Версальская история

Даниэла Стил, 2002

Да, все действительно случилось в «Версале» – так называется роскошный особняк нестареющего и неотразимого Купера Уинслоу – голливудской звезды первой величины. В его карьере наступили не лучшие времена, давно нет интересных ролей, а следовательно, и гонораров… Но Купер не может и помыслить о том, чтобы расстаться с расточительным образом жизни. Он привык обольщать, быть в центре событий. И события не заставляют себя ждать, причем самые невероятные…

Глава 4

Лиз снова приехала в «Версаль» в воскресенье, чтобы встретиться с риелтором и договориться о сдаче внаем гостевого крыла и флигеля. Она решила ковать железо, пока горячо, вернее — пока Куп не передумал. Деньги нужны были ему как воздух, и Лиз решила, что, пока она еще может, она должна сделать для Купа все, что только в ее силах.

Встреча была назначена на одиннадцать, но, когда Лиз и риелтор подъехали к особняку, Купа уже не было. Он повез Памелу завтракать в «Беверли-Хиллз-отель». Лиз знала, что завтра Куп собирается отправиться со своей пассией на Родео-драйв — улицу, где располагались фешенебельные магазины и бутики. О том, как может отразиться эта поездка на бюджете Купа, Лиз старалась не думать.

Отговаривать Купа она даже не пыталась. Лиз заранее знала: он скажет, что Памела — роскошная женщина, но ей совершенно нечего надеть. Куп обожал баловать своих подружек, и это ему удавалось. Он покупал им наряды и драгоценности, не считаясь ни с расходами, ни с тем, что при виде счета Эйба Бронстайна может хватить удар. Лиз знала, что Куп непременно повезет двадцатидвухлетнюю модель в магазины Теодора, Валентино, Диора и Ферре, и непременно — к Фреду Сигалу, и истратит на подарки не меньше пятидесяти тысяч, особенно если ему вдруг приглянется какая-нибудь безделушка, выставленная в витринах салона Ван-Клифа или Картье. Что до Памелы, мрачно подумала Лиз, ей и в голову не придет отказаться от подарков. С какой стати, ведь это сбывались мечты простой девчонки из Оклахомы — мечты, ради которых она и оставила отцовскую ферму и перебралась в Лос-Анджелес. — Признаться, — сказал риелтор, молодой человек лет двадцати двух, — я удивлен, что мистер Уинслоу решил пустить жильцов. Во флигель еще куда ни шло, но в жилое крыло… — Они как раз вошли в дом и приступили к осмотру, и Лиз с вполне объяснимой неприязнью подумала, что риелтор пытается выудить у нее какие-то подробности личной жизни звезды, чтобы потом передать их своим друзьям и коллегам и, может быть, будущим жильцам. Увы, избежать подобных вопросов было, скорее всего, нельзя, и Лиз знала, что отвечать на них придется. Она хотела сдать для Купа эти комнаты и не могла позволить себе гордо отмалчиваться, хотя бы это и означало, что она отдаст обожаемого патрона на растерзание досужим сплетникам, которые бывали особенно безжалостны к большим знаменитостям.

— В гостевом крыле есть отдельный вход, так что жильцы вряд ли столкнутся здесь с мистером Уинслоу, — сухо ответила она. — Кроме того, он много путешествует, и бóльшую часть времени его здесь просто не будет. Ну а жильцы — это дополнительная страховка против воров и вандалов. Если станет известно, что на территории поместья постоянно кто-то живет… В общем, вы меня понимаете.

Риелтор озадаченно наклонил голову. Об этом он не подумал. В словах Лиз был здравый смысл, однако молодой человек подозревал, что за подобным решением стоит что-то еще. Ему было известно, что Купер Уинслоу уже давно не снимался в главных ролях — риелтор, во всяком случае, не мог припомнить ни одной его большой роли последних лет, — так что похоже было, что за творческим кризисом наступил кризис финансовый. Вместе с тем Куп оставался звездой самой первой величины, живой легендой Голливуда и по-прежнему производил фурор в любом месте, где бы он ни появился. И риелтор живо сообразил, что это обстоятельство, пожалуй, поможет ему сдать гостевое крыло и флигель довольно быстро и за приличную цену. Жить в одном доме со звездой было более чем престижно, да и само поместье оказалось поистине уникальным. Другого такого не было во всей стране, может быть, даже во всем мире. По мнению риелтора, снять здесь комнаты было равнозначно тому, чтобы поселиться в Тадж-Махале, Лувре, Вестминстерском аббатстве. А если жильцам посчастливится, они могут даже увидеть живую звезду в бассейне или на теннисном корте.

