Весна 45-го года!

Георгий Четвериков, 2023

Май 1945 года. Победное ликование сменяется неожиданным известием о неизвестной болезни, которая начинает распространяться по югу Европы, выкашивая за считанные дни огромные армии и города. Ставка Верховного главнокомандующего предполагает, что распространяющаяся зараза, своеобразное оружие последнего шанса, может быть создана преступной шайкой нацистских ученых. Чтобы выяснить это, в карантинную зону отправляется отряд советских разведчиков из числа людей невосприимчивых в болезни. Возглавить отряд поручено офицеру СМЕРШ Василию Мезенцеву.Сможет ли бесстрашный офицер и его отряд выполнить поставленную задачу, разоблачив нацистских преступников? А может, за всем происходящим стоят какие-то тайные силы?Ответы на эти вопросы ищите на страницах повести.

Глава 1. Луч света

1 июня 1945 года. Берлин. 10:00

Объединенный Штаб 1-го и 2-го Белорусского фронта

Несмотря на хаос, который творился вокруг, мы старались держаться. Закаленные за пять лет войны люди просто так не сдаются, будь это жестокий противник, или же невидимый враг, микроб, изматывающий человека до смерти за сутки, хотя в частях участились случаи дезертирства и стали расползаться церковные бредни о конце света.

Как же тут не поверить в них, если трупами была завалена вся южная Европа.

Живые не успевали хоронить умерших, а врачи до сих пор не могли дать точного ответа на вопрос, что это за дрянь убивает каждый день десятки тысяч человек.

Вначале подумали, что бомбежки союзников вскрыли древние чумные захоронения, которых по всей Европе было огромное множество. Но прилетевшие из Москвы светила советской медицины не подтвердили это предположение. С их слов это была новая, неизвестная болезнь, со стопроцентной смертностью.

Если человек заражался, то ему уже ничто не могло помочь, и он сгорал, как свеча, за одни сутки.

Но были и те, у которых к этой ужасной заразе оказался устойчивый иммунитет. Поняли это после того, как из окруженной санитарными кордонами зоны, где находилась почти полностью вымершая 27 армия, стали выходить абсолютно невредимые люди.

И я оказался в их числе.

Вилис остановился у ворот объединенного штаба 1-го и 2-го Белорусского фронта, куда меня неожиданно вызвали с вещами, без объяснения каких-либо причин.

— Свободен, сержант, — отпустил я водителя, и с тронувшейся машины выхватил свою скромную поклажу в виде полупустого вещмешка.

У ворот меня встретили два солдата с какими-то баллонами и распрыскивателем.

Я молча показал свое удостоверение, и они, немного замявшись, все же решились опрыскать меня той гадостью, что была у них за спиной.

— Уксус? — спросил я, зажмурившись.

— Так точно! — ответил один из них, застыв передо мной, словно ледяная фигура.

Я прекрасно все понимал и не стал препятствовать выполнению их солдатского долга. Ведь я у них сегодня, наверное, был не самой высокой фигурой по званию. Им приходилось обрабатывать с ног до головы не то что полковников, но даже маршалов. Перед этим двумя солдатами мы все были равны.

Пройдя неприятную процедуру, я слегка закашлялся от едкого запаха и пошел к четырехэтажному старинному особняку, на входе в который стояла вооруженная охрана во главе с офицером.

— Стойте, товарищ капитан! — окликнул меня майор, и я снова показал свое удостоверение, объясняя цель моего визита.

— Капитан Мезенцев, заместитель начальника ОКР СМЕРШ 47-й стрелковой дивизии. Прибыл по приказу заместителя командующего 1-го Белорусского фронта.

Майор внимательно изучил удостоверение и, сличив меня с фотокарточкой, открыл свой планшет, проверяя длинный список. Найдя, по-видимому, мою фамилию, он кивнул солдатам проверить мой вещмешок, а сам взялся за кобуру.

Я молча убрал удостоверение в нагрудный карман кителя и развязал вещмешок, демонстрируя его содержимое.

— Все в порядке, — ответил солдат, и майор открыл передо мной массивную входную дверь, — запишитесь у дежурного в первом кабинете.

— Непременно, — ответил я и вошел внутрь.

В штабе оказалось на удивление малолюдно.

Обычно здесь было много офицеров фельдъегерской связи, ожидающих своей очереди для получения депеш, а также командиров крупных войсковых соединений, которые приезжали к маршалу Жукову на доклад.

Но сейчас в коридорах этого старинного здания практически никого не было.

Я прошел в первый кабинет и, снова представившись и показав удостоверение, расписался в книге посетителей.

Молодой лейтенант робко завизировал мое прибытие и отправил меня на второй этаж в приемную командующего, где в пустом коридоре я прождал почти полчаса.

За это время я постарался перебрать все возможные причины, по которым меня могли вызвать, но так ни к чему и не пришел.

Из потока мыслей меня вырвал топот, раздавшийся на лестнице.

Через минуту в дверях второго этажа показался высокий человек с маршальскими звездами на погонах. Несмотря на свой рост, он был необычайно строен и поистине классически сложен, поражая своим изяществом и элегантностью.

За ним следовали два генерала и несколько чинов поменьше.

Я вытянулся по стойке смирно, и человек обратил на меня свое внимание.

— Майор Мезенцев?

Я немного растерялся, соображая, почему маршал Советского Союза обратился ко мне лично и к тому же, перепутав мое звание.

Но быстро пришел в себя и дал единственно верный ответ в такой ситуации, — так точно! Капитан Мезенцев, товарищ маршал Советского Союза.

Маршал слегка улыбнулся и посмотрел через плечо на своего адъютанта, — посмотри, Иван Иванович, какой скромный.

Затем он снова обратился ко мне и более строгим тоном произнес: — Идем со мной, майор.

