Корпорация Глитферда

Георгий Михайлович Крутов (2023)

Человек — совершенно уникальное, но абсолютно несовершенное существо, подверженное порокам и мыслям. Именно это и проявляется в человеческом факторе. А можно ли от него избавиться? Можно ли заменить человека на его рабочем месте? Даже в 2978 году, когда колонизация солнечной системы идёт полным ходом, этот вопрос остаётся открытым. Главный герой книги — новый работник сервиса по ремонту космолётов, расположенного на Ганимеде и принадлежащего корпорации Глитферда. Он впервые в космосе, ему предстоит знакомство с новыми людьми, профессией и особенностями жизни в совсем новых условиях. И он узнаёт о том, что их хотят заменить на роботов. А нужно ли это? может ли робот полностью заменить человека на его рабочем месте? А главное, какой в этом может быть смысл?

Глава 6

Неделя прошла в трудах. В пятницу, когда я проходил практику в первую смену, ко мне подошел Вэрдэн, сунул моток проводов и сказал, у кого я смогу взять компрессор и сколько он будет стоить. А техкор на занятиях спросил меня, как я собираюсь провести эти два выходных. Я уже сегодня во время обеда успел посетить комнату «ПРОФСОЮЗ И ТРЕБОВАНИЯ» у Ядвига и поглаживал карман с полутора граммами травы.

— Ты слишком еще мало здесь находишься, и я бы порекомендовал тебе пройтись и осмотреть станцию. Ты должен знать её как свои пять пальцев. Кстати, хотел тебя спросить — ты чем-нибудь увлекался?

— Да, — ответил я, — я когда-то играл на гитаре. Причём неплохо. Когда-то писал стихи. Делал пепельницы. Да вроде всё.

— Понятно. А чем ты планируешь заняться в эти выходные?

— Честно говоря, не знаю. Накурюсь и попробую разобраться в приложении. Оно какое-то странное. Оно включает мне музыку ни с того ни с сего.

— А в какие моменты оно включает тебе музыку?

— Ну, в самые разные. Но вот была пара моментов, когда прямо вовремя она включалась. Ну как тебе объяснить. Вот я вышел из лифта, и прям вот песня доставила прям.

Юлус выслушал меня, покивав головой.

— Тебе повезло. — Мудро произнес маг своим гнусавым голосом. — Приложение настроилось на твою эмоциональность.

— Как это?

— Не секрет, что в каждом из вас встроен паспорт. Чип, в котором заложена вся информация и показатели здоровья. Чип подключен к рабочему телефону. Да, не смотри так удивлённо. Ты на станции с кучей людей на орбите другой планеты. Случись что с тобой не так, и станция выйдет из строя, это катастрофа! Поэтому не стоит из-за этого переживать. Приложению незачем программировать тебя через уши, и рок-н-ролл для этого слишком плохо подходит. В наше время вовсе не лишним быть немного глухим, не так ли? — с улыбкой закончил маг свой урок.

— Юлус, а что у тебя записано в паспорте? Я имею ввиду какой у тебя порок?

— У меня? У меня нету порока.

— Как это? Ты не подвержен порокам или у тебя очень старый чип? — спросил я с улыбкой.

— Какого-то определённого порока у меня нет, — с улыбкой ответил техкор. — В какой-то степени я тоже человек, и мне свойственна приверженность к порокам. Но все мои пороки очень сильно ограничены.

— Как это? Поясни.

— Всё очень просто. Когда человек посвящает себя своему пороку, он становится от него зависимым. С 14 лет человеку даётся цель в жизни: посвящать себя себе и получать от жизни удовольствие, определив, каким способом он будет получать максимальное наслаждение.

— А что в этом плохого?

— Подумай сам: если не держать свой порок в узде, то он начинает заменять цели и смысл жизни. Человек готов на всё, чтобы получать наслаждение через свой порок и дальше. Он перестаёт развиваться. У него уже и не хватает сил и желания на то, чтобы открывать для себя что-то новое. Зачем ему это? Человек начинает бояться того, что может лишить его удовольствия.

