Подмена-2. Оригинал

Галина Чередий, 2017

Закатное государство. Мой новый старый мир, мой новый забытый дом. Станет ли он местом, в котором однажды я обрету счастье? Или обернется вечной темницей без стен, золотой клеткой? Такой роскошной, такой чарующе прекрасной, такой крепкой, такой неизбежной. Что делать мне – его пленнице, его недобровольной гостье? Нужно ли бороться из последних сил, если сражение за собственное сердце я уже проиграла и, даже уйдя, навсегда оставлю его своему тюремщику? Тому, кто овладел и моим телом, и моей душой, и моими мыслями – дини-ши, деспоту Закатного государства. Содержит нецензурную брань.

Часть вторая

Маски прочь!

Глава 12

Как принято говорить в сказках? И жили они с того дня долго и счастливо, да? Ну не то чтобы прямо так у нас и было, но, однако же, все изменилось и продолжало меняться потом почти непрерывно. На утро новый Грегордиан не растворился, не улетучился с предрассветным туманом. Хотя не могу сказать, был ли туман, потому как благополучно проспала утро, абсолютно вымотанная неутомимостью и жадной требовательностью деспота. Он и раньше проявлял чудеса выносливости, выжимая меня в постели досуха, и этой ночью сон тоже не входил в его планы. Вот только полностью прежним Грегордиан не был. Хоть мне и казалось, что он едва ли не появился на свет со знанием, как заставить кончать женщину, долгие часы той ночи Грегордиан потратил на новое изучение моего наслаждения. Он неторопливо исследовал руками, ртом, членом каждый сантиметр моего тела, все его незнакомые даже мне чувствительные и болезненные точки, а не просто уверенно ласкал, стремясь к нужному ему результату. А я, послушная его воле, шептала, кричала, хрипела, изгибаясь и трясясь под ним, на нем. Облизывала, кусала, гладила, царапала, толкалась навстречу, желая вогнать его в себя максимально, упиться запахом, вкусом, проникновением. Я хотела им владеть, заставлять терять контроль, отдавая свой собственный без капли сожаления.

— Эдна, просыпайся! — горячий и снова твердый Грегордиан сел, вынуждая и меня принять вертикальное положение, потому как спала я прямо на нем. — Просыпайся же! У меня есть планы для нас!

— Если они не включают в себя тишину и лежание без движения, я пас! — пробормотала, щурясь от косых, невыносимо ярких солнечных лучей. Сквозь опущенные ресницы я осмотрела сад в свете дня. Он выглядел таким же загадочно-прекрасным, как и в темноте, вот только очень запущенным. Мои познания в уходе за растениями ограничивались заботой о паре кактусов в прежнем офисе, но явно стоило убрать множество сухих веток и ворохи старых листьев и сделать что-то со всей этой неопрятной пожелтевшей травой.

— Что это за место? — открыла я глаза шире, заметив чуть дальше небольшой, совершенно заросший водоемчик.

— Сад Изэль, — ответил Грегордиан, поднимаясь вместе со мной.

— А кто она?

— Она была дриадой и первой фавориткой моего деда. Она тосковала по родному лесу и деревьям, и он приказал создать этот сад, чтобы она могла растить в нем все что ей угодно.

— Но ведь мы на вершине башни, так? — Грегордиан кивнул, критически посмотрев на мятую в зеленых пятнах тряпку, бывшую моим платьем, и сдернул с ближайшей ветки свою рубашку. — Весь твой Тахейн Глифф — просто кусок голого камня, и если уж и создавать сад, то не логичнее ли это сделать вообще внизу в долине?

— Логичнее, конечно, — согласился он, одевая меня в пропахшую его кожей ткань, — но для этого ему бы пришлось отпускать ее туда. А дини-ши не слишком хорошо относятся к наличию между нами и тем, кого мы хотим, даже небольшого расстояния, Эдна. Поэтому сад здесь, прямо над залом приемов моего деда.

— А сама Изэль была согласна с таким положением вещей? — Может, я напрасно портила момент, проводя ненужные сейчас аналогии?

— У нее был выбор, — деспот чуть нахмурился, одеваясь сам. — Ее народ и родной лес или мужчина. Она выбрала моего деда.

— А если бы нет? Он бы смирился и отпустил?

— История об этом умалчивает, Эдна, — деспот обхватил меня за плечи и повел к выходу.

Думаю, тему развивать не стоило. Не в этот раз уж точно.

— Здесь красиво, — только и прошептала я. — Мы можем бывать тут чаще?

— Можем. Тебе достаточно просто попросить. Но я намерен показать тебе еще множество гораздо более красивых мест, Эдна.

— Почему?

Грегордиан остановился и прижал меня щекой к своей груди.

— Потому что хочу, чтобы ты увидела: мир Богини бесконечно прекрасен, несмотря на то, что может убивать и пугать. Потому что хочу, чтобы ты захотела остаться и жить здесь, рядом со мной. Именно захотела сама, а не просто смирилась с этим как с неизбежностью. Ведь сила желания может оказаться сильнее любой судьбы.

Он замолчал, хотя мне показалось, что он хотел сказать еще что-то. Что-то гораздо важнее остальных слов. Я отстранилась, заглядывая ему в лицо, желая прочитать, что же осталось недосказанным. Что за судьба такая, что настолько пугает самого архонта Грегордиана, что он готов был рассматривать меня как союзницу в борьбе с ней? Означает ли «жить рядом со мной», что происходящее между нами перестало быть для него просто безумным сексом ради секса? Ведь для меня точно перестало, и обманывать себя и прятать свое сердце от ран больше не выйдет. Ответный взгляд был непроницаем. Если Грегордиан и позволил себе какие-то незнакомые мне эмоции, то их проявление было кратким, и я его пропустила. А может, их и не было, и это я ищу оправдания для своей капитуляции. Но если подумать, зачем Грегордиану прилагать столько усилий для получения чего-то или кого-то незначительного, зачем хитрить, если и так уже овладел моим желанием, каждой его каплей и нюансом и мог им управлять, даже не касаясь? У меня еще были тысячи «но» и «почему», но я просто кивнула, давая согласие хотя бы попробовать, а потом поцеловала его, просто потому что так хотела.

