«Growing up». Взросление неизбежно

Даниил Даниленко

В сборнике собраны тексты, которые по содержанию можно назвать ритмичными музыкальными произведениями. Они передают те вспышки эмоций и блеск атмосфер, которые были со мной в течение пяти последних лет. Образы героев создавались по реальным прототипам, которые окружают тебя и меня. Сборник помог мне ещё раз посмотреть со стороны на прекрасное время своего взросления и взросления людей, историями которых я вдохновлялся.Читайте мой сборник «Growing up» и вспоминайте своё взросление.

«СЕМЬЯ»

С самого детства Паша жил с бабушкой и дедушкой на окраине сибирского города в просторной квартире с широченным балконом, от которого зимой несло школьными конфетными подарками, которые хранились в коробках. В летние дни пахло горящим деревом, потому что близлежащие частные дома по вечерам топили баню. Десятилетнему Паше нравилось выходить на балкон под закатные майские лучи. Почему? На этот вопрос никто не мог ответить. Его просто тянуло к механическому созерцанию на речку, которая извивалась через заросли камыша и являлась естественным фоном для основного действа — движения птиц, которые даже больше Пашиного наслаждались теплым воздухом. Иногда мальчик даже выдумывал, а что если поймать частицу воздуха на ладонь и раскрыть ее обертку, что там будет? Он думал, что там будет ягодное желе и при раскрытии вылетит конфети. Такой вот многослойной любовью он любил весну.

Множество гостей, приходивших в дом к семье, часто отводили бабушку в сторонку и говорили, что у Паши есть два весомых жизненных пути: либо уже остаться на земле и быть благородным агрономом или лишь иногда касаться самых эстетичных краев природы или быть творческим человеком. Бабушка называла эти советы «брехней», и отвечала общими фразами: «Ну какое творчество в наших — то краях?». Чтобы учиться ему, деньги немалые нужны. Там и проходили дни. Паша был неугомонным, но это качество не толкало выходить во двор и совершать телесные или вредительские пакости. Паше не хватало общения со сверстниками. Возможно причиной тому было, что он не хотел играть в футбол или баскетбол на износе сил. Он любил книгу за книгой поглощать домашнюю библиотеку.

Однако общение сильно отличалось от дворового спорта. Это не страстное увлечение каким — либо истязанием своего тела на поле или на других площадках. Общение являлось пронзительной эмоцией, сентиментальным жалом. причем самая непредсказуемая из всех существующих. Паша находил решение — разговаривал с бабушкой и дедушкой. Конечно же стиль разговора был будто перевернутым. Бабушка рассказывала ему истории своей жизни учителя литературы в эстонской деревне. Паша тщательно записывал истории себе в потертый блокнот и параллельно запивал горячим черным чаем и ел медовые печенья.

С дедушкой разговор был более резким и от того более приятный мальчишескому сердцу. В его возрастной комнате всегда было много интересных предметов: сразу два аквариума, заполненных мальками и улитками, под телевизором хранились полки кассет с фильмами про индейцев, по самому всегда шли документальные фильмы про военные походы русских войск в различные эпохи. Главной же ценностью дедушки была шикарная коллекция машинок, которые он хранил на длиннющей полке над своей кроватью. Он действительно болел этим занятием со студенческой юности.

Стоит подробнее описать масштаб коллекции, которая исчислялась десятками экземпляров. Больше всего Паше нравились правительственные мини — Волги, которые обладали отменными отполированными дисками в виде велосипедных спиц и «Форды» первых моделей, которые еще копировали в своих формах кареты, только уже на колесах. Читатель может подумать, что мальчику сильно прикипело это хобби его дедушки, хотя это не совсем так. Паше нравился игривое настроение дедушки во время промывания запыленных частей машины или, в редком виде, собирания новой модели. Увлечение миниатюрным четырехколесным транспортом делало из седого пенсионера энергичного мужчину средних лет, который заражал своим обаянием. Паша часто громко смеялся, что даже бабушка слышала этой с вечно распаренной кухни и прибегала в комнату дедушки и, видя умилительную атмосферу, тоже начинала сильно смеяться, прикрывая свои вставные зубы.

