять лет в городе из эксплуатации вывели последний конный трамвай^[31]. Великий навозный кризис миновал.

«Притча о лошадином дерьме», как назвала ее Элизабет Колберт в журнале New Yorker, рассказывалась на протяжении многих лет^[32]. В большинстве ее версий вытеснение лошадей предстает в оптимистическом свете как рассказ о технологическом триумфе и обнадеживающее напоминание о необходимости сохранять ясность ума, даже когда вы по колено увязаете в грязной и, казалось бы, неразрешимой проблеме. Но Василий Леонтьев, русско-американский экономист, получивший в 1973 году Нобелевскую премию, сделал из этих событий более тревожный вывод. По его мнению, всего за несколько десятилетий новая технология, двигатель внутреннего сгорания, вытеснила на обочину существо, которое на протяжении тысячелетий играло центральную роль в экономической жизни — не только в городах, но и на фермах и полях. В ряде статей, написанных в начале 1980-х годов, Леонтьев высказал одно из самых печально известных утверждений в современной экономической мысли: в конце концов технический прогресс сделает с людьми то же, что и с лошадьми, а именно — лишит работы. Леонтьев полагал, что компьютеры и роботы станут для нас тем же, чем для коней были автомобили и тракторы^[33].

Сегодня мир снова охвачен страхами Леонтьева. В настоящее время в Соединенных Штатах 30 % рабочих считают, что в течение их жизни им на замену придут роботы и компьютеры. В Великобритании такая же доля людей считает, что это может произойти в ближайшие двадцать лет^[34]. И в этой книге я хочу объяснить, почему мы должны серьезно относиться к такого рода страхам — как мы увидим, не всегда к их сути, но точно к их духу. Будет ли в XXI веке достаточно работы для всех? Это один из величайших вопросов нашего времени. На страницах этой книги я докажу, что правильный ответ — нет, и объясню, почему угроза «технологической безработицы» стала реальной. Я опишу различные проблемы, которые она создает сейчас и будет создавать в будущем, и, самое главное, расскажу, как нам стоит на них реагировать.

Великий британский экономист Джон Мейнард Кейнс популяризировал термин «технологическая безработица» почти за пятьдесят лет до Леонтьева, выразив в этом емком словосочетании свою мысль — новые технологии могут вытеснить людей с работы. Опираясь на многие экономические доводы, которые были выдвинуты со времен Кейнса, я попытаюсь глубже разобраться в том, что произошло в прошлом, и яснее понять, что ждет нас впереди. Кроме того, я постараюсь выйти далеко за пределы узкой интеллектуальной территории, где обретается большинство экономистов, работающих в этой области. С будущим труда связаны тревожные вопросы, зачастую далекие от экономики: вопросы о природе интеллекта, о неравенстве и о том, почему оно имеет значение, о политической власти крупных технологических компаний, о том, что значит жить осмысленно, и о том, что мы могли бы жить вместе в совсем ином мире, чем тот, в котором выросли. На мой взгляд, любая история о будущем работы, которая не затрагивает и эти вопросы, будет неполной.

Не большой взрыв, а постепенное увядание

Важной отправной точкой для размышлений о будущем работы является тот факт, что и в прошлом многие люди беспокоились о грядущем — как оказалось, напрасно. Тревога относительно автоматизации возникла не сегодня и даже не в 1930-е годы, когда о ней писал Кейнс. Паника по поводу замены человеческого труда машинным периодически охватывает людей уже на протяжении нескольких столетий — с тех пор как начался современный экономический рост. Однако всякий раз эти страхи не оправдываются. Несмотря на неумолимость технического прогресса, спрос на человеческий труд есть всегда, и его достаточно, чтобы избежать массовой безработицы.

С этого сюжета я и начну первую часть книги, где выясню, почему те, кто беспокоился, что их заменят машины, так часто оказывались неправы и как экономисты со временем изменили свое мнение о влиянии технологии на работу. Затем я перейду к истории искусственного интеллекта (ИИ) — технологии, захватившей наше коллективное воображение в последние несколько лет и в значительной степени повинной в том, что многие снова обеспокоены будущим. Исследования в области ИИ, по сути, стартовали много десятилетий назад и поначалу вызывали энтузиазм и восхищение, но затем перешли в долгую спячку, когда прогресс практически застопорился. В последние годы, однако, произошло возрождение ИИ и революция в области теории и практики застала врасплох многих экономистов, ученых в сфере компьютерных наук и других специалистов, которые пытались предсказать, какие именно задачи никогда не перейдут машинам.