Пропустив всю процессию вперед, я зашел в приемную, и дежуривший на дверях сержант с автоматом закрыл за мной дверь.

— Проходите, товарищ майор, — указал мне на двери кабинета адъютант маршала, — Константин Константинович не любит ждать.

Я оставил вещмешок на табурете перед дверьми и зашел в кабинет. Обстановка в кабинете была скромная. Слева от входа, в углу, стоял небольшой книжный шкаф, дальше располагалась тахта с кожаной, потертой обивкой, над которой висела большая карта Германии немецкой печати, а в центре кабинета стоял длинный, дубовый стол.

Маршал Рокоссовский занял место во главе стола и предложил всем присутствующим незамедлительно начать совещание.

Я занял место напротив коренастого генерал-майора, который полушепотом беседовал о чем-то с полковником медицинской службы.

Заметив мой взгляд, они прекратили беседу и переключили свое внимание во главу стола.

— Товарищи! — произнес маршал.

— Вам всем хорошо известно, какая ужасающая ситуация складывается на данный момент. Несмотря на все наши усилия, эпидемию неизвестного заболевания сдержать не удается. Вчера я был вынужден отдать приказ передвинуть санитарные кордоны еще на сто пятьдесят километров севернее. Но если бы это помогло. Союзники не успели среагировать и допустили распространение заразы за пределы Европы. Вчера первые случаи были отмечены в странах Южной и Латинской Америки. А в США за пять дней зафиксировано более десяти тысяч смертей.

В Австралии ввели запрет на вход любых судов в свои территориальные воды.

— Константин Константинович, а что случилось с Георгием Константиновичем? — неожиданно спросил генерал-майор, сидящий напротив меня. — Солдаты ропщут, дескать, Жуков покинул армию.

— Вы знаете, Иван Никитич, как негативно я отношусь к распространению подобного рода слухов, — ответил маршал, — Георгий Константинович улетел в Москву по вызову товарища Сталина. Надеюсь, вам все ясно?

— Простите, Константин Константинович, — замолчал генерал-майор и Рокоссовский продолжил.

— Как вам известно, на прошлой неделе из Москвы прилетел Академик Зи́льбер. Выводы, которые он сделал после изучения ситуации, прямо скажем, загадочные. Он утверждает, что это заболевание вызвано новым неизвестным вирусом, который ни при каких условиях не мог появиться.

— Однако, — покачал головой полковник медицинской службы, слегка улыбнувшись, — при всем моем уважении к заслугам Льва Александровича, это слова студента-троечника, а не советского академика. Либо вы, Константин Константинович, неправильно его поняли.

— Я все правильно понял, — остановил его Рокоссовский, — дословно. Ни при каких условиях не мог появиться.

— Лев Александрович считает, что это заболевание создано нацистскими военными медиками, которые проводили свои эксперименты над пленными в концентрационных лагерях. Расследования, начатые в освобожденных лагерях, дают основания предполагать, что предположение академика Зильбера не беспочвенны.

— Он уже доложил о своих выводах в Москву и оттуда пришел четкий приказ. Найти возможное место, где была сделана эта зараза!

При этих словах маршал внезапно повысил голос, но также внезапно успокоился. — Быть может, там, где ее сделали, найдется и противоядие.

В последние произнесенные слова маршал Советского Союза, казалось, не верил и сам, но по его взгляду я понял, что это сейчас было единственное, что могло спасти нашу армию, да и вообще всех.

— Государственный комитет обороны постановил собрать и обеспечить всем необходимым специальную разведывательную группу из людей, имеющих полный иммунитет к заболеванию. В группу должны войти надежные подготовленные солдаты и офицеры, готовые к выполнению задания в самых сложных условиях. Целью группы является поиск объекта или лаборатории на территории Австрии, где могла быть произведена эта зараза. Действовать группе придется на территории, где располагалась 27-я армия. Поэтому командиром группы назначается майор Мезенцев, заместитель начальника ОКР СМЕРШ 47-й стрелковой дивизии.

При упоминании маршалом моей фамилии я подскочил с места и произнес: — Есть!

— Звание майора товарищ Мезенцев получил сегодня утром, но приказ в этой суматохе видимо затерялся, если на нем погоны капитана, — пояснил маршал всем присутствующим. — Так, майор?

— Так точно, товарищ маршал Советского Союза, — произнес я, и Рокоссовский махнул рукой, чтобы я сел.

— Товарищ Мезенцев знаком с местом дислокации 27-й армии. Во время первой вспышки болезни он по приказу своего начальства непосредственно находился в районе Лайбниц-Грац и, как видите, остался жив. Он отлично знает немецкий и следственное дело.

— Вы ведь, кажется, до войны служили в уголовном розыске? — спросил маршал.

— Так точно, — ответил я.

— Группу необходимо собрать к вечеру. И завтра к утру доставить ее на границу санитарного кордона в район Чешской-Буддеевице. Задача ясна, Иван Никитич?

— Сделаем, Константин Константинович, — ответил генерал-майор.

— Иван Иванович, — обратился маршал к своему адъютанту, — давайте сюда этого вашего ученого.

Майор, сидевший возле аппарата, снял трубку и набрал дежурному. — Приведите его. Да. Конвой не надо.

— При всей сложившейся ситуации мне запретили пускать академика Зильбера в очаг заражения, — пояснил маршал, — поэтому он порекомендовал своего коллегу.

В это время дверь распахнулась, и дежурный впустил в кабинет невысокого пожилого человека в сером затертом плаще под цвет лица и шляпе, которая давным-давно потеряла свой внешний вид.

— Проходите, — жестко произнес дежурный и закрыл дверь с обратной стороны.

Человек снял шляпу и, скомкав ее руками, уперся глазами в пол.