«Об этом обязательно надо написать в рекламе», — подумал риелтор.

Внутри гостевое крыло выглядело более чем пристойно, хотя в первые минуты Лиз и пожалела, что не велела слугам здесь прибраться. Здесь были такие же высокие потолки с росписью, элегантные французские окна с двойными стеклами выходили на каменную террасу, окаймленную аккуратно подстриженными кустами живой изгороди, в тени которых стояли мраморные скамьи, приобретенные Купером в Италии много лет назад. В гостиной стояла антикварная французская мебель ручной работы; рядом помещался небольшой кабинет, также обставленный с изяществом и роскошью. Небольшая лестница вела на второй этаж, где находилась одна большая спальня и гардеробная с таким количеством стенных шкафов, что в них можно было блуждать, как в пещерах. Нормальному человеку столько шкафов было, конечно, ни к чему, но для Купа такая гардеробная была бы даже мала.

Напротив гостиной на первом этаже располагались две меньшие спальни, обитые английским вощеным ситцем с затейливым цветочным орнаментом, и кухня с большим обеденным столом, которая, как сказал риелтор, напомнила ему кухни в провансальском деревенском стиле. Столовой в гостевом крыле не было, но Лиз сказала, что жильцы могут обедать как в гостиной, так и на кухне, где было очень уютно благодаря изразцовой печке-голландке и камину.

— И сколько мистер Уинслоу хочет за все это? — спросил риелтор, стараясь скрыть волнение. Он еще никогда не видел столь роскошных апартаментов. Не исключено, что их снимет какая-нибудь знаменитость — например, приехавшая в Лос-Анджелес на съемки кинозвезда или гастролирующий певец. Тот факт, что комнаты были полностью обставлены, было еще одним важным преимуществом. Легкая уборка, свежие цветы в вазах, и гостевое крыло станет совершенно неотразимым.

— А сколько вы предложите? — спросила Лиз, которую вопрос риелтора застал врасплох. Она давно не сталкивалась с вопросами найма и сдачи недвижимости и потому чувствовала себя не очень уверенно. Сама она жила все в той же скромной квартирке, которую сняла для себя двадцать два года назад.

— Думаю, десять тысяч в месяц я могу гарантировать, — ответил риелтор задумчиво. — Может быть, немного больше. При удаче рента может составить двенадцать, пятнадцать тысяч, но такого варианта придется ждать несколько месяцев. Но десять тысяч — это более чем реально.

— Хорошо, пусть будет десять, — быстро согласилась Лиз. Вместе с платой за флигель, подумала она, Куп будет получать ежемесячно достаточно большую сумму, которая позволит ему начать выплачивать долги, если, конечно, Эйбу удастся отнять у него кредитные карточки. Лиз всерьез опасалась, что после того, как она уедет, за Купом некому будет присматривать, и он может совершить какое-нибудь новое безрассудство, которое всерьез ухудшит его положение. Правда, и когда Лиз была рядом, Куп не особенно ограничивал свои траты, но она, по крайней мере, сдерживала его безрассудные порывы.

Закончив осмотр гостевого крыла, Лиз и риелтор сели в машину и поехали к северной границе поместья, чтобы осмотреть флигель, утопавший в зелени разросшегося сада. Флигель, хотя и именовался официально домом привратника, стоял в глубине сада и был похож скорее на небольшую усадьбу, чем на служебную постройку. Двухэтажный, сложенный из белого камня и заросший с северной стороны плющом, он всегда напоминал Лиз классический английский коттедж. Во всем его облике было что-то сказочное, и риелтор невольно ахнул, увидев проглядывающий из-за деревьев белый фасад.