Примерно в шесть часов вечера каждого дня бабушка ставила тарелку макарон в форме банта и фаршем на стол и звала Пашу на ужин. Он мигом влетал в кухню, рассказывал какую — либо мысленное открытие от прочитанной запыленной книги и садился за стол. Бабушка с усталым видом тоже садилась напротив него. Бабушка смотрела на Пашу и всегда повторяла:

— Не торопись. Прожевывай блюдо тщательно.

— Да я тороплюсь, потому что щас у дедушки реклама как раз, он может, пока она идет, мне историю о какой — нибудь модели машинки расскажет.

— Ой, господи. И тебя в это втягивает, как я вижу.

— А что такого?

— Да я не против, что вы с дедушкой так хорошо ладите. И тем более он вон какой радостный ходит. Он же с самой юности этим занимается! После сказанного бабушка по — театральному взмахнула правой кистью руки вверх и затем продолжила:

— Иногда после смены, когда уже он бросил офицерское училище и работал водителем трамвая, бывало многочасовые очереди стоял в магазине за новой моделью в коробке.

— Классно! (При бабушкиных воспоминаниях Паша от интереса иногда даже промахивался наполненной ложкой макарон мимо рта).Так протягивались дни в единую счастливую линию, которая как мудро считается, не бесконечна.

Была середина мая. Все окна и дверцы балкона были распахнуты. Бабушка и дедушка разбежались по своим бытовым делам еще утром. Паша уже вернулся со школы и слушал диджейские композиции из «новенького». Он всегда потреблял музыку на полной громкости, так что наушники быстро выгорали и переставали работать.

Над провинцией тем временем опускался закат. Его горящие пепельно — апельсиновые оттенки опускались над вершинами дубов около водоема. В небольшом отдалении Паши это казалось великолепным. Мальчику казалось, что от позднего весеннего плотного воздуха явно пахло теплым бисквитным печеньем, желе из которого так и вытекает. Паша наполнял свои легкие этой ароматной прелестью. Он рванул на балкон прямиком из дедушкиной комнаты. Когда он перемещал свое ликующее тело в наушниках, то не заметил, что на полу около кровати дедушка оставил две своих самых любимых машинки Зил — 11 и Зил — 115. С какой отдачей он еженедельно специальным очистителем отмывал лобовые стекла этих двух моделей! На стремительном пути к балкону Паша тяжестью своей пятки раздавил корпус обоих зилов, которые были практически слеплены между собой. У них сразу же треснули начищенные окна, вся элитная крыша черного оттенка. Иными словами, его нога превратила их лепешку с переломанными предметами наружного декора по типу зеркал и фар у обоих автомобилей. От подобного бедственного давления шины отлетели и покатились по всей комнате.

Ощутив произошедшее в Пашу брызнул жар, а потом и нервный пот. Разница между ощущениями составила пару секунд. В страшном выражении души он присел подбирать детали. А вдруг пытаться что — то исправить? — Думал мальчик. Музыка по — прежнему играла у него в ушах, однако уже не играла никакой романтичной роли в этих часах. Он только начал собирать отлетевшие запчасти в общую кучу. В этот момент весь правый бок Паши озарил искусственный свет. Оказывается, дедушка уже вернулся из магазина с целым пакетом жареных куриц. Он увидел разрушительный пейзаж Паши и сломанных машинок. В миг его обыденный добряцкий настрой сменился на красноту глаз. Он отбросил покупки в сторону и дернулся в сторону мальчика. Началась скорее звериная эмоция, чем человеческие родственные действия:

Дедушка схватил мальчика за руку и оттащил его от переломанных деталей двух его любимых машинок.

— Иди отсюда. Вредитель этакий!

— Деда я не хотел!

— Ой, ну как же так! От нахлынувшего стресса губы дедушки пошли в сторону. Он кряхтел и перебирал детальки.

— Отойди от стенки даже моей. Иди отсюда! Дед приподнялся с колен и агрессивно двинулся на мальчика

Паша прижался к шкафу.

— Чего вылупился? Или еще что — то хочешь мне разрушить? Дедушка отчаянно расширял свои глаза.

Паша начал плакать. Он всеми силами закрывал руками свое плачущее детское личико и все сильнее вжимался в фасад шкафа для одежды в комнате дедушки.

Увидев такую реакцию мальчика дедушка немного отошел и снова нагнулся над мешаниной бережно выкрашенных когда — то в представительный черный цвет детальки бамперов, дверц.

