Проклятье волшебной воды

Галина Львовна Романова, 2020

Живая вода профессора Макбета – чудесное изобретение, которое может помочь человечеству. Только не всем и не всегда. Природа мстит за надругательство над нею, и те, кто соприкоснулся с "живой водой", превращаются в чудовищ. Что делать матери, чей единственный сын "заболел"? Что делать отцу, который из-за "болезни" лишился дочери? Бороться? Или…

ПРОЛОГ.

— Таким образом, господа, путем нехитрых преобразований обычная, всем нам известная с детства, вода приобретает ряд принципиально новых свойств… часть из которых вам только что была продемонстрирована.

Все взоры обратились на длинный стол, так тесно заставленный приборами, что углядеть, в каком именно находится та самая необычная вода, для неопытного человека было весьма трудно. Достаточно один раз отвлечься, отвести взгляд, задуматься о чем-то своем — и потерять нить рассуждений. Ибо наглядный процесс шел непрерывно вот уже более полутора часов, и все это время звучали пояснения, цитаты, выкладки… Кажется, вон в том аквариуме еще обычная вода, а здесь, на этом краю стола… Хм, интересно. Что это там поделывает рыбка? Ее, помнится, извлекли из обычного пакета, привезенную с рынка, чуть ли не выпотрошенной. Она, кажется, плавает? Нет, в самом деле…

— Это… невероятно, господа! Вы только посмотрите! Она живая!

По рядам зрителей прошло волнение. Все привставали с мест, тянули шеи, поднося к глазам монокли, шепотом переговаривались. Все взоры были прикованы к рыбе, которая неспешно двигалась туда-сюда по сосуду, шевеля плавниками. Слышались изумленные возгласы: «Нет! Не может быть! Это противоречит всем законам… Что скажут в епископате? Но вы видели сами…» — и даже: «Шарлатанство! Колдовство!»

— Удивление многоуважаемого лорда-мэра нетрудно понять, — экспериментатор улыбается в усы. — Но никаким чудом и, тем более, колдовством, здесь, простите за вульгаризм, не пахнет. Это всего-навсего торжество науки и техники… ну и немного воображения. Но воображать — еще не значит колдовать, не так ли, господа? В конце концов, все изобретения, начиная от знаменитой Лейденской банки, тоже сперва появились в воображении своих создателей!

Он смотрит в зал, взгляд светлых глаз скользит поверх голов, но всем кажется, что взор его проникает в каждую душу. Удивительные глаза — ледяные, цвета той самой воды. Луч солнца пробивается сквозь застекленную крышу нового здания Парламента, падает на сосуд с рыбкой, и вода, преломляя луч, начинает переливаться всеми цветами радуги. Рыбка ускоряет темп, начинает вертеться на месте, выделывая кульбиты, словно гимнаст на трапеции. Ее движения становятся резкими, дерганными. Потом внезапно выпрыгивает из воды. Громкий вздох смеси испуга и восхищения. В полете ее тело одевается золотистым сиянием, плавники удлиняются, и она плюхается обратно в воду, где продолжает свое кружение.

— Э-э… уважаемый сэр Макбет, — надтреснутый старческий голос принадлежал лорду Бакинсену, — но что это?

— Наглядная демонстрация возможностей моего изобретения… назовем это живой водой, — улыбается тот. — Как вы видите, рыба, принесенная с рынка и уснувшая сутки тому назад, снова ожила, попав в новую, измененную воду. И даже…приобрела некую живость. Трудно себе представить, чтобы обычный карп в обычных условиях вел себя так резво, не так ли?

— Да уж. Обычно карпы смирно лежат на тарелке, посыпанные зеленью и обложенные зеленым горошком и спаржей, — усмехнулся кто-то в задних рядах, в то время как, немного передохнув у дна, карп снова принялся кружить по аквариуму, как заведенный. Плавники розовым шлейфом тянулись за ним.

Плавники.

Розовым шлейфом.

— И в чем, как вы предполагаете, суть вашего изобретения? Есть ли от него практическая польза?

Военные. Они всегда мыслят прямолинейно. Иногда даже слишком прямолинейно, но тут уж ничего не поделаешь. Издержки профессии, так сказать. Вот и лорд Чармингтон сидит прямой, как палка. Только глаза сверкают из-под нахмуренных бровей.

— Польза будет. И существенная. На первых порах это сила. Энергия, если вам угодно.

— Для чего? Чтобы оживлять рыбок?

— Это одно из свойств моей воды. Но есть и кое-что еще… Достаточно одной капли…

Холеные белые пальцы ученого снова приходят в движение. Два ассистента еле успевают подавать ему нужные реактивы. Они ничего не спрашивают, да он бы все равно не ответил — ученый, готовя очередной опыт, непрерывно дает пояснения для собравшихся здесь лордов. Капельку воды он набирает в пипетку сам. Сам медленно, торжественно, подносит ее к приготовленной смеси. Сам выдавливает…

Столб света бьет в потолок. На миг все ослепли, а когда снова начали видеть, поняли, что освещение изменилось. Несколько матовых стекол нового потолка здания Парламента Палаты Лордов просто-напросто исчезли. Как раз над столом. Только шипит и клубится, медленно оседая, пар, на глазах собравшихся превращаясь в мелкие кристаллики, похожие на соль. Лорды брезгливо стряхивают их.

— Осторожно! Горячо!

— Что это такое, сэр Макбет?

— Стекло и металл. Превратившиеся в пар посредством контакта с моей водой. Эффектно, не правда ли?

— Но ведь это… оружие?

Оружие. Лорды оживились. Вот это уже было проще и понятнее каких-то там химических опытов.

— Не только, — переждав волну возгласов, выкриков и вопросов, продолжил ученый. — Как я имел честь сказать вам в начале моего выступления, у этой принципиально новой воды, которой я придал особые свойства, весьма и весьма широкий спектр действий. Он настолько широк, что исследования еще продолжаются. И впереди нас ждут многие открытия. Но в одном я уже сейчас могу уверить высоких лордов и пэров — все они пойдут лишь на благо империи. На ее процветание, усиление ее мощи и, в конечной роли, к изменению политической картины мира. Сейчас еще трудно представить, насколько и как скоро изменится мир, но что мы с вами стоим на пороге великих перемен — это несомненно. И от вас, господа, зависит, сделать шаг за порог первыми или трусливо прикрыть дверь и ждать, когда ее откроет и воспользуется всеми скрытыми за нею сокровищами кто-то другой.

Он замолчал, опустив руки. Намек, брошенный напоследок, был слишком ясен. Ассистенты отступила на шаг, оставив его одного. Лабораторный стол раскинулся перед ним своеобразным бастионом.

Премьер-министр лорд Чарльз Спенсер, дальний родственник королевы, с некоторым беспокойством покосился на ложу, где обычно восседала ее величество. Королева Анна твердо держала руку на пульсе происходящего в стране. Даже в интересном положении она не пропускала заседаний. И, говорят… но тс-с! Ее императорская особа священна.

— Итак, — промолвил лорд Спенсер, — думаю, господа, мы можем открыть прения по данному вопросу? Эта странная жидкость, которую представил нам сэр Макбет… кстати, если кому интересно, отдаленный потомок той самой леди Макбет!.. Так вот, странная жидкость сэра Макбета… Макбетов эликсир…

— Я предпочитаю называть эту субстанцию просто живой водой, — мягко вставил тот.

— Живая вода? — тут же вылез лорд Бакинсен. — Это уже открыто намекает на сказки, чудеса… колдовство и магию, не так ли?

Лорд Фрамберг, к которому он обращался, лишь поморщился. Его постоянно раздражал этот въедливый старикан. Жаль, что по ряду причин нельзя пересесть!

— Да, — был вынужден сказать он просто потому, что успел изучить характер лорда Бакинсена.

— Тогда уж волшебная вода! — мигом воодушевился тот. — Напиток фейри!

— Называйте, как хотите, господа. Главное сейчас — решить вопрос о ее пользе для короны! — отмахнулся премьер-министр. — Начинаем прения.

Сэр Макбет отступил от стола, опустив руки. Он сделал все, что мог. Сейчас от него мало, что зависело.

Прения продолжались около трех часов, с небольшим перерывом. На всех произвело впечатление последнее представление. Тем более что стекло и металл, превращенные в пар и потом сконденсировавшиеся в виде крохотных кристалликов, служили наглядным доказательством. На тридцать первой минуте второй части заседания лорд Спенсер поставил вопрос на голосование.

— Что ж, при сорока трех «против» и семи воздержавшихся… принято!

Разговоры, споры и даже взаимные обвинения после этих слов зазвучали с новой силой. На ученого, его ассистентов и, самое главное, стол никто больше не смотрел. А если взгляд и скользил по нему, то вряд ли кто мог заметить, что карп с неестественно удлинившимся хвостовым плавником, вдруг прекратил кружение и подплыл к поверхности. Подпрыгнул и выскочил на край, опираясь о стекло крохотными четырехпалыми лапками, пальцы на которых все, кроме одного, противостоящего, заканчивались присосками.

ГЛАВА 1.

Пять лет спустя.

Верна сбавила шаги. Ноги в старых туфлях болели неимоверно. Не в ее возрасте столько ходить, но ведь приходится. Самой обивать пороги, самой сначала отыскивать клиентов, а потом еще и разносить работу. И непременно по пути заглядывать на рынок и к лавочнику. Да и сейчас весна, иногда на улицах грязь и лужи. Ближе к центру мостовые убирают, но тут, на окраине, где порой вместо тротуаров лишь проложены старые доски, а то и просто щебенка, надо смотреть, куда идешь. И время от времени приходится сворачивать с прямого пути. А что, если заглянуть вон в тот дворик и спросить, не нужно ли кому починить белье?

Раньше у Верны было много работы. Да, собственно, могла и не особо трудиться — деньги приносил муж, ее заработок белошвейки большей частью откладывали на черный день, и без того сводя концы с концами. Но вскоре после того, как Джорджа задавил экипаж — лошади понесли, а он как раз выходил из паба — жизнь повернулась другой стороной. Жить пришлось на заработок Верны. А тут еще и домовладелец поднял плату… в общем, накопленная за несколько лет сумма растаяла буквально за несколько месяцев, и сейчас Верна с трудом представляла себе, как они с Виктором будут жить, если что-нибудь случится.

Вообще-то, белошвейка зарабатывает достаточно — если чинит, вышивает или вовсе шьет белье на богатых. Но для того, чтобы расшивать кружевами тонкие льняные простыни и сорочки, надо либо жить в другом районе, либо работать в магазине дамского белья. Верна пробовала искать работу там, но мадам Пуше, державшая единственный в их районе салон-магазин «Белая бабочка» указала ей на дверь. Не посмотрела ни на образцы, которые принесли Верна, ни на ее просьбы. На мадам Пуше работает уже восемь девочек, ей просто некуда посадить еще одну швею. Да и невыгодно делить на девятерых то, что прежде делилось на восемь! Вот если какая-нибудь из них соберется замуж или захочет оставить место — тогда да, тогда приходите и мы с вами побеседуем…

Нет, без работы совсем уж Верна не сидела. Было в округе несколько семей среднего класса и просто зажиточных людей, которые сами почему-то не могли, не умели или не хотели чинить свое белье сами. У кого-то руки не доходили, кто-то изо всех сил старался пустить пыль в глаза соседям, представляясь более обеспеченными, чем на самом деле. Было несколько одиноких мужчин и вдовцов. Будь Верна помоложе и одного с ними круга, можно было бы… Нет! После смерти Джорджа ей не хотелось впускать в свою жизнь никого. И дело вовсе не в том, что Джордж порой выпивал и в подпитии поколачивал жену. И не в ее внешности, обычной и ничем не примечательной. И даже не в ее бедности, а… не хотелось. И все тут. Да и не одна она вовсе. У нее есть Виктор. Единственный мальчик-юноша-мужчина, которого она любила и на которого не могла надышаться. Тот, ради которого готова была терпеть все — голод, холод, нужду, выходки пьяного мужа. Одного не могла бы вытерпеть — если бы Виктор ее бросил.

Хотя, нет. Об этом и думать-то грех. Второго такого сына еще поискать. Все соседки с ее улицы завидовали миссис Верне Чес — какого она вырастила сына. И красивый, и умный, и работящий… Женщина принимала похвалы, смущаясь и не зная, как реагировать. Она просто любила своего мальчика и знала, что он платит ей тем же.

Она уже подходила к своему повороту, когда городской шум прорезал пронзительный рев клаксона. И почти сразу в отдалении несколько раз глухо хлопнуло. Выстрелы? Прохожие вздрогнули, потом заторопились в разные стороны. Проезжавший мимо кэбмен так хлестнул лошадь, что та с рыси сразу перешла на галоп и промчалась прочь, напугав какую-то парочку, переходившую улицу. Брызги грязи из-под колес обдали женщине юбки, мужчина принялся ругаться. Стоявший на углу бобби* пронзительно дунул в свисток.

(*Бобби — здесь, полицейский).

Все это Верна замечала отстраненно, прижавшись к стене и обеими руками обхватив корзинку, где вперемешку лежали несколько простыней и пара сорочек, а также пакеты из булочной, головка сыра и несколько пакетиков крупы из бакалейной лавки. Выстрелы и гудение слышались с ее улицы, и женщина гадала, что бы это могло быть. Хотя, гадай — не гадай, все знают, что вот такой сигнал слышится, лишь если служба зачистки нашла очередного мутанта.

