Собрание сочинений. Т. 3. Глаза на затылке

Генрих Сапгир

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира — попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В третьем томе собрания «Глаза на затылке» Генрих Сапгир предстает как прямой наследник авангардной традиции, поэт, не чуждый самым смелым художественным экспериментам на границах стиха и прозы, вербального и визуального, звука и смысла.

МЕРТВЫЙ СЕЗОН

(1988)

ВИРУС

начинается с утра

входит мо и в белом вра

и такие препара

окачуриться пора

отдыхаю в санатор

починяю свой мотор

а мои воспомина

плы блаками на меня

день на сумерки похо

кого бегут прохо

даже тени… если чест

сам нырну в любой подъезд

человек — он весь отверст

жется за все ответст

и такое ощуще

виноват — и нет проще

грустный ком неполноце

пряжение в лице

здесь — при всех — сейчас меня

в стра деяньях обвиня

сзади города простра

полняют волны стра

в дождь от ужаса дрожа

даже зданья искажа

и лягушками везде

скачут — это эпиде

дергается эпилеп

— эпицентр! эп — эп — эп…

почему глаза расши

губы руки — все спеши

что уби тебя сестра

неужели вирус стра

а зрачки всё уже уж

стаясь радужной окруж

свет уходит подозри

с потолка свисает гри

погружаемся все глу

лько отсвет на полу

сам трясусь и ты — желе

сподь! не надо! пожале

злым комочком паюсь-сли

мысли — водоросли — сли

и уже не страшно не

жить как сырость на стене

МОЛИТВА

утки летят над мо

солн и обл в дремо

ночь за Урал — хреб

в ямине между гора

лагерь от ламп ослеп

качиваются между бара

мо в весь свой разма

лько волны по пляжу разма

динокий абха задрема

ду по льду в громк тиш

солдат в тяжелой шине

не подстрели бы с выш

чувств взгл — на мне

за проволо бесится чарк

сается скалится ярк

там я ищу лю

где их нет и не может бы

лкой стебли и хво шевелю

ягды ловы и голубы

вот я пришел в свой ла

делся залез на кой

спящих солда тела

в кой мне — и мир и покой

лампа — и та не меша

вы воспари душа

лна бубух! — как плита

йки над мо разлета

в лнце зимний шторм

белых ча накорм

Гспди! — я Твой ра

Давший! — всем Тебя лю

наши тела заклю

небо душе пода

нас маята пыта

жизнь надоест — и та

лько воскликнешь: ма!

и сгинешь не понима

Гспди! — я твой ра —

следний между людьми

Давший! — Твоя ра

вот Твоя жизнь — возьми

Взявший! — Тебя бла

слезы — Твоя вла

разве не я в бара

умер — сосед по на

на берегу — коря

вывернута сосна

МЕРТВЫЙ СЕЗОН

сок и мякоть пожира

остается кожура

жура мандари

на песке говори

что конец ноября —

морю то же говоря

черн от вла коря

мерт этот сезон

в ду опущен как зонд

а она в лохмо бедна

лнце увидела однаж

и живет воспомина

сноязычна и пуста

в стах самшита обита

ду посмотри вда

неужто не вида?

плями-кап на вет вися

запрокинулась вся

потому-то дрожь — озя

небо вяло и лило

жется всегда лило

так повсю на земле

стонет сущее в томле

воля сердца и ума —

нет они не понима

серд серд — красн ша —

нет они не разреша

точно зыбь в тума — душа

вот и смотришь ожида

в никуда или туда —

лько бередишь тоску

и конца нет этой ску

что-то чудится огром

больше! — зримое Добром —

выше! —

РОЩА НА ПИЦУНДЕ

красн будто мореные ство

коряг и длинные тени

на мокром песке — торжество

запустени

вздыхающая во

стигающий просто

везде сквозят пусто —

и более того

Непостижим! — я чувств

между тенями черн

прячет свои форм

чудливо кругло распласт

вчуже сквозит Незри

хвою колыша жабр

внутр глаз озари

мгн обликов собр

одни как будто вражде

другие — как ры в воде

иные вполне равноду

как белые ро в саду

жется: сейчас уви

все во плоти и крови…

не то что и полови —

лекулы не улови

дыша и враща с на

во времени и простра

невидима и темна

странная наша сестра

КУКЛА НА МОРСКОМ БЕРЕГУ

…что сердцу обида куклы

обиды своей жалчей

И. Анненский

ржавый сор на бере выбр

ракови открыла жабр

пластик пальмовые ребр

от Адама — странный обр

и стихая чертит мо

нечто пенной бахромо

будто пишет мне письмо

и при этом вслух бормо

в черных водосл — где? —

мама! — розовый младе

платье мокрое наде

голова лежит отде

и сама себя спеша

— это кукла! — утеша

и себе не ве душа

(кукла старая больша )

даже камнем ненаро

дураком уби нырок

и на трех нога собак

так душе не поперек

безголовая сота

ножка вве поднята

пальчики пересчита

мертвых пляжей нищета

и вся муть весь жар со дна

стыд и боль и грех воня —

в кро и в пятнах простыня —

не гляди ты на меня!

никого не убива

говорил тебе слова

нет послу ты не права

взглядом небу — голова

все как надо — хлам не собр

ракови открыла жабр

пластик пальмовые ребр

от Адама — странный обр

«была земля — осталась ля…»

была земля — осталась ля

и ту — в трубу…

зачем себя же представля

когда меня не бу?

щая тоска берет за грудь

я сам за гло себя беру:

зачем стоит земля и не

когда меня на свете не?

такое здесь противоре

не развязать и не разре

я — смы Творца — сам бог и ца

себя же отрица

БУШЛАТ

вспенилась — плеснула лна

человек идет хрома

он — в ушанке и бушла

а на дереве — хурма

мо — пятнистый малахи

зимы теплые в Колхи

темный лик — больной стари

зябко что ни говори

греет стеганная ва

в русской печке — голова

где-то в прошлом за Ура

продувает снег бара

слышу крики лай соба

вижу юного себя

волны ходят по толпе:

— На дороге… — Где?.. — ЧП!..

вся колонна в снег легла

на ветру они лежат

как Малевича квадрат —

эти черные бушла

и бросаясь рвут овча

и ругаясь бьет нача

и орет над голово

как взбесившийся конво

чем бушлаты недово

что им надо? надо во

тесно — узкие дома —

а над ними торопли

облака бегут с проли —

европейская зима

(человек идет хрома)

я почти сошел с ума! —

жить и чувствовать спеша

на бульваре пил с клоша

весь Пари на рождество

таны осыпа листво

и сквозь дождь лучились фа

возле Арки Триумфа

вот — смотрю — в толпе прошла

манекенщица в бушла

солнце в горнице — зима

приехали я и ма

в ссылку — к солнцу и зиме

лица — сотни киломе

бурки — кожаные пят

вкусно по снегу скрипят

запах сена хруст овса

уколол щекой оте

усадил уютно в са

(ах как грели зимы те!)

хорошо бежит лошад —

на отце-то был бушлат

потерял я зимам сче

где-то спит зима еще —

гда не знаю только бу

вижу ус и нос в гробу

про который говорят:

деревянный шит бушлат

цатый век — зима везде

мятый век — зека — и с де

нам знакомая оде

на экране шути шут

а в цеху бушлаты шьют