— Проходите, садитесь, — пригласил его маршал.

Человек нерешительно сделал шаг и остановился, заметив за столом офицеров госбезопасности.

— Иван Иванович, — кивнул маршал.

Майор встал из-за стола и, подойдя к человеку, сопроводил его до стола и указал ему его место.

— Профессор Миллер Карл Рудольфович, — представил его Рокоссовский, — до ареста в 1937 году работал под руководством академика Зильбера.

Полковник госбезопасности, сидевший по правую руку от маршала и молчавший до сего времени, привлекая к себе внимание, несколько раз стукнул карандашом по столу и, посмотрев на Рокоссовского, сухо произнес: — Константин Константинович, я должен заметить, что возражал против кандидатуры осужденного Миллера.

— Спасибо, Александр Вадимович, я приму к сведению ваше мнение, — остановил его Рокоссовский, — но мне нужны лучшие специалисты своего дела, и пусть это вас больше не беспокоит.

Полковник недовольно опустил глаза и, убрав карандаш в папку, закрыл ее.

— Профессор Миллер войдет в вашу группу, майор, — сообщил Рокоссовский.

— С этого момента вы полностью подчиняетесь майору Мезенцеву.

Профессор поднял глаза на Рокоссовского и робко произнес: — Простите, гражданин генерал, а где я и что от меня требуется?

За столом раздался тихий смех окружающих и даже полковник госбезопасности скривился в усмешке.

— Перед вами маршал Советского Союза товарищ Рокоссовский, — ответил ему генерал-майор и довольно добавил, — вы в Берлине, гражданин.

— Как? — удивился профессор. — Да?

Он открыл рот от удивления, отчего его худые щеки ввалились внутрь.

— Когда меня вывезли из лагеря, я думал, что меня везут на расстрел. Когда меня посадили в самолет, я подумал, что меня везут в Москву. А это действительно Берлин? Германия?

— Побежденная Германия, — уточнил Рокоссовский. — Вашим освобождением из заключения вы обязаны академику Зильберу. Он рекомендовал вас как самого лучшего специалиста по редким болезням. И отметил, что у вас уникальная особенность организма. Вы действительно никогда в жизни ничем не болели?

Профессор пожал худыми плечами: — Эта особенность определила, собственно, мою профессию. Я с юношеских лет хотел разобраться, почему другие болеют, а я нет.

— В лагере меня держали в туберкулезном бараке, думали, я заболею, — улыбнулся он, — но, как видите, я здоров. Это есть в деле, гражданин маршал.

— Спасибо, Карл Рудольфович, за подробности, но боюсь, что туберкулезный барак может показаться вам санаторием по сравнению с тем, куда мы вас отправляем.

— С деталями операции вас ознакомят.

Рокоссовский протянул руку, и полковник отдал ему увесистую папку.

— Здесь подробности предстоящей операции и документы, которые могут вам помочь, товарищ майор.

— На этом все! — поднялся Рокоссовский, — за подготовку и отправку группы отвечает генерал-майор Конев.

— Слушаюсь, Константин Константинович, — вскочил генерал-майор, и Рокоссовский быстро удалился из кабинета в сопровождении большей части присутствующих.

После того, как все удалились, нас осталось четверо: я, полковник, генерал-майор и профессор.

Полковник подошел к месту, где сидел Рокоссовский, и толкнул в мою сторону толстую папку: — Изучай, майор. Отсюда ее не выносить.

— А я? — тихо произнес профессор.

— Ну и вы! — развел руками Иван Никитич, переглядываясь с полковником.

По состоянию генерала было видно, что в присутствии полковника он сильно нервничает.

Полковник госбезопасности молча кивнул и сел на место.

Профессор аккуратно пододвинулся ко мне, ожидая, что я его поставлю на место. Может, при других обстоятельствах я так бы и поступил, но сейчас меня самого поставили в те же условия. Меньше суток на подготовку. И заброска куда-то за линию санитарного кордона с целью найти то не знаю что. Хотя, что я лукавлю. Почти все дела СМЕРШ начинаются именно так. Ведь поиск диверсантов и немецких агентов очень часто начинался с перехвата туманных радиограмм и несущественных на первый взгляд косвенных улик и зацепок.

В этом же деле однозначно был известен примерный район, где впервые появился неизвестный «агент», как для простоты я обозвал про себя вирус, и где следует искать место, из которого он пришел.

Просмотрев документы, предоставленные мне для изучения, я отсортировал их. Часть из них, в которой содержались медицинские сведения о неизвестной болезни, я пробежал глазами, но, не поняв и половины специфических терминов, передал их профессору.

Он в свою очередь, снова подняв взгляд на генерала, и получив его одобрение, аккуратно, стараясь не помять, положил их перед собой и, уткнувшись в них глазами, стал внимательно читать.

Я же погрузился в хитросплетения докладов, радиограмм и записок, поступавших из расположения 3-го Украинского фронта до 25 мая, когда от двух из его армий 26-й и 27-й уже мало что осталось.

Во время работы с документами я очень часто настолько погружаюсь в процесс, что перестаю замечать людей, находящихся рядом.

Вот и сейчас, через два часа изучения материалов, забыв о том, что в кабинете находятся старшие офицеры, я, как ни в чем ни бывало, произнес, — Хорошо бы стаканчик чая.

— Два, — добавил профессор.

Возмутившись такой наглости, генерал громко просопел и ответил: — А может, еще бланманже изволите!?

Не получив ответа, он посмотрел на полковника и, вызвав дежурного, попросил принести из столовой три чая и обед на одного.

Я тем временем, разложив документы на столе, наконец связал все воедино, заметив пару совпадений, которые могли послужить отправной точкой нашего задания.

Прихлебывая из фарфоровой тарелки борщ и держась чуть позади, генерал пытался понять мою логику раскладки документов.