Несколько минут женщина не могла сдвинуться с места — пока мимо нее, грохоча по брусчатке колесами и позвякивая колокольцами, не прогрохотал крытый фургон, наподобие тех, в каких ездят пожарные команды. Только вместо поливальной установки была металлическая клетка, а вместо пожарных сидели чистильщики. Их сопровождало четверо конных полисменов. Улица, казалось, замерла и оцепенела на те полторы минуты, пока, вынырнув из одного проулка, команда чистильщиков не свернула в другой. Только после того, как цокот копыт замер в отдалении, и все вокруг пришли в движение, Верна Чес отлепилась от стены и заспешила домой.

Улочка шла под уклон, и сейчас это ощущалось особенно остро. Женщина сначала просто шла, потом ускорила шаг, а последние метры до своего дома почти бежала, задыхаясь от волнения и тревожного предчувствия. За последние полгода чистильщики появлялись на их и трех соседних улочках десять раз. Чаще увозили одного-двух, но порой бывало, что хватали сразу всю семью. Так было с Джонсонами, жившими в доме напротив. Забрали самого Джонсона, его жену и ребенка. В доме осталась только старуха, мать Стива Джонсона, которая исчезла несколько дней спустя тихо и незаметно. А еще через несколько дней в их бывшем домике на окнах появились новые занавесочки других жильцов. Несмотря на дороговизну, жилье в здешнем квартале редко пустовало.

На стене на углу соседского дома виднелось черное пятно странной формы — нечто с четырьмя руками растопырилось в прыжке. Земля под ним была темной от пролившейся здесь… крови? Слизи? Воды? Улица казалась пустой, но едва Верна юркнула в свой дом, как послышался торопливый стук.

— Миссис Чес? — она узнала голос соседки, миссис Тук. — Вы вернулись?

Миссис Тук жила в соседнем доме, аккурат напротив бывшего дома Джонсонов и знала все про всех обитателей улицы. Второй такой болтушки, любившей совать нос в чужие дела, Верна не знала. Не открыть было нельзя — иначе в ответ получишь сплетню о том, что замышляешь что-то недоброе. Да и любопытство, смешанное со страхом, требовало выхода. Что бы ни случилось, миссис Тук всегда располагала самыми свежими, хотя и не всегда верными, сведениями.

— Да, я только что вошла, — Верна посторонилась, пропуская гостью.

— И, конечно, не знаете, что тут произошло? — миссис Тук чинно уселась на предложенный стул.

— Я слышала… сирену и выстрелы. Еще с Тир-стрит, — пользуясь моментом, Верна выкладывала покупки и работу на стол и кровать.

— Точно. Выстрелы. Мы все так напугались…

— А что случилось?

— У Петерса… вы ведь знаете старого Джо Петерса, не так ли? У него сын заразился!

— Сэмми?

— Нет, старший, Майкл.

«Заразился» с недавних пор означало только одно.

— Но ведь у него… лихорадка? — ахнула Верна.

— Все так думали. А потом оно проявилось. Старики Петерсы пробовали скрывать Майкла, но Джоан… вы ведь знаете Джоанну? Она кому-то проболталась.

— Джоан совсем ребенок. Она…порой сама не знает, что говорит!

— Да, и поначалу ее словам не верили. Но потом… в общем, к ее словам прислушались и вызвали чистильщиков.

— Бедная миссис Петерс, — вздохнула Верна.

— Еще бы не бедная! Этот мутант ей полдома разнес. А потом на улице…

— Я слышала выстрелы?

— Конечно, в него стреляли! А как еще остановить это чудовище?

— Майкла?

— Вы его не видели, миссис Чес, — авторитетно заявила гостья. — А вот я разглядела очень хорошо. От Майкла в нем мало, что оставалось. Куда смотрели старики Петерсы? О чем думали? Неужели надеялись, что Майкл выздоровеет? А теперь им еще и штраф платить. Ведь этот мутант ранил двоих чистильщиков! Оторвал одному из них руку прежде, чем остальные его расстреляли!

— Господи, — Верна опустилась на второй стул. — Насмерть?

— Нет, — в голосе миссис Тук слышалось разочарование. — Разве мутанта десяток пуль с ног свалят? Его просто оглушили и увезли.

Верна качала головой, не в силах осмыслить услышанное. Про мутантов она знала — и слышала разговоры, и сама несколько раз видела. И каждый раз не могла поверить в то, что происходящее — правда. Тем более что мутанты не походили друг на друга. Кто-то покрывался твердыми роговыми пластинами, как чешуей. У кого-то вырастали дополнительные конечности. Кто-то обзаводился грубыми наростами по всему телу, словно прокаженный — одно отличие, что у прокаженных отгнивают пальцы, носы и уши, а у мутантов наоборот, носы и уши порой вырастали до жутких размеров. Кто-то становился намного выше ростом, кто-то — ниже. Общее было одно — с потерей человеческого облика существа теряли и разум.

— Миссис Тук, я бы напоила вас чаем, — дождавшись паузы, промолвила Верна, — но у нас его осталось так мало, что я, право, не знаю… Я надеялась, что немного заработаю, но раз тут такое…

— Ох, я совсем забыла. Как у вас дела?

— Как обычно. За прежнее заплатили три шиллинга… почти все потратила, отложила разве что в уплату долга за квартиру. И вот еще работу взяла. Рубашки тонкого полотна, надо спешить починить, пока не стемнело.

— Вы так много хлопочите… а что Виктор? Он ведь у вас такой милый мальчик… неужели не помогает?

Вся улица знала, что Виктор Чес с восьми лет, как погиб отец, работает — то разносчиком, то посыльным, то в лавке — но миссис Тук так просто не могла уйти.

— Помогает. Он… должен скоро вернуться.

— Да, вот уж будет ему новость. Они с Сэмми Петерсом друзья.

Посидев и поболтав еще немного, миссис Тук ушла. Верна принялась хлопотать по хозяйству, но все валилось у нее из рук. Пойти, что ли, к Петерсам? Не помочь, так хоть посочувствовать! Интересно, большой на них наложили штраф? И что полагается за сокрытие мутанта? Хоть бы старый Петерс не попал в тюрьму! После того, как «заразился» и мутировал Майкл, единственным сыном и кормильцем в семье Петерсов оставался Сэмми, остальные пятеро — девочки от тринадцати до трех лет. Что с ними будет?

Устав себя терзать ненужными раздумьями, Верна присела у окна, приготовив сорочки для починки. Она знала, что кропотливая работа всегда ее успокаивала, но сегодня все буквально валилось из рук, а стежки выходили неровными. Вдобавок, она потянула нитку и сделала зацепку. Это ее расстроило сильнее, чем казалось — соломинка переломила спину верблюда, и Верна Чес расплакалась, прижав к лицу чужую сорочку.

Она еще всхлипывала, когда хлопнула входная дверь, послышались шаги, и теплые крепкие руки легли ей на плечи:

— Мама? Ты плачешь, мама?

Верна подняла голову. Над нею склонялся Виктор. В серых глазах тревога, волосы взлохмачены, куртка расстегнута.

— Мама? — сын слегка встряхнул ее за плечи. — Почему ты плачешь?

— Ничего, — она вытерла щеки тыльной стороной ладони. — Все хорошо.

— Хорошо? Мам, я же вижу, что ты чем-то расстроена!

— Ничего, — она отложила рубашку. Надо же, помялась. И мокрые пятна от слез видны. Теперь с нею будет возни… — Где ты был?

— Ходил устраиваться на работу. Мы с Сэмми ходили.

— С Сэмми… — она похолодела. — С каким Сэмми?

— Петерсом. С нашей улицы. Он…Мам, ты чего?

— Сэмми Петерс…Он… у него сегодня днем…На нашу улицу приезжали чистильщики и…Они забрали Майкла Петерса, Виктор!

Сын замолчал. Замер, опустив руки, потом тихо сел у стола, положив кулаки на скатерть. Верна исподтишка, со смесью тревоги и гордости, рассматривала сына. Виктору всего восемнадцать, но он рослый, крепкий, и самый красивый юноша на их улице. Конечно, для матерей их сыновья всегда самые лучшие в мире, но Верна не раз замечала, какими глазами провожают его девушки. А уж старшая дочка Петерсов, та самая Джоан, и вовсе прохода не дает. Тринадцать лет девице, а в голове ветер. Нет, не такая жена нужна ее сыну. Ох, о чем она только думает!

— За что? — только и вымолвил Виктор. — Ах, да… Сэм что-то такое говорил…Что ж, значит, мы с ним вовремя на работу устроились.

— Устроились? — Верна поспешила ухватиться за эту новость. — Это замечательно!

— Да, мам и… вот! — он полез в карман куртки, побренчав, выгреб завернутые в бумажку несколько монет. Пять шиллингов и немного мелочи.

— Что это?

— Аванс. Если выйду на работу завтра, деньги останутся у меня. Если промедлю… за каждый день будут забирать по шиллингу, а на пятый день придут приставы и…

— Иди, — заторопилась Верна, прекрасно понимая, что такой долг будут взыскивать с процентами. Но кто? — Куда ты устроился?

— На водяную фабрику. В «Макбет индастриз», — его красиво очерченные губы дрогнули в полуулыбке.

— В «Макбет…» — вскочившая было Верна снова опустилась на стул. — Но как же…

— Вот так. У них открывается новый цех. Нужны еще рабочие. И потом…

— И потом, ты что, не знаешь, что Майкл Петерс тоже работал в «Макбет индастриз»? Работал и заболел! И его забрали чистильщики! И все, кого забирали с нашей улицы, тоже там работали! Ты что, не понимаешь, чем рискуешь?

— Мам, мы с Сэмми все продумали. Мы только на полгода, потом уволимся. Заработаем денег… там знаешь, сколько платят? Пять шиллингов — это в неделю! И шесть, если соглашаешься на сверхурочные. За полгода заразиться невозможно. Майкл восемь с половиной месяцев работал прежде, чем подцепил эту заразу. И потом, — сын говорил с горячностью, — это же новый цех. Там современный уровень очистки, тройная перегонка. Там безопасно, мама!

Верна слушала и качала головой. Какой он все-таки наивный, ее Виктор! Они все такие наивные, такие открытые и уверенные в себе, эти юные. Они идут по жизни с высоко поднятой головой, ждущие удач и побед. Они верят — знают — что одолеют все преграды, что впереди их ждут только победы. Молодые не знают слова «поражение». Лишь те, кто прожил жизнь, знают, что неудачи неизбежны. И подлинная сила не в том, чтобы всегда побеждать, а в том, чтобы не бояться проиграть. Но как объяснить это детям?

— Сынок, — промолвила Верна, — ты…

— У меня все получится, мама. Я справлюсь!

Он вскочил, бросился к ней, обнял, наклоняясь. Верна сомкнула руки, прижалась, жалея, что не может, как в детстве, укрыть собой от всех невзгод.

— Ну, мама, мама, — он почувствовал, как напряглись ее руки, — не беспокойся, все будет хорошо. И… нам ведь нужны деньги!

Верна только вздохнула. Сын был прав. Но тревога уже поселилась в душе.

Она помнила еще те времена, когда про «Макбет Индастриз» никто не слыхал. Несколько лет назад некий лорд Макбет представил парламенту свое новое изобретение, названное им «живой водой». Возможности этой жидкости, полученной из самой обыкновенной воды, были поистине безграничны. Меняя структуру воды, воздействуя на ее свойства, изобретатель добился того, что всем известная вода стала иной. Она оказалась напитана энергией, которую можно было применять чуть ли не во всех сферах жизни. Ее изучение продолжалось до сих пор, чуть ли не ежедневно открывались новые возможности, новые грани. Изобретатели буквально молились на живую воду, ибо она заменяла горючие вещества. За последние годы прогресс благодаря живой воде совершил громадный скачок вперед — паровые машины и механизмы, которые еще тридцать лет назад были диковинками и служили для развлечения королей, теперь стремительно входили в обиход. По дорогам катились самодвижущиеся повозки, заменяя лошадей. На фабриках и заводах устанавливались станки, облегчавшие труд рабочих. В небесах появились вместо воздушных шаров, послушных лишь воле ветра, огромные дирижабли. На море, к радости Саксонской короны, главенствовали суда, в которых силу ветра заменила сила пара. Источником энергии служила вода. Из любой речки, любого озера или даже родника можно было почерпнуть сырье для производства топлива. Не было нужды в угольных шахтах, в добыче нефти и горючих веществ. Подгоняй бочки к любому колодцу — и вперед. Остается лишь очистить сырье от примесей, получив чистую, дистиллированную воду, пригодную для переработки. И какое кому дело было до того, что сотни шахтерских семей по всей стране остались без работы! Лишившиеся заработка люди из маленьких горняцких поселков подались в крупные города, где им либо предлагалось влачить нищенское существование, пополняя ряды бродяг и низов общества, либо идти на те самые фабрики «Макбет Индастриз», поскольку рабочих рук там постоянно не хватало.

И было, от чего.

Как выяснилось, пусть и не сразу, а через год-другой, когда стало ясно, что единичными случаями дело не ограничится, у живой воды было много других свойств и побочных эффектов. Если мертвые механизмы вода оживляла, придавая им силу, то на живые существа ее действие было не столь однозначно. В малых дозах и в смеси с другими веществами, иногда обычными лекарствами, которые можно купить в любой аптекарской лавке, живая вода была названа эликсиром молодости. Но если превысить дозу хоть на несколько молекул или чуть-чуть увеличить концентрацию примесей, как тот же самый эликсир превращался в яд. Да и переработка и очистка воды перед тем, как превратить ее в живую воду, тоже таила опасности.