Несколько позже мы снова оказались в том самом пиршественном зале. Сегодня тут был накрыт хоть и обильный, но достаточно скромный завтрак. Из вчерашних сотрапезников были единицы. Алево и сидящий с ним рядом его крылатый синий сын, который вертелся так, словно под его задом была подушка из иголок, зыркал любопытными глазищами, что-то все время шептал на ухо асраи и хихикал. Еще Хоуг, Сандалф, парочка незнакомцев и несколько женщин, среди которых, к моему раздражению, выцветалась разряженная монна Брид. Сегодня она была в роскошном бледно-золотом платье, свежая и буквально сияющая, что бесило меня еще больше, потому как я засыпала на ходу и последовала совету Грегордиана одеться удобно и наверняка выглядела бледной немочью в сероватом кожаном обмундировании. По крайней мере, именно это я и прочитала в насмешливом взгляде суки, а потом пересеклась глазами с Алево, и тот снова едва заметно покачал головой, предостерегая от проявлений гнева. Но потом я оказалась окружена полным вниманием деспота, как плотным облаком. Эта немного шокирующая манера все время касаться хоть кончиками пальцев, хоть бедром под столом и отслеживание каждого моего движения будто создавали зону покоя внутри. Вдруг стало абсолютно наплевать на все, способное тревожить и раздражать. Какое мне дело до тех, кто хочет этого мужчину, пока он хочет только меня? А с Алево у меня еще будет возможность поговорить и высказать все, что думаю.

После завтрака мы с Грегордианом вышли из замка и направились через большую площадь к той стороне оранжевой скалы, что круто обрывалась в море. И, к моему неудовольствию, там обнаружилась уходящая вниз лестница. Как всегда, чрезвычайно крутая, и никаких перил или ограничителей. У ее подножья располагалась приличных размеров пристань с более чем десятком кораблей, казавшихся с такой высоты игрушечными. Неподалеку от лестницы поскрипывало устройство, нечто вроде большой подвесной платформы, на которой грузы поднимали и опускали. Типа аналог местного грузового лифта. Но, само собой, мы пошли по лестнице. Легкий путь же для слабаков!

— Я могу тебя отнести вниз. — Видно, на моем лице слишком отчетливо отразилась «любовь» к особенностям местной архитектуры.

— Я сама. Движение — это жизнь! — Я не стала упоминать, что тупо боюсь, что он оступится со мной, и тогда костей не соберешь. Моих уж точно. Но скажи я такое, засомневавшись в ловкости деспота, и болтаться мне на его плече в ту же секунду сто процентов.

— Ну тогда идем. Бирема снаряжена и ждет нас.

Значит, бирема — все-таки судно, подумала, выдыхая с облегчением, когда мы наконец закончили спуск и шагнули на широкую плоскую палубу. Команда состояла из невысоких коренастых существ с такой обильной растительностью на лице и голове насыщенного красно-рыжего цвета, что видны оставались одни глаза. У всех ярко-зеленые, словно светящиеся среди этих их естественных зарослей.

— Это ух-эсге, — пояснил деспот, когда рыжики стали дружно кланяться и приветствовать его. — Их ты еще не встречала.

— Сколько всего э-э-э… видов или народов фейри? — спросила, когда он повел меня на носовую часть, где был установлен большой открытый шатер.

Здесь внизу терпкий запах моря был острее, но зато ветер ощущался не так сильно. А вот солнце припекало по-особенному, так, как это бывает только вблизи воды. Сразу захотелось растянуться на палубе и впитывать его всем телом.

— Высших — двадцать два, и нас принято называть расами. Остальных, включая полуразумных зверей, сотни и сотни видов. Одни зовут себя народами, другие вообще никак, ибо говорить не умеют. Мир Богини очень разнообразен, жизни не хватит, чтобы посмотреть хоть по разу на каждое его чудо и создание.

Я с удивлением смотрела на деспота, который говорил о своем мире с искренним воодушевлением и восхищением. Таким, что заставляло всматриваться в каждую окружающую деталь тщательнее, желая увидеть то же, что и он. А я могла так же говорить о том мире, который всегда считала своим? То есть да, я хочу вернуться домой, к тому, что мне привычно, потому что я знаю, как там жить, потому что там я была другим человеком, управляющим своей жизнью, но что кроме этого? Земля — прекрасное место, я это точно знаю, но, положа руку на сердце, могу я сказать, что замечала окружающую красоту на самом деле? Что бы я могла привести в качестве аргументов, если бы убеждала, к примеру, уйти со мной в мир Младших и там остаться? Хотя зачем об этом думать? Такой ситуации просто не случится никогда.

— Чьей жизни — твоей или моей? — Вопрос сорвался раньше, чем подумала, и Грегордиан сразу помрачнел.

— Тебе лучше лечь и поспать, — указал он на ворох подушек и покрывал под пологом шатра, и тон его был совсем таким, как раньше — раздраженным и властным. — Все интересное начнется ближе к закату.

На палубе кроме нас расположились еще около десятка асраи. К ним Грегордиан и пошел, когда я уселась на подушки. А я еще какое-то время сидела и смотрела ему в спину, пока деспот о чем-то беседовал со своими воинами, и злилась. На себя. За иррациональное чувство вины. Разве справедливо, что я его испытываю? Разве у меня нет права задавать вопросы, непосредственно касающиеся моей жизни? Но вскоре мерное покачивание и плеск волн вкупе с изнурительной прошлой ночью убаюкали меня. А когда через какое-то время я завертелась во сне, то ощутила рядом огромное тело Грегордиана. Вдохнула его запах и просто поддалась потребности, обхватила насколько смогла его грудную клетку, утыкаясь в бок носом. Грегордиан пару секунд лежал неподвижно, а потом, вздохнув, будто с чем-то смиряясь, перетащил меня на себя.

— Вставай, Эдна, а то все пропустишь! — Проснувшись в этот раз, я уже ощущала прилив сил и поэтому поднялась почти мгновенно. С удовольствием потянулась, слегка кайфуя от того, что нигде в теле даже крошечных очагов боли не ощущалось.

Грегордиан стоял у борта, на фоне клонящегося к закату светила, и смотрел вниз за борт. Подошла к нему и только хотела взглянуть, что же там интересного, как из воды мне навстречу стало подниматься нечто гигантское и до дрожи пугающее. Завизжав от неожиданности, резко отшатнулась и плюхнулась на задницу. А над бортом появилась рогатая змеиная голова размером с малолитражку и уставилась на меня, фокусируя провал зрачка больше человеческой головы.

