Зависть: теория социального поведения

Гельмут Шёк, 1966

В работе немецкого социолога Гельмута Шёка, ставшей классической, представлен всесторонний анализ зависти, как социально-психологического и социального явления и как мотива социального поведения человека. Исследуется роль этой эмоции в поддержании социальной структуры традиционного общества, в возникновении радикальных уравнительных и социалистических движений. Показано, что институционализированная зависть является одним из главных препятствий на пути экономического роста развивающихся стран. На обширном материале изучается также роль зависти в современной политике и институтах развитых обществ. Предмет исследования рассматривается с междисциплинарных позиций с привлечением материалов антропологии, этнографии, психологии (психоанализа), литературоведения и других дисциплин. 2-е издание, электронное.

Глава 2. Зависть в языке

И в ходе знакомства с литературой, и при обсуждении с многими людьми того, что они понимают под завистью, меня глубоко поразила тенденция использовать вместо слова «зависть» слово «ревность» — без сомнения, оттого, что в ревности признаться проще, чем в зависти, которая считается недостойным чувством. Ревнивый человек потерпел поражение в борьбе за власть или проиграл соревнование; он не является низшим по отношению к предмету соперничества, в отличие от завистливого человека, который является таковым по определению. Однако даже науки о поведении часто уклоняются от изучения феномена зависти и завистливого поведения, как если бы эти явления были табуированы, и скрывают мотив зависти за такими концептами, как амбивалентность, агрессия, напряжение, соперничество, ревность, и другими непрямыми описаниями.

Первостепенная роль зависти в человеческом обществе и сравнительно несложная природа обычной ревности — или того, что под этим чаще всего подразумевают, — ясно проявляется в языке и пословицах.

Зависть и ревность в английском языке

Оксфордский словарь английского языка (The Oxford English Dictionary^[6]) рассматривает слова «зависть» и «завистливый» как «ревность» и «ревнивый». Каждому из этих терминов посвящено по четыре колонки.

Слова «зависть» («envy») и «завистливый» («envious») в современном английском языке происходят от латинских слов с тем же значением invidia и invidiosus. Глагол «завидовать» («to envy») соответствует латинскому invidere. В испанском, португальском и итальянском языках соответствующие слова также имеют латинское происхождение.

Примеры раннего употребления в английском таковы: «Они будут завидовать, видя других, которые более благополучны, чем они», «Ни одно законное средство не может избавить меня от зависти», «Гораздо бóльший стыд — завидовать другому из-за денег, одежды или богатства».

В определениях подчеркивается чувство враждебности, злобы и неприязни. В соответствии с ними зависть наличествует в случае «обиды и неприязни, вызванной созерцанием превосходства». С другой стороны, зависть может означать просто, что кто-то желал бы, чтобы он мог делать то же, что и кто-то другой. Наиболее конкретно первое значение глагола «завидовать»: «чувствовать недовольство и неприязнь от превосходства (другого человека) в смысле удачи, успеха, репутации или владения чем-либо желанным».

Завистью также называется, когда кто-то по злобе отказывает другому в какой-нибудь вещи; позже мы рассмотрим феномен скупости и его связь с завистью. Так, в Англии в начале XVII в. про павлина говорили, что он завидовал здоровью людей до такой степени, что ел собственный помет (который тогда использовался в медицинских целях).

По совпадению, современные английские слова латинского происхождения, обозначающие «зависть» и «завистливый», имеют почти такое же значение, как обозначающие то же самое чувство немецкие слова древнегерманского происхождения.

Оксфордский словарь дает подробное толкование слов «ревность» («jealousy») и «ревнивый» («jealous»). Очевидно, слово «ревнивый» сначала означало просто высокую интенсивность эмоции или большую степень возбуждения, а потом приобрело дополнительное значение «интенсивно желать привязанности другого человека». Позже оно стало обозначать страх утратить привязанность другого человека, как и в современном смысле слова «ревнивый». Иногда «ревнивый» означает «завистливый», например: «Они определенно относились к этому ревниво». Раньше в английском языке был термин «ревнивое стекло» («jealous glass»), означавшее матовое стекло — аналог французского jalousie («ревность» и «жалюзи»). Однако основным значением «ревности» остается страстное стремление человека сохранить что-то, принадлежащее ему по праву. Поэтому ревнивый человек обретает покой, если знает, что у него нет соперников — и этим он резко отличается от завистливого человека. В 1856 г. Эмерсон писал: «Ревность, с которой каждый из классов защищает себя, свидетельствует о том, что они нашли свое место в жизни». Когда ревность приобретает оттенок недоверия или ненависти, это обычно означает подозрение, что кто-то стремится отнять у нас что-то, чем мы ранее спокойно наслаждались. В некоторых случаях ревность может даже выражаться в воинственном настрое справедливого защитника, отстаивающего то, что принадлежит ему по праву, от подлого завистника.