Во второй части книги, отталкиваясь от этой истории, я постараюсь избежать интеллектуальных ошибок, что совершались ранее, и объясню, как технологическая безработица может развиваться в XXI веке. В недавнем исследовании ведущие ученые-информатики утверждали: существует пятидесятипроцентная вероятность того, что в ближайшие 45 лет машины научатся выполнять «любую задачу» лучше, чем люди^[35]. Но мои доводы не основываются на утверждении, что подобные драматические предсказания осуществятся, — мне лично в это трудно поверить. Скорее всего, даже в конце этого века некоторые задачи будет трудно или невыгодно автоматизировать или же их автоматизация будет возможна и выгодна, но мы все равно предпочтем оставить их людям. Несмотря на страхи, отраженные в приведенных выше опросах американских и британских рабочих, мне также трудно представить, что многие из сегодняшних рабочих мест полностью исчезнут в ближайшие годы (не говоря уже о новых рабочих местах, которые появятся в будущем). Большая часть этой работы, на мой взгляд, будет связана с задачами, лежащими за пределами досягаемости даже самых способных машин.

Я расскажу совсем другую историю. В будущем машины не будут делать все, но они будут делать больше. И по мере того как они медленно, но неуклонно будут брать на себя все больше задач, людям придется сосредотачиваться на постоянно сокращающемся наборе действий. Маловероятно, что каждому человеку будет под силу взяться за все еще востребованный труд и этой востребованности вряд ли хватит на всех.

Другими словами, если вы взяли в руки эту книгу, ожидая услышать рассказ о драматическом технологическом Большом взрыве в ближайшие несколько десятилетий, после которого многие люди внезапно проснутся и обнаружат, что остались без работы, вы будете разочарованы. Этот сценарий вряд ли осуществится: некоторые работы почти наверняка останутся на довольно продолжительное время. Но с течением времени эта работа, вероятно, будет оставаться вне досягаемости все большего числа людей. И по мере того, как мы будем продвигаться в XXI веке, спрос на труд людей, вероятно, будет постепенно угасать. В конечном счете того, что осталось, будет недостаточно, чтобы обеспечить всех желающих традиционной хорошо оплачиваемой работой.

Чтобы понять, что это означает, стоит рассмотреть влияние, которое автоматизация уже оказала на сельское хозяйство и на промышленность во многих частях мира. Фермеры и фабричные рабочие все еще нужны: их рабочие места не исчезли полностью. Но в обоих случаях число необходимых рабочих сократилось, иногда резко — даже несмотря на то, что эти отрасли производят больше продукции, чем когда-либо. Короче говоря, в этих отраслях экономики спроса на человеческий труд уже недостаточно, чтобы удержать на работе такое же количество людей, как раньше. Разумеется, как мы увидим, у этого сравнения есть свои пределы. Но все же полезно подчеркнуть, что на самом деле должно волновать нас в будущем: не мир вообще без работы, как некоторые предсказывают, а мир без достаточного количества рабочих мест для всех.

Существует тенденция рассматривать технологическую безработицу как радикальный разрыв с сегодняшней экономической жизнью, отвергать ее как фантастическую идею, воздушный замок, построенный невротичными экономистами с всклокоченными волосами. Исследуя, как на самом деле может возникнуть технологическая безработица, мы увидим, почему такой подход ошибочен. Не случайно в наше время беспокойство по поводу экономического неравенства усиливается параллельно с ростом беспокойства относительно автоматизации. Эти две проблемы — неравенство и технологическая безработица — очень тесно связаны между собой. Сегодня рынок труда — это основной способ распределения экономического благополучия в обществе: для большинства людей рабочее место является основным, если не единственным источником дохода. Огромное неравенство, которое мы наблюдаем на рынке труда, когда одни работники за свои усилия получают гораздо меньше денег, чем другие, показывает, что этот подход уже дает трещину. Технологическая безработица — просто более экстремальная версия этого неравенства, в результате которой некоторые работники не получат вообще ничего.