Что происходило на самом деле, было скрыто от народа, но слухи ползли и множились, тем более что результаты скрыть было невозможно. Те, кто работал на «Макбет Индастриз» превращались в чудовищ, мутировали — и исчезали, зато на улицах появлялись чудовища — порой по восемь-девять футов роста, горбатые, с плетями вместо конечностей, покрытые наростами и коростой. У одних головы болтались на длинных тонких шеях, у других втягивались в плечи так, что глаза оказывались возле ключиц. У одних ноги превращались в многосуставчатые лапы, другие вовсе лишались конечностей. Специальные команды чистильщиков периодически отлавливали мутантов, изолируя их от нормальных людей. В рабочих кварталах не проходило недели, чтобы не выявили очередного мутанта. Но платили на фабрике хорошо, рабочие за неделю получали столько, сколько на других предприятиях платили за месяц, а то и за полтора. Поэтому, несмотря на жуткие слухи, несмотря на мутантов, «Макбет Индастриз» не испытывала недостатка в рабочих руках. Голод оказывался сильнее страха.

Но почему, почему на эту проклятую фабрику должен идти именно ее мальчик?

Рабочий день на фабрике начинался с рассветом. Еще не встало солнце, а толпы рабочих уже подходили к воротам, где сперва проходила перекличка. Вычеркнув имена тех, кто не отозвался, десятники распахивали ворота, распределяли, кто в какой цех идет, и только после этого рабочие приступали к делу.

Виктор и Сэмми Петерс были названы одними из последних.

— Новички? — поинтересовался толстый десятник в форменной тужурке. — Ступайте в шестой цех. Там просите мастера Уильямса. Что он скажет, то и будете делать. От работы не отлынивать. Домой не проситься. Маму не звать. Тут фабрика, а не пансион благородных девиц!

— Что он имел в виду? — шепнул Виктор Сэму, когда они входили в ворота на широкий утоптанный двор. — Разве мы похожи на благородных девиц?

— Не знаю, — пожал плечами тот.

Широкий двор фабрики, громадный, как военный плац-парад, был со всех сторон огорожен массивными зданиями с распахнутыми воротами. Из некоторых выходили рельсы вагонеток, над крышами большинства к небу вздымались трубы, извергавшие клубы белесого, светло-голубого и зеленовато-оливкового дыма. Между зданиями цехов оставались неширокие проходы, ведущие к складам, гаражам, конюшням и подсобным помещениям. Лишь два здания отличались от цехов — контора и лаборатории. Одно в два этажа, другое одноэтажное, длинное, они сверкали рядами окон и аккуратными массивными крыльцами.

Лавина рабочих, хлынувшая через ворота, растекалась на колонны и потоки, живой рекой вливаясь в распахнутые ворота, где уже начинало что-то гудеть, бурлить и шипеть.

— Шестой цех где? — дернул Виктор за рукав проходящего мимо мастерового в синей блузе.

— Там, — он махнул рукой куда-то вглубь. — Рельсы видишь? Туда иди.

По рельсам как раз катила небольшая дрезина, на которой были установлены несколько бочек. Правивший дрезиной парень чуть постарше их кивнул на ходу: «Да, в шестой цех!» — и прибавил хода. Толкнув друг друга локтями. Виктор и Сэм побежали за ним, стараясь не отставать.

Они примчались в цех буквально через несколько секунд после того, как дрезина остановилась.

— Вы кто такие? — не дав парням осмотреться, навстречу шагнул какой-то человек.

— Нам бы мистера Уильямса…

— Я Уильямс. Вы новенькие?

— Да.

— Отлично. Видите бочки? — кивнул на дрезину. — Разгружаете и тащите наверх. Там сливаете в патрубок и возвращаетесь за новой. И быстро. Вода должна литься непрерывно… А ты чего встал? — тут же развернулся он к парню на дрезине. — Новую партию сейчас загрузят. Давай, поворачивайся.

Рядом несколько грузчиков ловко устанавливали на второй дрезине пустые бочки, укрепляя их с помощью веревок. Парень понятливо кивнул и перебрался с дрезины на дрезину.

— За работу!

Виктор шагнул к бочкам. Они были небольшими, в каждой было, наверное, фунтов по двадцати воды. Примерился, с натугой взваливая бочку на плечи. Нет, больше! Двадцать пять, а то и тридцать. Но поднять можно.

— Тащи туда!

Парень вскинул голову. Ему предлагалось вскарабкаться с грузом по дощатым мосткам к краю огромного чана, под днищем которого другие рабочие разводили огонь. Несколько труб отходили от крышки, тянулись в разные стороны. Две заканчивались в соседних резервуарах, еще одна уходила через окно куда-то прочь из цеха. Еще две нависали над открытыми котлами.

— Пошел! Пошел!

— А зачем… — начал было Виктор, но его остановил окрик:

— Не болтать! Работать!

Юноша зашагал по мосткам. Они слегка прогибались под его тяжестью. Бочка с непривычки давила на плечи. Все-таки он довольно быстро добрался до патрубка, перевалил бочку, утверждая на краю, откупорил и дождался, пока темная, пахнущая тиной и рыбой, вода польется через край. Интересно, где ее взяли? Из реки?

Он едва успел опорожнить свою бочку и отстраниться, как его место занял Сэм. Обойдя друга, Виктор спустился, откатил пустую бочку в сторону, взялся за вторую. Работа началась.

Они таскали бочки с водой до самого перерыва на короткий обед. Сперва вдвоем, потом на пару к юношам перебросили еще одного грузчика, который работал молча, усердно, но не поднимая глаз. Мистер Уильямс, надзиравший за работой в цеху, лишь хлопнул его по плечу, представляя: «Это Джонс. Работайте втроем!» — и отошел к дальней стене, где начал раздавать указания.

Платформы с водой все прибывали и прибывали. Разгружали их втроем, нагружали по двое. К тому моменту, когда короткий резкий звук колокола объявил перерыв, юноши не чуяли рук и ног, а поясницы ломило так, что Сэмми застонал, выпрямляясь:

— Господи, я чувствую себя столетним дедом!

Распрямившийся рядом Джонс дернул уголком рта:

— Это начало.

Это были первые слова, которые от него услышали новички, и Виктор тут же поинтересовался:

— И так теперь будет… всегда?

— Ну… — Джонс снова дернул уголком рта, сплюнул на пол тягучую слюну, — так.

— Каждый день, — юноша невольно смерил глазом расстояние между наполовину опустевшей платформой и огромной цистерной, — таскать эти бочки? Всегда?

— Ну… почти.

— И больше ничего?

— А зачем?

Джонс привалился к краю платформы, вытянув ноги, неторопливо развернул на коленях узелок. Достал ломоть хлеба с салом и луком, откупорил бутыль, в которой плескалось что-то коричневое, отхлебнул.

— На, — неожиданно протянул Виктору, — глотни.

— Я не пью, — юноша почувствовал, что краснеет. — И вообще, у меня…

Мать перед уходом собрала и ему небольшой узелок — несколько картофелин, вареные яйца, хлеб…

— Чай. С молоком, — с привычной уже кривой усмешкой пояснил Джонс и снова сплюнул. — Это правильно. Силы нужны. А с джином тут строго. Запах учуют — выгоняют. И расчета не дают. Наоборот — ты еще фабрике должен становишься за недоработанные часы.

— А почему нельзя пить? — спросил Виктор, намекая на то, что в бутыли у напарника отнюдь не чай.

— А потому. Вода… она не прощает. Рука дрогнет и все. Конец! Но и без этого тут никак.

Видимо, для него так много говорить было непривычно, или он понял, что случайно сболтнул что-то не то, потому что отвернулся и продолжал обед, нарочито не обращая внимания на напарников.

Впрочем, беседа бы и так не сложилась — Сэмми здорово вымотался и, едва-едва перекусив, растянулся прямо на полу, со стоном расслабляя натруженную спину. Ему было не до разговоров даже о своем самочувствии. И Виктор не мог заставить себя забыть о приятеле и болтать, как ни в чем не бывало. Он жевал, не чувствуя вкуса, прихлебывая из бутыли разведенное молоко и осматривался.

Пока работал, замечал все лишь краем глаза, и только сейчас смог как следует рассмотреть все эти чаны, резервуары, котлы и тянущиеся между ними трубы. На время перерыва огонь под котлами чуть убавили, костры еле тлели, стихло бульканье воды, меньше стало пара, но работа не остановились — рабочих тут было немного больше, чем требовалось, и пока одни перекусывали, другие копошились, занимая их место. Время обеда тут явно было не одно на всех и, пока одни отдыхали, другие работали.

— Интересно, а что тут происходит? — подумал вслух Виктор.

— Не все ли равно? — буркнул Джонс. — Пора.

Юноша не успел спросить, откуда тот знает — прозвучал удар колокола.

— Перерыв окончен! — гаркнул мистер Уильямс.

Они поднялись. Сэм — со стоном, Виктор — молча. Их ждали бочки с водой.

— А все-таки, — пропыхтел юноша, взваливая первую на плечи, — зачем все это?

Джонс лишь сердито дернул уголком рта, выражая этим неодобрение болтливостью новичка, но неожиданно рядом прозвучал новый голос:

— Это — цех очистки. Воду, прежде чем с нею работать, надо очистить от примесей. Сначала отфильтровать, потом выпарить, отделяя от мусора. Потом по трубам перегнать и сконденсировать снова. Затем выпарить снова, фильтруя уже водяные пары, и повторить этот процесс несколько раз. В результате вода делится на фракции, которые поступают в разные цеха, где с ними продолжают работу.

Виктор резво обернулся на голос. Женский голос. А он не знал, что на фабрике трудятся и женщины! Нет, многие трудились прядильщицами, чесальщицами или вязальщицами, а также обслуживали ткацкие станки или выполняли другие работы в специальных работных домах. Но вот чтобы так…Что она здесь делает?

Забыв о работе, он во все глаза уставился на незнакомку. Это была девушка на два-три года его постарше, одетая по-мужски, в холщовые штаны, рабочую блузу, вызывающе топорщившуюся на груди и короткие полусапожки, которые можно было бы назвать щегольскими, будь они сделаны из дорогой тисненой кожи. Голова девушки была повязана выцветшим платком, из-под которого выбивалась короткая, чуть ниже лопаток, коса. На груди на ремешках болталась странного вида полумаска, на боку — большая сумка. Серые глаза, задорный носик, конопушки. Виктор вытаращился на незнакомку так, словно никогда не видел девушек. Впрочем, правда — девушек, одетых так необычно, он не встречал никогда. Интересно, кем она тут работает? Не бочки же таскает!

— Что? — прищурилась незнакомка. — В чем дело?

— Я… не знал…

— Не знал, где работаешь? Впрочем, — ее прищур стал острее, — ты ведь новенький?

— Да. Мы с Сэмом тут первый день.

— Понятно. Посторонись!

Его решительно отодвинули в сторону, после чего девушка легко, через три ступеньки, взбежала по лестнице, на ходу распахивая свою сумку и доставая стеклянные пробирки. Ловко зачерпнула одной из них воду, заткнула ее пробкой с цифрой «1», затем столь же стремительно метнулась к следующему чану, где повторила процедуру, потом — к третьему, четвертому… Где и когда она успела нацепить на лицо свою странную полумаску, оставляющую открытыми только глаза, Виктор не заметил, но когда девушка вернулась к платформе, та была на ее лице.

— Все. Я побежала, — непонятно с чего отчиталась она и неожиданно добавила: — Удачи вам. И держитесь подальше от паровых котлов.

Виктор не успел спросить, что незнакомка имела в виду — в следующую минуту она уже выскочила из цеха.

ГЛАВА 2.

Прошло несколько дней прежде, чем Виктор увидел ее второй раз. На сей раз девушка была не одна.

Каждый день оба юноши таскали бочки. Работа была несложная, но монотонная и тяжелая, так что к концу смены напарники еле волочили ноги. Сэму приходилось тяжелее — если Виктор все-таки кое-как втянулся и постепенно приноровился распределять вес бочки на спине так, чтобы было поудобнее, то его приятель страшно уставал. Во время перерывов он без сил падал на пол, вставал со стонами и кряхтением, а на лице его навсегда словно застыла маска боли и обреченности. Даже глаза запали и нос заострился, как у покойника. Виктор старался не обращать на это внимания, подозревая, что сам выглядит не лучше. Но что поделать? Они были всего лишь грузчиками. А если не нравится работа — тоже ничего. Бери расчет и уходи. Знаешь, сколько на твое место найдется желающих?

Об этом они и говорили в тот день. Виктор сидел на краю платформы, закусывая. Сэм лежал на полу.

— Сил нет, — жаловался он. — Все болит…устал.

— Устал? Уходи, — бросил Джонс. Он, как всегда, сидел к парням спиной, но уже чаще вмешивался в разговоры. — Чего ждешь?

— Так ведь семья… сестренки, мама… отец и дед… Кто, кроме меня? — простонал Сэм. — У тебя что, никого нет?

— Есть, — Джонс смотрел в одну точку.

— Кто?

— Жена, — отрубил Джонс так, что любому стало бы ясно — больше он на эту тему говорить не намерен.