Он с недовольным искривлением лица, с которого в разные стороны прыскались слюни, а по овалам ушей стекал старческий пот.

Сквозь пальцы Паша увидел, что дедушка теперь находится в отдалении и открыл ладони. У мальчика от обильных выделений слез покраснела вся кожа лица, зрачки черно — красными пятнами; он начал сопливеть, из — за того, что злость дедушки завела и его у Паши заболела голова. Наплыв слез проникли в легкие и не давали нормально дышать. Он пытался сделать вдох, поднимал грудь, но мало, что получалось.

Время в этом конфликте уже давно исчезло. Было уже давно темно, но движущейся дедушкин силуэт Паша еще видел. Сам он стоял неподвижно. У мальчика было чувство, что он боится сделать мельчайший шаг в сторону к дедушки. Паша буквально приклеился к дверце шкафа. Слезы, кащалось, уже скапливались, где — то в легких и от них мальчик закашливался и хрипел…

Мгно… Ве… Ние… Вспыхнул свет. Вспыхнул спасительный для этой горестной сцены свет. Это бабушка вернулась из ателье.

— Что у вас тут творится?

— Ничего. Забери вон своего невнимательного внучонка из своей комнаты.

— Ты чего совсем что — ли? Ты его чем так довел.

— Вот посмотри, что от моих машинок осталось. Он показывает груду пластмассовых обломков в ладонях.

— Ой, дурак. Ты если сам с ума сходишь, то хоть на других не выплескивай свою старческую агрессию.

Бабушка сделала два резких и по — женски уверенных шага в сторону Паши, ухватила его за плечи и быстро вывела его из комнаты. Походу ухода из комнаты, мальчик осторожно повернулся в сторону дедушки. Тот злобно выдвинул нижнюю челюсть и с трясущимися от гнева руками пытался восстановить прикрепить какие — то детали к монолитному бесколесному куску.

Дверь захлопнулась. Бабушка привела мальчика на кухню и плотно закрыла в нее дверь. Она включила светильник над плитой, налила в чайник воду.

— Так, успокойся сейчас. Смотри как себя завел!

Бабушка кружилась по кухне, потому что искала чайную заварку. Паша сидел неподвижно.

— Ты с чаем кушать будешь белый хлеб с медом липовым?

— Буду.

— Ну хорошо.

— Сейчас прогреешься и отлично все будет.

— Ба, что я сильно навредил дедушке?

— Знаешь, это не смертельно. Он же очень добрый, завтра наверно уже успокоится.

— Я не хотел этого делать. Я просто под ноги не посмотрел, когда шел наушниках на вечернее озеро посмотреть.

— Понятно. Бабушка уже щедро намазывала мед на прямоугольный кусок хлеба. Чайник начал отважно пищать.

Следующий день.

В воскресное утро Паша встал с постели около восьми утра. Круги около глаза немного припеклись за ночь. Ему крайне не хватало свежести дворового воздуха. Он открыл окно своей комнаты. Ему по — прежнему нравился майский прогрев асфальта. Когда с его запахом смешивался фруктовый лавочный аромат, исходивший с только что открывшихся палаток.

Сон действительно помог Паше успокоиться. В его душевной жизни было местами даже радостно и только нарастало настроение послушать какую — нибудь альтернативную музыку. Он подходил к столу, где лежали музыкальные провода и вдруг мгновенно переменился в бледный человеческий объект. Его поджидали воспоминания от того, что из — за этих наушников произошло накануне. Паша еще детской лихостью вскипел, отрыл в своих канцелярских баночках ножницы и резкими сжатиями разрезал наушники. Затем он собрал их отрепья и скинул их с окна. Гнев достигал в его сердце критического предела.

Иногда его секундно заглушал отголоски уже прогретого майского воздуха и усиления запаха спелых груш. Солнечное сияние лечило душу Паши.

Утро продолжалось. Паша вплотную подошел к своей двери и прислушался — вроде бы было тихо. И это являлось логичным, потому что пожилым людям необходимо спать дольше, особенно в сухие, жаркие дни.

Паша аккуратно приоткрыл дверь и зашёл на кухню. Там взял кувшин с водой, граненный стакан и пачку пряников. Он притащил эти запасы на завтрак в комнату и молча начал их есть. Паша предполагал, что он сможет наестся этим на весь день и просидеть с книжками в комнате до завтрашнего школьного утра.

