Жена Палача

ДОМИНАТРИКС, 2023

Мне казалось, что наша жизнь наладилась: я родила ребенка от любимого мужчины, он рядом со мной… Только почему врачи говорят, что наш малыш умер? Почему врут мне?Боль не утихает даже через год. Мой муж все дальше от меня, а я вынуждена переживать все в себе, медленно рассыпаясь на части. Но что, если на самом деле мой ребенок жив? Что, если все это время мой муж искал его в тайне от меня и теперь тоже распластан и не может выбраться из-под плиты неподъемной ответственности? И что, если мой муж… не тот, за кого себя выдает?

Глава 1. Ваня

Спустя год

— Ника, — смотрю в окно, как женщина с ребенком в коляске переходит через дорогу, направляясь в соседний парк. — Ты не хочешь есть? Может, сходим куда-нибудь, пока есть время?

— Пока есть время, — подходит ко мне сзади, утыкается носом в шею, дышит поверхностно и горячо, — я хочу тебя.

Каждый раз внутри что-то замирает, когда она так говорит. Как будто бы пускает в меня стрелы. Сглатываю, отгоняя глупые, ненужные мысли, натягиваю на лицо улыбку, оборачиваюсь и заключаю ее в объятия.

— Любой ваш каприз, любимая жена, — склоняюсь к ее губам, целую, а открыть рот шире, чтобы вылизать ее всю до остатка, как раньше, не могу — ком в горле словно перетягивает ледяными нитками все лицо, замораживает мышцы. Все испортил. Может быть, было бы лучше, если бы я не…

Она чувствует все… Отстраняется от меня, обхватывает пальцами скулы, смотрит в глаза пристально.

— Что такое, любимый? — спрашивает сдавленным голосом. — Опять этот крик? Голова болит?

— Да, — вру я. — И тремор усилился. Врачи ничего не могут сделать. Скоро не смогу работать.

Обнимаю ее крепче, утыкаюсь носом в выемку над ключицей.

— Забери это все, малыш, — прошу я эгоистично, зная, что ей и свое дерьмо девать некуда. — Забери, прошу…

— Т-с-с, — шепчет, прижимая мою голову к себе и гладя по волосам. — Все будет хорошо. Мы со всем справимся. Что мне сделать? Как помочь?

— Просто будь рядом, — подхватываю ее под попку, усаживаю на стол. — Всегда.

Целую ее шею, ключицы, спускаюсь к груди. Хаотично, нервно, как пацан, впервые увидевший обнаженную женщину. Как будто бы она — тот самый оазис в пустыне, а я почти сдох, пока дошел до него.

— Что бы ни случилось, — стягиваю бретели домашней сорочки, обвожу языком ареолу соска, втягиваю его в рот. — Обещай, что будешь рядом всегда.

— Я буду рядом с тобой всегда, мой Ванечка, — выдыхает со всхлипом, выгибается в моих руках, зарывается в волосы пальчиками. — Я так хочу, чтобы у нас было все как раньше. Чтобы мы были как раньше.

И я хочу. Знала бы ты, малыш, как я этого хочу. Только как это возможно, совершенно не представляю. Ничего, кроме своей беспомощности, не чувствую. Ничего, кроме этих позорных приступов паники, как сейчас. Которые я вымещаю на ней. Расплескиваю свою грязь из переполненного ковша на нее и ничего не могу с этим поделать.

Не переставая целовать ее, расстегиваю штаны, резко дергаю ее бедра на себя, приставляю к влажным складочкам головку и вхожу одним сильным толчком, удерживая ее, натягивая до предела.

— Сильнее, — почти выкрикивает, впивая ногти мне в шею до боли. — Еще…

Сжимаю ее так, словно собираюсь раздавить в своих руках. Сразу в бешеном темпе долблю ее, не давая передышки ни себе, ни ей. Только это и помогает ненадолго. Только ее боль, которую приношу я. Только моя боль, которую приносит она. Только этот момент.

— Люблю тебя, — выдыхаю куда-то в ее волосы. — Люблю тебя. Ника, я так тебя люблю…

— Ванечка, — выдыхает хрипло в мое ухо, вжимаясь в меня, лаская меня интимными мышцами, — люблю… Навсегда твоя. Навсегда.

Толчки все глубже, мощнее. Не жалея ее. Ногти все сильнее впиваются в мою кожу. Не жалея меня. И я почти на грани, почти очищаюсь ею, когда мерзкий голос во мне шипит: “Пока она не знает. Это не навсегда. Не навсегда”.