Если быть более точным, то в нормальных условиях ревнивый человек не может стать инициатором агрессии. Его поведение становится враждебным тогда, когда на сцене появляется соперник, дающий ему конкретные основания для беспокойства. Этот соперник может действительно стремиться завладеть его собственностью, или же им может руководить зависть. Каждому знаком часто встречающийся в романах тип человека, который желает соблазнить невесту друга не потому, что он хочет на ней жениться, а потому, что он недоволен счастьем другого.

В отличие от завистливого человека, который обычно точно знает, что именно вызывает его зависть, ревнивый человек часто полон сомнений относительно своего противника и не знает, кто он: настоящий, достойный, равный ему соперник или завистник, который притворяется соперником, а на самом деле стремится исключительно к разрушению. Поэтому с точки зрения социологии зависть и ревность представляют фундаментально различные социальные ситуации, так как для ревности должно произойти столкновение как минимум двух людей, чьи отношения характеризуются взаимностью.

Переработанная версия самого подробного словаря американского английского — третье новое международное издание словаря английского языка Вебстера (Webster’s Third New International Dictionary of the English Language) 1961 г. — уделяет очень мало внимания словам «зависть» и «завистливый». Словарь приводит два примера современного употребления: «бесплодный и завистливый принцип искусственного равенства» из журнала Time и «завистливо разглядывая шину». «Завистливый» («envious») определяется как недовольное эмоциональное состояние, вызванное богатством или достижениями другого, злобное желание, чтобы другой это потерял. Для сравнения: слово «ревнивый» используется, когда мы с недоверием и неудовлетворением наблюдаем или воображаем, что кто-то приобретает что-то, что на самом деле должно быть нашим или принадлежит нам.

Итак, решающее различие очевидно: ревность направлена против определенной угрозы перехода к другому или утраты желанных преимуществ и никогда против самого преимущества. Зависть очень часто отрицает само наличие преимущества. Кроме того, в конкретном контексте слово «ревнивый» может не иметь негативных коннотаций, например, когда Джон Голсуорси пишет: «осознавая свой долг и ревниво блюдя свою честь».

Примеры словаря Вебстера на «зависть» игнорируют это тонкое различие и приводят такие цитаты из современного английского — точнее, из американского английского, что показательно, — в которых человек говорит «Я завидую тебе» вместо «Я ревную к тебе». Так, Холлис Элперт пишет: «Я безумно завидую человеку, сидящему рядом с ней в такси», а В.С. Притчетт пишет: «Я часто завидую писателям, работающим в университетах».

В определениях «зависти» и «завистливого» в третьем издании словаря Вебстера подчеркивается желание обладать тем, что принадлежит другому, а не желание, чтобы другой это потерял. На самом деле этот сдвиг акцентов почти точно соответствует современному американскому представлению о зависти. Так, американская реклама способна утверждать, что человек должен купить что-то, чтобы ему завидовали, имея в виду, что другие люди постараются предпринять максимум усилий, чтобы получить ту же самую вещь, — а не так, как в более ранних культурах, где это означало бы, что другие люди постараются повредить ее от злобы.

Ревность по сравнению с завистью определяется в словаре Вебстера как страх неверности или соперничества, но там также упоминается, что «ревнивый» может употребляться в значении «завистливый», например: «Она ревниво воспринимает то, что у нее не такое красивое пальто, как у вас». У «ревности» есть скорее значение враждебного соперничества, и мы полагаем, что, в отличие от настоящей зависти, она не предвкушает ниспровержения соперника. Вот пример на это значение из словаря Вебстера: «Напряженно-ревнивые отношения между деревнями».