— То есть порок вреден? Нет, Юлус. Это не так. Даже в школе в старших классах нам говорили, что разделение людей по пороковым принадлежностям было лучшим решением человечества. Оно объединило людей.

— Люди не объединились. Они стали общаться и дружить между собой, чтобы была возможность усиливать удовольствие, получаемое от порока. Своё наслаждение. В компанию развратников пригласят наркомана, только потому, что он имеет право принести наркотики и усилить им кайф от оргии. Алкоголичку возьмёт в жены обжера, потому что ему не разрешено покупать алкоголь, а с такой спутницей жизни можно.

— Выходит, что пороки это плохо? Тогда зачем правительству Земли поддерживать это всё?

— Я отвечу тебе по порядку: что касаемо порока, тут всё просто: всё хорошо в меру. Если ты получаешь удовольствие от того, что куришь марихуану, это не значит, что всю свою жизнь ты должен посвятить только этому делу. А что касаемо правительства, то человек, бегающий за ублажением самого себя, как собака за хвостом, не опасен. Он не склонен к бунтам. Они ему не нужны. Он, к примеру, выиграл, в напряжённой игре крупный приз и счастлив. Зачем ему какие-то бунты? Куда-то идти рисковать жизнью в такой момент? Абсолютно ни к чему. Подумай над этим, и если появятся какие-то мысли, приходи, поделишься со мной ими.

Я поблагодарил техкора и собирался уходить, когда уже в дверях техкор окликнул меня:

— На следующей неделе мы начнем проходить луноходы, и у тебя будет дежурный день. Лучше не расставайся с пропуском. Хорошо?

Я кивнул и вышел в ремзону.

По совету Юлуса, я стал наблюдать за окружающими меня людьми. И заметил, что каждый из нас вносит в уклад местной жизни что-то свое. Так вот, кладовщик Сарфо принес в местную речь много иногда непонятных, но очень прилипчивых слов. К примеру, трусы он назвал «пропердэллами», и это к ним сразу прилипло.

Прилипали и такие слова, как «ебашить», «ебать», «ебулдень», «пизда» и «пиздец» и, конечно же, раздосадованное «вот блять». Но больше всех прижилось слово «хуй», которое весь сервис склонял по всевозможным падежам всевозможных языков, которыми владели рабочие. Как сам старик разъяснил — это древнее заклинание, которое делает тяжёлую работу легче. И это в самом деле работало. Обзови болт хуем, и он вывернется. Вот почему эти слова произносил Килюс, когда что-то закисало. У нас не было сомнений, что это хорошее слово. Славуч, который тоже был родом из какой-то недалёкой от Сарфо области, тоже повторял эти слова в работе и называл практически все вещи вокруг хуйнями.

Я вошел в каморку к старику, чтобы не показываться в ремзоне.

— Привет, отец, — сказал ему я, — как твое здоровье?

— Да как как, — пробубнил он в ответ, — не дождётесь, что помру.

— Что-то случилось, что ли?

— Нет, всё нормально, — улыбнулся мне старик. — Ты чего-то хотел?

— Да я тут так, ящики со спец инструментом изучать.

— Проебаться решил, что ли? Ладно, сиди, изучай. Вон с того стеллажа пластиковые чемоданы заодно по номерам их поправь, если что увидишь.

Я прошел вглубь стеллажей и стал читать надписи на кейсах со специнструментом.

— Сарфо, а откуда ты сам? — спросил я, чтобы как-то скрасить своё притворство и его одиночество.

— Я-то? А ты за какой нуждой спрашиваешь?

— Просто решил спросить.

— Ну, «просто», — передразнил меня кладовщик. — Я из Российской области. Уральского региона. А ты?

Я ответил. Мы помолчали.

— А у вас там правда медведи ходят и все водку пьют? — я задал вопрос больше от нечего делать и чтобы развеять стереотипы.

— Да, блять, конечно! — рассмеялся Сарфо. От его смеха, я тут же немного смутился, поняв, какой глупый вопрос задал. — А ещё медведи запивают водку ослиной мочой и уходят в зимнюю спячку, которая называется запой! — Сарфо смеялся до слёз.