Внутренняя отделка и обстановка флигеля так же были изящными и дорогими, однако, в отличие от гостевого крыла, поражавшего галльской роскошью, здесь царил суровый англосаксонский стиль.

— Боже мой! Это же настоящее чудо! — воскликнул риелтор, не в силах сдержать свои эмоции. — Я такого еще никогда не видел и даже не думал, что где-то может быть такая красота.

Немного постояв среди кустов роз, высаженных перед дверями, они поднялись на широкое деревянное крыльцо и вошли в дом. Комнаты здесь были, конечно, меньше, чем в главном здании, а потолки — ниже, однако благодаря точно соблюденным архитектурным пропорциям они не создавали ощущения тесноты и даже казались просторнее, чем были на самом деле. Мебель здесь была массивной, основательной, а перед большим камином в гостиной стоял длинный кожаный диван. В кухне висели на стенах медные сковороды, ковши, турки с изогнутыми чеканными ручками и прочая утварь. Две спальни были обиты полосатым тиком и обставлены мебелью в стиле Георга III, собиранием которой Куп увлекался лет пятнадцать назад. Во всех комнатах на полу лежали вязаные коврики, в буфете красного дерева в гостиной тускло поблескивало столовое серебро и фарфоровый сервиз девятнадцатого века на двенадцать персон.

Иными словами, это был настоящий английский сельский дом, словно силою волшебства перенесенный с Британских островов в Бель-Эйр. Он находился даже ближе к корту, чем главный дом, но дальше от бассейна, расположенного почти прямо перед гостевым крылом, однако Лиз это не казалось недостатком.

Риелтор, похоже, был полностью с ней согласен.

— Превосходный дом! — сказал он. — Для того, кто понимает, конечно. Я бы и сам не отказался пожить в таком.

— Мне тоже всегда этого хотелось, — призналась Лиз. Однажды она спросила Купа, нельзя ли ей пожить во флигеле хотя бы недельку, и он ответил согласием, однако она так и не собралась исполнить свое желание. — Кстати, как и в гостевом крыле, здесь есть несколько комплектов постельного белья и посуда.

— Мне кажется, что и за флигель мне удастся получить десять тысяч в месяц, — задумчиво проговорил риелтор. — Возможно, даже больше. Дом, правда, небольшой, но уж очень уютный. В нем есть шарм и стиль. — Благодаря своим размерам и обстановке гостевое крыло выглядело, конечно, намного роскошнее, зато во флигеле было уютнее. И, как они уже говорили, для знатока английского классического стиля флигель был самой настоящей находкой. Оставалось только найти такого знатока, но риелтор был уверен, что сумеет оформить сделку в течение месяца.

— Я хотел бы приехать сюда в начале будущей недели и сделать несколько фотографий гостевого крыла и флигеля, — сказал он. — Если за неделю я ничего не найду, тогда придется подключить моих коллег, но это только в крайнем случае. Я хочу сам найти для мистера Уинслоу подходящих жильцов.

— Да, — кивнула Лиз. — Для Купа очень важно, чтобы жильцы были подходящими.

— Кстати, — спохватился риелтор, — может быть, у мистера Уинслоу есть какие-то дополнительные условия? Если да — сообщите мне, чтобы я мог их учесть. — И он достал блокнот, в который уже записал все данные о гостевом крыле и флигеле, о количестве и расположении комнат в них, а также другие необходимые сведения.

— Честно говоря, Куп не в восторге от детей, к тому же ему бы не хотелось, чтобы что-то из обстановки было испорчено, — сказала Лиз. — Не уверена насчет собак и других домашних животных, но, полагаю, это тоже нежелательно. Никаких других условий у него нет. — О желании Купа, чтобы во флигеле и гостевом крыле жили красивые молодые женщины, Лиз, естественно, упоминать не стала.

— Насчет детей не могу ничего обещать, — покачал головой риелтор. — Разумеется, мы постараемся учесть пожелание мистера Уинслоу, но поймите и нас: мы не можем отказывать семьям с детьми, в противном случае наше агентство подвергнется санкциям за дискриминацию. Что касается возможного ущерба собственности мистера Уинслоу, то я уверен — этого удастся избежать. Согласитесь, что позволить себе такие… апартаменты могут только состоятельные люди, которые знают, что такое приличия. — «Если не считать рок-звезд», — подумал он про себя. У риелтора уже были неприятности с этим контингентом, отличавшимся непредсказуемостью, отсутствием манер и пристрастием к наркотикам и алкоголю.