— И что это за канитель, майор? — поинтересовался он.

— Все это может указать место, откуда мы должны начать, — ответил я.

— В чем суть? — спросил полковник. — Тут же все очень туманно, мои люди работали с этими документами на протяжении недели.

Он затушил в пепельнице недокуренную папиросу и, встав с места, склонился над столом напротив меня.

— Я не знаю ваших людей, и не знаю, почему они этого не заметили, товарищ полковник, — ответил я, — здесь не хватает сведений, связывающих всю картину воедино, хотя есть определенные зацепки.

— Первые случаи болезни зафиксированы в полевом лагере для военнопленных в городе Оберварт и во временном госпитале в районе города Лайбниц. Они расположены на расстоянии семидесяти километров друг от друга. А третий случай вообще в ста сорока километрах на севере.

— Какая между ними связь, если учесть, что за этот период нет приказов о передислокации частей между этими районами?

— И какая? — спросил полковник.

— А вот какая, — ответил я, — 13 мая на линии разграничения союзных армий в расположение передовых частей 27-й армии вышла группа из двадцати наших военнопленных, освобожденных союзниками из лагеря в Боцене.

— Я прошелся по списку документов, и вот! Их, как положено, отправили на проверку в фильтрационный пункт в Лайбнице. Это раз!

— 14 мая разведчикам 163 стрелковой дивизии сдались десять солдат СС и офицер в звании оберфюрера. Солдат сразу отправили в пункт сбора военнопленных. А офицера после допроса повезли в Берлин. Но не довезли. Это два и три!

— Отсюда возникает несколько вопросов.

— Разрешите, молодой человек, — подал голос профессор, прожевывая кусок черного хлеба и запивая его чаем.

— Все, что происходит, крайне ужасно, — прожевал он.

— Но я никогда не слышал, чтобы при мне офицеры госбезопасности обсуждали секретные сведения.

— Не волнуйтесь о секретности, — ответил ему генерал, кивая на полковника, склонившегося над столом, — Александр Вадимович расстрелять вас всегда успеет если что. Изучайте материалы, гражданин.

— Спасибо, что ввели в курс дела, гражданин генерал-майор, — ответил профессор, усевшись обратно.

Полковник сделал недовольную мину, глядя на профессора, и снова обратился ко мне: — Продолжай майор.

— Первый вопрос. Откуда советские военнопленные в Боцене?

— Второй вопрос. Почему группа солдат СС, да еще во главе с оберфюрером, сдалась солдатам красной армии? Обычно они предпочитают сдаваться в плен союзникам.

— Логично, — согласился полковник.

— И третий вопрос, — продолжил я, — какую информацию сообщил оберфюрер на допросе, что его потребовалось так срочно отправлять в Берлин?

— Действительно, — задумался полковник, — а что тебе, майор, дадут ответы на эти вопросы?

— Место, откуда они пришли, — ответил я.

— Я, кажется, понял, — ответил полковник.

Он подошел к телефону и, подняв трубку, произнес: — Дежурный! Разыщите подполковника Чуприна. Жду его у себя, да.

Он покрутил телефонной трубкой и посмотрел на генерал-майора, — Иван Никитич, собирайте пока группу, а я достану недостающие материалы.

— Я все! — ответил профессор и отодвинул от себя пачку прочитанных документов.

— А вы что думаете обо всем этом? — спросил его полковник.

— Лев Александрович прав, эта болезнь это что-то новое, и она невозможна. У нее слишком короткий инкубационный период и высокая летальность. Генерализация инфекции напоминает чуму или туляремию, хотя второе вряд ли. Тут необходимо провести полевые и лабораторные исследования.

Он на секунду остановился, понимая, что его чисто научное объяснение никого не интересует.

— Но у меня тоже есть ряд вопросов, если позволите?

Профессор просверлил меня взглядом: — В вашей теории, молодой человек, кое-что не сходится.

— Если предположить, что носители болезни прибыли на территорию красной армии извне, то почему вспышка произошла в трех разных местах сразу? У всех разный иммунный ответ, как правило, кто-то заболевает раньше, кто-то позже, а кто-то вообще не болеет.

— Потом, почему сразу не заразились солдаты-разведчики и солдаты, контактировавшие с военнопленными?

— Здесь надо разобраться, — пожал плечами профессор.

— И откуда вы все такие умные на мою голову? — вздохнул полковник, — идите собирайтесь.

Генерал, глядя на него, замахал рукой и тихо произнес: — Давайте, давайте.

— Машина ждет, — выпроводил он нас с профессором за двери.

Спустя минуту он вышел вслед за нами и быстрым шагом повел нас на выход.

— Я там тебе пару ребят уже нашел, — обернулся генерал, — остальные прибудут на аэродром.

Во дворе нас уже ждал студебекер, накрытый тентом.

Генерал с одного прыжка запрыгнул в кабину, а нам велел лезть в кузов.

— Давай, — произнес он, — на аэродром.

Я закинул свой вещмешок в кузов и помог забраться профессору на приступок.

В кузове послышался шорох, и профессора за руку ухватил молодой парень в маскировочной куртке и кубанке набекрень.

— Степа, а тут штатские, — произнес он, оборачиваясь к кому-то в глубине кузова.

— Посторонись, — произнес я, — где ты тут штатских увидел?

Казачок немного опешил и, затащив профессора в кузов, извинился, — Простите, товарищ капитан, сразу не разглядел.

Я забрался в кузов и уселся напротив двух крепких молодых казачков.

— Вообще-то майор СМЕРШ, — поправил я.

Оба пластуна изобразили стойку смирно, насколько это можно было сделать в кузове грузовика и, дождавшись моей команды, сели на место.

— Кто такие, откуда? — спросил я.