В заключительной части книги я разберу различные проблемы, возникающие в мире с меньшим количеством работы, и опишу, что с ними делать. Во-первых, это только что упомянутая экономическая проблема: как распределять благосостояние в обществе, если традиционный механизм, предусматривающий оплату за выполняемую работу, стал менее эффективен. Затем я перейду к двум вопросам, которые не имеют вообще никакого отношения к экономике. Один из них — подъем технологических компаний, ведь, скорее всего, в будущем самые крупные из них будут контролировать наши жизни. В XX веке главным источником беспокойства была экономическая мощь корпораций, но в XXI столетии ей на смену придет страх перед их политической мощью. Другая проблема — поиск смысла жизни. Часто говорят, что труд — это не просто средство заработка, но и движение к определенной цели: если это верно, то мир с меньшим количеством рабочих мест может быть также миром, где будет меньше целей. Со всеми этими проблемами нам предстоит столкнуться, и каждая из них потребует своего ответа.

Моя история

Истории и аргументы, приведенные в этой книге, в какой-то степени носят личный характер. Около десяти лет назад я начал серьезно задумываться о технологиях и работе, хотя интересовался ими и раньше, но в неформальном ключе. В 1980-е годы мой отец, Ричард Сасскинд, защитил в Оксфордском университете докторскую диссертацию по искусственному интеллекту и праву. Все эти годы он корпел в вычислительной лаборатории, пытаясь сконструировать машины, способные решать юридические проблемы. (В 1988 году он участвовал в разработке первой в мире коммерчески доступной системы ИИ в области права.) В дальнейшем его карьера строилась вокруг этих исследований, так что я рос в доме, где в разговорах за обеденным столом пережевывались технологические головоломки.

Покинув родительский дом, я отправился изучать экономику в Оксфорд. Именно там я впервые столкнулся с тем, как экономисты рассуждают о технологиях и работе. Это было восхитительно. Меня очаровали строгость их текстов, точность моделей, убедительность утверждений. Мне казалось, что они нашли способ избавиться от дезориентирующей путаницы реальной жизни и докопались до сути проблем.

Со временем первоначальное очарование поблекло, а затем и вовсе улетучилось. По окончании университета я стал работать на британское правительство — сначала в отделе стратегического планирования при кабинете премьер-министра, а затем в отделе политики на Даунинг-стрит, 10^[36]. Оказавшись в окружении коллег, питавших интерес к технологиям, я начал основательнее размышлять о будущем работы и о том, может ли правительство как-то на него повлиять. Но когда в поисках ответов я обратился к экономической науке, которую изучал еще в студенческие годы, то обнаружил, что она гораздо менее проницательна, чем я надеялся. Многие экономисты принципиально подкрепляют высказываемые ими теории только фактами из прошлого. Как выразился один выдающийся экономист, «хотя все мы любим научную фантастику, книги по истории обычно куда более безопасное руководство к будущему»^[37]. Мне такая точка зрения не казалась убедительной. То, что происходило в экономике у меня на глазах, радикально отличалось от того, что происходило в прошлом. Это меня очень смущало.

Итак, я оставил свою должность при британском правительстве и, проведя некоторое время в Америке, вернулся в науку с намерением заняться изучением будущего работы. В своей докторской диссертации по экономике я оспорил традиционные представления экономистов о технологиях и работе и попытался по-новому осмыслить происходившее на рынке труда. Тогда же мы с отцом написали книгу «История вашего будущего»^[38], в которой исследовалось влияние технологий на высококвалифицированных белых воротничков — юристов, врачей, бухгалтеров, учителей и т. д. Когда десять лет назад мы стали проводить исследования для этого проекта, было широко распространено мнение, что автоматизация повлияет только на синих воротничков, а высококвалифицированные кадры перемены особо не затронут. Мы оспорили эту идею, рассказав, как новые технологии позволят решить некоторые насущные общественные проблемы — обеспечение доступа к правосудию, здравоохранение, образование наших детей — без привлечения традиционных специалистов, как это было в прошлом^[39].

На страницах этой книги выводы из моих академических исследований и нашей работы о профессиях будут выражены в более отточенной форме. Если говорить коротко, эта книга отражает мой личный путь длиной в десятилетие, которое я почти полностью провел в размышлениях об одном конкретном вопросе — о будущем работы.

