Голод

Коллектив авторов

О нем можно говорить, его можно скрывать, но каждому человеку он знаком.Это Голод.Вам откроются жизни людей, страшные секреты, глубинные чувства и откровения о поисках долгожданного покоя в череде страхов, воспоминаний и сомнений. Голод подкрадывается к героям, рыскает по закоулкам души, управляет поступками. Проглотите рассказы целиком или неторопливо отщипывайте по кусочку – что бы вы ни выбрали, после прочтения вам точно захочется ещё… Книга содержит нецензурную брань.

Ирина Бубнова

«Крест»

Иван Крестьянов сидел в своем кабинете Небесной канцелярии и изучал дело нового клиента под номером 33. Клиент — молодой архитектор мостов, что весьма символично, учитывая постоянные обрывы в личной жизни. Талантливый и одинокий, с кучей фобий и большим самомнением, за которым прячется неуверенность в себе.

«С этими талантами вечно проблемы, живут как голодные звери-одиночки в поисках признания», — пытаясь отстраниться, подумал Крестьянов. Он сам когда-то был такой же, что мешало ему судить объективно. Но муки совести не мучили Ивана, он их оставил там, среди живых. Листая страницы дела, он мрачнел, и план исполнения Высшего Указа о проработке души получался жестким…

Николай Владимирович Уваров чувствовал себя на вершине мира. Он так долго к этому шел, и вот его проект кубовидного светящегося пешеходного моста через Днепр выдвинут на Прицкеровскую премию. Вечером с командой пошли отмечать в ресторан. Ощущение собственного превосходства усиливалось с количеством выпитого алкоголя. Друзья и коллеги усердно подначивали Колю:

— Выпьем за бога архитектуры Николая Уварова!

— Спасибо, друзья! Не могу с вами не согласиться, я и есть Бог, и другого нет! — сказал он царственным тоном и поправил невидимую корону.

Яркая вспышка упавшей кометой осветила зал. Откуда-то сверху, словно пьяный глюк, опустилось белое и пушистое, как в мультике, облако:

— Если ты Бог, прими Его участь, — прогремел голос, и белые руки с длинными полупрозрачными пальцами надели на голову архитектора венок из колючек…

Николай открыл глаза и попытался пошевелиться, резкая боль обручем сдавила голову. Теплая капля скатилась по виску. Уваров коснулся ее пальцем, посмотрел на размазанное красное пятно и попробовал на вкус — кровь?! Переведя дыхание, поднял руку и укололся — скрученная проволока с обрезками стальных колючек что-то делала на его вдруг длинноволосой голове. Он лежал, боясь пошевелиться, и вспоминал вчерашний вечер. Банкет, перебор с алкоголем, пьяный разговор с Ольгой, поставивший точку в их отношениях, руки с венком…

«Ну вот ты и Бог! Поздравляю тебя, Коля! И что будешь делать теперь с этой „участью“? Надо просто снять проволоку и подстричься», — размышлял он, глядя на отражение в зеркале на фоне белой кафельной плитки. Но венок не снимался, он будто врос в кожу, и попытки разрезать его плоскогубцами добавляли только ссадин на руках. От бессилия Николай присел и тихо заплакал, из глаз потекли кровавые слезы.

«Нет, только не это! Я не Бог! Я не готов и не хочу быть Богом! Мне только 33, и я обычный грешник, пусть и талантливый». Мысли путались и сбивались, наступая друг другу на пятки. Уваров сидел на полу ванной в трусах и венке, пытаясь дать рациональное объяснение произошедшему. Новый Всевышний не заметил, как легкая бледно-голубая пыль мягко и невесомо воронкой вошла в него через макушку и растворилась внутри. Взгляд серых глаз стал чужим и «мертвым».

«Ты подготовишь проект креста и сам сделаешь его. А потом установишь на самой высокой смотровой площадке Родины-матери и примешь распятие как очищение своей души!» — сказал голос внутри.

Николай наспех умылся, собрал в хвостик вьющиеся поседевшие волосы, завязал поверх венка черную бандану, обнаруженную в шкафу, и отправился на работу в Институт. Собрав сотрудников в зале для совещаний, сказал:

— Ребята, ближайшее время я буду занят собственным проектом. Прошу не отвлекать. Вы продолжаете работать в обычном режиме над плановыми заданиями.

