Устойчивая жизнь. Как справляться с проблемами на жизненном пути

Гордон Макдональд, 2004

«Мало что меняет тот факт, как быстро ты пробегаешь стометровку, если забег предстоит на 400 метров. Жизнь – это не спринт, это забег на длинную дистанцию, и она требует такой тренировки, что позволит людям пробежать всю дистанцию». Гордон Макдональд Об авторе Гордон Макдональд больше сорока лет был пастором и автором книг. В настоящее время он служит издателем журнала «Лидерство» и как председатель организации «Помощь Миру». Он автор таких книг, как: «Жизнь, благословленная Богом», «Продление Духовной Страсти», «Перемена жизненного курса», бестселлеров «Как упорядочить свой внутренний мир» и «Мужчины – о себе». Макдональда часто можно встретить в походах по горам Новой Англии или Швейцарии со своей женой Гейл или пятью внуками. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Введение

«Симон Петр припал к коленям Иисуса и сказал: выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный… И сказал Симону Иисус: не бойся; отныне будешь ловить человеков». Лука (5:8,10)

Обыватель

В глубинах моей памяти хранится образ доски объявлений. Она выглядит, точнее, выглядела как кусок фанеры (два на пять футов), приколоченный к двум столбам размерами 4 на 4 фута. На ее поверхности были приколоты, наверное, тысячи скоб, держащих кучу страничек, которые время от времени слетали с доски. Эта доска располагалась вблизи верхней части поворота на грязной беговой дорожке в Стоуни Брук, школе, подготавливающей в колледж, на северном берегу Лонг-Айленда в Нью-Йорке.

Информация, которая вывешивалась там каждый день в полдень, сыграла важную роль в моей жизни, пока я был студентом Стоуни Брук.

Некоторые считали, что белая доска была личной собственностью Марвина В. Голдберга (кратко его называли МВГ), ранее тренера по кроссу. Я как будто сейчас вижу его (и это спустя почти 50 лет) выходящим из своего офиса на Хегман-Холл — за пару секунд до звонка на обед — и идущим к треку. В одной руке несколько листов бумаги. В другой — степлер, чтобы прикрепить их к доске.

На бумагах, написанных синими чернилами, вытекающими из ручки Голдберга, размещались индивидуальные программы для каждого члена команды: разминки, тренировки и технические расписания.

Атлеты, чьи имена, как и мое, начинались на «М», располагались на третьем или четвертом из семи листов, которые Голдберг прикреплял к доске. Любопытно, что я часто бежал вниз по дорожке, как только тренер уходил, чтобы взглянуть на расписание того, что он планировал сделать со мной в этот день.

Если же я не подходил к доске сам, то другие члены команды это делали. На ланче можно было слышать, как бегуны говорят между собой: «Ты не поверишь, что Голдберг припас для тебя на сегодня» или «Ну, ты попал!». Никто никогда не говорил: «Какой же прекрасный день мы проведем на беговой дорожке, Голдберг выжмет из нас все, я не могу дождаться этого».

В 3.30 команда бегунов (или команда округа, в зависимости от сезона) начинала тренировку. Вначале с личной программы разогрева, затем переходили к тренировкам на выносливость и скорость, и в конце — техническая работа: улучшение маховых шагов, обмен практикой, обсуждение стратегий и так далее.

Тренировки, каждая около двух часов, были тщательно спланированы тренером Голдбергом. Все было согласовано с персональным планом, задуманным для каждого атлета на месяц или год вперед. Если ты спросишь его, зачем выполнять определенные задания для вида в четверг в январе, он, возможно, скажет: «Достижение этого результата сейчас позволит тебе пробежать 400 метров за… (здесь он называл определенное время) в Пенн Релэйс в апреле». Затем добавлял: «Все, что мы делаем сегодня, окупится нам в мае. Вот увидите».

Обмен эстафетными палочками между командами был хорошим примером развития техники: 25 минут высокоскоростных передач. Утомительно! Тренер постоянно напоминал членам команд, что в этих маленьких соревнованиях совершенно неважно, кто победит, и это оправдывало стремление достигнуть превосходной координации во время передачи. Уронить палочку во время передачи? Ни за что. Это сделало бы тренера Голдберга несчастным человеком.