Вскоре риелтор откланялся, и Лиз поехала к себе домой, предварительно проверив, все ли в порядке в главном доме. Прислуга все еще пребывала в некотором шоке после вчерашнего уведомления об увольнении, однако потрясение было не особенно глубоким: учитывая постоянные задержки зарплаты, все они ожидали чего-то подобного. Ливермор, к примеру, уже нашел новое место. Когда Лиз спросила, как его дела, он ответил, что будет работать в Монте-Карло у одного арабского принца, который в течение нескольких месяцев пытался сманить его у Купа. Получив расчет, Ливермор тотчас позвонил в Европу и принял это предложение. Лиз даже показалось, что дворецкий не особенно расстроен тем, что ему пришлось уйти; впрочем, если он и был огорчен, то, по обыкновению, никак этого не показывал. В следующие выходные Ливермор уже должен был лететь в Париж, а оттуда — на юг Франции, и Лиз подумала, что для Купа это будет настоящим ударом.

Примерно через час после отъезда Лиз появились Куп и Памела. После завтрака они долго сидели у бассейна «Беверли-Хиллз-отеля», болтая о всякой ерунде с друзьями и знакомыми Купа. Памела просто не могла поверить своему счастью. Оказаться в подобном обществе было пределом ее мечтаний. Когда они наконец вернулись в «Версаль», она буквально задыхалась от восторга и едва могла говорить. Впрочем, этого от нее и не требовалось. Через полчаса Памела и Куп уже лежали в постели, а рядом охлаждались в серебряном ведерке две бутылки «Кристаля».

Часов в пять повар подал им в спальню обед. Они посмотрели по видео два старых фильма с участием Купа, а затем он отвез ее домой, так как рано утром ему нужно было ехать к парикмахеру и к специалисту по иглоукалыванию. Кроме того, спать Куп всегда предпочитал один — красивая девушка в его постели могла только помешать полноценному ночному отдыху, и он старался соблюдать это правило неукоснительно.

К утру следующего дня риелтор уже приготовил две папки с подробным описанием сдаваемых внаем объектов. Придя на работу, он сел на телефон и обзвонил нескольких клиентов, которые искали для себя что-нибудь необычное. Взглянуть на флигель изъявили желание сразу трое одиноких мужчин; что касалось гостевого крыла, то им заинтересовалась молодая супружеская пара. Супруги недавно переехали в Лос-Анджелес, но купленный ими дом нуждался в ремонте и перестройке, что должно было занять как минимум год.

Не успел риелтор положить трубку, как телефон зазвонил снова. Это был Джимми. Он объяснил, что ищет жилье. Где — не имело для него значения; главное, сказал он, дом или квартира должны быть небольшими, чтобы не тратить слишком много времени на уборку, и с приличной кухней. В последнее время Джимми почти ничего не ел, обходясь бутербродами и растворимым кофе, однако он был уверен, что рано или поздно снова начнет готовить для себя сам. Как и спорт, готовка была для него чем-то вроде хобби, она успокаивала, отвлекала от проблем, а это было именно то, в чем Джимми больше всего сейчас нуждался.

Наличие обстановки его не особенно волновало. У них с Маргарет была вся необходимая мебель, но она им не особенно нравилась, поэтому Джимми с равным успехом мог как воспользоваться ею, так и оставить в платном хранилище. Последний вариант, впрочем, казался Джимми более предпочтительным, так как он не хотел, чтобы вещи постоянно напоминали ему о потере. Нет, думал он, если уж переезжать на новое место, пусть и мебель там будет новой — так ему будет легче, гораздо легче. Единственное, с чем он не в силах был расстаться, это с фотографиями Маргарет, на которых они были запечатлены вместе. Все остальные принадлежавшие ей вещи он убрал в коробки и сдал на хранение, чтобы не натыкаться на них каждый день.