— Господи, что это за хрень? — чуть не икая от страха, выдавила я.

— Радужный змей, Эдна. Чего ты испугалась, я же здесь, — в голосе Грегордиана слышалось веселье, но ко мне он не поворачивался, пристально глядя на чудище и будто удерживая его этим. — Никто не причинит тебе вреда, пока я рядом.

В самом деле? Я перевела взгляд с деспота на полосатого змея, прикидывая разницу в живой массе, и сочла за благо оставить свое мнение при себе, потому как скандалить и сорить откровениями, пока за нами наблюдает это… глупо, в общем. А еще я не сочла нужным упоминать обо всем, что со мной уже успело случиться, когда он был неподалеку. И все, конечно, не из соображений чуткости к тонкой и ранимой натуре деспота, а просто тишины для. Черт его знает, что может сработать командой «фас» для морской скотинки, длина которой теряется в морских глубинах. С другой стороны, если размышлять над словами деспота, наверное, настоящим вредом тут считается нечто необратимое, вроде смерти, учитывая, что все раны заживают как по волшебству и без следа, а значит, со мной действительно ничего фатального не случалось. Да и змей оставался на месте, разглядывая меня и все на палубе то одним, то другим здоровенным глазом, и нападать явно не собирался. Не сразу, но, справившись со своим страхом, я все же поднялась снова и подошла к борту, встав так близко к деспоту, как только смогла притиснуться. И будто дожидаясь именно этого, Грегордиан издал мелодичный свистящий звук, и змей, дернув рогатой головой, подался вперед, обнюхивая меня, пока у меня, кажется, и сердце биться перестало, а потом просто бесшумно ушел под воду. А я даже не стала заморачиваться, чтобы скрыть облегченный вздох. И что? Я не пылаю любовью к зверям размером с пассажирский поезд. Давайте, забейте меня за это камнями!

— Разве он не прекрасен, Эдна? — почти счастливо улыбаясь, спросил Грегордиан.

Вот и как тут сказать, чтобы не обидеть нервного деспота?

— Он был… большой, — пробормотала я. — И рогатый.

Ну да, а остальных деталей я и не заметила. Спроси меня, какого цвета шкура была у чудовища или был ли гребень, или что-то еще, я не смогла бы сказать. Потому как было очень страшно.

— Он просто великолепен! — фыркнул Грегордиан, явно не удовлетворенный степенью моей реакции. — Чистая мощь и безграничная сила, которой я могу с легкостью повелевать. А еще он теперь навсегда запомнит твой запах и будет приходить на твой мысленный зов.

Ну да, а я прямо жду не дождусь, как бы увидеться с этим страшилищем снова. В этот раз я смогла вовремя прикусить своевольный язык и не задать очередного неудобного вопроса. Типа «только то, что тебе подчиняется, признается великолепным?» или «именно подчинение делает любое существо достойным твоего восхищения?» А то я не догадываюсь об ответах. Или получи я их во всей неприглядности, это как-то поможет мне освободиться от влияния Грегордиана? Нет! Так что заткнись, Аня!

— А теперь смотри! — скомандовал мужчина, кивая на темную воду.

С минуту пялилась, куда сказали, но ничего не происходило, и тогда я стала наблюдать за солнцем, стремительно исчезающим за горизонтом. В сети, наверное, миллионы фотографий морских закатов, но никакое фото не способно передать все нюансы цвета, трепета, вечного движения, все эти всполохи на волнах, а еще ощущение тоски, что непонятно почему стиснула грудь. Как будто прощаешься со светилом навечно.

— Ты не туда смотришь! — рыкнул деспот и повелительно обхватил мой затылок, заставляя снова опустить глаза. И в этот момент солнце окончательно исчезло, и его призрачный свет на горизонте стал быстро гаснуть.

Темнота наступила почти неожиданно и была насыщенной и непроглядной, потому как луна не спешила появляться. Я уже едва не спросила Грегордиана, какого же черта мы пялимся в никуда, как увидела это. Сияние, идущее со дна. Оно нарастало с поразительной быстротой, демонстрируя кристальную прозрачность всей толщи воды, из-за которой стало казаться, что наше судно парит в невесомости. Эффект был настолько правдоподобным и мощным, что я невольно впилась в борт, боясь, что первый же порыв ветра закрутит и понесет здоровенный корабль, как сухой невесомый лист.

— Еще не все! — с ноткой торжества от моей столь явной реакции сказал деспот.

И вот появились огромные черные тени. Они поднимались с глубины постепенно, становясь все больше и узнаваемей. Десятки рогатых змеев крутились под днищем и вокруг судна, переплетались и скользили друг по другу, будто исполняли некий чувственный танец. И я поняла, почему их называют радужными. В тот момент, когда их тела соприкасались, по гладкой коже волной прокатывались волны свечения, точно как в радуге. Начиная с ярко-красного и заканчивая глубоким фиолетовым, от ноздрей до кончика широкого хвоста. И да, стоило признать, что они были великолепны, вот только у меня не получалось проникнуться красотой момента, потому что чем ближе змеи подплывали к биреме, тем тревожнее мне становилось. Словно в воздухе стало стремительно накапливаться грозовое электричество. Когда первый змей поднялся к поверхности, окружив кольцом корабль, заставляя выглядеть его, как скорлупку, голова моя закружилась, желудок сжался, и стало трудно дышать. Я оглянулась. Никто не проявлял ни малейшего беспокойства, асраи и команда тоже наблюдали за кружением огромных тварей, и, похоже, я одна находилась на грани истерики от близости такого количества чудовищ. Нужно было взять себя в руки, в конце концов. Нужно-нужно-нужно… Мгновение, когда все началось, я пропустила и только услышала многоголосый шокированный вскрик. Скользяще-ласкающие движения змеев стали вдруг дерганными, рваными, и вокруг одного из них стремительно расползалось красное пятно.