МВГ был в курсе, что некоторые из нас жалуются за его спиной на беспощадную практику передач. «Ты будешь частью эстафетной команды всю свою жизнь, — сказал он мне однажды. — Если у тебя будет семья или ты будешь работать с людьми, то наступят такие моменты, когда тебе придется передать важное сообщение или поручение кому-либо. В жизни на этих передачах может быть много ошибок и проблем. Так что учись делать эти передачи сейчас, и ты будешь готов к более важным передачам в будущем».

У меня ушли годы, чтобы оценить способность тренера видеть далеко вперед. Ведь мне как тинейджеру эстафета казалась не более чем передачей палки из рук в руки. А тогда Голдберг предвидел все, чтобы подготовить нас для будущей жизни, я же не мог заглянуть так далеко.

Я часто писал и говорил о Голдберге и о том следе, что он оставил в моей жизни. Я видел в нем серьезного человека, который ждал лучшего от каждого. Люди, которые знали его, возможно, скажут, что у него не было чувства юмора, но они определенно вспомнят его страсть к превосходству и абсолютным усилиям. Они, несомненно, также вспомнят его стремление помогать молодым людям (а позже и женщинам, когда Стоуни Брук стал совместной школой) реализовать свой потенциал, и они никогда не забудут о мечте Голдберга: чтобы у всех его подопечных служение Богу было высочайшим стремлением в жизни.

Я поступил в Стоуни Брук как второкурсник. Пришел с намерением играть в футбол в роли защитника. И грезил о дне, когда тренер представит меня с большой буквой «С» на спортивном банкете. И он скажет: «И сейчас университетская буква — самому лучшему защитнику Стоуни Брук и самому ценному игроку года…» Буква будет вышита на белом кардигане, и наверняка какая-нибудь симпатичная девушка с «конским хвостом» попросит его поносить.

Главной помехой между мной и буквой «С», к несчастью, было то, что я был худой как спичка. И это доставляло множество проблем с самого начала моей полноценной футбольной практики. Никто не говорил, что меня будут сбивать с ног игроки, помассивнее, чем я, в телосложении. Никто не заикнулся, что эти «бегемоты» любят причинять боль. Поскольку меня не привлекали шишки и синяки, то и будни футбольного игрока для меня быстро закончились.

Я представлял телефонный разговор между футбольными людьми и тренером Голдбергом: «Марвин, у нас тут один парнишка. Он немного зануда, честно. Не любит проигрывать. Но он быстро бегающий зануда. Возможно, ты захочешь взглянуть на него. Надеемся, ты поторопишься — нам нужно его крепко ухватить».

То ли из-за этого разговора, то ли из-за чего-то еще, но футбольный тренер передал меня тренеру по бегу в ничто. На следующий день я появился на треке в купальном костюме и высоких «сникерсах». Холеные, быстрые и более подготовленные спортсмены на треке захихикали.

Я провел свой первый день, совершая отборочные беговые упражнения для тренера Голдберга. Он понаблюдал, затем сделал некоторые выводы о движении моих рук, или об угле наклона головы, или о длине шага. Он мало хвалил и часто критиковал. Моя самоуверенность — уже пораненная на футбольном поле — просела еще глубже, потому что тренер вообще не подал виду, что думает обо мне как о бегуне. Ничего! Я уже начал сомневаться, что мне удастся когда-либо заполучить большую «С» Стоуни Брук в качестве футболиста или бегуна. Все, что Голдберг сказал в конце тренировки, это «Увидимся завтра». Поэтому я продолжал приходить.