Зависть и соперничество

Прекрасное определение зависти можно найти в «Энциклопедии религии и этики» (Encyclope dia of Religion and Ethics), опубликованной в 1912 г. В ней Уильям Л. Дэвидсон, профессор логики Абердинского университета, сообщает следующее: «Зависть — это эмоция, эгоистическая и злонамеренная по существу. Она направлена на людей и подразумевает неприязнь к человеку, который обладает тем, чего желает завистник, и желание причинить ему ущерб. В ее основе лежат эгоистическая жадность и неприязнь. В ней также есть сознание своей неполноценности по сравнению с объектом зависти и раздражение от этого. Я чувствую, что тот, у кого есть то, чему я завидую, имеет преимущество по сравнению со мной, и я возмущен этим. Следовательно, я радуюсь, если та вещь, которой я завидую, не приносит ему полного удовлетворения, и радуюсь еще больше, если она приводит к неудовлетворению и боли — ведь это уменьшает в моих глазах его превосходство и способствует моему самомнению. Поскольку зависть проявляет в завистливом человеке неудовлетворенные желания и указывает на чувство беспомощности, в том смысле, что у него нет ощущения власти, которое дало бы ему обладание желанным объектом, она является болезненной эмоцией, хотя ей и сопутствует наслаждение, когда ее объект постигает несчастье».

Автор этой статьи также цитирует Драйдена:

Envy, that does with misery reside,

The joy and the revenge of ruin’d pride.

Зависть, что живет рядом с горем,

Радость и месть разрушенной гордости.

Статья сравнивает зависть с ревностью. У них много общего, но это совершенно разные эмоции. Ревность отличается от зависти тем, что в ней бесконечно больше злобы и страсти, а кроме того, меньше сдержанности. Ревность возникает из мнения человека о том, что должно быть его по праву; это не чувство неполноценности в чистом виде, как в случае зависти. Более того, у ревнивого человека имеется двусторонний источник раздражения и беспокойства: он взаимодействует не с одним соперником, а с двумя (индивидами или группами). Если я ревную к кому-то, это происходит потому, что он завоевал чувства третьего лица, на которые, по моему мнению, имею право я. Таким образом, я ненавижу не только узурпатора, но и человека, которого он соблазнил.

Далее зависть сравнивается с соперничеством (emulation), словом, которое часто употребляется как ее синоним. Например, американцы предпочитают «зависть» старомодному «соперничеству», при этом совершенно не осознавая сдвига в значении. Они забыли о злобном, деструктивном аспекте зависти.

В статье соперничество справедливо рассматривается как нечто, сильно отличающееся от зависти. Тот, кто соперничает, кто стремится достичь того, чего достиг другой, несвоекорыстен и беззлобен, а также не исполнен ненависти. Соперничество требует соперника, конкурента, но он не обязательно считается врагом. Он может даже быть другом, чей пример стимулирует наши собственные способности и таланты. Поведение, в котором проявляется соперничество, можно наблюдать у многих животных, а также в простых играх маленьких детей.

Статья проводит грань между честолюбием и соперничеством. Хотя честолюбие может быть похвальным, оно может также деградировать и стать жестокосердием, которое в итоге приведет к очень похожим на те, которые использует завистливый человек, методам причинения ущерба сопернику. Соперничество может превратиться в зависть, например, когда незадолго до финиша бегун понимает, что он не сможет обогнать победителя, и пытается подставить ему ножку. В статье приводится цитата из проповеди Джозефа Батлера (Проповедь 1, прим. 20), в которой сформулировано это различие:

«Соперничество — это просто желание равенства и надежда на равенство с другими, с которыми мы себя сравниваем, или желание превосходства и надежда на превосходство над ними….Желать достижения этого равенства или превосходства конкретными способами, которые низводят других на наш уровень или ниже его, по моему мнению, является отличительной чертой зависти»^[7].

Джон Гей (1669–1745), философ и преподаватель Сидней-Сассекс колледжа в Кембридже, в своем исследовании фундаментальных принципов добродетели и морали блистательно анализирует феномен зависти^[8]. Он рассматривает зависть как дьявольскую страсть и, подобно Локку, считает, что некоторые люди могут быть полностью свободны от нее. Более того, Гей справедливо замечает, что большинство людей способны вспомнить первый раз, когда они ощутили влияние зависти, если они дадут себе труд об этом подумать. Этому он придает особую важность, потому что способность вспомнить первый собственный опыт зависти указывает на ряд фундаментальных мотивов, оставляющих на личности свой отпечаток. Гей считает, что поскольку трудно забыть сильное переживание зависти, то люди, думающие, что они ее никогда не испытывали, скорее всего правы. Разумеется, он ничего не мог знать о таком факторе, как вытеснение.