Риелтор спросил у Джимми, есть ли у него какие-то пожелания относительно места, но он ответил отрицательно. Голливуд, Беверли-Хиллз, Лос-Анджелес, Малибу — ему было все едино. Джимми едва не сказал, что ему хотелось бы жить неподалеку от океанского побережья, но вовремя сообразил, что и это будет напоминать ему о Маргарет. Все, буквально все причиняло ему боль теперь, и Джимми сомневался, что ему удастся найти такой дом, который бы не навевал, а напротив — отвлекал его от мрачных мыслей.

Он ничего не сказал о желаемой цене, и риелтор решил рискнуть. Описывая флигель, он не пожалел красок, и, немного поколебавшись, Джимми сказал, что хотел бы на него взглянуть. Они договорились о встрече на пять часов вечера, и риелтор спросил, в какой части города работает Джимми.

— В Уоттсе, — отозвался Джимми. Для него в этом не было ничего необычного, но риелтор немедленно насторожился.

— Ага, понятно… — протянул он, не зная, что сказать. Вдруг, подумалось ему, этот Джимми О'Коннор — афроамериканец? Спросить об этом он, разумеется, не мог, однако не исключено было, что Джимми не может позволить себе платить по десять тысяч долларов в месяц.

— У вас есть какие-нибудь пожелания по цене? — осторожно спросил он.

— Я надеюсь, цена будет разумной, — рассеянно пробормотал Джимми. Он уже опаздывал на работу и думал только о предстоящей встрече с супружеской парой, которая собиралась усыновить двух четырехлетних близнецов. Но риелтор уже сомневался, что Джимми — подходящий клиент. Тот, кто работал в Уоттсе, вряд ли мог позволить себе снять флигель Купера Уинслоу. Когда же в пять часов они встретились у северных ворот «Версаля», он понял, что его опасения подтвердились.

Джимми приехал на встречу в побитой «Хонде Сивик», которую купил по настоянию Маргарет сразу после переезда в Лос-Анджелес. Сам Джимми предпочел бы машину подороже, но напрасно он объяснял жене, что в Калифорнии встречают не по одежке, а по тому, какая у тебя машина. В конце концов она все же настояла на своем. По ее мнению, социальные работники не имели права ездить на дорогих машинах, даже если могли себе это позволить.

А Джимми мог себе позволить не только классную машину, но и многое другое. Он происходил из очень состоятельной семьи, однако они с Маргарет очень редко говорили об этом даже между собой. «Если ты будешь козырять передо мной своим богатством, — заявила она ему однажды, — я с тобой разведусь и найду кого-нибудь, кто не будет каждый день тыкать меня носом в свои миллионы». Джимми вовсе не собирался тыкать ее носом — он только хотел, чтобы у его жены было все самое лучшее (поводом для разговора послужила купленная им для Маргарет стереосистема класса «хай-энд»), но с тех пор старательно обходил опасную тему. Никто из их друзей даже не догадывался о том, сколько у него денег.

Одежда Джимми была под стать машине. На нем были потертые джинсы с прорванным коленом и бахромой внизу, застиранная футболка с эмблемой Гарварда, которую он носил уже лет десять, и рабочие ботинки из толстой кожи. Ходить в них было жарковато, но в домах, где Джимми приходилось бывать по работе, водились крысы, и он не хотел, чтобы его укусили. Он был бы похож на чернорабочего, если бы не лицо — чисто выбритое, умное, интеллигентное. Кроме того, Джимми недавно подстригся, и, глядя на него, риелтор окончательно запутался.

— Могу я узнать, чем вы занимаетесь, мистер О'Коннор? — спросил он, отпирая дверь флигеля. Риелтор уже показывал его сегодня, но первый из претендентов сказал, что он слишком мал. Второму показалось, что флигель стоит слишком уж уединенно, третьему же и вовсе нужна была квартира. Таким образом, сдать дом в первый же день риелтору не удалось, а на Джимми надежд было мало. Вряд ли, размышлял риелтор, этот парень может позволить себе платить десять «кусков» в месяц, однако показать дом он был обязан.