Как-то однажды Голдберг подозвал меня, когда я заканчивал серию спринтов. «Горди, подойди сюда, пожалуйста». Горди. Тренер дал мне новое имя. Футбольный тренер называл меня просто Макдональд или Мак. Но у Марвина Голдберга я стал Горди с первого дня нашего знакомства. Оказалось, что мне нравится это имя, и — это может показаться странным — оно позволило мне взглянуть на себя как-то иначе. Гордон — я всегда это чувствовал — было имя прежнего меня, и я никогда не любил его. МВГ интуитивно знал это? Сейчас, будучи стариком, я снова Гордон для всех, кроме моей жены, которая продолжает называть меня Горди, особенно когда она мной довольна. Ее «Гордон!» звучит как штормовой сигнал.

Услышав свое имя, я направился в сторону Голдберга. Он стоял рядом с белой доской объявлений. Когда я подошел к нему, Голдберг положил руку мне на плечо и начал говорить. Как я могу вспомнить его слова спустя годы, он сказал мне: «Горди, я тщательно наблюдал за тобой. Думаю, у тебя есть потенциал, чтобы стать отличным бегуном. У тебя телосложение бегуна и естественный шаг. И ты быстр. Но тебе предстоит многому научиться. Если собираешься выступать за Стоуни Брук, тебе придется упорно трудиться. Необходимо научиться дисциплинировать себя, а это значит — доверять мне и следовать моим инструкциям. Каждый день тебе придется приходить на трек и выполнять задания, которые будут вывешены на доске. А сейчас, Горди (тренер часто повторял это имя), не посвящай себя этому делу, если не будешь отдаваться ему сполна». И затем он задал вопрос: «Гордии, ты желаешь заплатить ту цену, которая нужна, чтобы стать бегуном Стоуни Брук?»

Сейчас, оглядываясь назад, я осознаю, как мало понял из того, что он говорил. Я слышал слова, но не вникал в суть. Доверять ему? Следовать его инструкциям? Заплатить цену? Никто раньше так не разговаривал со мной! Конечно, почему бы и нет — подумал я. Возможно, именно так я получу «С».

Мне нравилось думать, что в тот день, когда Марвин Голдберг подозвал меня к белой доке объявлений, я сделал первые серьезные шаги к тому, чтобы стать мужчиной. Точнее, я верил, что беговые дорожки вели к моему взрослому пониманию жизни, в частности, христианской жизни. Голдберг приглашал меня изучить устойчивость, самый важный термин в моем духовном путешествии. Сейчас я понимаю, что узнал об этом сперва как атлет, а потом позже, гораздо медленнее, уже как последователь Иисуса.

Вот почему история Марвина Голдберга протянулась нитью через всю книгу. То, чему он научил меня, когда мне было 16, в значительной степени определило путь, выбранный мной для жизни в возрасте 65.

В тот позорный день тренер не требовал быстрого ответа. Вместо этого он сказал: «Я хочу, чтобы ты изучил дорожку и подумал над моими словами. И когда ты решишь, что хочешь сделать, вернешься и дашь мне знать».

Днем позже я сказал Марвину Голдбергу, что буду доверять ему и что готов заплатить цену. Через день мое имя впервые появилось на третьей странице из семи прикрепленных к белой доске объявлений.

Восемь месяцев спустя я надел мой первый белый свитер с большой буквой «С».

Почти 50 лет спустя

Несколько лет назад глава Стоуни Брук пригласил меня прочесть речь бакалавра на предстоящем школьном празднике. Я ответил незамедлительным и благодарным «да». Хотя до праздника было еще несколько месяцев, я начал представлять, каково это — вернуться назад в красивый кампус, который три года был моим домом в 50-е.

Я любил Стоуни Брук и ценил жертву своих родителей, когда они отправили меня сюда. Мужчины и женщины, мои инструкторы и наставники, оказались солидными, зрелыми и замечательными людьми. Благодаря им я приобрел совершенную, полную картину здорового мужества и женственности. Я видел примеры хорошего брака, необыкновенного характера и гибкого ума. И для меня никто не воплотил все это в себе больше, чем Марвин Голдберг.

И сейчас, спустя десятилетия, я вернулся сюда как бакалавр. Я хотел, чтобы моя жена Гейл поехала со мной. Более того, я хотел, чтобы наши старшие внуки Ерин и Лукас разделили этот опыт. Я видел себя сопровождающим их по кампусу, указывая на места, где когда-то были рождены особые воспоминания.