Сначала Гей придерживается обычного определения зависти как мучения, которое овладевает нами, когда мы видим чужое процветание, но он немедленно уточняет, что речь идет не о процветании всех и каждого, а о процветании конкретных людей. Каких людей? Как только мы оглядимся вокруг, чтобы обнаружить, кто мог бы вызвать у нас зависть, мы, считает Гей, тут же найдем источник этой страсти: объектами зависти всегда оказываются те люди, которые в прошлом были соперниками завистника. Гей делает справедливое замечание о значении для зависти социальной близости. Обычно она направлена только на тех людей, с которыми можно соревноваться. Однако свести зависть к настоящему, реальному соперничеству — значит зайти чересчур далеко, потому что такой подход смазывает границы между ней и ревностью. Нет сомнений, что зависть может возникнуть и там, где конкуренция была лишь воображаемой, и даже там, где ее невозможно себе представить. Определяющим фактором, как мы будем видеть снова и снова, является убеждение завистливого человека, что процветание того, кому он завидует, его успех и его богатство являются причиной той депривации, того недостатка чего-либо, который он испытывает. Если способность к зависти происходит из братской ревности в детстве, то этот аспект зависти получает объяснение, потому что внутри семьи предпочтение одного ребенка (даже если это предпочтение — плод воображения) обязательно будет означать дискриминацию по отношению к другому ребенку (или вызовет травматическую реакцию).

Согласно Адаму Смиту, зависть, злость и озлобленность — это единственные страсти, которые способны заставить человека нанести вред другому или репутации другого, но мало кто часто поддается этим страстям, в том числе даже самые отъявленные негодяи. И даже если человек дает волю таким чувствам, он ничего не выигрывает. Поэтому, считает Смит, у большинства человеческих существ зависть ограничена рациональными соображениями^[9].

Доказательством уверенного предположения Смита, конечно же, является то, что, если бы господствующее общественное устройство не смогло бы в основном подавить взаимную зависть, было бы невозможно даже представить себе обыкновенное сосуществование.

Каузальный бред в зависти

Шелер является автором очень важного концептуального уточнения. Он видит зависть в обычном смысле этого слова как продукт чувства беспомощности, «запретного стремления к чему-то, что принадлежит другому. Напряжение между стремлением и беспомощностью, однако, приводит к зависти только тогда, когда оно разряжается в акте ненависти или мстительного поведения по отношению к владельцу желаемого, т. е. тогда, когда бредовой идеи другой с его собственностью переживается как причина болезненной для нас невозможности получить его собственность. Эта бредовая идея, в соответствии с которой то, что на самом деле является беспомощностью, представляется нам в качестве позитивной силы, «противодействующей» нашему стремлению, несколько смягчает исходное напряжение. Настоящая зависть так же невозможна без этого специфического опыта беспомощности, как без этого каузального бреда».

Очень важно то, что, как мы покажем далее, многие примитивные народы (например, добуан и индейцы навахо), так же как некоторые сельские общины в более развитых обществах (например, в Центральной Америке), практикуют каузальный бред типа описанного Шелером, не бессознательно и не подсознательно, как наши современники в современных обществах, а намеренно: урожай моего соседа мог оказаться больше моего только потому, что он воздействовал на мой урожай с помощью «черной магии». Именно это мировоззрение, магическое мышление примитивного человека внутри нас — различимое также во многих других формах суеверного маниакального поведения — обеспечивает динамику зависти в современном просвещенном обществе.

Шелер отчетливо формулирует: «Простое недовольство тем, что у другого есть желанная мне вещь, не является завистью; на самом деле оно служит мотивом, чтобы как-то приобрести желанный предмет или предмет, похожий на него, например, с помощью работы, покупки, насилия или кражи. Только когда попытка получить его этими способами не удалась и привела к осознанию собственной беспомощности, действительно возникает зависть»^[10].

Одно немецкое определение

Уже в XIX в. В Словаре немецкого языка Гримма имелось определение зависти, содержавшее все необходимые для нашего исследования элементы: сегодня, как и ранее, зависть («Neid») выражает «мстительное и мучительное для человека душевное состояние, недовольство, с которым он смотрит на процветание и преимущества других, злится из-за этого и, кроме того, желает, чтобы у него была возможность уничтожить их или владеть ими самому; синонимы: зложелательство, злоба, «дурной глаз»».

Теперь мы рассмотрим элементы определения:

1. Мстительное, мучительное для человека недовольство. За этим стоит чувство агрессии, в котором уже содержится осознание собственной беспомощности, так что с самого начала часть агрессии и значительная часть беспокойства и муки несколько мазохистски обращены на субъекта. Позже мы рассмотрим возможность того, что интенсивно и хронически завидующий человек на самом деле может быть человеком, которым владеет желание — какой бы ни была его причина — разрушить себя, но он неспособен смириться с тем, что другие — те, кто наслаждается жизнью или как минимум мужественно терпят ее, — должны пережить его.