Хорошие проблемы

Хотя мои вступительные слова могут свидетельствовать об обратном, эта книга предлагает оптимистический взгляд на будущее. По одной простой причине: в ближайшие десятилетия технологический прогресс, вероятно, решит экономическую проблему, которая до сих пор доминировала над человечеством. Если мы представим экономику как пирог (как это любят делать экономисты), то традиционная задача состоит в том, чтобы сделать его достаточно большим и всем досталось по куску. Если бы глобальный экономический пирог был разделен на равные куски для всех в мире в начале нашей эры, каждый человек получал бы эквивалент всего нескольких сотен сегодняшних долларов в год. Большинство людей жили за чертой бедности. Тысячи лет спустя мало что изменилось. Некоторые утверждают, что даже в 1800 году доходы среднестатистического жителя планеты были сопоставимы с достатком его предка, жившего в 100 000 году до нашей эры^[40].

Но за последние несколько сотен лет экономический рост резко ускорился благодаря технологическому прогрессу. Во всем мире экономические пироги стали намного больше. Сегодня мировой ВВП на душу населения, т. е. стоимость одинаковых отдельных кусочков, составляет уже около 10 720 долларов в год (пирог в размере 80,7 трлн долларов, разделенный между 7,53 млрд человек)^[41]. Если экономика будет продолжать расти на 2 % в год, наши дети будут в два раза богаче нас. Если мы рассчитываем на более скромный ежегодный прирост в 1 %, то наши внуки будут в два раза богаче, чем мы сегодня. Мы — по крайней мере теоретически — очень близко подошли к решению проблемы, так мучившей наших предшественников. Как лирически выразился экономист Джон Кеннет Гэлбрейт, «сегодня человек избавился от нищеты, которая так долго была его неизбывной судьбой»^[42].

Как ни странно, технологическая безработица станет одним из симптомов этого успеха. В XXI веке прогресс решит одну проблему — как сделать пирог достаточно большим, чтобы кусок достался каждому, — но ей на смену придут три другие: неравенство, распределение власти и отсутствие цели. Возникнут разногласия относительно того, как их решать, как распределять экономические блага, как сдерживать политическую мощь крупных технологических компаний и обеспечивать смысл жизни в мире с меньшим количеством работы. Эти проблемы заставят нас заняться одними из самых сложных вопросов, которые только можно представить: что государство должно делать, а что нет, в чем состоят наши обязательства перед другими людьми и что означает жить осмысленной жизнью. Но эти проблемы в конечном счете гораздо интереснее, чем та, что преследовала наших предков на протяжении веков, — как обеспечить достаток каждому человеку.

Леонтьев однажды сказал, что «если бы лошади могли вступать в Демократическую партию и голосовать, жизнь на фермах была бы совсем иной»^[43]. В этой шутливой фразе заложен серьезный смысл. У лошадей не было никакого контроля над их коллективной судьбой, а у нас есть. Я не сторонник технологического детерминизма и не думаю, что будущее предопределено. Философ Карл Поппер не соглашался с теми, кто считал, что железные рельсы нашей судьбы уже проложены до нас, и говорил: «Будущее зависит от нас самих, а мы не зависим ни от какой исторической необходимости»^[44]. Я с ним согласен, но вместе с тем придерживаюсь технологического реализма и думаю, что наша свобода действий ограничена. В XXI веке мы построим намного более мощные системы и машины, чем те, которыми располагаем сегодня. На мой взгляд, этот факт нельзя игнорировать. Новые технологии и впредь будут брать на себя задачи, которые, как мы думали, могут выполнять только люди. Нам от этого не уйти, поэтому я считаю, что мы должны принять эти неизбежные черты будущего как данность и тем не менее построить мир, в котором каждый сможет процветать. Именно об этом и пойдет речь в этой книге.

Примечания

19

Как мы увидим далее, эта история циркулирует под разными названиями и в разных формах. «Великим навозным кризисом» ее называют, например, Брайан Грум (Groom B. The Wisdom of Horse Manure // Financial Times. 2013. 2 сентября) и Стивен Дэйвис (Davies S. The Great Horse-Manure Crisis of 1894. 2004. Сентябрь). URL: https://admin.fee.org/files/docLib/547_32.pdf (дата обращения: 01.2019).

20

Lay M. Ways of the World: A History of the World’s Roads and of the Vehicles That Used Them. New Brunswick, NJ: Rutgers University Press, 1992. С. 131.

21

Sanborn V. Victorian and Edwardian Horse Cabs by Trevor May, a Book Review // Jane Austen's World. 2009. 17 ноября. URL: https://janeaustensworld.wordpress.com/tag/horse-drawn-cabs/ (дата обращения: 02.2019); Kolbert E. Hosed: Is There a Quick Fix for the Climate? // New Yorker. 2009. 16 ноября; Davies S. The Great Horse-Manure Crisis of 1894.