— Боже, что… — только и успела вскрикнуть, как началось какое-то дикое сумасшествие. Животные принялись нападать и рвать друг друга, сплетаясь теперь в смертельных объятьях и врезаясь в днище корабля. При первом же ударе я едва не вылетела за борт, туда, где крови было уже больше, чем самой воды, но Грегордиан схватил меня и повалил на палубу, плотно к ней прижимая. Нас хаотично зашвыряло из стороны в сторону, я стукнулась затылком обо что-то, и в голове поплыло. Древесина стонала и жутко трещала, кто-то истошно вопил, а деспот, не обращая ни на что внимания, подтащил совершенно ошалевшую меня к мачте и быстро и тщательно привязал там. Потом вскочил, подбежал к борту и просто выпрыгнул в воду. Прямо в это дикое месиво бьющихся насмерть чудовищ. Я кричала… Нет, я орала так, как никогда в жизни, выпутываясь из проклятых веревок. И даже не поняла сразу, что ад, царящий вокруг, постепенно стал сходить на нет. И когда, переломав все ногти, наконец развязала сложные узлы и рванулась посмотреть, уже восстановилась просто мертвая тишина и неподвижность.

— Грегордиан! — наклонившись, я, как идиотка, орала в кровавую воду, надсаживая и так болезненное горло. — Грегордиан! Вернись сейчас же, деспот ты проклятущий! Вернись или я тебя сама убью!

— Стоит попытаться прямо сейчас, Эдна, — неожиданно прохрипел он за моей спиной, и я резко развернулась. — В другое время прикончить меня будет не так просто.

В ужасе зажала рот, глядя на деспота, медленно ковылявшего ко мне и оставлявшего темный след на палубе. Господи, да он уж вполне тянул на покойника с таким количеством ран, добивать точно не придется. Ноги и руки затряслись, а к горлу подступила тошнота. Никто не мог выглядеть так и оставаться еще живым!

— Боже мой, что же делать?! — Не помню в жизни большего отчаянья и ощущения бессилия.

— Ничего. Мне нужен только сон, — Грегордиан просто повалился на доски и повелительно хлопнул по ним относительно здоровой ладонь. — Будь рядом! Все время!

Да он и при смерти оставался властным засранцем! Едва я послушалась, усевшись рядом, он схватил меня за лодыжку и просто отключился. Не стала освобождаться, чтобы не беспокоить его. Лишь попросила выживших членов команды и не вылетевших за борт асраи собрать остатки покрывал и подушек и кое-как устроить деспота поудобнее. А потом я еще долгие часы сидела и смотрела на него, запрещая себе плакать и задаваясь вопросом, в своем ли он уме. Как он мог хотеть, чтобы я полюбила ТАКОЙ мир? Никогда никакие красоты не перевесят его безумной непредсказуемой жестокости.

Глава 13

Грегордиан резко открыл глаза, ощутив, как все вокруг вздрогнуло. Плоское днище биремы с тихим скрежещущим звуком коснулось отмели. Его пальцы по-прежнему цепко обхватывали лодыжку Эдны, приковывая женщину к нему. Она так и уснула, сидя над ним в неудобной позе, растрепанная и перемазанная его засохшей кровью. Разжав руку, деспот шевельнулся, проверяя, насколько далеко зашло восстановление его тела. Боль вспыхнула практически в каждой мышце, но совсем не она была главной проблемой. Ощущение поражения — вот что было по-настоящему нестерпимо. От него, а не от боли в сломанных и срастающихся ребрах он в первый момент после пробуждения просто не мог вдохнуть. Невыносимо, абсолютно неприемлемо. Он отложил все дела, чтобы устроить для Эдны этот проклятый «романтический тур», как его, зубоскаля, окрестил Алево. Блиц-путешествие по самым красивым ближайшим местам его пределов, примерное, по меркам женщин из мира Младших, поведение Грегордиана, много секса и обстановка, в которой Эдна не будет ощущать себя пленницей, — вот, по мнению его друга и помощника, идеальный рецепт для того, чтобы «добить» любое внутреннее сопротивление женщины, влюбить ее в себя и в их мир и заставить умирать от желания остаться навечно с ним. И даже не просто желать остаться, а решить за это бороться. А никакая магия и законы природы их мира не могли устоять перед действительно неистовым сопротивлением личности, подкрепленной сильными эмоциями. Ведь, как ни крути, их Богиня была женщиной, а значит, некая степень склонности к сентиментальной чуши ей присуща. Опять же — слова его хитрого асраи. Деспот не слишком верил в силу чувств, считая все эти рассуждения Алево разведением пафоса ради успокоения и подкрашивания совсем безрадостных перспектив. Для самого же Грегордиана эти семь дней должны были стать отдушиной и возможностью получить максимальное погружение в эту женщину, не отвлекаясь ни на что. Некий последний отсчет, после которого может все сложиться совершенно непредсказуемо. Просто дни покоя и удовольствия в чистом виде, где он сам будет не столько архонтом Грегордианом, сколько просто мужчиной для этой женщины. «Курортный роман» — тоже из определений Алево. Понахватался от людей. А все потому, что Грегордиан с каждым уходящим часом был все меньше уверен, что силы его желания хватит, чтобы произошло некое чудо, и после обряда с душой Эдна осталась бы абсолютно такой, как сейчас. Одинаково приводящей его в бешенство несгибаемым упрямством и разжигающей его похоть до все сметающего лютого пламени. То сражающейся с ним, наплевав на то, что силы никогда не были и не будут равны, то податливой, обволакивающей, как тягучая изысканная сладость, заставляющей вожделеть ее постоянно и не позволяющей пресытиться.