2. Недовольство, с которым он смотрит на процветание и преимущества других. Очень важно то, что зависть — это акт восприятия. Как мы увидим, не существует объективных критериев того, что пробуждает зависть. В этом ошибка политиков, выступающих за равенство, которые верят, что нужно просто однажды и навсегда устранить из мира определенного типа неравенство, чтобы создать гармоничное общество равных, лишенных зависти людей. Любой, у кого есть склонность к зависти, кем руководит это чувство, всегда сумеет найти достойные зависти качества или достойное зависти имущество других. В экспериментальных доказательствах этого тезиса нет недостатка, в частности, в детской психологии.

3. Человек злится на других из-за их личных и материальных преимуществ, и при этом его, как правило, больше прельщает их разрушение, чем их приобретение. Профессиональный вор более спокоен, чем поджигатель, он в меньшей степени движим завистью. За первичными деструктивными желаниями завистливого человека скрывается понимание того, что в долгосрочной перспективе те качества или вещи, которым он завидует, означали бы для него тяжелую ответственность и что лучшим из миров был бы такой, в котором их не было бы ни у него, ни у предмета его зависти. Например, ориентированный на зависть политик считает более низкий, но одинаковый для всех душевой национальный доход предпочтительным по сравнению с ситуацией, когда этот доход выше для каждого, но при этом есть некоторое количество богатых людей.

В Библии (Быт 26, 14–15) мы читаем: «У него были стада мелкого и стада крупного скота… и Филистимляне стали завидовать ему. И все колодези, которые выкопали рабы отца его… Филистимляне завалили и засыпали землею». (В этом отношении человеческая природа мало изменилась со времен Ветхого Завета. Зависть к стаду соседа и нападение на его источник воды — рядовое событие, например, в сельских общинах современной Южной Америки.)

Многие ли наши современники вспомнят о зависти, услышав слово «злоба»? Слово «злоба» по-прежнему играет роль в современном английском праве. Например, при рассмотрении некоторых дел требуется доказательство того, что клеветник или обидчик действовал «по предумышленной злобе». Это свидетельствует о понимании того, что в основе зависти находится злоба.

В 1952 г. в Оксфорде была присуждена премия за эссе о злобе. Его автор, Ф. Джордж Стейнер, показывает с помощью многочисленных цитат, насколько тесно связаны злоба и зависть и в какой степени обе являются результатом социальной близости.

«Одна фламандская поговорка утверждает, что злоба рождается из близкого знакомства, а когда Гроций утверждал, что в естественном состоянии злых людей нет, он представлял себе одинокие создания золотого века. Злобу рождают низкие заборы, узкие улочки, где люди постоянно задевают друг друга, а фруктовый сад одного человека вредительски затеняет виноградник другого. Это эликсир, который создается при близких контактах… Из безразличия злоба не возникает»^[11].

Стейнер цитирует англиканскую литургию и стихи римского поэта Персия, чтобы показать, что зависть — это общая болезнь человечества. Он считает одной из самых ужасных максим Ларошфуко ту, в которой этот моралист замечает, что в несчастье друга есть что-то, что согревает нам сердце. Это скрытая злоба, которая порождает зависть.

Зависть в пословицах

Один из словарей пословиц XIX в. содержит 136 пословиц о зависти и еще 76 со словами «завидовать» и «завистливый»^[12]. В этих двух с лишним сотнях немецких пословиц, многие из которых имеют латинские, датские, русские, венгерские, польские и иные эквиваленты, с удивительной ясностью выражена большая часть того, что можно сказать об общих характеристиках зависти.

Мы предлагаем несколько тезисов о феномене зависти и будем иллюстрировать их пословицами и поговорками^[13].

1. Зависть — прежде всего феномен социальной близости. Американские социологи используют термин «враждебная близость», иными словами, близость, порождающая зависть.

Сосед спать не дает: хорошо живет. — У соседа корова сдохла: мелочь, а приятно.

2. Зависть питается не объективными различиями между людьми; это вопрос субъективного восприятия, особой оптики зависти. Иными словами, завистливый человек видит то, что разжигает его зависть.

Позавидовал бобыль беспахотному. — Позавидовал плешивый лысому (шелудивому). — Курица соседа всегда выглядит гусыней. — Зависть превращает травинку в пальмовое дерево. — Завистливый глаз и в метелке увидит пальмовую рощу. — Зависть глядит на поганку, а видит пальмовое дерево. — Зависть хорошо видит корабль, а течь в нем не замечает. — Зависть видит корабль, а не скалы. — Зависть видит только мост, а не болото, через которое он проложен. — Зависть смотрит на болото и видит море. — Завидущим глазам кажется, что из утиных яиц вылупятся лебеди. — Завидущим глазам и щука в пруду — золотая рыбка. — Завистник и ушами видит. — Завидущие глаза делают из мухи слона.