Короткий резкий удар колокола исторг из груди Сэма страдальческий вопль:

— Опять? И когда эти чертовы бочки закончатся?

— После того, как кончимся мы, — буркнул Джонс.

— То-то и оно! — юноша с трудом поднялся.

— Прекращай ныть, — Виктор спрыгнул с борта, похлопал ближайшую бочку по боку, словно она была норовистым коньком и должна была его тащить, а не наоборот. — Мы знали, на что шли.

— Да, но я не думал, что будет так тяжело. Теперь понимаю Майкла…

— Майкла? — Джонс резво обернулся, вскинув голову. — Какого Майкла?

— Петерса, — полепетал Сэм. — Брат мой… он…тут это… работал. На фабрике. Он…

Виктор не промолвил ни слова. Про старшего брата Сэмми они никогда не разговаривали, усиленно делая вид, что его как бы не существовало. Про таких, как он, старались не вспоминать и с соседями не обсуждать.

— Заболел, — на Джонса, похоже, это негласное правило не распространялось. — Обычное дело. Тут все заболевают, рано или поздно. Так что валите отсюда, парни, пока целы.

Виктор уже открыл рот, чтобы возразить, что они не младенцы и сами могут о себе позаботиться, но взгляд его случайно скользнул по лицу Джонса — да так к нему и прикипел.

Вернее, не к самому лицу, а к уродливому наросту на верхней челюсти в том месте, где начинала расти клочковатая борода. Нарост был багровый, с сизыми прожилками и покрыт чем-то вроде мелкой чешуи. На нем росло несколько волосков, отличавшихся ярко-рыжим цветом, закрученных в спиральки. Наверное, раньше, когда нарост был меньше, его закрывала борода, но теперь… «Болен? Он тоже… как Майкл?» — промелькнула мысль. Стало страшно. Юноше пришлось взять себя в руки, чтобы не выдать себя.

— А вы хорошо знали Майкла Петерса? — тем временем поинтересовался Сэм.

— Достаточно. Мы тут, почитай, три месяца вместе бочки ворочали. Потом он помощником пошел в цех возгонки, а я тут остался.

Три месяца! Всего Майкл проработал на фабрике около полугода. Значит, такой срок отмерила им судьба?

Виктор отвернулся, и взгляд его упал на распахнутые двери цеха. В них как раз въезжала очередная платформа, доверху груженая бочками, а они еще не очистили эту! Пропуская ее, посторонились четыре входивших в цех человека. Заметив их и привлекая тем самым невольно внимание, навстречу поспешил мистер Уильямс.

— Ну, все, шабаш работе, — прошипел Джонс.

— Шапки долой! — крикнул на бегу мистер Уильямс. Юноши повиновались.

— Кто это? — шепнул Виктор.

— Босс, — процедил, как выматерился, их напарник.

В цех вошли четверо. Двое шагали впереди, и поначалу трудно было понять, кто из них хозяин, а кто гость. Один, высокий, подтянутый, несмотря на возраст, который выдавала обильная седина и мелкие морщины, в мундире полувоенного покроя, шагал широко, опираясь на трость. Другой, не такой высокий, худощавый, все норовил забежать чуть вперед и поймать взгляд холодных светлых глаз своего спутника. По пятам за ними торопились еще двое, скромно державшиеся позади и ни во что не вмешивающиеся.

Мистер Уильямс подбежал, на ходу сгибаясь в поклоне:

— Ваша светлость… не ожидали… всегда рады. Изволите видеть — работа кипит! Трудимся, не покладая рук!

Последние слова он произнес с нажимом и чуть громче, чем прочие, и Пирс, поняв намек, подхватил бочку и потащил ее к резервуару.

— И что это тут у вас? — промолвил высокий, озираясь вокруг с видом человека, который прогуливается от нечего делать.

— Цех первичной перегонки и очистки, ваше сиятельство, — его спутник. — Вода, то есть, поставляемое нам сырье, частенько оставляет желать лучшего… Нет, я не хочу сказать, что наши реки отравлены, но порой достаточно всего лишь посмотреть воду на свет, чтобы понять, что она…м-м… не совсем чиста. В речной воде встречается тина, песок, ил, иные чужеродные примеси. Я уж не говорю о том, что вода, как универсальный растворитель, часто бывает насыщена минеральными солями. Пусть в ничтожно малых количествах, но сам факт их наличия может влиять на качество конечной продукции. Даже родниковая вода и то не столь чиста, как кажется. Так что здесь у нас сырье подвергается первичной обработке. Мистер Уильямс!

Тот выступил вперед, комкая в руках кепку, поклонился.

— Здесь, ваше сиятельство, мы воду сперва нагреваем… кипятим, так сказать, как примерные домохозяйки, — заговорил он. — То есть, сперва фильтруем вон там, чтобы, значит, поменьше всякой дряни в ней было. А то, знаете, на выходе суп какой-то получается, а не вода. Фильтрованную, значит, кипятим и выпариваем. Пар по трубам идет вон в те котлы, где конденсируется снова и того… насыщается водяными и прочими парами. Кислородом и не только. Ну, и уже потом вода через те трубы, что потоньше, идет дальше, в другие цеха, где ее уже обрабатывают должным образом.

— А здесь, — гость сделал несколько шагов вперед, запрокинув голову, чтобы осмотреться, — идет подготовка?

— Так и есть, ваше сиятельство.

Виктор замешкался, прикидывая — выходит, тот высокий не хозяин, а гость. Значит сэр Итон Макбет, которому принадлежала фабрика, этот второй, среднего роста, усатый мужчина. О чем они собирались говорить, было не интересно, и можно вернуться к работе, но в тот самый момент, когда высокий гость сделал несколько шагов вперед, стало заметно, что в цех вошли не четверо, а пятеро. Пятой была та самая девушка, которая до этого скромненько держалась за чужими спинами, а теперь улучила минуту и, на ходу распахивая свою суму, устремилась к котлам.

— Простите… простите…

— Это что за…

— Мисс Смитсон!

Девушка затормозила, круто развернувшись.

— Мисс? — высокий гость смотрел на нее сверху вниз.

— Мисс Смитсон следит за качеством воды…

— И не только, — перебила девушка. — Я пытаюсь контролировать ситуацию.

— Вот как?

— Всем известно, что сюда поставляют самую обычную воду, которую можно использовать для питья. Но на выходе, в цехе фасовки, мы получаем не просто готовый продукт, но смертельно опасный продукт, — отчеканила девушка. — Так называемая живая вода очень часто несет смерть. И необходимо понять, где и на каком этапе ее обработки вода из источника жизни превращается в причину смерти…

— Мисс Смитсон! — прошипел сэр Макбет. — Что вы себе позволяете?

— Нет-нет, это на самом деле может быть интересно, — скучающим тоном промолвил его гость. — Если вы заинтересованы в дальнейшем финансировании вашего проекта, вы должны понимать, что от качества вашей живой воды зависит многое. Все эти слухи о так называемых побочных эффектах…на самом деле не слухи. От этого страдают подданные ее величества королевы Анны! В конечном итоге это подрывает престиж Саксонии! Так что юная мисс совершенно права, что проводит свои исследования. Продолжайте, милая девушка, — последовал снисходительный кивок.

Получив разрешение, мисс Смитсон сделала весьма неловкий и чисто символический реверанс — в широких штанах, заправленных в сапожки, и блузе навыпуск это было сделать затруднительно — и устремилась к котлам, пройдя так близко от Виктора, что тот мог бы схватить ее за локоть.

— Но, ваше сиятельство, в данном цеху нет и не может быть никакой заразы! Здесь сырье лишь очищается от примесей. С водой тут ничего не делают. И здесь нет и не может быть заболевших! Эй, вы там! Идите сюда!

Его указующий перст уперся в грудь Виктора, который, провожая взглядом мисс Смитсон, примеривался, как бы поухватистее взять бочку:

— Я?

— Да-да, ты! Иди сюда, живо!

Юноша подошел, снимая кепку. Тот, кого называли вашим сиятельством, смотрел на него сверху вниз, словно ощупывая глазами.

— Как зовут?

— Виктор Чес, сэр. Я здесь грузчик.

— Давно работаешь?

— Нет. Вторую неделю… сэр.

Высокий гость покосился на лорда Макбета, вопросительно изогнув бровь:

— Всего вторую неделю? И только?

— Нет, тут есть и другие, кто работает больше. Вот ты! Иди-ка сюда! Как его зовут, Уильямс?

Управляющий пожал плечами:

— Петерс, сэр. Поступил неделю назад вместо брата, сэр.

— А что его брат?

— Уволили, сэр. За прогулы. Мы не можем позволить себе держать пустое место работника, который больше трех дней не показывается на рабочем месте. Людям нужна работа. На каждое место всегда находится двое-трое желающих. Тех, кто хочет работать, в отличие от…лодырей.

— Нет, сэр!

Виктор вздрогнул, услышав срывающийся от волнения голос Сэма.

— Что ты сказал?

Бледный, с широко раскрытыми глазами, тяжело дышащий Сэмми шагнул вперед.

— Мой брат Майкл не был прогульщиком. Он… он заболел, сэр. Заболел, и его увезли. На прошлой неделе. К нам приезжали чистильщики, и они…они его забрали.

— Вот как, — гость повернулся к сэру Макбету. — Он работал здесь? В этом цеху?

— Да, сэр, — вместо него произнес Сэм. — Недолго, потом перешел в другой цех, и там…

— И заразился?

— Не слушайте его, лорд Фрамберг! — воскликнул сэр Макбет. — Эти мужланы чего только ни готовы наговорить! Наверняка, его семье не выплатили вовремя компенсацию или сумма оказалась меньше той, на которую они рассчитывали… Но, хотя мы платим семьям наших работников…так сказать, компенсируем, если работник пострадал на производстве, но надо принимать во внимание тот факт, что производство бывает разным. Здесь, в цеху первичной обработки, риск заразиться минимален. Собственно говоря, это возможно лишь в том случае, если работник отсутствует на рабочем месте. То есть, отлынивает и вместо того, чтобы честно трудится, бродит по фабрике и сует свой нос, куда не просят, пренебрегая элементарными правилами техники безопасности. То есть, страдает от своей лени и халатности. Согласитесь, что одно дело — выплатить компенсацию семье честного труженика, который много лет отдал работе и ни разу не был замечен в чем-то предосудительном, и совсем другое — заплатить деньги прогульщику и тунеядцу!

— Майкл не был прогульщиком и тунеядцем! — запальчиво воскликнул Сэм. — Он…

— Кем бы ни был он, ты явно хуже своего братца, раз вместо того, чтобы работать, устраиваешь бунт! — перебил его сэр Макбет. — Разберитесь с ним, Уильямс. И если он будет упрямиться, укажите ему на дверь. За воротами наверняка найдется немало желающих занять его место!

Управляющий подскочил, тряхнул юношу за локоть, оттаскивая в сторону.

— Ты или заткнешься и пойдешь работать, или вылетишь отсюда прежде, чем прозвучит сигнал к окончанию смены! — прошипел он.

Виктор волновался. Если Сэма уволят из-за его упрямства, Петерсы лишатся даже этого источника дохода. И что тогда с ними будет? На что им прокормить пятерых девочек? Да и самим тоже надо есть. Он, конечно, мог бы делиться с Сэмом своим заработком, но как же мама? Поймет ли она его порыв?

Сэм, наверное, подумал то же самое, потому что сник и вернулся к бочкам. Стиснул зубы так, что побелели скулы, зло всхлипнул, с трудом взваливая бочку на спину, зашагал по мосткам. Виктор шел за ним.

Тем временем Джонс спустился за очередной бочкой, и был остановлен гостем, лордом Фрамбергом:

— Ну, а ты, милейший? Давно тут работаешь?

— Да…кхм… — Джонс стоял, потупившись и сутулясь, — давненько. Шестой месяц уже… здесь, в цеху-то этом…э-э…сэр.

— Вот как. Ну и что? Как тебе работа?

— Да ничего, сэр. Работа как работа. Не хуже всякой другой.

— Ты как стоишь? — внезапно напустился на грузчика сэр Макбет. — Выпрямись и шапку долой. Уильямс…

Тот подскочил, рывком попытался сдернуть кепку с головы Джонса. Тот увернулся, отшатываясь, на миг вскинул голову…

— Что это? Эй, смотрите! Караул!

Виктор и Сэм как раз в это время дотащили бочки к патрубку. Шедший первым Сэм выбил пробку, выливая содержимое своей бочки в котел. У Виктора была пара минут передышки, и он обернулся на крики как раз в этот момент.

Джонс пятился, закрывая лицо руками.

— Все назад! — кричал управляющий. — У него болезнь!

— Чистильщиков сюда! Взять его!

В цех вбежало несколько человек. У двух из них в руках были странные ружья — с расширенными дулами, словно у старинных мушкетов, стреляющих дробью. Работа в цеху встала. Побросав дела, рабочие кинулись врассыпную. Джонс метнулся туда-сюда, но его стали медленно окружать, оттесняя к дальней стене.

— Мутант! Здесь мутант, — сэр Макбет взял своего гостя за локоть. — Идемте отсюда. Здесь нам нечего делать! Они сами со всем разберутся. Я держу отдельную бригаду чистильщиков, и поверьте, эти парни знают свое дело!

