Блюз осенних дум

Григорий Борзенко

Совершая в юности легкомысленные поступки, мы не задумываемся о том, что «ничто в этом мире не проходит бесследно». Рано или поздно наступает время, когда нужно будет «платить по старым счетам». Очень поучительная история о том, что «Лето красное пропела» – это, конечно, хорошо, но за всяким летом приходит пора осени…

Дума первая.

В мире существует немало колыбельных песен, но, наверное, несоизмеримо больше есть песен, в которых их авторы с чувством трогательной ностальгии пытались передать ту гамму нежности и уюта, которые все мы с вами испытывали в минуты, когда наши мамы пели нам в детстве колыбельные песни. Если уж к чему-то можно применить известное всем определение «На все времена», то это, вне всякого сомнения, применимо к колыбельным песням. Человек может быть активным или пассивным, любить быструю или лирическую музыку, но в детстве всех нас, всех, независимо от темперамента и вкусов, умиляли, успокаивали и, в итоге, убаюкивали нежные колыбельные песни. Наши души трогал не только лирический мотив проникновенных мелодий, но и волшебный голос мамы, из уст которой звучала эта песня.

Я помню, как пела мне мама колыбельные песни. Казалось бы, фраза «мамин голос согревал меня» может звучать как аллегория, и никак иначе! Согревать может теплая печка, к которой ты прижался всем телом, теплая шуба на меху, в которую ты укутаешься, но уж, конечно, не просто человеческий голос. Однако, готов поспорить с вами в обратном! Уж сколько лет прошло, а я как сейчас помню, что согревал меня тогда не действительно теплая «грубка», рядом с которой стояла кровать, не теплое ватное одеяло, которое я подтягивал себе под подбородок, а именно нежный мамин голос, который согревал тогда меня в самом прямо смысле этого слова! Она пела мне про маленького пушистого котика, и мне казалось, что этот котик лежит у меня сейчас на груди, я прижимаю его к себе, и он тоже согревает меня своим крошечным пушистым тельцем.

Может, именно те колыбельные, так нежно звучавшие в уютном доме, расположенном на краю села Украинское Ивановского района Херсонской области, и родили в моей душе чувство прекрасного, воспитало меня добрым человеком, и эту доброту стараюсь дарить не только людям, но и добротой наполнять все свои произведения, песни, фильмы, книги. В скольких своих книгах, даже если они были на совершенно другую тему, я старался и старюсь (этот рассказ тому подтверждение) вклинить элемент воспоминаний, ностальгии, лишний раз напомнить читателям и слушателям моих книг, что все мы родом из детва. Все мы должны быть благодарны родителям, родному краю, за то доброе и прекрасное, которое все мы с вами впитали в себя вместе с молоком матери и вместе со словами ее колыбельных песен.

Нечто подобное мы можем наблюдать и сейчас, в небольшой, но уютной комнате столь же небольшой квартиры на окраине Херсона. Все так знакомо: уютная колыбелька возле стены, мягкая игрушка (крошечный плюшевый медвежонок), медленно покачивающийся над колыбелью, к которому тянутся ручонки совсем крохотного младенца. Рука мамы потянулась к руке младенца, и, точно так же, как его рука осторожно касалась кончиками пальцев висящего над ним плюшевого медвежонка, точно так же нежно гладила мамина рука крохотную руку своего маленького сынишки. Господи, как они похожи! Даже родимые пятна, очень напоминающие сердце, на тыльных сторонах их правых рук, были на удивление похожими! Это же нужно было, думала мать, чтобы матушка-природа так постаралась, и сделала столь похожими не только черты их лиц, но и эти, казалось бы, редко встречающиеся у людей, родимые пятна! Она всматривалась в это крошечное пятнышко-сердечко на руке сына, в черты его лица, так напоминающие то, что она видит в зеркале, и слезы наворачивались на ее глаза. Боже! Какой он родной! Как ей его жаль, как не хочется расставаться с ним!

Она тяжело вздохнула, открыла шкаф, достала лежащее на полке детское одеяльце, расстелила его на кровати, достала из колыбели младенца, положила на одеяло. Затем сняла со своего привычного места крошечного плюшевого медвежонка, положила его на грудь мальчику и начла заворачивать его в одеяльце. Но в следующее же мгновение остановилась, подошла к тумбочке, достала из нее блокнот и авторучку. «Его зовут Ваня!» — такую надпись она сделала на листе своим размашистым почерком. Секунда раздумий, и тут же внизу появилась приписка: «Сергеевич». Вырвав листок из блокнота, она положила его рядом с медвежонком, завернула младенца в одеяльце, перевязала этот куль синей лентой, оделась, взяла младенца на руки, вышла из квартиры, заперла квартиру на ключ, и уверенным шагом направилась к остановке общественного транспорта. Ни по мере следования в маршрутке, ни в то время, когда она от остановки шла к первому роддому, расположенному в центре города, никто из пассажиров и прохожих не обратил внимание на лицо молодой мамы. Ну, едет или идет мама с ребенком, да и все тут! Привычное зрелище. Но если бы кто удосужился более внимательно всмотреться в выражение лица девушки, он наверняка бы заметил нечто особое. В таких случаях, давая определение выражению лица отрешенного человека, моя бабушка применяла ироничное, но о многом говорящее сравнение: «Як з христа знятий». Именно в таком состоянии была сейчас девушка. Подойдя к входу в здание, на котором красовалась дощечка с надписью «Пологовий будинок №1!, она воровковато оглянулась по сторонам, и, убедившись, что никого нет вокруг, быстрыми движениями положила в лоток для приема малышей-отказников завернутого в одеяльце младенца, быстро зашагал прочь. Бесконечно много раз повторяя про себя слово «Прости!», раз за разом вытирая слезы, которые непрерывным потоком катились у нее из глаз и мешали видеть дорогу, она дошла до расположенного рядом Шевченковского парка, зашла за деревья и кустарники, и только там позволила себе остановится. Уронив бесчувственное тело на уголок лавочки, она уткнулась лицом в раскрытые ладошки и еще больше дала волю слезам. Подойдя к краю кроны дерева она то и дело поглядывала издали а вход в роддом, раз за разом представляя, как сейчас кто-то увидит этот бесконечно близкий и родной ее сердцу живой сверток, принесет его сюда, и с укором в словах произнесет: «Ну, что ты такое творишь, Марина?! На, возьми на руки сына! Посмотри, какой он милый!» Понимая, что сейчас она сама бросится к роддому, и, отдавая себе отчет, что с этим нужно покончить твердо и решительно, раз и навсегда, она быстро зашагала по аллейке парка, вышла к остановке общественного транспорта на улице Суворова, дождалась свою маршрутку, села в нее и поехала домой.

Конец ознакомительного фрагмента.