Развеселившись, старик стал более разговорчивым и немного рассказал мне о себе. Он работал в корпорации почти двадцать лет. Он был токарем на заводе Марса, старшим мастером на космолёте, потом поработал здесь механиком и токарем на ЗИЛе.

От изучения чемоданов я проголодался и решил сходить выпить чаю. В раздевалке за столом уже сидели Лавар и Тезер, механик второй смены. Маленького роста, волосатый паренёк. Они о чем-то беседовали, и Лавар, по своему обыкновению, подкалывал Тезера по поводу «лохматости». Я сделал себе кофе в автомате и достал из шкафа недоеденную булку. Когда я сел за стол, Лавар сказал:

— Слушай, Килюс прав, ты обалдеть, как похож на Моди Энжеса.

— А кто это?

— Да это же боец с земли. Вот, посмотри! — Сказал Лавар, показывая мне фотографию Моди Энжеса на телефоне.

— Действительно, похож. Может у нас с ним батька один? Он в своё время дальнобойщиком был. Мало ли где набедокурил, — отшутился я.

— Тебя Вэзил искал, кстати, — проговорил Тезер. У него был необычайно смешной голос, как будто ему дали подышать гелием.

— Сейчас, допью быстренько кофе и пойду к нему, — ответил я. — Только что учёба закончилась.

— Слушай, а может, ты за меня в библиотеку сходишь? Сдашь книжку? — обратился ко мне Лавар.

— А тут есть библиотека? — удивился я.

— Да. С Вольтом я договорюсь. Библиотека находится во втором здании. Как войдёшь в него, левый коридор, до конца.

— Я согласен, — ответил я, — давай книгу.

Лавар вышел, но вскоре вернулся, неся огромный толстый справочник «Инструкция по пользованию пульта управления космолетами Spatial 2».

— Отдашь библиотекарше Маре, скажешь — возврат за Роудстера.

— Роудстера? — переспросил я.

— Да, это моя фамилия. Я записан в библиотеке так. — Лавар написал фамилию на бумажке и вложил в книгу.

— Ладно, — сказал я, беря огромную книгу и направляясь к выходу. Сама станция была выполнена по форме"Y". Два одинаковых корпуса были соединены большим залом со столовой и спортзалом. Второй корпус был для менеджеров и разного рода начальства. По мимо номеров в нем располагались конференц-залы и кинотеатр. В конце левого коридора я нашел лестницу, ведущую наверх. Я поднялся по ней и моментально уперся в двустворчатую дверь. Я вошел в неё.

Библиотека располагалась под огромным прозрачным куполом на крыше второго корпуса. От двери шла дорожка, которая пьяными изгибами расходилась между деревьями, растущими из горшков, углубленных в пол. Возле каждого такого горшка с цветами, кустами или деревьями стояли столбы с фито-лампами. Пахло сиренью. Ночь, деревья, тропинка. Это место напоминало о доме. Я поднял голову вверх. Через толстый стеклянный купол я ясно видел черное звёздное небо и стену купола, окружавшего всю станцию. Сразу у входа стоял стол регистрации, слева стояли шкафы с книгами и стол для чтения. Я положил свой «фолиант» на стол регистраций и немного прошёлся по дорожке. Тропинка, обогнув несколько деревьев и кустов, вывела меня к сцене, возле которой были шкафы и столы для чтения. В углу сцены стояло старое чёрное фортепьяно. Одному богу известно, как этот инструмент, которому, наверное, было лет пятьсот, оказался здесь, на Ганимеде. Инструмент действительно был очень старый. Облицовочная панель стала растрескиваться, а от золотой гравировки названия инструмента осталась только пара желтых точек. Я подошёл к фортепьяно и нажал на пару клавиш. Инструмент был сильно расстроен.

— Эй, парень, ты чего тут забыл? — спросил меня кто-то грубоватым голосом. Я обернулся. Передо мной была женщина лет пятидесяти пяти с красным, одутловатым лицом. Она стояла, расставив ноги на ширину плеч и уперев руки в бока.