Сидел с книгой час, два, три. Природное солнечное конфетти сменилось на затянутое небо с всего лишь мелкими отблесками лазури на небе. Совсем скоро должен был начаться дождь. В квартире началось оживление. Ушным раковинам был слышен хруст пузырей блинов, которые только что родились на раскаленной сковороде. Рррррум… На небе послышались дебютные толчки грома. Пронизывающий прохладой ветер синхронно окатил и комнату Паши и кухню бабушки. Затем включился телевизор с бесполезным утренними программами. Пашу не веселила обыденность, которая раньше вызывала многочисленные выстрелы эйфории. Он ждал звуков от дедушки и продолжал читать. Ожидание может уничтожать не только мудрых взрослых, придумавших эти фразы, но и детей. Фирменных дедушкиных звуков намывания аквариума и бесконечной нарезки вареной картошки для окрошки не было слышно. Паша втыкал нож вины в себя все сильнее: «Я знаю, что сломал дорогое чужое».

Был уже обед. Книга про путешествия француза в Южной Америке, хоть и переливалась манерным слогом и диалектами многочисленных диковатых персонажей, но теряла притяжение чувств мальчика. Где же дедушка? Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы он не обижался!

Вдруг дверная ручка опустилась вниз и в уже обветренную комнату зашла бабушка. В ее руках было две сотни и сложенные вдвое пакет.

— Паш, сходи, пожалуйста в магазин. Я тебе список на стикере написала.

— Там же дождь сейчас начнется?

— Так ты — то шустрый. Пулей летаешь.

— Хорошо.

Паша осторожно вышел из своей комнаты и сверкнул в сторону комнаты дедушки — его дверь была плотно закрыта.

— Он еще спит что — ли?

— Да не знаю. Ты вот сейчас уйдешь я загляну к нему. Обычно в это время он обычно на рынок едет к монеточникам своим.

— Ну ботинки его тут.

— Так, ладно, иди уже в магазин, а то и правда дождь хлынет.

Железная дверь хлопнула, бабушка вернулась на кухню, сложила блины в единую стопку на тарелку, отключила жужжащий телевизор и пошла в комнату дедушки. При входе она увидела сильно задумчивые, неторопливые шаги. Он ходило с тряпкой и оттирал дверцу шкафа.

— Что в такой, меланхолии ходишь?

— Сама знаешь.

— Бестолковый ты! Корчишь только умника из себя. Ты будешь презирать родного внука из — за пластиковых машинок.

— Ты ценность то им понимаешь вообще? Это мой многолетний труд по их сохранению. Это же и твоя память, сколько раз мы с тобой еще молодыми ходили по этим базарам. Высматривали запчасти подешевле. Или тебе показать машинку, которую мы отыскали на твоей малой родине? В деревенской избушке твоего отчима.

— Да помню я про это все. Но, ты послушай. Свой век мы уже счастливо и горестно прожили. А теперь ты можешь мальчишку. Ты же видишь какими усилиями он познает мир. У него большое будущее. А ты можешь разломать весь этот интерес к миру.

— Ой, да отстань ты со своими рассуждениями. Он сломал самые лучшие экземпляры коллекции.

— Да брось ты эти предметы на колесах. Подумай наперед хоть чуть — чуть: что после тебя останется! Какая память у Пашки о тебе.

Дедушка продолжал крутиться по комнате с тряпкой, вытирая пыль с аквариума. Бабушка увидела в этом безразличие, махнул рукой и захлопнула дверь. Паша вышел на улицу. Ожидаемо накрапывал противный дождик, который просачивался своими каплями Паши за шиворот. До магазина оставался пройти два двора. Вдруг вблизи Паши, около электрических линий, громыхнул гром. Дождь усилился и превратился в град. Паша уже даже не видел, где находится магазин. Его кеды полностью заполнились водой. Он только хотел подбежать под какой — либо подъездный навес или уже совсем обрести комфорт и забежать в подъезд. Последнее из названных с ним и произошло: Его друг Саша окрикнул его; Паша послушался и забежал в жилые стены, которые в этот раз казались особенным теплыми. Паша сильно тресся. Саша снова вынырнул из входных дверей и закричал: Никита, мать домой зовет! Через пару секунд в подъезд забежал и Никита — младший брат Саши. Слегка полноватый, светлый мальчик. Он при входе отдал старшему брату тяжеленный пакет из магазина.