За его спиной послышался отчаянный рев. Все, кто были в цеху, невольно вздрогнули. Из рук Сэмми выскользнула и рухнула с мостков бочка, раскалываясь и выплескивая воду, но никто не обратил на это внимания. Взоры всех были прикованы к Джонсу. Пригнувшись, ссутулившись, слегка разведя в стороны руки, он пятился, отступая перед чистильщиками, наставившими на него раструбы своих ружей. Нарост на его щеке пламенел, как налитый кровью, и слегка пульсировал.

— А-а-ар! — взревел Джонс и ринулся в атаку. Нарост на его щеке лопнул, обдавая всех красными брызгами. Кто-то завопил — эти капли оказались горячее раскаленного металла. Попавшийся под руку мутанту чистильщик упал, отброшенный в сторону, как тряпичная кукла. Остальные выстрелили в Джонса чуть ли не в упор. От каждого выстрела его массивное тело содрогалось, но, хотя во все стороны полетели клочья рабочей блузы и ошметки плоти, ни одной капли крови не показалось.

— Аг-р-рр-р…

Присев, Джонс крутанулся на пятках, разбрасывая руки в стороны. Еще один чистильщик попал под эту странную мельницу, и, ухватив его за локоть и плечо, Джонс мигом оторвал чистильщику руку. Жуткий вопль слился с грохотом новых выстрелов — на подмогу первому отряду спешили другие.

— Что там происходит? — забеспокоился лорд Фрамберг, оборачиваясь на ходу. — Это ведь… мутант?

— Увы, да, — сэр Макбет поспешил увести его подальше. — К сожалению, обычное явление…

— Но вы сказали, что в том цеху случаи превращения очень редки! И тем не менее…

Лорд Фрамберг с тревожным любопытством и внимательностью бывшего военного оборачивался, чтобы проследить за охотой, но, тем не менее, легко позволил увлечь себя прочь.

— Это исключение. Досадное исключение. В этом цеху действительно заболевают крайне редко и чаще всего те, кто имеет постоянные сношения с рабочими других цехов. Знаете, все эти соседи-родственники, друзья-приятели… Во время перерыва, несмотря на то, что на отдых дается всего четверть часа, некоторые успевают…м-м… навестить остальных. Бывает, что отказываются работать, лгут, сказавшись больными, опаздывают, выдумывают тысячи причин, чтобы отлынивать от работы. Такие и заболевают первыми. К сожалению, это реальность, с которой нам остается только мириться… Но я не бросаю семьи заболевших работников. Они получают от меня кое-какие выплаты, и я пытаюсь стимулировать исследования в этой области. Мутанты — бич нашего времени. Но и объективная реальность. Мы должны научиться с ними жить…

Из недр цеха неслась ружейная пальба и звериные вопли. Время от времени от боли или страха кричали люди. Потом что-то грохнуло, последний отчаянный вопль эхом прокатился под крышей, и все смолкло.

Лорд Фрамберг остановился, наблюдая за тем, как мимо него волокут опутанное металлической сетью чуть подергивающееся тело. Блуза рабочего была порвана, превратившись в лохмотья, и было заметно, что точно такие же кровавые наросты покрывали его плечи и верхнюю часть спины. Они пульсировали, то опадая, то снова наливаясь кровью. Пахло гноем и гнилым мясом. Лорд Фрамберг отвернулся, поспешив поднести к носу платок.

— Научиться жить… с этими?

— Мы запустили программу «Чистый город», — ответил сэр Макбет. — Вы знаете об этом. Как знаете и о том, с какими трудностями нам приходится сталкиваться… и какая помощь нам необходима.

— Мы еще вернемся к этому вопросу, — отчеканил лорд Фрамберг.

Когда Джонс был атакован чистильщиками, Виктор находился на верхней части настила, поднимаясь вслед за Сэмом. Едва почти полная бочка упала у того из рук, Виктор посторонился, торопливо сбросив с плеч свою. Любопытство боролось в нем с брезгливым любопытством и жалостью. Жаль было Джонса — как любого заболевшего — и в то же время было жутко интересно понаблюдать за мутантом.

Тот кидался на чистильщиков, но раз за разом заряды дроби и гальванические разряды отбрасывали его назад. Лишь раз или два ему удалось зацепить кого-то из своих врагов. И поначалу казалось, что он вот-вот одолеет преграду и вырвется на свободу, но тут подоспели и другие чистильщики. Теперь они стреляли по очереди — пока одна группа, припав на колено, вела прицельный огонь, другая торопливо заряжала свои странные ружья, со ствола запихивая внутрь полупрозрачные цилиндры и горстями засыпая картечь.

Упавшая бочка — вслед за Сэмми и Виктор не удержал свою — немного отвлекла мутанта. Джонс бросил в ее сторону лишь краткий взор, но этого мига было достаточно, чтобы сразу двое чистильщиков выстрелили по нему.

На сей раз это были не бомбочки, а развернувшаяся еще в полете сеть, сплетенная из какого-то блестящего металла — скорее всего, серебра. Обе сетки упали на Джонса крест-накрест, тот нелепо взмахнул руками, запутываясь в них все больше, и чистильщики резко отпрянули в стороны, натягивая их. Не удержав равновесия, мутант рухнул на пол, судорожно дергаясь. Подбежавшие остальные чистильщики поспешили разрядить в него свои ружья. Со стороны это могло показаться глумлением над павшим противником. Тем более, что Джонс быстро затих.

— Живо за повозкой, — один из чистильщиков схватил за плечо ближайшего рабочего. — Она должна стоять сбоку от проходной. Скажешь — в шестом цеху выброс силы. И живее! Мы не можем его долго держать!

Рабочий убежал, остальные понемногу стали подтягиваться ближе, смыкая кольцо. В числе первых к телу протолкалась мисс Смитсон. Одной рукой она придерживала свою неизменную сумку, в другой, как кинжал убийцы, поблескивала тонкая игла.

— Назад, мисс, — один из чистильщиков довольно грубо отпихнул ее назад. — Не положено!

— Но я медсестра! — взвилась девушка. — Мне необходимо взять образец его крови на анализ!

— Не положено.

— Но это необходимо! Я буду жаловаться!

— Жалуйтесь, — чистильщик решительно заступил ей дорогу, вынуждая уйти.

Не прошло и трех минут, как прикатила повозка, и тело Джонса, судорожно дергающееся и извивающееся, погрузили на нее и уволокли куда-то прочь.

Сэр Генри Фрамберг возвращался домой не в самом радужном настроении. Столкновение с мутантом потрясло его сильнее, чем могло показаться. Несмотря на то, что держался в стороне, сэр Генри успел рассмотреть это существо. Оно походило на человека во всем, кроме его кожи, которую уродовали кровавые наросты. А эта брызжущая из них горячая жидкость… Интересно, она заразна? Хорошо, что он стоял далеко — львиная доля досталась чистильщикам, еще несколько капель обожгли чересчур любопытных рабочих, остальные пропали втуне, упав на пол. Что там говорил сэр Макбет о том, что чаще всего заболевают самые любопытные, безалаберные и глупые? Можно сказать, что происходит естественный отбор. Старик Дарвин был бы в восторге, получив подтверждение своей теории. Что ж, в этом аспекте проблема мутантов становится приемлемой. Люди испокон веков старались переделать человечество, причем каждый новоявленный гуру или мессия старался изменить окружающих под себя, не признавая за остальными права на инакомыслие. Однако если в роли такого гуру будут выступать некие общечеловеческие ценности, немного сдобренные цитатами из Священного Писания: «Человек должен быть честен, трудолюбив, послушен. Он не должен ни красть, ни убивать, ни прелюбодействовать…» — общественность легко убедить в том, что заболевают лишь недостойные. И достаточно быть таким, каким тебя хотят видеть, чтобы не заболеть. Дескать, это всего лишь естественный отбор, проявление новомодного в последнее время дарвинизма. В таком аспекте… да, стоит задуматься.

Напротив него в карете покачивался, думая о чем-то своем, племянник, сэр Джеймс Фицрой, сын сестры сэра Генри, урожденной Фрамберг. С некоторых пор сэр Генри взял опеку над юным Джеймсом, которому совсем скоро должен был исполниться двадцать один год. Избалованный нежно любящей матерью, Джеймс порядком отбился от рук, и сэр Генри, решивший сделать из племянника человека, уже знал, что борьба предстоит нешуточная.

— О чем задумался, Джеймс? — нарушил он молчание, поймав рассеянный взгляд молодого человека.

— О мутантах, дядюшка, — откликнулся тот. — Неужели их так много?

— Точное количество за Стеной не поддается учету. Не забудь, за Стену нелегко проникнуть, но еще труднее вернуться. Никто доподлинно не знает, что там происходит. Возможно, что некоторые мутанты пожирают… м-м… себе подобных.

— А как же программа реабилитации? — Джеймс неожиданно проявил недюжинный ум. — Этот сэр Макбет соловьем разливался, описывая ее.

— Она работает, но…

— Недостаточно эффективно?

— Увы, да. И в наших силах сделать все, чтобы она работала как можно лучше!

Джонса увезли. Грязь на полу подтерли, вытекшую из бочек воду кое-как собрали. Но работа в цеху не клеилась. Рабочие бродили, как в воду опущенные, и напрасно Уильямс орал, топал ногами и грозил лишить их зарплаты за этот день, высчитав не только стоимость недополученного за время простоя дистиллята, но и цену двух бочек разлитой воды и стоимость лечения пострадавших чистильщиков.

Неизвестно, что подействовало больше — угроза лишиться зарплаты или упоминание о чистильщиках, трех из которых просто увезли на тачке, свалив кучей, как бесполезный лом — но Виктор и Сэм взялись за работу в числе первых. Впрочем, Сэмми непрестанно вздыхал, постанывал и охал. И вряд ли дело было в тяжести бочек и в том, что теперь им приходилось работать вдвоем, тогда как раньше разгружали платформу трое.

Отволочив четыре бочки, Сэм прислонился к краю платформы, вздыхая и с тоской озираясь по сторонам.

— Ты чего? — подошедший за новой бочкой Виктор уставился на приятеля. — Работать надо. Смотри, новая платформа въезжает! Нам ее надо успеть разгрузить…

— Да я все про Майкла думаю, — признался тот. — Он ведь тоже… превратился.

— В такого же, как Джонс? — понимающе понизил голос Виктор.

— Не совсем в такого же, но… У него другое было. Совсем другое. Там… а, ты этого не видел и хорошо. Сначала он от нас скрывался, мы лишь чувствовали, что что-то не то. Он… изменился. Стал злее, на сестренок ворчал. Один раз Джоанну так поколотил, мы думали, убьет… говорил, что уму-разуму учил, дескать, он на работе устает, ему бы поспать, а мелкие расшумелись и спать ему не давали. Вот он старшую и вздул — зачем за сестрами не смотришь? С отцом ругаться начал… С работы придет — и сразу спать. Редко-редко когда поест или с нами посидит. Слова от него не добьешься. Мы думали, он устает, а он… мутировал. Потом у нас обыск был.

— Обыск? — не поверил своим ушам Виктор.

— Ага. Дома только матушка была и младшие, а мы все разошлись. Приходим, она и говорит — приходили трое, весь дом перерыли, а чего искали? Не понятно!

— Когда начинается заболевание, часто остаются следы, — новый голос заставил юношей вздрогнуть. За их спинами стояла мисс Смитсон, нахохлившаяся и сердитая. — Капли крови и слизи. Иногда клочья кожи и пряди волос. Когда больной бодрствует, это еще можно контролировать, а вот во сне… Они ведь в спальню к нему заходили?

— Ну… да, — выдавил Сэм. — А ты откуда знаешь?

— Знаю, — девушка напряглась, зыркнула исподлобья. — Я их изучаю… У нас на фабрике тут лаборатория и вообще… Мне нужны были образцы тканей, — внезапно пожаловалась она, — а они его уже увезли! Только и успела, что тут немного крови и сукровицы с пола наскрести. А надо было еще и…

— Мисс Смитсон! — к ним с другого конца цеха стремился управляющий. — Извольте не отвлекать рабочих от дела! Или у вас нет своей работы, что вы приходите и смущаете их тут?

— Ухожу-ухожу, мистер Уильямс, — в тоне девушки не было ни намека на подобострастие или почтительность. — Я за образцами приходила! Счастливо оставаться, парни!

Ловко наклонилась, подхватила валявшийся у мостков узелок Джонса и устремилась к выходу. Управляющий долго смотрел ей вслед.

— Стервятница, — сплюнул зло и презрительно. — Феминистка чертова! Нацепила мужские штаны и думает, что ей все позволено!.. А вы чего встали? За работу! Две платформы придется до конца смены разгрузить, иначе вовсе за этот день ничего не получите!

ГЛАВА 3.

Свою дочь Розу сэр Генри любил той полуслепой отцовской любовью, какой только и можно любить единственную наследницу состояния, имени и титула. Правда, к этой любви примешивалась немалая толика горечи — из шести детей, которые подарила ему леди Элинор, его драгоценная супруга, выжила только одна девочка. Все остальные, как назло, мальчики, отошли в мир иной, не прожив и полугода. Последним случился выкидыш, после которого врачи заявили, что леди Элинор больше никогда не сможет иметь детей. И пятнадцать лет, миновавшие с того рокового падения с лестницы, убедили супругов в том, что чудес не бывает.