— 1-й Украинский фронт, 28 стрелковый корпус, 9-я пластунская дивизия. Сержант Дмитрий Черный, лейтенант Степан Капитонов, — ответил второй, — находимся при выполнении секретного задания.

— Болтун — находка для шпиона, — ответил я, — секретное задание они выполняют. Вы видели мои документы?

— Никак нет, — ответил лейтенант с усиками.

— А что тогда разговорчивые такие? Вдруг я шпион?

— Так победа, товарищ майор, — произнес сержант, — вроде как немцу-то капут. А кругом все свои.

— Победа. Все свои. Месяц назад я бы тебя под трибунал отдал, — закончил я.

Переварив мои слова, казачки пришли в себя и стали посерьезнее, чем показалось на первый взгляд.

— То-то! — произнес я и вскользь посмотрел на профессора.

Грузовик тем временем выехал за ворота штаба и, прибавив газ, помчался на аэродром Темпельхоф.

Профессор молча, сложив руки между ног, смотрел сквозь прорезь тента на дорогу и дома, проносившиеся снаружи. Казалось, что город и улицы, по которым мчался наш грузовик, были ему знакомы. По крайней мере, так мне показалось на первый взгляд.

— Почему вас арестовали? — спросил я его.

Он вздрогнул и обернулся в мою сторону: — Почему что?

— Почему вас арестовали? — повторил я вопрос.

— Разве это имеет значение? — спросил он в ответ, но видя мой интерес к нему, все же ответил.

— Я немец, — вздохнул он, — но в тридцать седьмом на меня донесли в органы, что я английский шпион. Хотя это, наверное, лучше, чем быть сейчас немцем.

— Откуда вы? — задал я другой вопрос.

— Отсюда, — показал он кивком головы на мелькающие снаружи развалины Берлина.

— Отец был известным врачом. В семнадцатом, когда большевики пришли к власти, наша семья бежала из Петрограда в Германию на историческую Родину. Но когда в тридцать третьем к власти в Германии пришел Гитлер, отец понял, что будет дальше, и решил вернуться и принять советское подданство.

— Почему же вы сказали отсюда? — уточнил я.

— Моя мама, урожденная Эльза Занге, гостила у родителей в Берлине, когда я родился.

— В тридцать третьем она не захотела возвращаться в советскую Россию и осталась здесь. С тех пор мы не общались. И я не знаю, что с ней стало.

— Зачем вы так подробно мне это рассказываете? — удивился я его откровенности.

— Вы занятой человек, — ответил он, — я не хочу тратить ваше время впустую, если вам вдруг придется читать мое личное дело.

— Академик Зильбер оказал мне очень высокое доверие, поручившись за меня и я намереваюсь, оправдать его, поэтому я хочу, чтобы вы знали. Я не собираюсь бежать и буду исполнять все ваши приказы. Но сейчас мне это просто необходимо.

— Необходимо что? — произнес я и в следующую секунду профессор, как заправский диверсант, сиганул из кузова грузовика, который притормозил на повороте.

— Э! Стой! — вскрикнул я, и по привычке, выхватив из кобуры ТТ, выскочил вслед за ним.

Профессор что есть сил рванул через небольшую площадь с разрушенным фонтаном в центре. Со стороны было видно, что он хорошо знаком с городом и бежит целенаправленно.

Я хотел выстрелить в воздух, но передумал и, спрятав оружие, побежал следом.

Сзади раздался скрип тормозов, и оба казачка, выпрыгнув из кузова, побежали за нами.

Профессор, который опережал меня на пару сотен метров, пересек площадь и, пробежав вдоль проезжей части, возле разрушенного дома, свернул в переулок.

В этот момент я побоялся, что упущу его и мне достанется за это, но когда я повернул следом, то увидел, как он молча стоит возле другого разрушенного здания.

Со стороны переулка от пятиэтажного кирпичного здания остался лишь парадный фасад, который мог обвалиться в любую минуту. Но как же странно было смотреть на эти зияющие пустые окна, в некоторых из которых по-прежнему мирно висели занавески, а на первом этаже, за чудом уцелевшими стеклами, на деревянном подоконнике, стояли горшки с зацветающими розами.

Часто дыша, я подошел к профессору и спросил: — Вы хотите, чтобы вас пристрелили при попытке к бегству?

— Это наш дом, — показал он.

— Мы жили на четвертом этаже в квартире с номером тринадцать. Отец очень не любил нашу парадную лестницу, потому что на ней были очень высокие ступени и он часто оступался. Один раз он так сильно ушиб колено, что целую неделю сидел дома. И эта травма потом очень долго беспокоила его.

— А еще у нас долго работала кухарка Марта, — улыбнулся профессор.

— Она была очень красивая, но ей никак не везло с женихами. А мама говорила, что все красивые женщины слабохарактерные и гулящие, поэтому от Марты и сбегали женихи.

На развалинах послышался какой-то грохот, и я снова достал ТТ.

Профессор подошел к перекошенной двери парадной и, с усилием оттолкнув ее, вошел во внутрь дома, вернее в то, что от него осталось.

В этот момент в переулок свернули два казачка и я, не боясь за тыл, последовал за ним.

Как оказалось при осмотре, часть парадной и первого этажа все же уцелела. Может, поэтому оставшаяся стена дома, имея хоть какую-то опору, устояла.

Из трех квартир целы оказались две.

Где-то снова послышался грохот, и профессор, поднявшись по лестнице, усланной битым кирпичом, аккуратно открыл дверь квартиры слева.

Я пошел следом. Аккуратно ступая по лестнице, я увидел зияющую пустоту лестничного пролета второго этажа и яркий уличный свет за покосившимися дверьми второй квартиры, прямо перед собой.

В первой квартире, находившейся слева, почти все было цело.