Эти пословицы также объясняют, почему во всех культурах считается не просто хорошим тоном, а почти обязательным правилом поведения никогда не говорить другим о своих преимуществах, новых приобретениях или везении, не упоминая при этом о неудаче, недостатках приобретения или отсутствии чего-то. Так, владелец новой машины обязательно тут же вспомнит о том, как долго ему добираться до работы; человек, выигравший в тотализатор или получивший неожиданное наследство, немедленно обнаружит за собой кучу обязательств, а получивший повышение сразу скажет, что теперь для него повышается вероятность получить инфаркт. Во многих обществах, и особенно в примитив ных, это правило настолько строгое, что человек в принципе не может объявить о чем-то хорошем, что произошло с ним самим или с членами его семьи.

3. Зависть — это очень ранняя, неизбежная и неутишимая сила внутри человека, которая заставляет завистливого человека реагировать на свое окружение так, что его зависть невозможно утолить. Поэтому совершенно безнадежно стремление к обществу, которое может быть освобождено от зависти с помощью социальной реформы.

Зависть прежде нас родилась. — Зависть глядит даже из глаз маленьких детей. — Зависть — это зверь, который будет грызть собственную ногу, если ему не достанется что-нибудь другое. — Зависть — это врожденное. — Зависть всюду дома. Зависть никогда не умирает. — Зависть и ревность бессмертны, а дружба и любовь ломаются. — Без зависти никто не проживет.

Если бы зависть была лихорадкой, человечество давно бы вымерло. (Существуют немецкая, датская, итальянская, латинская и шведская версии этой пословицы.) — Если бы зависть была болезнью, мир был бы больницей. — Тот, кто не знает зависти, не должен об этом рассказывать. — Завистники умирают, зависть передается по наследству. — Чем лучше обращаться с завистником, тем хуже он становится.

Это последнее наблюдение особенно важно, потому что оно неоднократно подтверждалось данными психопатологии. Чем больше кто-либо стремится избавить завистливого человека от фиктивной причины его зависти, даря ему подарки и оказывая услуги, тем в большей степени этот кто-то демонстрирует свое превосходство и подчеркивает, как дешево ему обходятся подарки, которые он делает. Даже если бы этот человек отдал завистнику все свое имущество, такое доказательство благородства унизило бы его, и он бы перенес свою зависть с имущества человека на его личные качества: и если бы объект зависти поднял завистника до своего уровня, тот бы нисколько не обрадовался такому искусственно установленному равенству. Он бы стал снова завидовать, во-первых, личным качествам своего благодетеля, а во-вторых, тому, что в условиях равенства его благодетель сохраняет память о своем прошлом материальном превосходстве.

4. Завистливый человек вполне готов причинить себе ущерб, если, поступая таким образом, он может нанести ущерб или причинить боль объекту зависти. Многие преступления, возможно, иногда даже самоубийство, становятся более понятными, если признать такую возможность.

Зависть варится в собственном соку. — Завистливый своих двух глаз не пожалеет. — Себя изведу, а тебя дойму. — Сам наг пойду, а тебя по миру пущу.

5. Пословицы на многих языках согласны, что самый большой вред завистливый человек причиняет сам себе. Зависть описывается как крайне деструктивное, бесплодное и даже болезненное душевное состояние, которое не излечивается.

Железо ржа съедает, а завистливый от зависти погибает. — Завистливый по чужому счастью сохнет (чахнет). — Завистью ничего не возьмешь (не сделаешь). — В лихости и зависти нет ни проку, ни радости. — Зависть никого еще не сделала богатым. — Зависть сама себе горло перерезает. — Зависть сама себе завидует. — Зависть пожирает своего хозяина. — Зависть — свое собственное наказание. — Зависть приносит страдания завистнику.

6. Как и у примитивных народов, чей страх перед «черной магией» соплеменников неизменно приписывает им мотив зависти, пословицы постоянно отмечают, как легко пассивно завидующий человек может превратиться в агрессивного преступника. Ведь завистливому человеку недостаточно ждать, пока судьба не настигнет его соседа, чтобы он мог порадоваться (о его Schadenfreude^[14] свидетельствуют бесчисленные пословицы): он охотно помогает судьбе.