Я думал сперва отвести их в библиотеку, где проводил бесчисленные часы над книгами. Затем захотел бы показать мою комнату в общежитии на третьем этаже Хегман Холл, где я наслаждался памятным старшим курсом. Я намеревался также посетить часовню, красивое место богослужения с маленькой колокольней. Я часто ходил в его маленький храм после тренировок, чтобы поиграть на пианино до наступления темноты.

Но лучшим моментом в посещении Стоуни Брук будет, когда я возьму Эрин, Гейл и Лукаса с собой на беговую дорожку, на которой провел столько дней. Я представил, как покажу им белую доску объявлений, опишу моменты тревоги, когда искал свое имя на третьей странице и совершал тренировки, которые припас для меня тренер Голдберг.

Наконец наступил день поездки. Как я и планировал, мы побывали в библиотеке, посетили мою старую комнату и заглянули в часовню. Все закончилось на треке.

Но дорожка — моя беговая дорожка — ее не было тут. Все было другим. Трек был перенесен, и новый был мне не знаком. Дорожка имела современное всепогодное покрытие. Думаю, я смог бы установить здесь мировой рекорд!

А белая доска объявлений? Тоже исчезла! Что с ней случилось? И почему я был так расстроен, не обнаружив ее?

Мое глубокое чувство ностальгии — свидетельство тому, как сильно моя жизнь изменилась за годы, проведенные в Стоуни Брук. Я пришел сюда мальчиком, а вышел молодым человеком. Я пришел сюда, желая знать, что ждет меня в жизни, а вышел с некоторыми ответами. Я пришел сюда в поисках образца христианской зрелости, и вышел, найдя их. Большая часть этих открытий свершилась на беговой дорожке Марвина Голдберга. Может, поэтому я был потрясен, обнаружив, что ее нет.

В течение трех лет каждый день я шел к белой доске объявлений, сжимая в руке обувь для бега, чтобы изучить мой сегодняшний план тренировок. Ни одна из них не была легкой, и пока, наконец, я не понял, что тренер не привык отступать, я пытался изменить некоторые из них.

«Сэр, неужели вы думаете, что я могу пробежать 10 по 400 сегодня? Я не знаю, смогу ли я?..» «Сэр, хотелось бы знать, может ли ваша ручка поскользнуться, когда пишет план тренировки на выносливость». Легче было обвинить ручку Голдберга, чем его самого.

«Сэр, мы сделали 20 степдаунов по 200 вчера. Вы уверены, что сегодня я смогу 50?»

«Сэр, я простыл. У меня раскалывается голова. У меня шина на голени. Я думаю, что умираю».

«Ну, Горди, — говорил он мне. — Почему бы тебе не начать разминку? Ты почувствуешь себя намного лучше, когда разомнешься». МВГ не был посредником. У него свои планы на бегунов, и он намеревался придерживаться их. Он знал, что и я, и другие были способны выполнить задание, так как он верил в нас больше, чем мы верили в себя.

Но позвольте подчеркнуть мне это снова, чего я не понимал тогда (но осознал сейчас): Голдберг смотрел далеко вперед, на нас 35, 47 или 58-летних — когда у нас будет больше ответственности и придется отказывать соблазнительному призыву насморка и головной боли, другим отвлекающим факторам, чтобы делать то, что должны. В наши 15 и 16 лет он впервые помогал нам понять, что удовольствия от жизни приходят к тем мужчинам и женщинам, которые достигли самоконтроля и могут привести тело и душу за пределы человеческого сопротивления. Мы думали над гимном писателей «Клумба легкости». Он думал об устойчивости.

Сегодня — 45 лет спустя — тренер Голдберг на небесах. Но он также живет в центре моего бытия. Не проходит и дня, чтобы я не помнил о его влиянии на свою жизнь.

На 65-м году жизни я делаю пробежки вдоль Шейкер-Роад в нашем маленьком сельском городке Нью-Гемпшир. Моросит дождь, моим ногам тяжело. И голос внутри предлагает повернуть назад.

