Настасья

Гордей Егоров, 2022

Кладбище было прямо через дорогу от двора, в котором мы росли. Мы были десятилетними хулиганами, которых как магнитом тянуло туда, где нам лучше бы не появляться. Потому в нашем детстве случалось порою то, о чем не хочется вспоминать. И когда кто-то в при встрече за столом или у ночного костерка все же обмолвится о том, что было, все на него шикают и смотрят испуганно в темноту.А потом не могут заснуть осенними ночами, ворочаясь и придумывая рациональные объяснения тому, что точно было тогда. И наверняка есть там, за кладбищенским забором, и сейчас.

Кладбище было прямо через дорогу от двора в котором мы росли.

Это сейчас его благоразумно обнесли двухметровым забором из уродливого синего проф листа, а когда мы были жадными до всего таинственного десятилетними хулиганами, оно было частью нашей бурной насыщенной жизни.

Думаю, можно не уточнять, что дворовый фольклор на девять десятых состоял из страшилок и баек про мертвецов, ведьм и сатанистов, приносящих жертвы прямо на могилах. Большая часть этих историй нужна была только для того, чтобы рассказывать их девчонкам, которые театрально пищали и умоляли не продолжать. Но некоторые были взаправду так страшны, что мы сами старались их побыстрее забыть и чуть не плакали темными ночам от страха, зажмурившись и до скрипа в суставах стискивая подушки.

Одну из таких историй рассказал мне мой старый друг Слава, когда нам было уже лет по семнадцать. Он жил в соседнем дворе и детворой мы много общались, но потом он перешёл в другую школу и мы почти перестали видеться, у него появились другие друзья.

Однако в тот вечер мы неожиданно оказались рядом у тревожного осеннего костерка, разведённого в тёмном бору метрах в трёхстах от кладбищенской ограды. Мы немного повспоминали детство и всё было прекрасно, пока разговор не зашёл про одну из наших общих знакомых, которая тоже в какой-то момент перестала гулять в нашем дворе.

Когда мы о ней заговорили, Слава вдруг сильно расстроился и неожиданно стал со всеми прощаться. Мне тоже нужно было отправляться домой и так вышло, что нам было по пути. Я решил прогуляться вместе с ним.

Часть пути мы шли по освещённой улице и молчали. Я предположил тогда, что между Славой и той девочкой была какая-то романтическая связь и потому её упоминание расстроило моего друга. Как же я ошибался…

Когда пришло время свернуть на тёмную тропинку в осенний мрачноватый лес, мой спутник забеспокоился ещё сильнее.

— Не могу больше молчать, — неожиданно начал он. Я должен тебе рассказать.

— Давай, конечно… — я пожал плечами. Я привык быть жилеткой, в которую все плачутся. Это не страшно. В отличии от того, что он мне рассказал.

Отчасти я, как оказалось позже, тоже был участником тех пугающих событий.

Дело в том, что на нашем кладбище была очень старая могила. Некоторые говорят, будто это самое древнее захоронение. Другие же утверждают, что кладбище гораздо старше.

Так среди прочих говорил один дядька с нашего двора. Дескать, это общепринятая норма захоранивать людей поверх могил, которые уже слишком старые. Я тогда спросил его, почему тогда никого не захоронили на той старой могиле? А он почему-то очень разозлился и начал кричать, чтобы мы ни в коем случае не вздумали ошиваться возле этой проклятой могилы. Никогда туда не ходили и даже не спрашивали его об этом.

Земля на месте этой могилки сильно провалилась. Креста не было, вместо неё стоял могильный камень, на котором были еле заметны буквы и цифры. Год захоронения тысяча семьсот какой-то. Имя указанное на камне не типичное для того времени. Ни Марья и ни Евдокия, а… Маргарита. А фамилию почти не различить.

Ещё в детстве мы пересказывали друг другу байку о том, что там захоронена ведьма. Местный барин какой-то влюбился в неё, дескать, а она умерла через время. Он крест так и не смог ей поставить — с ним постоянно что-то случалось, а камень установил.

Только исключительно смелые среди нас ходили смотреть на этот камень в самое сердце кладбища. А потом долго хвастались своей безграничной отвагой. Я, как видите, до сих пор хвастаюсь.

Конец ознакомительного фрагмента.