Но чем бы ни должно было стать путешествие за красотами, оно обернулось полным провалом на первом же шагу. И именно это было его первой мыслью, когда он взглянул в лицо спящей, склонившейся к нему Эдне. Она выглядела по-настоящему изможденной, на ресницах сверкали капли осевшего утреннего тумана, словно слезы, брови сдвинуты даже во сне, образовывая несколько похожих на крошечные стрелы морщинок, и деспоту они показались вещественными доказательствами собственного фиаско. А ведь ему первым делом стоило не об этом думать. В его пределах уже второй раз происходит немыслимое, необъяснимое событие, а у него горчит во рту и болит в груди от неудачи с завоеванием женщины, которой, возможно, через несколько дней и в жизни его не будет. На его территории, практически в его доме творилось нечто опасное и угрожающее его власти, неподконтрольное ему, а его для начала бесит прекращение его проклятого секс-тура с Эдной. Во имя Богини, как так вообще вышло, что он с легкостью не только поменял для себя и для всех ее статус с коварного голема до первой фаворитки, официальной возлюбленной, но и готов был еще на всякие глупые поступки вроде этого плавания? На самом деле, он даже анализировать не хотел и не собирался. Ему было просто хорошо, когда она рядом, он с ней вроде как освобождался от многолетнего давления внутри, и это случалось не только тогда, когда он содрогался и ревел, кончая с ней, в нее. И так бы было еще долго, если бы проклятые радужные змеи не обезумели и не устроили дикую бойню. Приплывшие из океана самцы змеев напали на живущих постоянно в заливе у Тахейн Глиффа самок. И когда! В ночь Донного света, когда им следовало изнывать в любовной горячке, не замечая ничего вокруг. Грегордиан не мог даже припомнить хоть одного упоминания о том, что самцы радужных вообще нападали на своих самок. Наоборот, они всегда с готовностью уступали им пространство и пищу, практически пресмыкались, выпрашивая право на спаривание. А тут такое. Только собрав всю волю в кулак, он смог привести в чувство нескольких совершенно шокированных, но еще не слишком травмированных на тот момент самок и заставить оказать жесткое сопротивление взбесившимся самцам. Благо женские особи намного крупнее и сильнее, и хоть и с большими потерями, но победа была одержана. Но это не снимало того вопроса, как подобное сумасшествие вообще могло произойти. А также как добиться теперь того, чтобы Эдна начисто забыла об этом инциденте. А он-то, идиот, надеялся, что наблюдение за любовным неистовством змеев станет заразительным для Эдны и настроит ее на ночь необузданного секса на палубе. Не то чтобы он нуждался в помощи морских трахающихся тварей для того, чтобы завести свою женщину так, чтобы она могла думать лишь о том, как быстрее оседлать его член. «Атмосф-е-е-ера, мой архонт! Это так важно и половина успеха!» Ну, он, когда вернется, устроит Алево атмосферу! И почему с того момента, как Эдна пришла в его жизнь, все постоянно выходит из-под контроля и идет не так, как надо и задумывалось? Интересно, этот самый гоет, как там его имя, не сможет для него создать какой-нибудь артефакт, который будет стирать из памяти Эдны вот такие моменты, когда он будет все портить или терпеть неудачи? За такое он бы заплатил более чем щедро! Но один нюанс! Этот долбаный артефакт будет ему нужен, только если Эдна еще останется с ним и будет сама собой. Грегордиан, кривясь, попытался подняться.

— Какого черта ты, по-твоему, делаешь? — хриплый со сна голос Эдны был наполнен нотками откровенного угрожающего рычания.

Очевидно, его женщина проснулась не в настроении. Стоило ли удивляться.

— Встаю, чтобы понять, где мы и каков ущерб. — Почему он вообще отчитывается?

Ах, да, он ведь хочет замять все поскорее и заставить Эдну улыбаться так же сексуально и расслабленно, как все предыдущие сутки. Он, похоже, подсел на эту улыбку, и она ему нужна не меньше, чем контроль над всем вокруг.

— То есть просто позвать кого-то из команды или своих воинов и спросить ты не можешь? — Эдна пронзала его раздраженным взглядом.

— И продемонстрировать им свою уязвимость и неспособность справляться с болью? — Для любой женщины его мира это было бы очевидной и вполне достаточной причиной, но не для нее, судя по гневно-саркастичному фырканью, которое она издала.

— Ты похож на сырую отбивную, думаешь, если встанешь, произведешь на них впечатление несгибаемого терминатора? — Пару секунд у деспота ушло на воспоминание, что такое отбивная и кто этот проклятый эталон мужчины, что она упомянула.

— Если не встану, дам им повод задуматься о неповиновении! — огрызнулся деспот, целеустремленно, хоть и медленно поднимаясь на локтях и едва сдерживаясь, чтобы не заскрипеть зубами.

Эдна резко подалась к нему, слегка сталкивая их лбы и замерев так. Теперь ему, чтобы подняться, придется преодолевать еще и ее сопротивление. Об этом абсолютно однозначно говорил ее горящий упрямством и решимостью взгляд. И неожиданно вместо того, чтобы испытать приступ злости из-за такой ее дерзости, Грегордиан почувствовал, как острая похоть стянула узлом его живот. И это несмотря на то, что он был едва жив и лишился огромного количества крови, необходимой, чтобы создавать шевеление в тех лохмотьях, что остались от его штанов.

— Лежи на месте! — с очень достоверной злобой зашипела женщина прямо в ему губы, будто собираясь поцеловать, и у деспота в голове поплыло от желания, чтобы она так и сделала. — Или я за себя не ручаюсь!

— И что же ты сделаешь, сердитая женщина? — ухмыльнулся архонт, наслаждаясь тем, что от каждого слова ее агрессивного шепота пульсация в его члене усиливается.

Это особое наслаждение — ощущать, как собственное тело не просто возвращается к жизни, а и настойчиво, и однозначно заявляет об одной из главных и первичных потребностей. Обостренный сексуальный голод после регенерации — это нормально. Обновленная кровь полна свежей энергии и вскипает от нужды излить ее наружу. Но никогда до появления Эдны его плотский голод не возвращался настолько скоро и не был таким свирепым.

— Привяжу тебя к чертовой мачте, как ты меня, и вот тогда это точно будет ударом по твоему гребаному реноме! — Ему даже застонать захотелось от окатившей волны жара.

— Уверена, что справишься? — дразняще фыркнул он.

— Я буду очень стараться! Тем более, думаю, особого сопротивления не будет. — А вот это заставило его мгновенно напрячься.

— Это потому, что считаешь, что я сейчас настолько слаб? — рыкнул он и прикусил нижнюю губу Эдны, наказывая за то, что такая мысль могла даже зародиться в ее голове.

Но она не вняла предупреждению в его голосе и ответила таким же укусом, от которого он едва не вздрогнул от удовольствия.

— Это потому, что ты просто не посмеешь бороться со мной, — все так же еле слышным гневным шепотом продолжила она. — Ты же не хочешь меня покалечить, ведь так? Так что тебе придется смириться!