— Э… Простите, я искал библиотеку и забрёл вот сюда.

— То есть, ты не в состоянии прочитать табличку над дверью? Зачем тогда тебе библиотека, если ты не умеешь читать?

— А… Э… Меня попросили книгу сдать, — начал мямлить я в ответ, указывая в ту сторону, куда положил справочник.

— Да ты что? — приподняв одну бровь, ответила женщина. — И какого хрена в этом случае ты забыл у пианино?

— Робеспьер, ой нет, Робстер. Ой, сейчас, — я добежал до стола регистрации и, открыв книгу, вытащил бумажку. — Роудстер. Лавар Роудстер.

— Да. Знакомое имя, — ехидно улыбнулась моя собеседница. — А где же квиток?

— Какой квиток? — удивился я.

— Такой квиток, который вкладывается в бумажный конвертик, прикреплённый к обложке книги, — всё с той же улыбкой проговорила она.

Я взял книгу и повертел её в руках. Да. Квитка не было.

— Тебе придётся взять этот справочник и нести его обратно своему Лавару Родригесу, чтобы он вложил в него квиток.

— Вот блин, а можно я сейчас просто сбегаю и принесу квиток?

— Нет. Без квитка я книгу не принимаю. Ей тут не место.

— Простите, а почему вы назвали его Родригес?

— Мне показалось, что ты так назвал его фамилию. Но я могу ошибаться.

Я снова взял справочник, но прежде чем сдвинуться с места, я осмотрел его. На нем не было и следа того, чтобы к нему крепили конвертик для квиточка.

— Простите пожалуйста, а вас случайно не Мара зовут?

— Я думаю, родители все-таки выбрали мне это имя не случайно, — ответила мне женщина.

— А эта книга вовсе не из вашей библиотеки?

— Надо же, какой ты догадливый! Предыдущий поц ходил три раза в обе стороны, пока не понял, что над ним смеются.

— Хм. Да, — смущённо улыбнулся я. — А откуда тогда эта книга, вы не знаете?

— Я полагаю, из старого космолёта, и таких книг в вашей ремзоне должно быть превеликое множество.

— А можно записаться к вам в библиотеку? Я люблю читать. Я много читаю. Я читаю всё… Кроме табличек над дверьми…

Не зная, как продолжить разговор и выйти из ситуации жертвы розыгрыша, я сказал первое, что пришло мне в голову. Мара смотрела на меня надменным взглядом, приподняв одну бровь.

— Простите пожалуйста, Мара, а вы играете на этом инструменте?

— На этом инструменте играть нельзя. Он жутко расстроен.

— А можно мне попробовать его настроить? В юности на земле я работал настройщиком инструментов, пока не оглох.

— А, ты еще и глухой!

— Ну, сейчас уже не совсем. У меня слуховые аппараты. Но сути дела это не меняет. Я могу его настроить.

— Ну, если настроишь, будет хорошо, — иронично ответила Мара.

Я аккуратно открыл верхнюю крышку инструмента и, повернув две защёлки, снял переднюю панель. Огромный слой пыли покрывал струны, клавиши и молоточки. Фортепьяно было собрано без единого гвоздя, как и положено хорошему инструменту. Колки крепления струн заканчивались квадратом на 1/4.

— Вижу, инструмент тебе действительно знаком, — снисходительно сказала библиотекарь. — Если ты и вправду его настроишь, то я могу подарить тебе бесплатный абонемент на один месяц. Но только на один. Потом платно.

— А сколько стоит у вас абонемент?

— Тысячу м.е. в месяц.

— Так дорого? Поэтому тут никого нет?

— Да, — ответила Мара, — и это хорошо. Когда я не брала плату за месяц, в мой сад шли все кому не лень, они мусорили, трахались по углам и лавкам, и совершенно не интересовались книгами. Вот я и решила, что моё здоровье и спокойствие мне дороже. Сейчас у меня всего семь подписчиков. И ваш «Робеспьер» тоже. Ты, кстати, знаешь, кто это был?

— Да вроде футболист какой-то, — ляпнул я наобум.