— Ты все купил по списку? Твердо спрашивал Саша у Никиты.

— А чего мороженого то так много?

— Все по списку.

— Ага, конечно.

Саша нырнул рукой в пакет и достал оттуда два мороженных. Одну мерзлую упаковку он подсунул в трясущийся руки Паши. Тот ответил:

— Классно предложение в дождь.

— Классно же.

Никита убежал в квартиру, перескакивая три ступеньки разом.

Саша и Паша с сливочным мороженным подошли ближе к окну. Оно было приоткрыто. Каждый откусывал по куску белоснежного пломбира и вдыхал свежесть безумного града. Паша заметил:

— Обязательно дома запишу эти картинки.

— Давай, я потом читану. У тебя точно хорошо получится. Я помню как учителя твои сочинения читают.

Град резко снизил обороты агрессии и в течении получаса совсем прекратился. Паша попрощался с Сашей, купил в магазине все по списку и вернулся домой. Когда он отдавал бабушке пакет, то встретился глазами с дедушкой, но поняв неправильность действия виновато опустил глаза. Паша забежал в комнату и закрылся. Так и закончился день. Паша провел его на кровати. Иногда он подходил к окну, чтобы посмотреть на вишневые закатные облака. Когда они исчезли, то он при отблесках светильника все таки записал пару строк о сцене града и мороженого в свой дневник.

Наступило утро. Паши пора было уходить в школу. Он приоткрыл дверь и понял, что бабушка еще спит. Он на цыпочках дошел до кухни, чтобы взять пару пирожков с карамельной начинкой с собой в рюкзак. Неожиданно, когда он повернулся, то уперся в корпус дедушки. Тот без замедлений произнес:

— Пошл на озеро, Мне надо корм рыбкам наловить — дафний. Сейчас жара печет около озера. Там их сейчас очень много. Я побольше банок взял. Пойдешь? — с большой добротой спросил дедушка.

— Пойду конечно.

— Я знаю, что у тебя школа сегодня, но один раз пропустить можно.

Таким образом, дедушка и Паша незаметно от спящей бабушки поспешно пошли на озеро. Они шли сначала через придорожные кафе, затем вдоль железнодорожных рельсов, потом через канавы и большие дубы, вокруг которых образовались внушительные кучки мусора от прошедших там ранее пикников. И вот они подошли к озеру. Волнистые линии его воды отсвечивали возрастающим утренним жаром. Чтобы окончательно занять позиции «речных старателей», они должны были промчаться со всеми своми самодельными снастями. Первым резво пролетел Паша и начал смотреть на верх. Там топтался на месте дедушка.

— Деда. Ну давай уже!

— Старость в ноги пробила. Ой, старость. Дедушка побежал вниз и запнулся на острие камня, который вылез из общей безопасной груды склона после Пашиной пробежки.

— Ох, ты ж! Успел выговорить дедушка, после чего его правая ноги невольно покосилась и в конце концов через мгновение уронила пожилого мужчину на спину. Он покатился вниз. Паша бросился к нему навстречу, чтобы не допустить кувырков. Неряшливых и болезненных движений дедушки не было видно из — за пыли, несущейся со склона. Паша сомкнул глаза и расставил свой худощавый, но стойкий корпус. Дедушка немного снизил скорость своего съезда, однако все равно вбился в живот Паши. Мальчик от подобного хлесткого толчка отошел в сторону. Дедушка увидел урон и быстро поднялся, отбросив банки и сачки в камыши. Он подбежал вплотную к Паше, который находился в согнутом положении и которому явно не хватало воздуха.

— Так, дыши ровнее.

— Да я дышу. Только что — то все равно мешает продышаться.

— Полными легкими захвати воздух.

— Хорошо.

Паша после «выдоха до упора» смог нормально вздохнуть. Дедушка ухватил его двумя руками за плечи и обнял. Он буквально сжал своего внука и произнес:

— Пашка, приношу извинения, что выругался вчера. Старческие нервы уже.

Паша улыбнулся, но этого не было заметно через плотную дедушкину кофту, которая как обычно пахла аквариумными водорослями.