И потом тренер говорит со мной из глубин моей памяти: «Остановишься сейчас, Горди, и тебе будет легче потом остановиться на чем-то важном», — поэтому я продолжаю пробежку, потому что тренер настоял.

У меня накопились мысли, которые я намеревался записать. Какая-то часть меня хочет написать редактору, что я очень занят и не могу выполнить свои обязательства. И Голдберг говорит во мне: «Тебе надо выполнить свои обязательства — ты дал слово».

Внук часто звонит, спрашивая, когда мы сможем увидеться. Временами я испытываю соблазн увернуться, так как сильно занят важными делами. И тут же слышу, как тренер говорит: «Горди, мужчины и женщины, подобные мне, будут рядом с тобой. Подумай над этим».

В делах я чувствую искушение наплевать на необходимость дать отдых душе и послушать Бога. И часто в подобные моменты тренер говорит: «Горди, как часто мы говорили с тобой о важности твоих тренировок и о том, как они готовят тебя к бегу? Твоя выносливость — это все, и она укрепляется день от дня, когда ты тренируешься. А твоя душа работает так же?»

Говорю вам, тренер жив. И я продолжаю слышать его. Бег жизни — это бег на дистанции, а не спринт. Я могу взрастить духовную жизнь, которая покроет это обширное расстояние и никогда не потеряет свет главного бегуна, Иисуса. Это начало устойчивой жизни.

Взгляд в прошлое

В Стоуни Брук я стал очень хорошим бегуном, но не великим, каким видел меня Марвин Голдберг. Пока я побеждал во всех забегах, в которых участвовал, и пока я собирал буквы университетов, с которыми соревновался, факт в том, что я мог больше, намного больше.

Вот пример взгляда Голдберга относительно достижений спортсменов старших курсов, когда я был лучшим в команде, — он выдал бегуну года приз, тот, что стремились получить мы все, бегуну, который выкладывался на все сто и достиг все поставленные задачи. Мне? В те дни я слишком часто старался сделать все, чтобы победить противника. В глазах МВГ это было хорошо, но недостаточно, чтобы стать бегуном года.

Но это не означает, что я не впитал в себя важный урок, прочно укоренившийся во мне на все эти 50 лет. То, что я унес с собой с тех дней на треке, был метод взращивания атлетов Марвина Голдберга. И что самое важное — это шаблон, по которому надо жить во Христе. Тогда я не ценил, как глубоко был помечен методами Марвина — что почти каждый день моей жизни я оглядываюсь назад, чтобы принять один из его принципов, по которому каждый день принимаю решения.

Если для МВГ немедленной целью было развить неунывающих спортсменов, то я считаю, что его высшей целью было создать неунывающих христиан. Однажды он сказал своей команде: «Когда завтра вы подойдете к финишной прямой, я хочу, чтобы вы бежали, даже если рядом с вами никого не будет, и я хочу, чтобы вы пробежали в хорошем темпе еще четверть мили за финишной прямой». Мы глянули на него недоверчиво. Пробежать пять миль с хвостиком, затем ускориться и пробежать еще четверть мили?

«Сэр, вы не шутите?» — «Горди, ты должен быть уверен, что следующая команда, с которой будете соревноваться, услышит, что спортсмены Стоуни Брук сделали это, и убедится, что мы в лучшей форме, чем они. И это заставит их призадуматься». В любом случае, то, что мы в лучшей форме, было правдой.

Много лет спустя я вспоминал эту стратегию — добежать до финишной черты и пробежать еще четверть мили, и смеялся. Голдберга в действительности не интересовали другие команды. Эта была стратегия для нас — чтобы убедить: мы более выносливы, чем полагали сами. И более того, она должна была научить нас важности заканчивать любой жизненный забег с энергией и превышать минимум требований к себе.