До определенного момента сэр Генри относился к единственному ребенку с известной долей грусти и даже горечи — ему нужен был сын во что бы то ни стало! — мать, старая леди Патриция Фрамберг, даже поговаривала о разводе. Но в четырнадцать лет Роза Фрамберг неожиданно похорошела, расцвела, обнаружила живой ум и некие таланты в музицировании, живописи и составлении букетов. А в шестнадцать лет, дебютировав в своем первом сезоне, произвела настоящий фурор. Не прошло и двух месяцев, как лорд и леди Фрамберг получили шесть заявок от претендентов на руку и сердце их дочери. К концу сезона таких соискателей было уже четырнадцать, и сэр Генри взглянул на дочь другими глазами. Кроме того, Роза в беседах обнаружила живой ум, готовность учиться, и хотя порой задавала вопросы, какие юным леди задавать не положено, все же отец полюбил разговоры с дочерью. И порой укорял себя за то, что пренебрегал ее образованием прежде. Отчасти этим и объяснялась причина того, что, вопреки ожиданиям, Роза Фрамберг в неполные девятнадцать лет не вышла замуж и даже не была помолвлена в конце своего первого сезона. Сэр Генри не мог допустить мысли, что ему так скоро предстоит разлука с дочерью. Если бы не правила приличия, он бы всюду ездил только в сопровождении Розы — так ему хотелось быть рядом с ней.

Но, прекрасно отдавая себе в этом отчет, сэр Генри считал правильным скрывать свои чувства и часто бывал с дочерью строг, немного стесняясь этой привязанности. Ах, если бы у нее был родной брат! Тогда привязанность к Розе не так бросалась бы в глаза в обществе, и ее не было бы нужды скрывать. Отчасти, чтобы компенсировать это, он и согласился взять на себя заботу о воспитании беспутного племянника.

И сейчас отцовское сердце невольно дрогнуло, когда он заметил идущую навстречу девушку. Услышав, что вернулись отец и кузен, Роза проворно сбежала по ступеням парадной лестницы.

— Папенька, вы уже вернулись?

— Да, моя дорогая, — скинув пальто на руки лакею и, не глядя, сунув еще в чьи-то услужливые руки цилиндр, трость и перчатки, сэр Генри подставил дочери щеку для поцелуя.

— Я вас ждала. Здравствуйте, Джеймс.

— Кузина, — шутливо расшаркался молодой человек, — рад вас видеть.

Девушка ответила ему улыбкой.

— Ты одна дома? Где леди Элинор? — сэр Генри прошел в малую гостиную.

— Мама уехала с визитами, а я сказала, что у меня мигрень и осталась ждать вас, — дочь, как примерная девочка, встала перед креслом, в которое уселся ее отец.

— Это не слишком хороший поступок с твоей стороны, милая, — сдвинул брови тот. — Эти визиты нужны для поддержания доброго имени и нужных связей. Связи — все в нашем мире! Без рекомендаций, без связей ты ничто. Не помогут даже богатство и имя… хотя то и другое могут помочь в их установлении. Тем более, для тебя. В скором времени ты займешь достойное место в свете. И тут все эти визиты, которыми ты столь легкомысленно пренебрегаешь, могут усложнить или, наоборот, облегчить тебе жизнь!

— Но папенька, — Роза присела на подлокотник его кресла, ластясь к отцу, — все эти визиты мы уже наносили вчера, позавчера и третьего дня. А завтра у нас самих приемный день, и я выздоровею от мигрени и буду принимать гостей, как и положено! Но сегодня мне хотелось побыть с вами…Мы так редко видимся… а когда займу, по вашему мнению, свое место в свете, мы будем видеться еще реже… Даже не каждую неделю!

Лесть заставляла дрогнуть и более черствые сердца, но сегодня сэр Генри был настроен мрачно.

— Скажи сразу, кокетка, сколько фунтов ты намерена из меня вытянуть?

— Вы о чем, папенька?

— О твоих расходах на булавки, разумеется! Говори прямо, сколько стоит та безделушка, которую ты возжелала?

— Но папенька…

— Как? Ты не собираешься просить у меня денег?

— Берите, кузина, пока дают! — рассмеялся Джеймс. — Меня бы кто так уговаривал…

— Это потому, что все знают, на что ты готов их потратить! — парировал сэр Генри племяннику.

— Ну и что? Хорошие лошади никому не мешали.

— В наш век?

— Во все века и времена! Ваши хваленые паровые движители еще не скоро заменят лошадей. Они дымят, скрипят, лязгают… вы-то сами, дядюшка, не торопитесь пересаживаться из обычной кареты в механическую!

— Просто потому, что покамест не вижу достаточно удобных экипажей. Но как только в них достигнет необходимый мне уровень удобства и комфорта…

— А, — отмахнулся молодой человек с видом: «Все вы так говорите!»

Пользуясь паузой, Роза позвонила, чтобы принесли чай, бренди и легкие закуски, которые помогли бы господам скоротать время до обеда. И когда горничная принесла требуемое, сама вызвалась обслужить отца и кузена.

— Спасибо, милая, — улыбнулся сэр Генри, принимая их рук дочери чашку сдобренного бренди чая и тарелочку с канапе*.

(*Канапе — здесь разновидность бутербродов. Прим.авт.)

— А куда вы ездили, папенька? — Роза устроилась на кушетке, тоже взяла чашку. — Только не говорите, что с визитами!

— С деловыми визитами, милая. И поверь, что там для юной леди нет ничего интересного!

— А где вы были? — Роза улыбнулась той милой умильной улыбкой, которая, как она успела усвоить, способна растопить сердце любого из ее семьи.

— Роза, это была деловая поездка! Неужели ты думаешь, что мы с твоим кузеном только развлекаемся и посещаем клубы? Поверь, там не было ничего такого, что интересно юным леди!

— Ну, одной-то леди там точно было интересно, — внезапно мечтательно протянул Джеймс.

— Вот как? — девушка мигом пересела ближе к кузену. — Расскажите, Джеймс! Кто это? Я ее знаю? С кем она была? Чем она там занималась?

— Роза! — сэр Генри резко выпрямился. Как ни любил он свою дочь, но приличия есть приличия. — Немедленно прекрати. И ты, Джеймс Фицрой, тоже замолчи. Я не желаю это обсуждать.

— Эта женщина была… непотребной? — голосок девушки чуть дрогнул.

— Она просто там работала, — брякнул Джеймс прежде, чем сэр Генри поинтересовался, откуда его дочери известны такие слова.

— Где? — загорелась она.

— Прекратить! — сэр Генри стукнул ладонью по подлокотнику. — Вы забываетесь, мисс Роза! Девушке из приличного общества, светской леди, не пристало интересоваться подобными вещами и обращать внимание на неприличное поведение других людей. Если кому-то угодно позориться и выставлять себя напоказ, это их личное дело. Но вы, моя дочь, обязаны держаться от подобных мест и подобных девиц подальше, дабы не пострадала ваша репутация!

— Но папа, если я не буду знать, от чего мне надо держаться подальше, как я пойму, что такое хорошо, а что дурно? Вы с маменькой мне внушали только благие мысли, я же хочу знать, какие мысли не-благие и не-правильные!

— Все, которые не приняты в нашем доме, — сказал, как отрезал сэр Генри. — Мы с матерью пытаемся привить тебе не только хорошие манеры и дать приличное образование, достойное леди Фрамберг, но и оградить от всего пустого, порочного и…лишнего. Мы закладываем основы. Когда вы выйдете замуж, вашим развитием будет заниматься ваш супруг. Вам надлежит лишь подчиняться, ясно?

Роза сидела, как парализованная. Отец давно не говорил с нею таким тоном. Последний раз подобный разговор состоялся, когда девушка высказала сомнение в том, что именно в умении вышивать и музицировать состоит главное отличие образованной девушки от деревенской дурочки.

— Эх, кузина, — нарушил неловкую паузу Джеймс, — будь я вашим мужем… даже женихом, уж я бы взялся за ваше образование.

В его тоне Розе послышался намек, и девушка одарила молодого человека еще одной улыбкой:

— Тогда, может быть, вы мне скажете, что это было за место, и что там делала та женщина?

— Она там работала. На фабрике, — быстро сказал тот.

— На прядильной? — еще быстрее воскликнула девушка. — Она…

— Роза Фрамберг! — гаркнул сэр Генри. — Хватит, мисс Роза! Я приказываю вам прекратить. В своем любопытстве вы переходите границы! Ступайте в свою комнату и не выходите оттуда, пока я вам не разрешу… Немедленно! А с вами, сэр Джеймс Фицрой, мы побеседуем отдельно… когда милая леди изволит нас оставить наедине, — добавил он таким тоном, что Роза похолодела.

Девушка медленно встала и направилась прочь. На негнущихся ногах добралась до своей комнаты, где почти без сил упала в кресло, кусая губы. Страх наказания и гнев на отца боролись в ней. Папа никогда не смел так с нею разговаривать. С тех самых пор, как она перестала быть ребенком и стала девушкой. Что же его так испугало и разозлило?

Она просидела в своей комнате, не смея высунуть оттуда и носа, больше двух часов, пока из гостей не вернулась мама. Пробовала читать — буквы прыгали перед глазами, а смысл слов ускользал. Пыталась музицировать, но фальшивила так, что самой было противно. Хотела закончить вышивку, но нитки рвались и путались. Перебирая драгоценности, уронила на пол сережку, и пришлось звать горничную, чтобы та ее подняла.

Горничная и сообщила девушке, что ее маменька вернулась, нанеся все визиты, какие только планировала, и сейчас о чем-то беседует с сэром Генри. Это известие повергло Розу в шок. Наверняка, отец обо всем рассказал матери, и теперь они придумывают наказание для нее. Что ее ждет? Только ли домашний арест? Или суровая необходимость повсюду следовать за мамой, привязанной к ее юбке? А может быть, ее сошлют в деревню к старой тетушке Агнесс, глухой, набожной ханже, не одобряющей все и вся? Она там зачахнет с тоски!

Роза так живо представила себе мрачный дом с вечно опущенными шторами, запах пикулей и ладана, шепот читающей Псалтырь старухи и многочасовые посиделки в церкви, что заранее готова была согласиться на что угодно, лишь бы ее не отсылали из дома. И когда родители пришли к ней через некоторое время, встретила их как приговоренный к казни посланца королевы — а вдруг его жалоба удовлетворена и вместо виселицы его ждут всего-навсего галеры?

Однако отец смотрел на нее как обычно — внимательно, чуть тревожно и как-то странно, словно первый раз увидел после долгой разлуки.

— Дочь моя, — начал сэр Генри, — нам необходимо с тобой поговорить.

«Они меня отсылают», — обреченно подумала девушка и сделала все, чтобы не побледнеть.

— Я слушаю, — пролепетала она, усаживаясь на кушетку, поскольку боялась, что ноги откажутся ей служить.

— Роза, — мать подошла, присела рядом, взяла ее ладони в свои, — я сегодня все утро ездила с визитами и… у леди Мортимер… ты ведь знаешь леди Мортимер? Вы с ее Элис были вместе в пансионе… Так вот, у леди Мортимер зашел разговор о тебе. Ты слышала, что на днях приехал старший брат Элис, сэр Реджинальд Мортимер? Он много наслышан о тебе. Оказывается, Элис частенько писала о тебе в своих письмах, отзываясь в высшей степени положительно. И сейчас он мечтает познакомиться с тобой. Да, понимаю, что сезон только-только начинается и рано еще принимать решения, но сэр Реджинальд Мортимер — наследник состояния, имени и титула. И, судя по отзывам, весьма и весьма порядочный молодой человек.

— И как раз в таком возрасте, который нужен юной неопытной девушке твоих лет, — добавил сэр Генри. — Ему недавно исполнилось тридцать, он полковник и вышел в отставку ради того, чтобы вступить в права наследования и заняться, наконец, семейными делами.

— Мы хотим познакомить вас, — улыбнулась леди Элинор. — На днях он приезжает из поместья, куда отбыл по делам на несколько дней. И ради этого леди Джейн Мортимер устраивает большой прием. Мы приглашены. Ты, разумеется, тоже.

— Вы собираетесь выдать меня замуж за Реджинальда Мортимера? — пролепетала Роза.

— Пока еще не выдать, пока только познакомить… — начала мама.

— Помолвку можно совершить быстро, если сумеем договориться, и если не возникнет других кандидатур, — решительно перебил отец. — Сэр Реджинальд военный человек. Он привык командовать подчиненными. С таким супругом ты, моя милая, будешь как за каменой стеной. И он лучше нас с матерью сумеет о тебе позаботиться…

«И выбьет всю дурь из твоей хорошенькой головки!» — эти слова сэр Генри, конечно, не произнес вслух, но они прозвучали в душе Розы, как смертный приговор. Не то, чтобы она вообще не хотела замуж — она не хотела замуж так быстро и на таких условиях.

— Но… я не знаю… — еле выдавила она. — Это так неожиданно…

— Не беспокойся, дорогая, у вас будет время познакомиться, — заявил ее отец, которому в глубине души тоже не хотелось торопиться с браком, тем более, что инициатива исходила от жены, а в таких вопросах женщинам не стоит доверять. — Собственно, это все, что мы хотели сказать! Элинор? — кивнул супруге, он направился к выходу.

Женщина встала, напоследок потрепав Розу по руке.

— Мы тебя очень любим, девочка моя, — сказала она и вышла вслед за супругом.