— Фрау Гретта! — произнес профессор по-немецки и также по-немецки спросил, — Есть кто?

В дверном проеме, прямо перед профессором, в ту же секунду, невесть откуда, вырос высокий парень в форме гитлерюгенда.

Находясь от профессора в нескольких метрах, я лишь успел крикнуть, — ложись!

Очередь из МР-40 прошила входную дверь надо мной и я, падая, несколько раз, не целясь, выстрелил в дверной проем.

Немец скрылся за дверью, и я услышал звон разбивающегося оконного стекла и следом за этим очередь из ППШ и окрик на всю улицу, — А ну стой! Фриц!

После первой очереди раздалась вторая, более звонкая, из ППС и я, вбежав в комнату, подошел к разбитому окну.

Картина, разворачивающаяся на улице, была в завершении. Сержант Черный держал на мушке неудачного стрелка, пока лейтенант обыскивал его.

— Захомутали, — гордо ответил сержант, глядя на меня.

— Перевяжите его, — кивнул я, — а мы тут посмотрим еще.

— Слушаюсь, товарищ майор, — ответил лейтенант.

Профессора я нашел в соседней комнате возле кресла-каталки на котором сидела очень старая женщина, закутанная в несколько разноцветных шалей.

Профессор, говоря по-немецки и повторяя одни и те же слова, пытался у нее что-то узнать, но женщина в силу своего возраста лишь смотрела на покосившийся портрет Гитлера, висящий на стене и, тыча в него своей сухой рукой, повторяла: — Капут, капут!

Чтобы прервать этот бесполезный разговор, я подошел к портрету и, сняв его, перевернул и бросил на пол.

Женщина на секунду замолчала, и ее взгляд переключился на меня.

И в следующее мгновение она завела новую пластинку, — нихт СС, нихт СС!

— Это фрау Гретта, — разогнулся профессор, — весь этот дом когда-то принадлежал ее отцу.

— Сколько ей? — спросил я.

— Должно быть, не меньше восьмидесяти лет, — ответил профессор.

— И что вы у нее хотели узнать? — удивился я его наивности, — она, похоже, давно уже не в себе.

— Я надеялся узнать, что стало с мамой, — ответил профессор.

В этот момент в дверях появился генерал, — какого хрена у вас тут происходит!

— Вы охренели, гражданин Миллер?! — кипел генерал. — Хотите меня под трибунал подвести?

За генералом в комнату вошел лейтенант, которому тоже досталось на пироги, — а ты, лейтенант! Что у вас там за немец?

— Виноват, товарищ генерал-майор, — повел бровями Капитонов, — так он отсюда из окошка сиганул.

— Разрешите, я все объясню, — загородил я профессора.

Генерал, тяжело вздохнув и вытирая со лба пот, молча махнул мне следовать за ним, а я в свою очередь кивком головы приказал лейтенанту охранять профессора.

— Есть! — с полтычка понял меня Капитонов и закрыл за нами с генералом двери на кухню.

Понимая важность нашей миссии и не желая терять профессора из-за его глупой ностальгии, я пошел на должностное преступление и просто соврал генералу. Я наговорил кучу бреда о том, что профессор заметил немчуренка, который целился в грузовик и, желая обезвредить его, выскочил из грузовика и загнал его в этот дом. Ну а дальше уже подоспел и я с пластунами.

Поверил ли генерал-майор в мое сочинение или нет, я не знаю, только он слегка улыбнулся и приказал мне сдать немчуренка патрулю и возвращаться обратно в машину.

Когда мы с генералом вышли с кухни, я встретился взглядом с профессором, и он понял, что всей правды генералу я не рассказал.

С тех пор, как мне кажется, он стал мне доверять гораздо больше.

А я больше нигде не упоминал, что случилось по дороге на Темпельхоф, да и пластунам приказал рот не раскрывать.

На аэродроме нас уже ждали. Студ затормозил возле дальних ангаров и генерал, как заправский парашютист, зависнув на подножке, спрыгнул на бетон, не дожидаясь полной остановки грузовика.

— За мной, — приказал он, и мы, подчиняясь, пошли за ним в сторону большого ангара, над которым была натянута маскировочная сеть.

Сержант, находившийся в охранении, поприветствовал его и, пропустив нас всех во внутрь, закрыл дверь.

— Это лейтенант Коршунов из моей воздушно-десантной дивизии и его ребята, — показал генерал на человека в маскировочном халате, стоящего возле стола, поверх которого была расстелена огромная карта Австрии.

— Восемь человек! — акцентировал генерал, — все, что осталось от моей воздушно-десантной дивизии.

Он остановился и, глядя мне в глаза, добавил, — за всю войну я не потерял столько людей, сколько за последние две недели от этой заразы! Ты понимаешь, майор, почему это задание для меня так важно и важно для них?

— У них тоже иммунитет? — спросил профессор.

— Да, — ответил генерал, — или вы думаете, я пошлю людей на верную смерть?

Он достал из кармана портсигар и закурил, — одно дело против врага, там все понятно. Но здесь! Только тех, кто не боится этой дряни.

— Коршунов! — окрикнул он лейтенанта.

— Стройся! — прокричал лейтенант, и со всех углов ангара тут же собрались семеро десантников, которые выстроились перед нами в шеренгу.

— Это майор Мезенцев из СМЕРШа, — представил меня генерал-майор, — с этой минуты ты, Коршунов, и твои хлопцы поступаете в его полное распоряжение.

— Есть! — ответил лейтенант.

Казачки, стоящие позади меня, в то же время с довольным расслабленным видом наблюдали, как генерал строит своих десантников. Заметив это, я обернулся и кивнул им: — Встать в строй!

— Есть встать в строй, — вздохнул Капитонов, и они с сержантом заняли места в конце шеренги.