Если Эдна продолжит в том же духе, он сорвется. И никакая слабость и раны ее не спасут, когда он окончательно озвереет от похоти.

— Я никогда не смиряюсь, Эдна. Но бороться с тобой и правда не стану. Просто завалю на палубу и оттрахаю, чтобы показать тебе, кто главный, и заодно и остальным, что не настолько слаб, каким кажусь!

— Как будто у кого-то в твоем состоянии может встать! — А вот это напрасно она сказала.

Грегордиан схватил ее руку и прижал к своей эрекции.

— Помнишь, я тебе сказал, что на тебя у меня всегда стоит? Никакие взбесившиеся радужные змеи этого изменить не в силах! Продолжай препираться со мной, и я стану тверже камня совсем скоро.

Глаза Эдны распахнулись, и если она что и хотела возразить, то слова застряли на полпути. Она явно старалась сохранить боевой настрой, но его запрещенный прием, как принято говорить в мире Младших, сбил ее с мысли. Однако она оправилась быстрее некуда и прищурила глаза, явно что-то задумав.

— Правильно ли я понимаю, что начни мы сейчас трахаться, как долбаные кролики, это убедит всех окружающих в том, что ты оправился, и бодаться с тобой не стоит и помышлять? — наклонившись к его уху, спросила женщина едва слышно, делая вид, что облизывает его, но, едва деспот кивнул, вскочила на ноги и тут же скривилась.

— Бедные мои шея и задница! — пробормотала она, хватаясь за больные места, и в этот момент стыд нанес сокрушительный удар по либидо Грегордиана. Она просидела здесь рядом с ним всю проклятую ночь. На жестких досках палубы, в неудобной позе, не шевелясь, чтобы не потревожить его исцеляющий сон. Кто из женщин, которых он знал всю прежнюю жизнь, стал бы делать так? И главное — зачем? Всем же известно, что если восстановление возможно — оно произойдет, независимо ни от чьего присутствия или отсутствия рядом, а если эта битва проиграна, то нет смысла тратить время и терпеть дискомфорт ради потерпевшего поражение в борьбе за жизнь мужчины. Грегордиан вдруг отчетливо вспомнил лицо Эдны вчера, перед тем как отключиться. Она была в ужасе, самом настоящем, граничащем с полным отчаяньем от того, как он выглядел. Но не покинула, не ушла от него ни на шаг, будто ее присутствие и прикосновение должно было дать ему больше сил. Бессмысленно, если подумать, но отчего тогда мысль об этом разливается каким-то непривычным глубоким и объемным теплом, не имеющим ничего общего с возбуждением? И что же он? Вместо того чтобы поинтересоваться ее состоянием, если уж не причинами такого поведения, он позволил себе завестись и думать только о том, как заставить ее взобраться на него как можно скорее. М-да, очевидно, роль примерного романтика ему не дается. Но, в конце концов, это ведь сама Эдна будит в нем неконтролируемое вожделение каждой упрямо-дразнящей гримасой и словом возражения, так за что ему чувствовать себя виноватым?

— Господа… э-э-э… Мораны асраи и ух-эсге! — прерывая его мысли, громко сказала Эдна, хлопая в ладоши над головой и привлекая все внимание к себе. — Мы с вашим архонтом в силу моей застенчивости нуждаемся в некотором уединении. Поэтому наш всеми горячо любимый архонт Грегордиан велел вам сойти на берег и выяснить, куда нас прибило, осмотреть повреждения биремы и возможность ее дальнейшего плаванья.

От ее самоуверенного, буквально повелительного тона замерли в изумлении не только его выжившие асраи, но и сам деспот. А еще он не сумел сдержать ухмылки. Напрасно он корил себя за озабоченность. Эдна хочет использовать его для секса не меньше его самого, и вот подтверждение.

— Эдна, ух-эсге почти никогда не сходят на берег! — едва слышно сказал Грегордиан, но получил в ответ нахальный, «не мои проблемы» взгляд, от которого вдруг захотелось рассмеяться, а по телу прокатилась волна предвкушения.

— Так как наши… м-м-м… дела могут затянуться из-за ненасытности и неутомимости архонта, то первые несколько часов вам следует заняться разведыванием источников пресной воды и свежей пищи в некотором отдалении! — И она сделала нетерпеливый жест, предлагающий всем убраться как можно скорее.

— Почему приказ отдаешь ты, а не архонт? — Видно, кто-то из асраи справился с первым удивлением.

— Потому что это ведь моя проблема с нелюбовью к публичным сексуальным играм, мне ее и решать. Для него это ничего не значащие мелочи! И советую поторопиться, потому как отвлекать нас сейчас будет чревато травмами для вас, — абсолютно не изменившись в лице, ответила Эдна и скользнула ему на колени, будто секс — это и правда единственное, что ее занимало сейчас. При этом она зависла в считанных миллиметрах над ним, создавая иллюзию полного контакта, но нигде не прижимаясь к нему.

— Но на биреме сохранилась часть запасов воды и пищи! — неуверенно возразил еще кто-то — увидеть, кто Грегордиан не мог, потому что Эдна полностью перекрыла ему обзор, впрочем, как и остальным это мешало нормально разглядеть его.

— Вот и оставьте их нам и отправляйтесь куда сказали! — уже откровенно демонстрируя раздражение женщины, отвлекаемой от самого главного, огрызнулась она.

Асраи покинули палубу молча, ух-эсге с тихим ропотом и почти причитая. Они действительно терпеть не могли сходить на сушу. Когда плеск воды от шагающих по мелководью окончательно стих, Грегордиан, хищно ухмыльнувшись, попытался обхватить уже почти полностью исцелившейся рукой задницу Эдны и прижать посильнее, но она моментально соскочила с него.

— Ты правда сошел с ума, если думаешь о сексе в таком состоянии! — топнула она ногой, хмурясь так сильно, как никогда прежде.

— Ты определенно собиралась им заняться, когда выгоняла всех с биремы! — указал ей Грегордиан на очевидное.

— Я собиралась осмотреть и хотя бы обмыть твои раны! — возразила Эдна. — А так как оказание какой-либо помощи тут считается чем-то едва ли не зазорным, то сделать это собиралась без свидетелей, дабы не задевать твое эго.