— Это был революционер и член демократической партии во Франции от Эльфийского блока за всеобщее равенство всех рас в своей стране. Всё, неуч, иди отсюда и забирай свой технический талмуд с собой, — насмешливо улыбнулась Мара и, хромая на левую ногу, пошла к столу библиотекаря. Я взял с собой тяжелый справочник и пошёл с ним обратно. Думая, чтó можно сказать Лавару, или как бы подколоть его в ответ. Решив, что самый лучший вариант сейчас — это сыграть в идиота и сказать ему, что, зайдя внутрь, я никого не нашёл и просто оставил книгу с бумажкой на столе у Мары. Я дошёл до столовой, пожевал безвкусный ужин и отправился в номер. Итак, завтра мне предстоит снова сходить в библиотеку и настроить фортепьяно. Это трудоёмкий процесс, а значит, у меня будет возможность потратить полдня и хорошенько убить время. С этими мыслями я дошел до мусоропровода и кое-как запихнул в него справочник.

Снова выходной. Весь день я провёл в библиотеке, чиня фортепьяно, благо тюнер сохранился на моем старом телефоне. Правда, не хватало двух черных клавиш, и я взял самую крайнюю как образец, чтобы можно было сделать что-то подобное. Мара оказалась очень интересной женщиной. Ей было сорок три года, и она была местной жительницей. Город на Ганимеде назывался Ассарака. Библиотеку и зимний сад в своём кабинете она организовала сама. Она работала в корпорации двадцать семь лет. По её словам, ей очень повезло.

— Мне, в целом, повезло. Когда началось массовое освоение космоса, мировое космообщество стало продавать земли на планетах и спутниках большими площадями, чтобы пополнить бюджет космической программы. По сравнению с нынешними ценами на землю, буквально задарма. Мой «семь раз пра» прадед купил эти земли. А в выигрыше оказались мы. Его наследники. Как раз оба корпуса и часть цехов находятся на моей земле. Поэтому моё слово здесь не последнее.

Ещё она никогда не была на Земле. Здоровье не позволяло ей летать на такие большие расстояния. Но она много читала о моей родной планете и смотрела фильмы и видео о ней. Ей специально привозили растения с Земли. И она, как и я, больше всех ароматов цветов любила запах сирени. Вообще она была очень умной женщиной, но нисколько не брезговала крепким словом. Ругаться у неё получалось смешно. Когда я закончил с настройкой Фортепьяно, Мара села на стул и заиграла. Сначала это были гаммы, потом какие-то произведения для разминки пальцев. Я стал ходить по саду библиотеки и обнаружил за кустами, стоящими плотным рядком, лавочку, повёрнутую к окну. Мара заиграла какое-то спокойное произведение. Её левая рука, словно живя своей жизнью, ходила по клавишам, а правая, дождавшись своего такта, неспешно извлекала ноты. Слушая её игру, я сел на лавочку и стал смотреть в окно. Та красота, которую таила в себе мелодия, словно взяла мою душу за руку и вылетели вместе с ней со станции в космос, чтобы окунуться в неспешное вращение и созидание мира. Звезды и Юпитер, словно подхваченные мощью мелодии, стали танцевать свой неспешный танец. Словно слыша Марину игру, видимые звёзды подмигивали мне, а Ио неспешно плыл на фоне своего повелителя. И вдруг в кульминации произведения прозвучал аккорд такой силы, что я почувствовал, как волна прокатилась по мне, и всё тело покрылось мурашками.

— Мара, что это было? — спросил я, когда музыка стихла.

— Это? От ты, темнота. Это был Фредерик Шопен, Опус двадцать семь, ноктюрн ре бемоль мажор, блять.

— Господи, почему у них в древности были такие сложные и длинные названия. Помню, в Симпсонах была шутка на эту тему.

— Симпсонах? Этих желтых уродцах?

— Ну почему уродцы? Они классные. В бакалавриате я даже писал реферат на тему феномена Симпсонов. Чтобы его написать, я просмотрел все семьдесят четыре сезона и серьёзного «Властелина колец».

Конец ознакомительного фрагмента.