Зависть с самого рождения якшается с висельником и виселицей. — Зависть не смеется до тех пор, пока корабль не потонет со всей командой. — Зависть оставляет за собой трупы.

В исламских текстах большинство пословиц и поговорок приписываются самому пророку, одному из его спутников или, у шиитов, одному из их имамов. Исламская этика и мудрость, зафиксированные в пословицах, считают зависть (hasad) одним из величайших зол. Аль-Кулайни пишет: «Зависть пожирает веру, как огонь пожирает дерево, говорил Пророк. Иисусу приписываются слова: «Бойтесь Аллаха и не завидуйте другому».…Зависть, тщеславие и гордость — враги веры. Моисею приписываются слова: «Люди не должны завидовать тому, что я даю им от моей полноты». А другой имам сказал: «Истинно верует тот, кто желает другим добра и не досаждает им, а тот, кто завидует и не терпит чужого счастья, — лицемер»^[15].

Выявление мотива зависти

Сегодня мы обычно ведем себя молчеливо и сдержанно, когда речь идет о том, чтобы назвать зависть мотивом чьего-либо поведения. Социологические и политические публикации периода примерно с 1800 по 1920 г. исследовали влияние и свойства зависти куда более свободно и тщательно, чем это происходит сейчас. Тем не менее приведем несколько цитат из современных публикаций, чтобы показать, в каком контексте зависть как мотив обсуждается сегодня. В статье из журнала Time (21 февраля 1969 г.), описывающей браки людей с большой разницей в возрасте, сказано: «Зависть, так же как и неприязнь, окружает судью Верховного суда Уильяма О. Дугласа, 70 лет, который после двух браков с юными красотками сейчас женат в третий раз на 26-летней Кэтлин Хеффернен».

В 1964 г. одна журналистка объяснила частичный провал программы художественных стипендий Фонда Форда в Берлине (изоляцию стипендиатов и странные реакции на них) чистой завистью и процитировала показательную реплику одного берлинского художника: «Никто не расстилает передо мной красный ковер, когда я приезжаю в Лондон или Париж», а также: «Моя мастерская гораздо меньше, чем мастерские фордовских стипендиатов». Очень большую зависть также вызывали ежемесячные стипендии этих людей (до 1250 долл.)^[16]. Никто, кроме американцев, которые так часто культивируют зону молчания там, где речь идет о зависти, даже и не пытался бы осуществить подобный проект.

Так, время от времени американская реклама представляет зависть как такое чувство, которого не следует бояться и которое человек, поступивший, как предлагает реклама, вызовет у своих соседей и коллег по работе: «Если вы никогда не были в отелях системы Уолдорф, вы можете, не задумываясь, считать их дорогими». Продолжение таково: «В цену за номер включено восхищение (если не зависть) ваших земляков…»^[17] Сейчас немецкая реклама также начала использовать намек на зависть со стороны других в качестве основания для того, чтобы купить товар. Так, в конце 1965 г. огромные постеры на майнцких трамваях обещали счастливым обладателям одной из марок стиральных машин, что другие будут им завидовать. А на рекламе одного производителя грузовиков, появившейся в немецких ежедневных газетах в 1966 г., было изображено автомобильное сиденье с мягкой обивкой и написано: «Вам будут завидовать оттого, что вы сидите в этом кресле». В 1968 г. тот же самый слоган использовала компания IBM в своих объявлениях о найме сотрудников в Германии.

В американской деловой жизни, тем не менее, иногда признаются и упоминаются репрессивные и деструктивные аспекты зависти. В 1958 г. в ежемесячном бюллетене Торговой палаты США появилась статья о семи смертных грехах менеджмента, в которой специально обсуждалась роль зависти в бизнесе. Там говорилось, что иногда начальство завидует более талантливым и продуктивным подчиненным и что зависть приводит к тому, что движимые ей люди сбиваются в кланы и травят талантливых коллег^[18].

А в 1966 г. одна немецкая ежедневная газета в статье о стажировках для выпускников университета перед назначением их на должности в крупных концернах порекомендовала, чтобы «на этой стадии никто не знал о том, какую должность займет тот или иной стажер», чтобы ему не стали строить козни «от зависти», которую это вызовет. Ее аргументация: «Многие из сотрудников фирмы сами хотели бы пройти такую полезную и хорошо оплачиваемую стажировку»^[19].