— А я, простите? — тихо спросил профессор.

— Стойте уже здесь, — успокоил я его.

Генерал осмотрел своих бойцов и повел меня вдоль строя, — лейтенант Коршунов, войну встретил под Брестом, три месяца в окружении. Пробился к своим, участвовал в самых тяжелых боях, и за все время ни одной царапины.

— Старшина Гаврилов, — представил генерал второго.

— Не смотри, что ему за пятьдесят. Фору даст любому двадцатилетнему. До войны был инструктором Осоавиахима. Управляется с любой техникой, ездит она или летает.

— Так точно! — ответил старшина.

— Сержант Куртаметов, до войны работал в цирке. Виртуозно владеет холодным оружием.

— Ефрейтор Радищев, радист, работает на ключе, что твой пианист.

— Ефрейтор Иванов, — остановился генерал возле довольно улыбающегося якута, — и что ты все время улыбаешься, Иванов?

— Так война конец, товарищ генерал, — радостно ответил ефрейтор.

— Конец, конец, да не для нас, — вздохнул генерал, — фамилию Иванов в детдоме дали. Снайпер он. Из тайги. На его счету больше двухсот гитлеровцев.

Генерал подошел к следующему, — в прошлом лейтенант. А сейчас рядовой Приходько, взрывотехник от Бога. Самоучка. Может взрывчатку сделать практически из дерьма! Да, Приходько?

Генерал повысил голос, — под Будапештом подорвал пять пантер одним зарядом, вместе с мостом, который я велел не трогать, твою мать! Задержал наступление нашей армии на шесть часов. Генерал Трофименко его чуть на месте не расстрелял.

Рядовой потупил взгляд: — Виновен, товарищ генерал-майор. Селітра німецька боляче якісна виявилася.

— Селитра у него качественная! — недовольно произнес генерал, — тебе нашей взрывчатки мало?

— Ну и рядовой Михайлов, пулеметчик, — развернулся генерал, — из трофейного МГ-42 может на лбу немецкого офицера через смотровую щель танка розочку нарисовать. Шучу. Но пулеметчик он классный.

— А этих ты уже знаешь, — махнул генерал на пластунов, — что один, что второй. Пошли на разведку средь бела дня, хотя идти должны были ночью, как понимаешь. Прошли к фрицам в тыл, стянули у немецкого полковника планшет с картами, а на обратном пути еще забежали в чешскую пивную, и с их бабами на брудершафт выпили за нашу победу.

— Так ведь, Капитонов? — обернулся генерал.

— Отрицать не буду, товарищ генерал-майор, — ответил лейтенант, — зашли, ну и угостились, не смогли удержаться, уж больно смачно.

— Что смачно, лейтенант? Бабы или пиво? — переспросил генерал.

При этих словах в строю послышался смех, и генерал показал всем кулак.

— Вам повезло, что добытые вами сведения спасли от флангового удара танковую дивизию и что Константин Константинович, услышав про ваш рейд, долго смеялся, — объяснил генерал.

— Скрывать не буду, майор, — наклонился к нему генерал, — четверо из-под ареста, — но дело они свое знают. Главное ты с ними построже!

— Я так понимаю, это Приходько и Черный с Капитоновым, — переспросил я, — а четвертый кто?

— Профессор, — кивнул генерал, — других подходящих людей для этого задания, извини, нет.

Он хлопнул меня по плечу: — Командуй, майор, — у вас десять часов на сборы и отдых.

В наше распоряжение генерал предоставил весь имеющийся арсенал необходимых средств, оружия и снаряжения, как будто собирались забросить нас не на освобожденную территорию, а куда-то глубоко во вражеский тыл.

Тем не менее, понимая, что по ту сторону санитарного кордона остались наши тыловые склады оружия и продовольствия, я решил десантироваться налегке и приказал группе взять только снаряжение, необходимое на первое время, медикаменты, боеприпасы, запасную батарею для радиостанции и сухпай на пару дней.

Ближе к вечеру, когда мы закончили собираться, на аэродроме появился полковник госбезопасности. Он позвал меня и генерал-майора на разговор и с усталым видом плюхнулся на старый кожаный диван в комнате отдыха авиатехников.

— Задал ты мне задачу, майор, — выговорил он мне, снимая фуражку.

— Материалы, которые ты просил, достать не удалось, — рассказал он.

— Но! — прервал он открывшего рот генерала, — не все.

Он открыл портфель и достал из него несколько документов: — Это по военнопленным, якобы нашим. Заместитель начальника особого отдела 27-й армии успел сделать запрос на них, но ответа по понятным причинам получить не успел.

— Это дела десяти человек из двадцати пленных, о которых он спрашивал.

Я внимательно просмотрел дела и положил их обратно на стол: — Дивизия СС Галитчина, преступления на территории западной Украины. Я слышал, что из первого состава дивизии никого не осталось?

— Почти никого, — покачал головой полковник, — как ты теперь понимаешь, в группу пленных подсадили диверсантов. Их забросили. Последнее задание, если так можно выразиться.

— Но больше ничего нет!

— По сдавшимся в плен солдатам СС никаких материалов до нас не дошло. А вот по оберфюреру материалы есть, но находятся они в особом отделе 4-й гвардейской армии. Последнее место дислокации — город Санкт-Пельтен недалеко от Вены.

— Значит, нам туда, — сделал я вывод, — эти материалы могут многое прояснить.

— Это если они еще целы, — ответил полковник, — начальник особой части должен был их уничтожить. Сам понимаешь.

— Надеюсь, что он этого не успел сделать, — ответил я.

— Дело очень ответственное и сложное, — посмотрел на меня полковник, — и тут ты фактически цепляешься за соломинку, майор.

— Итак! — вздохнул я, — что у нас есть?