А у Джимми едва не захватило дух от восторга. Он даже остановился на дорожке между розовых кустов и, слегка приоткрыв рот, смотрел на дом во все глаза. Флигель был очень похож на ирландский коттедж, какие он видел во время их с Маргарет поездок в Ирландию. Оказавшись в гостиной, Джимми почувствовал себя так, будто в мгновение ока перенесся в Ирландию или в Новую Англию. Для одинокого холостяка это было идеальное жилище. В размерах комнат, в обстановке, в самом воздухе дома было что-то надежное, обстоятельное, немного консервативное, чисто мужское. Даже кухня, куда Джимми заглянул в первую очередь, была такой, как надо, — функциональной, удобной, без всяких женских штучек.

Спальню Джимми осмотрел почти равнодушно, зная, что здесь он будет только спать, а точнее, проваливаться в сон. Зато ему очень нравилось, что в доме очень легко можно было вообразить, будто живешь не в огромном мегаполисе, а где-нибудь в глухой сельской местности или даже в лесу. В отличие от клиента, осматривавшего коттедж утром, Джимми предпочитал уединение, благотворно действовавшее на его исстрадавшуюся душу.

— Я — социальный работник, — ответил Джимми, и риелтор помрачнел еще больше. На зарплату социального работника Джимми мог арендовать разве что крыльцо от флигеля. Тем не менее риелтор счел необходимым сохранить хорошую мину при плохой игре.

— А ваша жена приедет взглянуть на дом? — спросил риелтор, разглядывая гарвардскую фуфайку Джимми и гадая, действительно ли этот парень учился в этом престижном университете или просто купил ее в магазине Армии спасения.

— Нет. Она… — начал Джимми и осекся. — Я буду жить один, — добавил он. Ему было очень трудно сказать о себе — «вдовец». Это слово казалось ему слишком холодным, не отражавшим того, что он на самом деле чувствовал и что пережил. Сказать «я холостяк» Джимми тоже не мог, потому что не чувствовал себя таковым. «Не женат» было бы неправдой. Он до сих пор чувствовал себя мужем Маргарет, и, будь у него обручальное кольцо, он бы носил его. Но Маргарет не подарила ему кольца, а то, что он преподнес ей, было похоронено вместе с нею.

— Мне нравится этот дом, — сказал Джимми, еще раз пройдясь по всем комнатам и заглянув во все шкафы. Единственное, что его смущало, это то, что флигель находился на территории богатого поместья и явно стоил достаточно дорого, но он подумал, что, если к нему зайдет кто-то из товарищей и коллег по работе, он всегда может сказать, будто нанялся по совместительству сторожем или садовником. Джимми привык скрывать свое богатство, и обычно ему не составляло труда выдумать какую-то историю, способную снять все недоуменные вопросы. Он понимал, что такой дом ему, строго говоря, не нужен, но флигель ему нравился, и — самое главное — Джимми был уверен, что он понравился бы Маргарет. Дом был как раз в ее вкусе, хотя жить здесь она ни за что бы не согласилась, так как ей было не по карману выплачивать ни половину, ни даже треть назначенной ренты.

При мысли об этом Джимми невольно улыбнулся и пообещал риелтору позвонить завтра.

— Мне бы хотелось немного подумать, — сказал он, садясь в свою облезлую «Хонду», и риелтор с горечью подумал о зря потраченном времени. Он был уверен, что Джимми сказал это, только чтобы сохранить лицо. Судя по его машине, одежде и роду занятий, у него не было и быть не могло таких денег. Впрочем, Джимми показался ему довольно приятным человеком, и риелтор старался держаться с ним как можно любезнее. Из опыта своего и своих коллег он знал, что первое впечатление не всегда самое верное. Бывали случаи, когда форменные оборванцы оказывались наследниками громадных состояний.

По пути домой Джимми думал о доме, где только что побывал. Он был достаточно уютным и казался подходящим убежищем, где можно было укрыться от суеты. Еще он думал о том, как хорошо было бы поселиться там с Маргарет, и боялся, что подобные мысли могут лишить его желанного покоя. Джимми, однако, достаточно хорошо знал жизнь, чтобы понимать: никогда нельзя знать заранее, что будет лучше, а что хуже, пока не попробуешь. Кроме того, от себя ведь не скроешься, не убежишь, так что не стоит и пытаться. Все равно его тоска последует за ним, куда бы он ни направился, где бы ни жил.