Девушка осталась одна. Она сидела, как парализованная. Страх, гнев, тоска и отчаяние сменялись в ее душе. Да, она знала, что должна выйти замуж. Да, она знала, что отец и мать найдут для нее самого лучшего, самого подходящего жениха. Да, она знала, что обязана подчиниться их выбору — в этом состоит ее долг, как дочери. Но она не предполагала, что это случится так скоро! Она может стать невестой еще до начала нового сезона! И будет танцевать на балах исключительно со своим женихом. И вести себя подобающе. И…

Стук в дверь.

— Роза? — это был голос кузена Джеймса. Голос был какой-то виноватый. — К тебе можно?

— Да-да, — она постаралась придать своему лицу и позе ту спокойную небрежность, которая отличает каждую леди. Девушка из высшего света обязана уметь владеть собой в любых жизненных ситуациях.

Кузен проскользнул в дверь.

— Я думал, тебя заперли и посадили на хлеб и воду, как часто поступала моя маменька, если я слишком шалил… — он хихикнул. — Ну, что они тебе сказали? Леди Элинор была так взволнована…

— Меня хотят обручить с сэром Реджинальдом Мортимером! — выпалила девушка. — И вообще выдать за него замуж!

— Уф, напугала, — подмигнул кузен, как ни в чем не бывало устраиваясь в кресле. — А я-то уже себе напридумывал… Если это из-за меня, то прими извинения. Я не думал, что до этого дойдет.

Роза вспомнила, чем закончился их разговор с отцом, после которого ее отправили к себе.

— Сильно тебе досталось?

— А, ерунда, — к Джеймсу вернулось хорошее настроение. — Ну, выслушал я от дядюшки нотацию по поводу того, как должен себя вести настоящий джентльмен. Ну, покаялся… И что? Наследства он меня лишить не может, поскольку я старший сын, а у Фицроев майорат. И помолвку нашу растрогнуть тоже не в состоянии, ибо ее не было. Другой вопрос, что может отослать обратно матушке, но тогда выяснится, что как воспитатель он никуда не годится, а этого сэр Генри принять не в состоянии. Так что все ограничилось уменьшением моих карманных расходов… как будто я от матушки ничего не получаю «на булавки»! — он проказливо усмехнулся. — И еще какое-то время придется изображать раскаявшегося пай-мальчика… Но это всего на недельку-другую.

— Послушай, — поколебавшись, промолвила Роза, — а скажи, раз уж мы все равно оба наказаны, где вы были? И что это за странная женщина, которая там работала? Что это за фабрика?

— Да та самая, «Макбет Индастриз», — отмахнулся Джеймс. — Ты что, ничего о ней не слышала?

— Э-э… немного. Там производят какой-то эликсир?

— Топливо для движителей. Новое слово в паростроении. Уже проектируются новые паромобили, будут переделывать паровозы и пароходы. А в воздухоплавании вообще намечается прорыв — теперь дирижаблей станет намного больше, летать они станут чаще и вообще… Знаешь, какие слухи ходят! Новая эра! Твой Реджинальд, если он не полный болван, непременно захочет завести себе паромобиль… Это скоро станет модно.

— А ты — нет? Не хочешь паромобиля?

— Нет. Мне лошади больше нравятся. Породистые. К тому же там с этой живой водой много непонятного… — он сделал паузу, но, поощряемый неподдельным интересом в глазах кузины, продолжал. — Говорят, что там, на фабрике, люди заболевают.

— Как?

— Ну… по всякому. Вредное производство.

— А та женщина? Ты говорил, что там и женщины работают…

— Ну, какая она женщина… примерно твоих лет. В штанах ходит…

— В штанах? — изумилась Роза. — Это что, прямо как… как мужчина, да? — как ни старалась, девушка покраснела. Конечно, она слышала о существовании каких-то блумерсов, но никогда их не видела.

— Ну да. Выглядит, конечно, экстравагантно, но… знаешь, что-то в этом есть. Среди среднего класса и низших слоев в последнее время частенько попадаются такие особы. Особенно среди тех, кто вынужден работать. Я уже несколько раз таких встречал, — похвастался он.

— Как я тебе завидую! — вырвалось у Розы. — Ты мужчина, ты намного свободнее. Можешь выходить из дома и видеть… всякое… Боже, как бы я хотела…

— Быть мужчиной?

— Ну, — Роза смутилась, опустила глаза, — конечно, нет. У вас, мужчин, так много обязанностей… все эти сложные дела, в которых мы, женщины, не понимаем ничего… Но зато у вас другие развлечения. Все эти скачки, клубы…

— Злачные места… — подхватил Джеймс.

— Вы имеете столько прав, — продолжала Роза, вздыхая. — Можете ходить, где хотите и когда захотите. А мы, женщины, вынуждены сидеть дома или наносить скучные визиты. И то все время с кем-либо и никогда в одиночестве! А мне так хочется посмотреть на мир бы хоть одним глазком! Но — увы! — леди не стоит появляться там, куда ходят джентльмены.

— Что ж, если не испугаешься, это можно устроить, — подмигнул Джеймс.

От изумления Роза не смогла вымолвить ни слова.

— Но кузен, — выдавила она, как только смогла говорить, — ты ведь это не всерьез?

— Почему: Очень даже всерьез. Ты права — леди не стоит появляться там, куда ходят джентльмены, да еще и в одиночестве. Но если ты будешь не одна, да и как бы не ты сама, а… кто-то, на тебя похожий, то… почему бы и нет!

— Что? — Роза вскочила. — Это правда? И когда?

При виде ее загоревшегося лица Джеймс напустил на себя важный вид.

— Ну, не знаю, — протянул он с напускной строгостью, — эти дела так легко не устраиваются… Может, сегодня, а может, на той неделе… Мне же надо все подготовить. Ты подождешь?

— Конечно, подожду, — закивала девушка. Ей вдруг стало так легко и весело. Жизнь снова заиграла яркими красками в ожидании самого большого приключения за все восемнадцать лет.

Сигнала к окончанию смены умаявшиеся парни не услышали. Каждый успел оттащить по одной бочке прежде, чем явился мистер Уильямс и заорал на весь цех:

— Кончай работы! Гаси костры! Прибирай все до завтра!

— Ох, наконец-то! — Сэм с трудом выпрямился, упираясь кулаками в поясницу.

— Эй, ты! — тут же настиг юношу окрик. — Команда не для вас! Бочки в сторону откатить, краны проверить, патрубки завернуть…

— Но, — Сэм оглянулся на Виктора, пожал плечами.

— А, вы новенькие! Вспомнил, — управляющий обреченно махнул рукой. — Иди за мной. Гляди. Один раз показываю, завтра то же самое сам делать будешь!

Сэм и Виктор, оставив бочки, поднялись по сходням вслед за мистером Уильямсом и через его плечо внимательно наблюдали, как тот заворачивает все краны, щелкает тумблерами и закрывает задвижки, попутно комментируя свои действия:

— Котлы за ночь остывают, так что назавтра надо все начинать с начала. Фильтры извлекаются вот отсюда и выкидываются. Раньше Джонс за этим следил, бедняга. Теперь это твоя забота, — ткнул не глядя в сторону парней. — Смотреть в оба. Этот вот рычаг должен находиться либо в горизонтальном положении, либо в вертикальном, как сейчас. Поворачивать по часовой стрелке. Ясно?

— Ага…

— Фильтры в подсобке. Заменяете вот так — этот противень выдвигаете, все из него выгребаете и на тачку. Промываете и новый фильтр вставляете. Аккурат по центру. Поняли?

— Да.

— После чего все задвигаете назад и откручиваете краны, чтобы вода пошла. Поняли?

— Поняли.

— Раз так, то сейчас марш по домам, а назавтра сразу сюда. Пока поработаете вдвоем, позже может быть, напарника вам какого-нибудь из новичков подберем.

Юноши направились к выходу. Пока мистер Уильямс учил их, как обращаться с котлами, часть рабочих уже успели покинуть фабрику. В их цеху вовсе не осталось никого, кроме них самих.

Ворота, через которые они входили утром, были распахнуты не настежь, а только на одну узкую щель, в которую могли одновременно проходить двое-трое. Из-за этого на дворе все еще оставались люди.

Причина такой задержки была понятна — на воротах стояли чистильщики, досматривая каждого выходящего.

— Долго еще? — Сэм привстал на цыпочки, пытаясь высмотреть, что там происходит. — Мамка будет волноваться…

— Подождет твоя мамка, — буркнул стоявший рядом рабочий. — Никуда не денется.

— А почему досматривают? Случилось что-нибудь?

— Новенький? — рабочий покосился на Сэма. — Оно и видно. Тут такое чуть ли не каждый день. Мутантов ловят.

Юноши переглянулись. Каких еще мутантов? Одного, Джонса, уже поймали сегодня с утра. Неужели он был не один?

— А хрен его знает, — рабочий зло сплюнул. — Мутанты — они прячутся. Кому охота на Нездешние Равнины уходить?

Сэм вздрогнул, невольно схватил Виктора за руку. Именно так: «Отправлен на Нездешние Равнины!» — им сказали про Майкла.

— Т-там их… лечат? — осторожно поинтересовался он.

— А хрен его знает, — повторил рабочий и склюнул еще раз. — Одни говорят одно, другие — другое. Пока сам не попадешь — не узнаешь. Только не поймешь.

— Почему?

— Да мутанты — они ж не люди. Они… да не знаю я. Отвяжитесь!

Зло махнул рукой, стал протискиваться в первые ряды, чтобы поскорее быть досмотренным и уйти домой. Впереди возникла потасовка — первым пройти желал каждый. Спор и начавшуюся драку разрешили чистильщики, просто за руку выдернув из толпы нескольких человек.

— Эй, парни! — их с двух сторон хлопнули по плечам — Виктора по левому, Сэма по правому. Обернувшись, юноши уставились на мисс Смитсон. Она была по-прежнему в штанах и рабочей блузе, только вот волосы вместо кепки с козырьком и очками прикрывал выцветший платок, куртка была другая, кожаная, с вытертым мехом ворота и мелкими трещинками на локтях. Да и сумки тоже не наблюдалось.

— Ждете? — усмехнулась девушка. — Долго ждать придется. Айда за мной!

И зашагала куда-то вдоль стены, в сторону от ворот. Переглянувшись, приятели последовали за нею.

— Там своей очереди ждать — до ночи простоишь, — на ходу говорила мисс Смитсон. — И так почти каждый день. Поэтому те, кому ждать неохота, через ограду выбираются. Опасно, конечно, да рисковать приходится.

— А чем опасно? — заволновался Сэм. — Охрана нагрянуть может?

— Охрана — само собой. Но таким образом и мутанты могут ускользнуть. На воротах чистильщики подозрительных выявляют и наблюдают за ними, чтобы вовремя успеть остановить. Ну, когда превращение вступит в активную стадию. Это обычно быстро происходит, но не сразу.

— Откуда знаешь?

— У меня брат заболел, — дернула плечом мисс Смитсон.

— У меня тоже, — выпалил Сэм. — Майклом его звали. Майкл Петерс. Может, слыхали, мисс…

— Маргарет. Мэгги Смитсон.

— А меня Сэмом звать. А его — Виктором Чесом.

— А что, — Мэгги остановилась, повернулась и в упор уставилась на Виктора, — он сам сказать не может?

Ее круглое лицо с вздернутым носиком, конопушками по щекам и с ямочкой на подбородке оказалось так близко, что Виктор задохнулся. Ему пришлось пойти зарабатывать деньги с восьми лет и времени на то, чтобы встречаться с девушками, не оставалось. Пожалуй, единственной таковой могла считаться Джоанна Петерс, младшая сестренка Майкла и Семми Петерсов, но они были соседями, выросли вместе, и как девушку Виктор ее не воспринимал. Мэгги в этом отношении оказалась первой встречной, и он неожиданно смутился, чувствуя, что еще немного — и покраснеет.

— Он… то есть, я хотел… я просто, — забормотал он. — Задумался. Вот. Ты где работаешь?

— В лаборатории. Живую воду анализируем и изучаем ее свойства в зависимости от того, какие в нее потом добавляются примеси. И как она реагирует на внешние раздражители. Живая вода — это ведь не просто особым образом очищенная и заряженная вода. Ее обрабатывают, иногда добавляя примеси или облучая… но это нудно и скучно. Я только анализы воды провожу, а работают с нею другие.

— А кровь мутантов, она…

— А это, — девушка внезапно рассердилась, — мое личное дело. И ты в него не суйся, понял? Все, пришли!

За разговором они отошли довольно далеко от ворот, углубившись в лабиринт каких-то складов и старых построек. Свернули за угол, оказавшись в узком проходе между забором и глухой стеной одного из складов. Тут был свален кучами мусор — разбитые бочки, ветошь, невесть откуда попавшие сюда прошлогодние листья, камни, палки, гнутые ржавые железки, среди которых узнаваемыми были только проволока и лошадиные подковы. Ширина прохода была всего в три локтя, и пробираться приходилось с трудом.

Забор тут тоже был каменным. Найдя выщербленный кирпич, Мэгги отсчитала от него несколько вниз, потом в сторону и, привстав на цыпочки, потянула на себя один из слагавших стену булыжников.

— Помогайте!

Втроем они легко и быстро вынули несколько камней, проделав проход, в который пролезли один за другим. Друзья оказались в тесном проулке между домами. Судя по всему, сюда выходили задние дворы и чья-то конюшня. Нырнув в щель, Мэгги повозилась, подтаскивая камни так, что снаружи мало, что можно было рассмотреть.