— Первое, мы знаем место, где первый раз появились мнимые военнопленные, и прийти они скорее всего могли из района Клагенфюрта.

— Почему? — спросил полковник.

— Крупный опорный пункт, — ответил я, — кроме того, здесь сходятся дороги из Югославии, Италии, Австрии. Близко море.

— Дальше, — попросил полковник.

— Два, это место, где сдались эсэсовцы и, если предположить, что эти две группы связаны между собой, и шли они из одного места, то, снова упираемся в район Клагенфюрта. И третье — это Санкт-Пельтен, где, возможно, находятся документы по оберфюреру.

— Это значит, что мы летим в Австрию.

— Но Константин Константинович приказал доставить вас в район Чешской-Буддеевице! — удивился генерал.

— Извините, товарищ генерал-майор, — возразил я, — но это лишние двести километров. Зря время потеряем.

— Сможете выбросить нас прямо в районе Санкт-Пельтена?

Генерал переглянулся с полковником и ответил: — Ну раз надо, тогда Санкт-Пельтен. Пойду распоряжусь об изменении плана полета.

— Кстати, Санкт-Пельтен это еще место вспышки заболевания, — заметил полковник, — поэтому у меня к тебе будет еще одно поручение. Командующий 4-й гвардейской армии генерал-лейтенант Захватаев правильно оценил обстановку и вовремя отвел большую часть армии на восток. Но в Вене, в штабе 4-й армии остались документы их госпитальной базы. В силу обстоятельств и халатности они оказались брошены. Надо найти эти материалы и изучить. Пусть гражданин Миллер посмотрит их на месте и даст свое заключение.

— Так точно, — согласился я, — все сделаем.

Полковник поднялся и уже в дверях посмотрел на меня: — Я лично не вполне уверен, что эту заразу нацисты могли создать намеренно и что вы там что-то найдете. Но если это действительно так, то тебе, майор, и твоим людям придется действовать самостоятельно. Командование не сможет оказать тебе серьезную поддержку людьми. Таких, как вы, у нас во всей армии от силы батальон наберется. Но авиации у нас достаточно. Радируй, можем Альпы сравнять с землей.

Он остановился: — Вот еще что! На южной дороге в районе Марибора по нашим данным действует отряд югославских партизан. Такие же, как вы, бессмертные.

Он слегка улыбнулся и ударил меня кулаком в плечо: — Я связался с их штабом, они готовы вам помочь. Ребята, конечно, своеобразные, но на них можно положиться, если договоришься. Встретишься с ними в районе Вольсберга. Пароль для связи: «В таких лесах Кукушка не вьет гнездо». Ответ: «В наших лесах они не водятся».

— Держите связь, — закончил он, — после выполнения задания уходите в район Триеста, там вас заберут наши моряки.

— Я понял, товарищ полковник, — ответил я.

Когда полковник покинул ангар, в каморку авиатехников постучал старшина Гаврилов: — Товарищ майор, разрешите?

— Войдите, старшина, — ответил я, и Гаврилов, войдя внутрь, положил на стол приготовленную для меня десантную униформу.

— Вот, товарищ майор, должна подойти.

— Спасибо, старшина, — поблагодарил я Гаврилова и, опережая мой вопрос, он добавил: — товарища доктора тоже снарядили, как он просил.

— Хорошо, — произнес я, — через пять минут всем собраться возле стола, с картой.

— Есть! — ответил старшина.

— Все, ступайте, — отпустил я его и принялся переодеваться.

Через пять минут вся моя группа собралась возле стола в центре ангара и я, посмотрев на часы, попросил их встать с одной стороны, чтобы лучше было видно карту.

— Хочу сразу оговориться, — начал я, — кому-то может показаться, что задача, которую поставило перед нами командование, по своей сути похожа на старую русскую сказку, пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Это не вполне так. И вопросов на эту тему прошу не задавать. Ясно?

Все дружно закивали: ясно, понятно, так точно.

— Наше задание состоит из четырех частей, — продолжил я.

— Первое! Десантироваться за границей санитарного кордона в районе населенного пункта Санкт-Пельтен, — указал я на карте город неподалеку от столицы Австрии.

— Здесь нам необходимо найти последнее расположение особого отдела 4-й гвардейской армии и изъять определенные документы.

— Второе! Найти транспортное средство и выдвинуться в район Вены, где в расположении штаба самой 4-й гвардейской армии найти и изучить документы их госпитальной базы.

— Далее! Третье. Выдвинуться в район населенного пункта Вольсберг, где на южной дороге на Клагенфюрт мы объединимся с отрядом югославских партизан. Четвертое и главное — обнаружить в районе города Клагенфюрт некий секретный нацистский объект. Дальше по обстоятельствам.

— Сразу добавлю, что боеприпасы и продовольствие пополним на складах в Вене. После ухода наших частей там осталось достаточное количество для таких случаев.

— Это пока все, — закончил я, — вопросы?

Лейтенант Коршунов поднял руку: — Разрешите, товарищ майор?

— При других обстоятельствах я бы не задал этого вопроса. Насколько я понимаю, этот нацистский объект находится на территории, контролируемой союзниками? Мы будем действовать совместно с ними?

— Это уже два вопроса, лейтенант, — заметил я, — но отвечу. Этот объект, если он там есть, действительно находится на территории, контролируемой союзниками. Но его местоположение неизвестно, а, может, его там вообще нет. Это нам и предстоит выяснить. Действовать нам на этой территории придется на свой страх и риск. Теоретически частей союзников там быть не должно. Они были отведены на границу западного санитарного кордона. Но при контакте никаких столкновений.

— Еще вопросы?

— Вопросов нет, — закончил я.

— Теперь всем спать, подъем в три утра. В шесть мы уже должны быть в районе Санкт-Пельтена.