— Дело не в оказании помощи, Эдна, а в проявлении слабости. К тому же любое врачевание ран бессмысленно. Они или заживают, или нет. Мои полностью исцелятся к завтрашнему утру. — Разочарование разозлило его, и он уже почти готов был сказать что-то грубое, но все же ему удалось сдержаться, хоть и не без труда. — Так что, может, не будешь тратить время понапрасну и все же заберешься на меня? Секс — прекрасное болеутоляющее средство! К тому же ты тоже чрезвычайно нуждаешься в том, чтобы снять напряжение. Я же вижу.

— Я чрезвычайно рада, что как раз зрение твое не пострадало, Грегордиан. А вот со слухом, видно, не так хорошо. Я тебе повторю, если не расслышал. Никакого секса, пока ты не в состоянии ходить! Плюс ко всему мы оба грязные и в засохшей крови. Так что единственное, чем я могу быть полезна тебе прямо сейчас — это отыскать воду и еду!

Да к проклятым созданиям воду и еду! Почему она никогда не может просто делать то, что он приказывает?

— То есть для того, чтобы снова трахнуть тебя, мне нужно стоять на своих ногах и ванна для обоих? — буквально пыхтя от сдерживаемого гнева, Грегордиан не мог не ощущать, что отдых ему сейчас крайне необходим. Слабость и боль в каждой мышце практически наступали на горло, но не вслух же ему это признавать!

— Чтобы я согласилась хотя бы подумать о твоем члене, ты должен быть здоров! — отрезала невыносимая женщина, вызывая у него желание подчинить и выиграть в этом споре любой ценой, но продолжила гораздо мягче, будто плеснув воды на его огонь: — Грегордиан, если сон так хорошо лечит, то ложись и снова спи. Прошу тебя, пожалуйста! К тому времени, как вернутся твои распрекрасные подданные, ты уже сможешь изображать из себя стойкого оловянного солдатика без особого риска, что от неосторожного движения раны откроются!

— Предлагаешь заснуть и оставить тебя без присмотра? — От ее «пожалуйста» мускулы деспота будто расслабились сами собой.

— Куда мне, по-твоему, идти в вашем чокнутом мире, не рискуя быть сожранной на каждом шагу? — вздохнула Эдна, усаживаясь рядом с ним и нежно проводя ладонью по ежику его волос, аккуратно избегая болезненных мест. Сотни женщин касались его по-разному, но никогда эти прикосновения не несли такого умиротворения, как сейчас. Как же он в этот момент понимал своего зверя, что льнул всегда к ее рукам так, словно они были всем, в чем он нуждался в жизни.

— Позволить тебе нести караул, женщина? Охранять меня? — фыркнул Грегордиан, тогда как его веки стали просто неподъемными.

— Я всего лишь предлагаю тебе набраться сил, чтобы ты мог защищать меня, как и прежде. Пока никакие опасности не маячат на горизонте, ты можешь расслабиться! — Эдна продолжала поглаживать его голову, лицо и шею, превращая его в настоящую размазню. Причем безумно довольную в эту секунду размазню. — Как ты ни ужасен, Грегордиан, другого защитника я не хочу.

А может, и не так плохо, что Эдну так пугает мир Богини? Может, и напрасно его желание заставить ее полюбить его и приспособиться? Если только в нем она будет видеть остров безопасности, то никогда в будущем ему не придется переживать, что она захочет его покинуть? Вот только тогда ему что-то нужно сделать со своим характером, чтобы не пугать ее впредь вспышками гнева или грубостью. Ведь когда-то он мог быть другим. Мог. Зачем сейчас об этом думать? Им бы эту неделю пережить.

— Когда я проснусь, ты должна быть рядом. Я сразу же найду тебе проклятую ванну и дойду до нее на своих ногах, слышишь, Эдна?

— Спи, Грегордиан! — потерлась она носом о его висок, и его потрескавшиеся губы расползлись сами собой.

— Эдна! Если услышишь кого-то или что-то, все равно что — будишь меня! — отдал он приказ.

— Вас поняла, командир. Спи!

Грегордиан почти отключился, но вынырнул на секунду из забытья.

— Эдна?

— Ну что еще? — раздраженно выдохнула женщина в его кожу, а значит, лежала совсем рядом с ним. Пусть так и остается. Всегда.

— Я могу быть самым ужасным во всех мирах, но никогда не позволю тебе покинуть меня. Как бы там ни сложилось, я найду способ пойти за тобой и вернуть обратно такой же, как была! Даже если на это годы уйдут! Слышишь?

— Грегордиан, я ни черта не понимаю, что ты имеешь в виду! Поэтому просто кончай нести чушь и спи!

Пусть не понимает. Он дал обещание. Себе.

Глава 14

Когда Грегордиан прекратил, наконец, то и дело вскидываться, настороженно озираться и бормотать что-то про то, что никуда мне от него не деться, я еще какое-то время сидела, всматриваясь в его резкие черты, которые сейчас еще больше обострились. Даже представить не могу, как можно без жалоб и современных обезболивающих терпеть такие повреждения, что были у него. Я даже не решалась разглядывать их сейчас, при свете дня, мой совершенно пустой желудок начинал судорожно сжиматься, норовя просто вывернуться наизнанку. А ведь это уже деспот твердо встал на путь выздоровления. А еще меня почему-то коробило от собственных слов о том, что не хочу другого защитника. То есть прямо сейчас я так и думала, но это не означало, что ничего не поменяется в любой момент. В любом случае я не солгала, лишь не уточнила. Если выбирать между Грегордианом и неизвестностью, я предпочту его, и это нормально. И говорить о том, что я плачу своим телом за безопасность и роскошную жизнь, не приходилось. Мое желание к Грегордиану как к любовнику ничуть не меньше, чем его ко мне. И в этом смысле я могу сказать, что в какой-то мере везучая. Учитывая, какие прекрасные, хотя бы внешне, женские особи его окружают, это какая-то удача, что именно ко мне приковано все его внимание. И так как моя новая философия — ловить момент и получать от него удовольствие, то грузить себя размышлениями и прогнозами на далекое будущее я не буду. Потому что я не чертова провидица, и… и… ради бога! Достаточно посмотреть вокруг, чтобы понять, что единственный план и главная установка на каждый божий день тут — не сдохнуть от чего бы то ни было! Тратить силы и время на рефлексию, учитывая, что каждую минуту может произойти какая-то дикая хрень вроде вчерашней и не иметь на этот раз благополучного исхода, абсолютно непрактично и утомительно.

