Возрождение из пепла

Данил Васильевич Казаков, 2017

Женщина с детьми спешно бежит от немцев, оставляя на печке больного сына. За войну у неё от голода умирают две младшие дочери, сын со старшей дочерью тяжело работают. Им приходится просить милостыню. Только через 4 года они возвращаются домой. Там их встречает инвалид-муж, который сообщает, что их сын лежит в госпитале.

Вечер и ночь

После ухода немцев дети спустились на пол, осторожно подошли к столу. Широкая лавка, стол и пара стульев показались им чужими, осквернёнными присутствие врагов. За родным раньше столом сейчас не хотелось ни сидеть, ни обедать. Они снова вернулись на свои родные полати. Мишка тяжело дышал, Мария поила сына отваром медуницы. Трава хорошая, должна помочь сыну поправиться, только бы немцы больше не приходили. Хоть одну бы ночь провести без них. Не получилось.

Мария чутко прислушивалась, благословляла каждую минуту тишины в сенках и за окнами. Долго было тихо, дети уже заснули, она и сама чутко задремала. Но тут тишину прервали громкие шаги мужиков. С сердитыми криками они поднялись по ступенькам, прошли по сеням и зашли в дом. Трое знакомых ей немцев, они затащили избитого дальнего родственника Марии Федора. Они встречались на свадьбе её сестры. Там он ловко играл на гармошке, гости дробно отплясывали, пели весёлые частушки. Сейчас он стоял поникший с большим синяком на лбу, со ссадинами на щеках и на губе. Разорванная белая рубаха оголяла его широкую с засохшими пятнами крови грудь. С завязанными за спиной руками и босыми ногами он тяжело опустился на лавку.

— Об одном жалею — устало сказал он, мельком взглянув на Марию — что не увижу, как погонят вас обратно, да не смогу ещё раз на гармошке сыграть, с моей Фросей повидаться.

Высокий солдат размахнувшись, свалил пленника на пол. Коротышка принялся бить его ногами. Федор закрывал голову руками, глухо стонал.

Рывком его снова подняли на лавку, допрашивали, где партизаны? Сколько их пришло в деревню? Где скрываются другие?

Мужик упрямо молчал, придерживая руками лохматую седоватую голову. Марие хотелось пригладить его волосы, выгнать немцев, дать ему напиться, но она ничего не могла для него сделать. Она только крепко запомнила его слова, надеясь потом, а вдруг, она сможет передать их его родным. Близнецы зашевелились, Мария погладила дочерей по голове, не давая им приподниматься. Пусть лучше спят или делают вид, что спят. В дремоте допрос перенести легче, словно во сне это происходит. Пленника повали на лавку, привязали ему ноги и руки, оголили спину и стали бить узким ремешком, выдернутым из Мишкиных брюк. Федор глухо стонал, ремень смачно ложился на его спину, покрывая её красными полосами. Красное пятно расплывалось все шире. Мария сейчас не столько жалела мужика, сколько хотела, чтобы быстрее всё закончилось. Мужика всё ровно уже в живых не оставят, так пусть его муки быстрее закончатся. Тогда и она будет меньше переживать, и дети спокойней поспят. Мария посмотрела на икону, молила её о помощи. Разве можно допустить, чтобы человека так истязали? Но богородица по-прежнему строго смотрела с рамки, словно ничего страшного не происходило. Лена не только проснулась, а подтянулась ближе к краю и через дырочку в шторе смотрела, как истязают пленного. Мужик уже не стонал, голова его свесилась до пола, покрасневшая от крови, спина уже не чувствовала боли. Мария надеялась, что пленнику сейчас уже всёровно, он там, где нет ни боли, ни страха, ни немцев. В какой то мере она даже позавидовала ему. Для него уже война закончилась, а вместе с ней и мучения. А что ждёт её и детей?

Немцы загоготали по-своему. Они волоком вытащили истерзанного пленника на улицу. Мария упорно вглядывалась в темноту, пытаясь определить, куда направились враги. По свету фонаря она определила, что немцы приволокли Федора к колодцу и бросили его там. Притихшие дома освещались синеватым лунным светом. Их берёза темнела перед окнами. Враги, к великой радости Марии, прошли мимо её дома. Они свернули на центральную улицу и пропали в темноте. Мария отошла от окна. Лена тихо спустилась с полатей, присела у тёплой печки. Светлое платье её белело в сумерках. Девочка вопрошающе смотрела на мать, потом опустила голову, сжалась в комочек.

— За что они его? — прошептала тихо, боясь разбудить детей. — Он партизан или пришёл от наших? Куда они его дели?

— У колодца бросили, надеюсь, что сюда они больше не придут?

— Хорошо бы — прошептала девочка. Мать присела рядом с дочерью. Чем она могла успокоить её, помочь, пообещать. Они все во власти злой судьбы и воле жестоких врагов.

— Я его узнала, это Фёдор, муж тёти Фроси. Они живут в дальней деревне — призналась Лена.

— Молчи, молчи, молчи! — испуганно зашептала мать, сердито шлёпая дочь по плечу — молчи и никому ничего не говори, пока наши солдаты не придут.

Она не знала, как признание дочери может повредить им, но крепко усвоила, что только молчание и покорность могут сейчас спасти их.

По-прежнему полная луна караулила тревожную тишину. Неслышно было живых деревенских звуков. Не пели петухи, не взлаивали собаки, не таились в кустах любовные парочки. Только с центральной улицы доносился гул голосов. Это пьяные немцы, ночевавшие в правление колхоза и в сельсовете, перепились самогона и своего шнапса. Мария взяла ведро с водой, тряпку и затёрла кровь у лавки. Изба снова приняла прежний вид. Дети встанут, хоть меньше испугаются. Мария пыталась заснуть, завтра её ожидал напряженный день, когда требуется вести себя очень осторожно, чтобы не рассердить врагов и сохранить жизнь детей.

Часа через три сильный удар разбудили Марию. Дальше послышался треск автоматных очередей и такой грохот, словно треснул лёд на озере или отдалённо загромыхал гром. Мария соскочила с полатей, подбежала к окну. Полыхало на центральной улице. Всполохи огня разгоняли темноту ночи. На фоне зарева мелькали чёрные фигурки людей. Она не могла отсюда разобрать, враги это бегали или наши. Однако они стреляли друг в друга, то видимо, пришли партизаны. Опять будут допросы, с неудовольствием подумала Мария. Зачем немцев злить, пусть с ними воюют настоящие солдаты. Проснулись дети, близнецы прижались к стенке полатей, Лена смотрела в окно. Серёжка тоже соскочил, встал рядом с матерью. Мишка тяжело заворочался. Мария мигом поднесла у его губам тёплый отвар медуницы, сохраняемый ею в глубине печи. Мальчик разлепил воспалённые глаза. Температура у него снова поднялась, но больной выпил почти всю кружку. Это успокоило мать, позволяло надеяться на лучшее.