Вернувшись домой, Джимми продолжил укладывать вещи, чтобы чем-то занять себя. Квартира была уже практически пуста, и, упаковав последнюю коробку, Джимми заварил себе суп из пакетика и сел с тарелкой у окна.

Суп он так и не доел. Выбросив остатки еды, он лег на диване в гостиной, но ему не спалось. Джимми долго лежал без сна, думая о Маргарет и о том, что бы она ему посоветовала. Когда-то он хотел снять квартиру прямо в Уоттсе, что было бы удобнее с чисто практической точки зрения (опасностей, сопряженных с жизнью в таком беспокойном районе, Джимми не боялся), потом решил, что поселится где-нибудь в Лос-Анджелесе, но теперь он не мог отделаться от мыслей о флигеле. Утопавший в зелени дом совершенно очаровал его. Он был ему вполне по средствам, и Джимми спросил себя, может ли он хоть раз в жизни позволить себе подобное чудачество? Кроме того, история о том, что он якобы нанялся работать в саду за пониженную ренту, начинала нравиться ему самому. Он был уверен, что Маргарет оценила бы эту его выдумку, как оценила бы уютную гостиную с камином и просторную спальню, под окнами которой цвели и благоухали крупные калифорнийские розы.

В восемь утра, едва проснувшись, Джимми сразу позвонил риелтору на его сотовый телефон и сказал, что согласен. И, говоря это, он почти улыбнулся. Насколько Джимми помнил, за последние несколько недель это был фактически первый раз, когда ему захотелось улыбаться, но он ничего не мог с собой поделать. Дом настолько ему понравился, что он начал бояться, как бы его кто-нибудь не перехватил.

— Вы согласны? — переспросил риелтор, не сумев скрыть своего удивления. Быть может, подумалось ему, этот парень просто не понял, когда он назвал ему цену? — Но ведь это десять тысяч долларов в месяц, мистер О'Коннор. Это большие деньги. Вы уверены, что готовы платить столько? — Риелтору не хватило духа спросить, есть ли у Джимми дети или домашние животные. Ему уже начинало казаться, что сдать флигель будет труднее, чем он думал. У дома была своя индивидуальность, свой характер, и случайный человек вряд ли решился бы снять его за десять тысяч в месяц.

— Деньги у меня есть, — успокоил его Джимми. — Только вот что… Я хотел бы забронировать дом, пока идет оформление договора. Что для этого нужно сделать — внести наличные или достаточно чека?

— Пока ничего не нужно делать, мистер О'Коннор. Сначала мы должны навести справки… Рутинная проверка, не больше. — Проверкой кредитоспособности клиента риелтор должен был заняться в любом случае.

— Но мне бы не хотелось упустить этот чудный домик, — взволнованно сказал Джимми. Все его безразличие к жизни вдруг куда-то пропало. Он уже заметил, что в последние дни стал больше беспокоиться о вещах, на которые еще недавно не обратил бы внимания. Тревожиться, волноваться, переживать — это была прерогатива Маргарет, теперь же ему приходилось все решать самому.

— Не волнуйтесь, я придержу его для вас. В конце концов, вы первый высказали желание его снять.

— И сколько времени займет эта ваша проверка?

— Около трех дней, возможно, больше. В последнее время банки проводят проверку кредитоспособности особенно тщательно.

— Давайте сделаем вот как, — решительно перебил Джимми. — Позвоните в мой банк. — Он продиктовал риелтору телефон и фамилию управляющего отделом клиентского обслуживания «Бэнк оф Америка». — Я уверен — мистер Джефферсон поможет проделать все необходимое побыстрее. — Обычно Джимми не козырял своим знакомством с управляющим, но он был одним из самых крупных вкладчиков банка и не сомневался, что, если старина Джейк вмешается, проверка будет проведена в мгновение ока. Джейку Джефферсону не нужно было лезть в бухгалтерские книги, чтобы сказать, что счета Джимми О'Коннора в полном порядке.