— Вам помочь, Николай Владимирович?

— Нет, Саша. Я сам. И еще. Прошу все заказанные мной материалы доставлять ко мне в мастерскую немедленно. Спасибо, — кивнул Уваров и ушел к себе.

О случае в ресторане никто не помнил, странный вид и поведение начальника насторожили коллег, но мешать или сообщать куда надо они не стали, лишь наблюдали и незаметно фотографировали происходящее через стеклянную стену мастерской.

Но Николаю Владимировичу было все равно, он не ощущал усталости, почти не ел, не пил, не спал и никого не замечал. Начертил проект — чтоб стоял вечно, как однажды одному из сотрудников ответил Уваров, принялся варить металл, строгать на станке заказанную из Бразилии ятобу цвета разбавленной крови, пропитывать и обрабатывать ее средствами, от запаха которых убегали из помещения все, кроме автора сего творения. Зрелище завораживало: над трехметровым крестом в работе склонился худой мужчина с длинными волосами, отрешенным взглядом и терновым венком на голове. Казалось, сейчас мученику положат этот крест на спину, и Николай пойдет на свою Голгофу.

Через неделю крест был готов. При его виде крестились даже заядлые атеисты. Весь Институт ходил поглазеть на это чудо.

А Николай Владимирович впервые за неделю пошел домой — подготовиться к завтрашнему дню. В квартире было пыльно, душно и тихо, только часы на стене звучно отсчитывали время. Уваров сходил в душ, погрыз завалявшиеся сушки с водой, подготовил белую рубашку и подошел к окну. Полная луна висела, казалось, прямо перед ним, на уровне пятого этажа, и ждала, что будет дальше. Звезды мирно подмигивали, убаюкивая остатки разума.

«И завтра все это будет уже без меня. Завтра я буду свободен и чист», — подумал Коля, привычно поправляя венок.

Оторвавшись от звезд и цепляясь за остатки сознания, архитектор вспомнил детство в селе Томашовка под Киевом, учебу в интернате в здании бывшего поместья Хоецких с его загадочной историей и лабиринтами подвалов. В одном из них Николай и Ванька Крестьянов нашли альбом с картинками самых удивительных мостов мира и поклялись, что вместе построят самый красивый. «Как я мог потерять в себе того восторженного мальчика, мечтавшего одеть весь мир в хрустальные мосты, дарящие людям счастье встреч и красоты?! А Ванька, где он? Мы перестали общаться, как только он провалил экзамены в архитектурный. За все надо платить».

Утром Уварова разбудил телефонный звонок: ночью в Институте произошел пожар. По странному стечению обстоятельств, выгорела именно его мастерская. Креста там не оказалось, скорее всего, его украли. Полиция открыла дело о поджоге и хищении имущества.

Николай безучастно прошел в ванну, искоса глянул в зеркало и застыл на месте: ни венка, ни длинных волос. Зато сзади, опираясь на белую плитку, стоял огромный красный крест с прибитой внизу дощечкой-ступенькой для восхождения. «Тебе пора», — произнес голос внутри.

Николай ненадолго вышел и вернулся в белой рубашке, держа в руках большой закаленный стальной гвоздь и молоток. Уваров поднялся на крест так, чтобы грудь находилась на уровне пересечения досок, отрешенно посмотрел в последний раз на себя в зеркало, приложил гвоздь к сердцу и резким выверенным движением руки с неизвестно откуда взявшейся силой прибил себя к кресту…

Телефонный звонок отвлек Крестьянова от размышлений.

— Клиент номер тридцать три отработан.

Иван вздохнул, взял черную папку с номером 33 и открыл, чтобы убедиться в исполнении приказа. Поверх исписанных листов лежала фотография Николая Уварова, прибившего себя к кресту, который Иван «заботливо» доставил ночью своему другу детства, заодно устроил поджог в мастерской, взяв со склада телесных оболочек полицейского. Содеянное не принесло Крестьянову ожидаемого покоя и удовлетворения. Свои голодные игры он давно проиграл, и ничья смерть это не изменит.