Дом преподавателей, или Бегство из рая. Часть 1

Гриша Поцелуйчиков (2024)

Данная книга — увлекательный роман, посвященный непростому детству и юности московского мальчика, жившего в 1950-60-е годы в известном Доме преподавателей МГУ на Ломоносовском проспекте. Построенный на личных воспоминаниях, он приобретает особую ценность. Это не просто пересказ событий, но и их осмысление автором через призму времени и жизненного опыта. Авторский комментарий, сопровождающий описание детских увлечений, школьных трагедий, дворовых игр и войн, каникул в Прибалтике, на Украине, и в русской деревне, первой любви, дружбы и предательства, позволяет читателю стать свидетелем этих событий, понять переживания героя и его эволюцию. Все события происходят на фоне жизни Дома преподавателей МГУ своего рода микрокосма, со своей особой социальной и интеллектуальной спецификой. Это правдивый, искренний, полный юмора и светлой грусти рассказ о взрослении, который просто не может оставить равнодушным.

Жители

Хоть дом наш и назывался Домом преподавателей, но социальный состав его был весьма неоднороден. В доме во всех подвалах были квартиры, и там жили дворники, полотеры и слесари, в основном работавшие при нашем домоуправлении. Общение с «подвалом» — первое мое жизненное переживание, связанное с социальным неравенством. Начиналось оно сразу при входе в подъезд. Я входил со своим приятелем, и пути наши разделялись — я шел наверх, к лифтам, а он — вниз, по крутой и довольно темной лестнице. И сам приятель сразу становился маленьким, жалковатым, хотя на самом деле был довольно упитанным мальчиком. Его отец был полотером, и я никогда в жизни больше не видел таких красивых полов, как в этой подвальной квартире. Они блестели, как настоящее зеркало.

Но и на этажах жили отнюдь не только преподаватели и сотрудники. Многие работники, обслуживающие огромное здание Университета на Ленинских горах, получили квартиры в нашем доме. Когда мы жили в первой, коммунальной, квартире, соседкой по этажу была тетенька из домоуправления, а такими же соседями в другой, отдельной, квартире была семья пожарного.

В доме было много известных семей (или тех, кто стал известен позднее) — Несмеяновы, Николаевы, Зенкевичи–Флинты, Засурские, Городецкие, Золотовы, Дынники.

Хотя большей частью дом заселялся молодыми семьями. Старых, заслуженных людей — академиков и профессоров — было не так уж много. В основном это было поколение моих родителей — рождения 20-х годов. Соответственно рангу и количеству членов семьи получались и квартиры. Поэтому ученые и преподаватели тоже жили в основном в коммунальных квартирах.

Назвать Дом преподавателей домом молодых ученых совершенно невозможно. В самом крайнем случае — домом будущих академиков. Классический стиль, высокие строгие двери, башни. Эта торжественность не предполагала молодости, она ее скрывала и запирала в себе. Торжественность создавала эпоха — первая половина 50-х годов и сталинский классицизм. Но к началу 60-х торжественность стала анахронизмом и превратилась в исторический тупик. Естественно, возникало сравнение с Главным зданием МГУ на Ленинских горах. Но МГУ при всех стилевых совпадениях слишком привязан к местности. Университет словно является ее продолжением, как маяк собирает и совмещает в себе берег и море. И в таком случае форма, архитектура становится вторичной. А у Дома преподавателей нет местности, он ничего не знает о своем окружении.

Между тем подвалы в доме постепенно расселяли, устраивая там технические помещения, и, странным образом, я с тех пор как будто забыл, что на свете есть такая вещь, как социальное неравенство. Вернее сказать, я не обращал внимания на то, что многие друзья из нашего дома или из соседних жили не так, как мы. Когда я приходил к ним, мне всегда было хорошо и уютно, даже в коммунальной квартире, где в одной маленькой комнате ютилась вся семья моего одноклассника. Его мама замечательно варила щи, я их очень любил, особо вкуснейшее жирное мясо на косточке. И собственным умом я так и не дошел до того, что условия, в которых жил я, могли казаться моим дворовым приятелям просто царскими. Я узнал об этом, вернее, услышал впервые от собственной мамы.

Отслужив армию, я зашел к бывшему соседу по этажу и был ошеломлен от неизвестно откуда взявшейся и внезапно выплеснувшейся на меня ненависти. Ничего не понимая, я пришел к маме за советом. «Он всю жизнь завидовал тебе и ненавидел», — сказала она. Ее ответ меня ужасно поразил. Зависть можно скрыть, но ненависть? А наши игры, хохот, смех, путешествия на лифте, который мы раскачивали, стоя друг у друга на голове и умирая от страха и восторга? Двенадцатый этаж, все-таки!

Но было и иное отношение. Однажды мы собрались небольшой компанией на могиле друга, погибшего в середине 70-х годов. Выпили, постояли. И вдруг один из нас, как раз тот, у которого мама готовила вкусные щи, сказал: «Ребята из 14-го дома! Спасибо за то, что вы есть, за то, что мы дружили, и наши дома стояли рядом! Вы перевернули мою жизнь! Не знаю, какой бы она стала, если бы вас не было, но вы открыли для меня другой мир. Вы говорили иначе, вы давали опыт и знания, которые я бы никогда не нашел в другом месте. Вы изменили мою жизнь, и сейчас, уже почти прожив ее, я хочу поблагодарить вас за это».