22

Lee J. When Horses Posed a Public Health Hazard // New York Times. 2008. 9 июня.

23

Акр — 0,405 гектара. — Прим. ред.

24

Steinberg T. Down to Earth: Nature’s Role in American History. New York: Oxford University Press, 2002. С. 162.

25

9 футов = 2,74 метра. — Прим. ред.

26

Kolbert E. Hosed: Is There a Quick Fix for the Climate?; Davies S. The Great Horse-Manure Crisis of 1894. Morris E. From Horse Power to Horsepower //ACCESS Magazine. 2007. № 30. Весна.

27

Lee J. When Horses Posed a Public Health Hazard.

28

Levitt S., Dubner S. Superfreakonomics. New York: HarperCollins, 2009.

29

The Horse Plague // New York Times. 1872. 25 октября; Kheraj S. The Great Epizootic of 1872–73: Networks of Animal Disease in North American Urban Environments // Environmental History. 2018. № 3 (23).

30

Steinberg T. Down to Earth: Nature’s Role in American History. С. 162.

31

The Future of Oil // The Economist. 2016. 26 ноября.

32

И, разумеется, не без приукрашиваний. См., например: Wild R. We Were Buried in Fake News as Long Ago as 1894 // Sunday Times. 2018. 13 января.

33

См., например: Leontief W. Technological Advance, Economic Growth, and the Distribution of Income // Population and Development Review. 1983. № 3 (9). С. 403–410; Is Technological Unemployment Inevitable? // Challenge. 1979. № 4 (22). С. 48–50; National Perspective: The Definition of Problems and Opportunities // The Long-term Impact of Technology on Employment and Unemployment: A National Academy of Engineering Symposium. 1983. 30 июня.

34

Graetz G., Michaels G. Robots at Work // Review of Economics and Statistics. 2018. № 5 (100). С. 753–768; Smith A., Anderson M. Automation in Everyday Life // Pew Research Center. 2017. 4 октября. URL: http://www.pewinternet.org/2017/10/04/automation-in-everyday-life/ (дата обращения: 08.2018).

35

Grace K., Salvatier J., Dafoe A., et al. When Will AI Exceed Human Performance? Evidence from AI Experts // Journal of Artificial Intelligence Research. 2018. № 62. С. 729–754.

36

Официальная резиденция премьер-министра Великобритании. — Прим. ред.

37

Bloom N., Jones C. Van Reenan J., Webb M. Ideas Aren’t Running Out, But They Are Getting More Expensive to Find // Voxeu.org. 2017. 20 сентября.

38

Сасскинд Д., Сасскинд Р. История вашего будущего. Что технологии сделают с вашей работой и жизнью. М.: Эксмо, 2020.

39

Susskind D. Technology and Employment: Tasks, Capabilities and Tastes. DPhil diss. Oxford University, 2016; Susskind D., Susskind R. The Future of the Professions. Oxford: Oxford University Press, 2015.

40

«Материальное благополучие» означает принятие во внимание таких вещей, как еда и одежда, жилье и отопление // Clark G. A Farewell to Alms. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2007. С. 1.

41

«Пирог в размере 80,7 трлн долларов» — это мировой ВВП, составлявший в 2017 год 80,738 трлн долларов в текущих ценах, по данным Всемирного банка: URL: https://data.worldbank.org/indicator/NY.GDP.MKTP.CD. «7,53 миллиарда человек» — это мировое население в 2017 году, также по данным Всемирного банка: URL: https://data.worldbank.org/indicator/SP.POP.TOTL?page=2. Джозеф Стиглиц приводит те же расчеты, когда пишет о Джоне Мейнарде Кейнсе и его предсказаниях. См.: Stiglitz J. Towards a General Theory of Consumerism: Reflections on Keynes’s Economic Possibilities for Our Grandchildren / eds. L. Pecchi, G. Piga. Revisiting Keynes: Economics Possibilities for Our Grandchildren. Cambridge, MA: MIT Press, 2008.

42

Galbraith J. K. The Affluent Society. London: Penguin Books, 1999. С. 4.

43

Curtis C. Machines vs. Workers // New York Times. 1983. 8 февраля.

44

См. введение к книге: Popper K. The Open Society and Its Enemies, vol. 1: The Age of Plato. London: Routledge, 1945.