Почти кричу, разнося нас обоих на части. Пытаюсь обхватить ее талию, крепче, срастись с ней, но кисть предательски опять начинает трястись. Бешено, ненормально.

Толкаю ее спиной на кухонный стол, придавливаю своим телом.

— Не останавливайся, — стонет, обхватив мой корпус ногами, скрестив щиколотки над ягодицами. — Хочу тебя…

Я не останавливаюсь, чувствую, как она близка к финалу, как начинают сокращаться мышцы вокруг меня… и как стучит о столешницу чертова ладонь, которой я пытаюсь упереться.

Она выгибается, чуть приподнимает голову, смотрит на меня блуждающим, расфокусированным взглядом.

— Жестче, любимый, — выкрикивает, и ее красивое лицо искажается судорогой, рот приоткрывается. — Как раньше.

Заткнись! Заткнись! Заткнись! Не говори мне про раньше! Замолчи!

Сжимаю чуть ее горло левой рукой, почти рычу в ее губы, почти схожу с ума в этих сумасшедших движениях. Чувствую, как она начинает пульсировать, кричит в моих руках, бьется… прямо как моя кисть. Бешеное желание снова быть просто ее Ваней сносит все красные линии. Наваливаюсь на нее, дотягиваюсь до ножей, торчащих из стильной подставки, выхватываю первый попавшийся.

На мгновение вижу в ее глазах почти ужас, когда заношу над ней лезвие, а потом со всей силы вгоняю его между костей в кисть, пришивая, приколачивая к столешнице чертову не мою руку.

Кричу от боли и от, наконец, накатывающего оргазма, кусаю ее губы, шиплю, сжимая челюсти так, что зубы могут раскрошиться.

— Что ты творишь? — выкрикивает, все еще сжимая меня внутри себя. — Ты с ума сошел?

— Сошел, — выдавливаю я, опускаясь на нее, придавливая своим весом. — Сошел…

— Дай мне скорую вызвать, — просит, поняв, что никуда от меня не уйдет. — Ты же кровью истечешь.

— Пока нож там — не истеку. Просто давай помолчим. Пожалуйста.

— Я тебя понимаю, — вдруг проговаривает она севшим шепотом. — Понимаю. Мне иногда тоже хочется так, но не руку…

Замолкает. Просто гладит меня по голове.

Все она знает. И все понимает. И знает, что я об этом знаю. А поговорить не можем. Горло перехватывает. Только смотрим друг на друга и хватаем воздух, как рыбы на берегу. Вот такой замкнутый круг. Вот такая счастливая семейная жизнь.

— Артём с няней скоро вернутся, — наконец говорю я. — Пора приводить себя в порядок.

— Пора, — соглашается механически. — Давай в выходные съездим за город? Домик снимем. Алису возьмем. Я тебя дома почти не вижу…

— Посмотрим, — выпускаю ее из-под себя, выдергиваю нож из руки, и кровь сразу хлещет на столешницу. — Подай бинт, пожалуйста.

Она быстро достает аптечку, накладывает повязку, плотно бинтует руку, но ее старания бессмысленны — кровь вновь проступает на белом.

— Я поеду, Ник, — не могу больше находиться дома. Надо убежать, скрыться. — Работа. К врачу заеду, обещаю.

— Ваня, — останавливает меня, — я очень стараюсь, чтобы мы жили нормально. Я занимаюсь салоном, потому что это твой подарок. Я налаживаю отношения с твоей дочерью, потому что для тебя это важно. Было важно… теперь уж и не знаю. Я вожусь с этим ребенком… Артёмом. Я очень стараюсь тебя понимать. Может, ты тоже постараешься хоть немного ради нашей семьи? Будешь почаще ее частью.

С этим ребенком… Грызет в шею эта формулировка.

— Я… постараюсь, — говорю и не верю себе. Потому что мой мир сейчас немного в другом месте. Потому что быть здесь мне не дает ощущение, что я все просрал, что не справился. И мне надо знать, что больше такого не повторится. И что… что я правда ничего не мог сделать. — Я люблю тебя, малыш. Скоро вернусь.

Не жду больше, подхватываю куртку в коридоре, делаю уже шаг в сторону выхода. Потом поворачиваюсь и целую ее, уже одетую и стоящую в нескольких шагах, в лоб.

— Правда, сегодня постараюсь поскорее.

— Я буду тебя ждать, — проговаривает сдавленно, преодолевая слезный спазм. — Мы будем.

Выхожу за порог и спешу туда, где я хоть что-то контролирую.