Исследование социальных конфликтов в современном бизнесе, проведенное в 1961 г., выявило широкое распространение чувства зависти, в том числе чувства зависти, приводящего к снижению производительности. Это исследование выявило даже мелкие случаи саботажа в ущерб фирме, в качестве мотива которых однозначно указывалась зависть. Менеджер департамента планирования производства сказал: «Есть завистливые бригадиры. Когда бригадир видит, что кто-то много зарабатывает, он пытается подлизаться к нам и говорит: «Значит, мы можем снизить сдельную оплату^[20]».

Признание в зависти

Не может быть сомнений, что, если сам завистник наконец публично признается в своей зависти и в том, что по этой причине он причинил вред другому человеку, это редчайшее и в то же время наиболее убедительное доказательство значения зависти. До сих пор я столкнулся только с одним таким признанием. Автор одной резкой рецензии в 1964 г. написал:

«Сейчас я понимаю, что я испытывал ревность, оттого что ему, с его математическим образованием, которого у меня не было, легко давалось рациональное мышление. Должен ли я многословно объяснять, что я беру назад все, что я написал…»^[21] Существенно то, что этот человек все равно прячется за менее болезненным и в данном случае ложным по сути термином «ревность».

Единственное известное мне публичное обсуждение зависти, в ходе которого оба участника говорили о собственной зависти, произошло во время беседы в прямом эфире BBC между Арнолдом Тойнби и его сыном Филиппом. Филипп, бывший коммунист (как выяснилось во время передачи), в ходе дискуссии о прогрессе в сфере морали заявил: «А как насчет зависти? Мне всегда казалось, что зависть и жадность — это одно и то же…» Затем состоялся следующий диалог:

A.T.: Я замечаю, как много американские бизнесмены говорят о безнравственности зависти.

Ф.T.: Они имеют в виду безнравственность желания бедных иметь больше денег?

A.T.: Да… Я думаю, что зависть — несчастье для человека, который ее ощущает, даже если человек, на которого она направлена, оправдывает это чувство тем, что заслуживает его.

Отец не обратил внимания на наивный намек сына на классовую борьбу и заговорил о зависти в традиционном смысле, в котором она описана и здесь.

Затем оба Тойнби рассказали, кому они завидуют. Сын завидовал тем, кого хвалят критики, особенно когда они ругали его самого. Отец полагал, что ему нечасто случалось завидовать. Оба видели в зависти препятствие, которое мешает людям заниматься чем-нибудь стоящим. Отец предположил, что они оба не слишком страдали от зависти — не в силу каких-либо личных заслуг, а потому, что им повезло, например, в том, что у них была возможность заниматься любимым делом. В конце Арнолд Тойнби вспомнил, что он завидовал способности французов продолжать писать даже во время немецкой оккупации^[22].

Примечания

6

Oxford English Dictionary, Vol. 3, Oxford, 1933.

7

W. L. Davidson, “Envy and Emulation,” в Encyclopedia of Religion and Ethics, ed. James Hastings, Vol. 5, New York and Edinburgh, 1912.

8

John Gay, Concerning the Fundamental Principle of Virtue or Morality, цитируется по: The English Philosophers from Bacon to Hill, ed. Edwin A. Burtt, The Modern Library, New York, n.d., p. 784.

9

Adam Smith, Wealth of Nations, Modern Library edition, p. 670.

10

Max Scheler, ‘Das Ressentiment im AufbauderMoralen / Gesammelte Werke, Vol. 3, Bern, 1955, p. 45.

11

F. G. Steiner, Malice, Oxford, 1952, p. 16.

12

Das Deutsche Sprichworter-Lexikon, K. F. Wander (1863–1880), Bonn, 1874, p. 177.

13

Переводы немецких пословиц и поговорок на английский частично заменены русскими эквивалентами. — Прим. пер.

14

Злорадство (нем). — Прим. пер.

15

O зависти в исламе ср.: Dwight M. Donaldson, Studies in Muslim Ethics, London, 1953, pp. 91 ff.

16

C. Jacobsen, ‘Halbzeit bei der Ford-Stiftung,’ Die Zeit, October 9, 1964, p. 9.

17

New York Times, December 7, 1961, p. 29.

18

Nation’s Business, Washington, D.C., April 1958, p. 48.

19

‘Nachwuchskrafte sollen sich am Anfang uberall unterrichten,’ Die Welt, No, 128, June 4, 1966.

20

Wolfgang Kellner, Die moderne soziale Konfl ikt. Seine Ursache und seine Uberwindung im Betrieb, Stuttgart, 1961, pp. 142–151.

21

G. H. Theunissen, ‘Der Fall Max Bense,’ Die Zeit, April 24, 1964, p. 9.

22

A. and P. Toynbee, Comparing Notes, London, 1963.