Время шло, солнце припекало, и кожа, особенно в тех местах, где она была перепачкана кровью, стала чесаться. Соорудив над головой деспота нечто вроде маленькой палатки, закрывающей его от прямых лучей, я решила осмотреться. Но потом пришло на ум, что Грегордиан не зря мог беспокоиться по поводу наших спутников и их мнения о себе. А значит, вставать и мельтешить, как блоха на лысине, будет неумно. Поэтому, бубня себе под нос ругательства, я поползла на четвереньках вдоль борта и начала осторожно из-за него выглядывать. Идиотизм, в самом деле. Не играла ты, Аня, в детстве в шпионов, вот карма тебя за это и наказывает. Все надо делать в жизни вовремя. Первое, что обнаружила, — вся древесина с внутренней стороны борта была покрыта сплошным слоем тончайшей резьбы. Кто-то потратил не укладывающееся у меня в голове количество времени и сил на то, чтобы вырезать все эти крошечные значки и символы, а я вчера даже не заметила этого. Ну что же, в ползанье есть свои плюсы — невольно становишься внимательней к деталям. Провались они, если честно. Береговая линия здесь была практически как с рекламной картинки о сказочном тропическом острове: прибой, широкий пляж и чуть поодаль полоска сочно-зеленых джунглей. Вот только благостно-романтичной атмосферы я как-то не ощутила, особенно заметив метрах в ста дальше громадный труп выброшенного на берег змея и какое-то смутное движение в зарослях. Похоже, за биремой все же наблюдали, вот только для того, чтобы защитить или уличить нас с деспотом во лжи — не понятно. Проверять я точно не собиралась и просто отправилась так же ползком на поиски всего нужного. То есть воды, оружия и чего-то, чтобы заставить умолкнуть ворчащий зверюгой желудок. Мягкие кожаные емкости с водой и съестные припасы нашлись у мачты, видимо, уходя, наша команда все-таки выполнила мою нахальную просьбу и оставила все необходимое. А вот с оружием оказалась напряженка. Единственный найденный мною острый предмет напоминал здоровенный гарпун и весил, наверное, тонну. Мне едва удалось дотащить его до лежбища деспота и устроить рядом с остальной моей добычей. Не уверена, что как-то смогла бы сколь-нибудь ловко управляться с этим огромным копьем, но всегда можно использовать его как дубину. По крайней мере, теперь я ощутила себя в призрачной безопасности и могла перейти к насущному.

Намочив край одного из покрывал, стала оттирать кожу от кровавых потеков, морщась от того, как быстро ткань становится мерзко-бурой.

— Еще пару раз так уделаться в крови, и можно снова имя менять. На какую-нибудь долбаную Батори! — тихонько бурчала, заканчивая, когда услышала странный звук, который явно приближался. Мягкий свист и тихий хлопок. Еще и еще, повторяющиеся с равными промежутками. Испуганно заозиравшись, заметила на фоне яркого неба одинокий крылатый силуэт и, вскочив, подняла свое единственное оружие. Посмотрела на Грегордиана, думая, стоит ли его будить. Ведь этот летун был один и мог не представлять опасности, и, может, я могу его отпугнуть и сама. Спустя пару минут крылатая фигура зависла прямо над биремой, и я узнала Ерина. Он опустился на палубу и быстро зашлепал босыми ногами в нашу сторону, выглядя обрадованно и совершенно безопасно. Но, знаете что? Похоже, у меня уже паранойя.

— Остановись! — угрожающе рыкнула я и наклонила свое копье в его сторону. — Не приближайся больше!

— Ты сошла с ума, странная женщина? — изумился парнишка, абсолютно на первый взгляд достоверно. — Это же я, Ерин!

— А это я, Анна, очень приятно, но стой, где стоишь! — чувствовала себя по-дурацки, но ведь всегда лучше перебдеть.

— Ты не можешь приказывать мне! — нахально фыркнул мальчишка и попытался меня обойти.

Да как бы не так, мелочь ты нежно-голубая!

— А я чертовски уверена, что могу, пока у меня в руках эта острая хрень! — прищурилась я в ответ, отслеживая его движение.

— Ты медленная, и мне ничего не стоит отнять у тебя гез! — дерзко заявил он.

— Попробуй и посмотришь, как я превращу тебя в бабочку на булавке! — Вот ведь статусные танцы ни о чем!

Ерин, кажется, завис, а потом его губы задергались в попытке скрыть улыбку.

— Почему мы вообще спорим? Я пришел на помощь! — шагнул он чуть ближе. — Скажи мне, где все и насколько сильно ранен наш архонт?

Может, и стоило сказать как есть, но откуда мне знать, что правда не будет прямой росписью под декларацией собственного бессилия и приговором тому же спящему Грегордиану.

— А Родину тебе по дешевке не продать? — огрызнулась я. — Расположение воинов и состояние архонта — секретная информация, между прочим!

— Эдна! — раздалось хриплое рычание Грегордиана за моей спиной, и я дернулась от неожиданности и от того, что мое единственное оружие бесцеремонно выдернули из моей хватки. — Я же приказал тебе будить меня, если хоть кто-то появится!

Грегордиан по-прежнему выглядел ужасно, но уже вполне уверенно стоял на ногах, опираясь на мое копье, как на палку, и смотрел на меня с сердитым упреком. Я закусила губу в ожидании, что Ерин сейчас же наябедничает и все станет только хуже.

— Прости, мой архонт, это моя вина! — вместо этого затараторил синий парень. — Я опустился бесшумно и так неожиданно, что твоя прекрасная фаворитка не успела среагировать.

Вот ведь хвастливый маленький проныра! Да я его черт знает откуда услышала!

— Вот, значит, как? А я вот совершенно уверен, что слышал разговор. Ну это не важно. Ерин, тебе следует полететь дальше к Поющим скалам. — Грегордиан с легкостью поднял тяжеленное копье и указал наконечником в нужном направлении. — Передай остальным фоетам мой приказ явиться сюда с носилками для меня и моей фаворитки. Нам нужно срочно вернуться в Тахейн Глифф.

Конец ознакомительного фрагмента.