Шли годы, и я тысячу раз думал о том времени на грязной беговой дорожке Стоуни Брук, и пришел к выводу, что мои основы христианской жизни были выкованы здесь, под тренерством Марвина Голдберга. Возможно, если бы он был сейчас с нами, то сказал бы по-другому, но, думаю, и согласился бы со мной в том, что пытался совершить четыре вещи.

Первое, он хотел, чтобы его спортсмены бежали и видели умом и сердцем свои неограниченные возможности. Ему была невыносима мысль о спортсмене, который не выложился на все сто на беговой дорожке к закрытию сезона.

Второе, он настаивал, чтобы его спортсмены оглядывались назад и учились на прошлом опыте — и побеждая, и проигрывая.

Третье, МВГ научил своих бегунов любить самодисциплину и избегать соблазнов поддаться своим желаниям.

«Я хотел бы сделать ваш опыт болезненным, — говорил он. — Так что бег будет для вас наслаждением». Это был его способ напоминать нам, что жизнь полна случайных трудностей. И нам придется привыкнуть к этому.

Самодисциплина — спорный вопрос, как в мелочах, так и в крупных делах. С одной стороны, самодисциплина может помочь побить собственный рекорд на треке. С другой стороны, может стать причиной, казалось бы, незначительных деталей. Когда мы садились в наш автобус, чтобы отправиться в другую школу на соревнования, тренер остановил меня. «Горди, — сказал он, — твой галстук развязался. Завяжи его, пожалуйста. Стоуни Брук путешествует с достоинством».

В другой раз я стоял на старте 800-метровки. Бегуны перетоптывались, ожидая сигнала стартового пистолета. Внезапно я услышал тихий голос позади меня: «Горди, твоя рубашка вылезла из шорт. В Стоуни Брук носят форму с гордостью».

Старшекурсники планировали вечеринку, которая затянется далеко за полночь. «Горди, я уверен, ты с нетерпением ждешь пятничную вечеринку, но ты должен помнить, что в субботу утром у тебя важное соревнование, которое даст нам шанс победить, поэтому я прошу тебя уйти с вечеринки в 9.30».

В конечном итоге МВГ хотел, чтобы его спортсмены гордились быть частью команды, «горсточкой счастливцев», которые стремятся свершить великие дела.

Марвин Голдберг верил в силу команды. Он предвидел тот день, когда каждый из нас станет либо лидером команды, либо частью ее. В наш подростковый период он учил нас сотрудничать друг с другом.

Часто, когда бегун стоял у стартовой линии, готовый сразиться в жестоком забеге, Голдберг убеждался, что остальная часть команды распределена вдоль всего трека так, чтобы бегун видел нас и слышал наши ободрительные возгласы.

Во времена моей учебы была деревянная эстафетная палочка, которую проносила 4 круга по треку эстафетная команда, победившая в забеге на милю, и которая передавалась на следующее соревнование. На ней были написаны имена всех моих товарищей по команде. Пока я время от времени изучал эти имена (чернила выцветали), помнил их и хранил в памяти образ каждого. Мы были «братьями по оружию» (как говорил Шекспир), «горсточкой счастливцев», и Голдберг объединил нас в команду.

Важно заметить, что мы, бегуны и игроки, были командой. А Голдберг был тренером. В этом различие. МВГ никогда не пытался быть другом или равным нам, чтобы завоевать нашу благосклонность. До самого нашего выпуска он был тренером — мистером Голдбергом, или тренером, или сэром. После выпуска он спросил: «Почему вы не называли меня Марвин?»

Если он не был нашим другом на беговой дорожке, тогда кем же? Ответ: он был отцом. Это было то, в чем мы нуждались в те дни, в отце, потому что мы были оторваны от наших настоящих отцов, и мы были детьми.

Много воспоминаний о его руке на моем плече и тихом, спокойном голосе, дающем совет. И часто он начинал так: «А сейчас, Горди…»

Вот так Марвин Голдберг взрастил устойчивость в своих парнях. И сам того не подозревая, положил начало этой книге. Для устойчивости в жизни — становиться сильнее в процессе взросления, развиваться так же, как и Марвин Голдберг взращивал своих атлетов.

Спасибо вам, сэр, что научили этому.