— Я так и сделаю, — пообещал риелтор. — Вы не дадите мне номер телефона, по которому я мог бы застать вас в течение дня?

Джимми дал ему номер своего служебного кабинета и предупредил, что, если его вдруг не окажется на месте, он может оставить голосовое сообщение.

— Но до обеда я буду на месте, — закончил он. Его ждали целые горы бумаг, с которыми предстояло разбираться, и Джимми знал, что проторчит в офисе не один час.

Уже в десять часов риелтор ему перезвонил. Как и предполагал Джимми, проверка его кредитоспособности заняла считаные минуты. Стоило риелтору назвать фамилию О'Коннор, как ему ответили, что счета в полном порядке. Управляющий клиентского отдела был не вправе называть конкретные цифры, однако он заверил, что мистер О'Коннор является одним из самых крупных частных вкладчиков «Бэнк оф Америка». На самом деле, если бы Джимми захотел, он мог бы купить весь «Версаль» вместе с флигелем и парком, но управляющий не стал говорить об этом риелтору.

— Он что, собрался покупать дом? — с интересом спросил Джейк Джефферсон. Он надеялся, что это так, хотя и не сказал этого вслух. После постигшего Джимми несчастья это могло бы быть первым признаком того, что в нем снова проснулся интерес к жизни.

— Нет, он только арендует небольшой, но очень дорогой коттедж в Бель-Эйр, — пояснил риелтор. Он по-прежнему допускал, что его, возможно, неправильно поняли, поэтому повторил: — Месячная плата составляет десять тысяч долларов, причем рента за первый и последний месяцы взимается единовременно, так как из них выплачиваются комиссионные агентства. Кроме того, мистеру О'Коннору придется заплатить страховой взнос в размере двадцати пяти тысяч долларов.

И снова управляющий заверил его, что для Джимми это сущие пустяки. Такой ответ настолько заинтриговал риелтора, что он не сдержал любопытства и спросил:

— Да кто же он такой, этот ваш клиент? Арабский шейх инкогнито?

— Он именно тот, за кого себя выдает — Джеймс Томас О'Коннор, — был ответ. — Один из самых крупных наших клиентов.

Риелтор понял, что хватил через край.

— Поймите мое беспокойство, — начал он неуверенно. — Мистер О'Коннор сказал, что он социальный работник. Всем известно, что эта работа хотя и считается общественно значимой, не слишком высоко оплачивается и… такая высокая плата…

— Можно только пожалеть, что таких людей, как Джимми О'Коннор, слишком мало. Могу я вам еще чем-нибудь помочь?

— Будьте добры, пришлите мне по факсу гарантийное письмо.

— Вы получите его в ближайшие полчаса. Выписать вам чек от его имени, или Джимми сделает это сам?

— Я у него спрошу, — ответил риелтор. До него только что дошло, что он все-таки сдал флигель, и он поспешил перезвонить Джимми, чтобы сообщить ему новость.

— Вы можете получить ключи в любое время, — сказал он, и Джимми пообещал, что заедет в агентство после обеда и привезет чек. Он, впрочем, предупредил, что переедет во флигель только через пару недель, после того как отделается от своей старой квартиры. На самом деле Джимми готов был перебраться во флигель хоть завтра, но ему вдруг захотелось еще немного пожить там, где им с Маргарет было так хорошо. Впрочем, он тут же подумал, что особого значения это не имеет. Ведь, куда бы он ни поехал, Маргарет будет в его сердце всегда.

— Надеюсь, вам будет хорошо в этом доме, мистер О'Коннор, — искренне сказал риелтор, у которого гора с плеч свалилась. — Это действительно отличный дом. А если вам повезет, вы близко познакомитесь с самим мистером Уинслоу.

Кладя трубку, Джимми неожиданно для себя рассмеялся. Что сказала бы Маргарет, если бы узнала, что они будут снимать флигель у прославленной кинозвезды? Да она бы потешалась над ним день и ночь, уличая его в тщеславии и преклонении перед дутыми авторитетами, но Джимми все же казалось — он имеет право хотя бы на одно маленькое безумство. И где-то в глубине души он знал, что Маргарет не только поддержала бы это решение, но и была бы рада за него.