— Завтра утром буду возвращаться и на место поставлю, — сказала она. — Тут место глухое, почти не бывает никого.

— Ты здесь часто ходишь? — Виктор осмотрел кладку. Если не знать, что камни не закреплены раствором, ничего не заметишь.

— Я? Часто. И не только я. Все, кому с чистильщиками встречаться неохота, здесь лазают.

— И мутанты?

— Бывает, что и мутанты. Превращение ведь не сразу начинается. Какое-то время заболевший просто человек. Только чувствует себя странно — вроде как простудился или устал. Изменения начинаются потом. Сначала — внутри. У кого-то резь в животе днями не проходит, кто-то задыхается на ходу. Только потом снаружи. А чистильщики это заранее чувствуют и хватают всех подозрительных. Бывают, что и ошибаются, да. Только кто ж проверять-то будет…

— Проверяла?

— Я? — фыркнула девушка, но тут же сникла. — И моего брата никто проверять не стал. Забрали — и все.

Юноши переглянулись, пораженные приоткрывшейся им тайной.

Мэгги не стала дожидаться, пока они заговорят. Она тряхнула выбившейся из-под косынки косой и уверенно зашагала по проходу до поворота, где махнула рукой:

— Ну, бывайте. Вам налево, мне направо.

И зашагала прочь, не дожидаясь ответных слов от юношей.

ГЛАВА 4.

Прошло несколько дней, и Роза уже успела увериться, что Джеймс все забыл. Кузен вел себя так, словно между ними не существовало негласного договора. Каждый день он ездил куда-то — либо один, зачастую возвращаясь очень поздно, либо с сэром Генри. Куда отправлялся отец — все в доме знали. Лорд Фрамберг жил не только на доходы от поместья, но и, вопреки традициям своего сословия, не гнушался тем, что в высшем обществе презрительно называли дополнительным заработком. С одной стороны, служить короне было почетно, но с другой стороны, если ты не заседаешь в парламенте, принимая законы, или не воюешь за империю, то уж лучше больше ничем не заниматься. Только это и считалось достойным для представителей высшего света. Заботы о поместье, охота, управление страной и война — вот все, чем должен интересоваться истинный саксонский лорд.

Лорд Фрамберг в этом отношении несколько отличался от остальных. Шерсть с его предприятий большими партиями расходилась не только по Британскому острову, но и далеко за его пределами. В обмен на нее из Вест-Индии везли хлопок, табак, сахарный тростник и прочую мелочь. Все это либо продавалось, либо перерабатывалось. Дел было много, работа требовала внимания, и сэр Генри редко, когда проводил дома весь день. Вечерами он отправлялся либо в клуб, либо на званый ужин. В такие дни его сопровождали супруга и дочь. Днем же леди Элинор писала письма, наносила визиты, посещала модисток и портних, готовясь к началу нового сезона. Роза была вынуждена помогать матери — как-никак, это ее второй сезон, ей придется конкурировать с дебютантками, а также, что еще важнее, с теми, кто в прошлые годы потерпел неудачу на матримониальном фронте и готов ради выгодного брака пуститься во все тяжкие.

С одной стороны, девушке нравилось перебирать образцы тканей, рассматривать альбомы с модными фасонами и часами бродить по магазинам. Но с другой стороны она не видела во всем этом особого смысла. Зачем покупать ей горы нового белья, зачем заказывать шесть шляпок самых причудливых фасонов и целых ворох платьев, если она почти помолвлена?

— Официально — нет, — говорила леди Элинор в ответ на робкие возражения дочери. — На первый бал сезона вы, моя милая, отправитесь как все. Мы с сэром Генри решили, что именно там вас и представят сэру Реджинальду.

— А сам сэр Реджинальд знает? — поинтересовалась девушка.

— Да, — заявила мать с такой уверенностью, что дочь почувствовала неладное. Неужели ее помолвка под угрозой? Нет, лорд Мортимер не был пределом ее мечтаний и героев сладких грез, как пишут в романах. Но знать, что тебя могут отвергнуть — это для любой женщины самое тяжкое оскорбление.

— Ну, во всяком случае, он прекрасно осведомлен о твоем существовании, о том, что ты — богатая наследница и о том, что его земли граничат с нашими.

— Даже так?

— Сэру Генри удалось кое-что купить этой зимой, — уклончиво ответила леди Элинор. — И наши новые угодья расположены весьма удачно для того, чтобы их можно было объединить с землями Мортимеров.

Час от часу не легче! Выходит, подготовка велась уже давно, просто Розе сообщили обо всем в самый последний момент, когда отступать было поздно.

Задумавшаяся о своем будущем — о том, что знает о нем больше, чем нужно для того, чтобы чувствовать себя счастливой — девушка пребывала в таком настроении, что вскоре после ужина кузен Джеймс мягко поинтересовался ее самочувствием.

— У вас все в порядке, кузина?

— Да, благодарю вас.

— И…чувствуете вы себя прекрасно?

— Не понимаю, о чем это вы! — возмутилась она. — Мы с вами не настолько близки, чтобы вы, Джеймс, могли себе позволить подобные намеки!

— О нет, я не претендую, — он шутливо вскинул ладони. — Просто сегодня хотел совершить небольшую развлекательную прогулку… и если вам нездоровится, кузина, я, с вашего позволения, пойду собираться. Один.

Роза мигом вспомнила разговор почти двухнедельной давности.

— Вы куда-то уходите?

— Да, решил немного прогуляться. Подышать свежим воздухом. Побыть наедине с собой, подальше от всех этих условностей, — он неопределенно махнул рукой. — В наших гостиных порой бывает так душно и тесно, что душа буквально рвется наружу. Можно было бы пойти в клуб, но там есть риск встретить те же лица и услышать те же речи… А хочется чего-нибудь нового, свежего. Необычного…

— Ах, этого порой хочется всем, — с намеком произнесла Роза. — Особенно, когда дни напролет проводишь в четырех стенах и, если их покидаешь, то только для того, чтобы ненадолго переместиться в другие такие же четыре стены. С — вы правы — теми же лицами и теми же разговорами.

Кузен и кузина внимательно посмотрели друг на друга.

— Вы уверены, мисс Роза?

— Уверена в чем, сэр Джеймс?

— В том, что вам этого хочется?

— О чем вы говорите?

— О ночной прогулке на свежем воздухе подальше от привычного мира!

— Еще бы! После того, как выйду замуж — за сэра Мортимера или за кого-то другого — мне уже в любом случае будет не до прогулок.

— В таком случае… хм… — на лице Джеймса появилось проказливое выражение мальчишки, придумавшего, как бы созорничать, — извольте немного подождать в своей комнате.

Роза тут же отправилась к себе, передав матери через горничную, что почувствовала себя усталой и желает лечь пораньше, а значит, не сможет составить ей компанию вечером в гостиной.

Горничная приготовила постель и ночную сорочку, но когда предложила помочь раздеться, Роза выставила ее вон, ответив, что справится со всем сама. Потянулись минуты тягостного ожидания. Единственная свеча скупо освещала спальню, разобранную постель, разложенные на одеяле сорочку и чепчик и обязательный стакан молока на прикроватном столике. Молоко надо было выпить теплым, но Роза так волновалась, что совсем забыла про напиток. Минуты ползли так, что ей не сиделось на месте. Она в волнении ходила по комнате, ломая пальцы и от души сочувствуя героиням романов, когда те томились ожиданием. Да, теперь девушка вполне понимала их.

Где-то часы пробили десять. Потом — четверть одиннадцатого. Затем — половину. Неужели кузен Джеймс про нее забыл? Приличные девушки в это время уже спят или, забыв обо всем, при догорающей свече дочитывают последние главы модного романа, лежа в постели. А она…

Она чуть не закричала, когда в дверь постучали.

— Роза? К вам можно?

— Джеймс? — девушка бросилась открывать. — Конечно, можно! Я не сплю. Господи, как вы долго! Я уж думала…

— Дядюшке пришло в голову поговорить о делах, — пожал плечами кузен, протискиваясь в комнату. — Я ведь принимаю участие в его делах. Да и свои капиталы тоже кое-куда вложил и не должен про них забывать, — он отмахнулся, показывая, как мало для него значит вся эта финансовая канитель. — Вы готовы?

— Да!

— В таком случае, переодевайтесь!

Роза с опозданием заметила в руках Джеймса небольшой сверток, накрытый сюртуком, и пару ботинок. Мужских ботинок.

— Что это?

— Ваш выходной костюм. Неужели вы думаете, что я поведу с собой на прогулку женщину? Переодевайтесь!

Секунду-другую Роза колебалась. А потом решительно сгребла вещи в охапку:

— Давайте!

Четверть часа спустя двое молодых людей осторожно пробирались к черному ходу, держась вдоль стен. Розе было неловко. Если к брюкам после панталон она привыкла быстро — то же самое, разве что плотнее облегает ноги и намного длиннее, и движений совсем не стесняет — то рубашка, надетая на нижнюю сорочку без корсета, и ботинки ее нервировали. Как это можно — ходить без каблуков? И грудь чувствуешь как-то непривычно свободно. Она все время боролась с собой, чтобы не прикрыть ее ладонями — не отпускало ощущение, что она полуголая.

— А нас не заметят? — шептала она на ходу. — У нас все получится?

Почему-то ей казалось, что, увидев девушку в мужской одежде, все ее сразу узнают, начнут показывать пальцем и стыдить. А там дойдет до отца и мамы… Скандала не избежать.

— Не волнуйтесь, кузина, — Джеймс, тем не менее, шел осторожно и постоянно к чему-то прислушивался. — Я сто раз уже уходил этим путем. И меня ни разу не поймали.

— Вы сто раз, а я ни разу. Джеймс…

В глубине дома хлопнула дверь. Девушка вздрогнула, хватая своего спутника за руку.

— Все в порядке. Это где-то на половине слуг. Идите за мной, кузина и… Вот еще что, — Джеймс задержался внизу лестницы, — надо вам придумать имя.

— Имя?

— Имя, фамилию и все такое прочее. Там, куда я вас поведу, появление не просто девушки, одетой в мужскую одежду, но дочери сэра Генри Фрамберга произведет, мягко выражаясь, неизгладимое впечатление. И существенно скажется на репутации, как моей, так и вашей, если все станет известно обществу!

Роза содрогнулась. Что такое общественное мнение, она прекрасно поняла еще в пансионе.

— И как меня будут звать?

— Джоном, — пожал плечами Джеймс. — Джоном Фицроем, моим младшим братом, который впервые прибыл в столицу, еще ничего не знает, но, как и все провинциалы, любопытен и осторожен до трусости.

— До трусости? — изумилась Роза.

— А вы, братец Джон, настаиваете на том, чтобы лезть в драку и размахивать кулаками?

— Кулаками? Но это…

— Не достойно настоящей леди… и моего младшего братишки.

Поразмыслив, девушка поняла, что Джеймс прав. Она не станет драться. Это неприлично. И спорить с теми людьми, которые ей встретятся, тоже не будет — хотя бы потому, что ее может выдать голос. Значит, придется разыгрывать из себя трусишку?

— А ваш брат Джон не обидится, если мы выставим его трусом?

— Дорогая, у меня нет брата по имени Джон. Есть две сестры. А моему настоящему брату всего одиннадцать лет, и зовут его Максимилианом. В данный момент он обучается в пансионе иезуитов… Кстати, раз уж мы об этом заговорили… думаю, нам, как родным братьям, на время нашей прогулки стоит перейти на «ты». Как считаешь, Джон?

Роза беззвучно пошевелила губами, примеряя свое новое имя.

— Отлично, братец Джеймс! — она попыталась произнести это как можно грубее и, кажется, у нее получилось. Во всяком случай, Джеймс только подмигнул:

— Тогда вперед!

С этими словами тот распахнул дверь черного хода, и на девушку пахнуло прохладным сырым воздухом ночного города.

На шестой день рабочей недели всегда давали зарплату за отработанное время. Колокол, знаменующий окончание работы, прозвучал почти на два часа раньше обычного, но сегодня никто не торопился к воротам. Рабочие потянулись к конторе, где им выдавали деньги. Среди них были и те, у кого на руках были долговые расписки — брал ли неурочный выходной, опоздал ли на работу, нечаянно сломал или вывел из строя механизм — все эти нарушения заносились мастерами и начальниками цехов в отдельные книжечки, чтобы потом у рабочего вычли из зарплаты несколько пенсов или даже шиллинг-другой.

К удивлению Виктора и Сэма, им тоже вручили такие расписки — как выяснилось, за те две пролитые мимо котла бочки, которые юноши не удержали в тот день, когда ловили заболевшего Джонса. Сумма была невелика, по паре шиллингов с каждого. Но, учитывая, что им, как новеньким, платили меньше прочим, это было неприятно. Юноши старались изо всех сил, день-деньской таская бочки, а в свободное время помогая возле котлов — надо было перемешивать воду, вовремя удалять засорившиеся фильтры, следить, чтобы не гас огонь под выпаривателем. Оба к вечеру уставали так, что едва хватало сил поужинать. И если мать Виктора с пониманием относилась к тому, что сын, придя домой и наскоро перекусив, как подкошенный, падает на кровать и сразу засыпает, то у Сэма были сестренки, которые вечером липли к брату, приставая с разговорами, и родители, которым надо было помогать по хозяйству. Сэм часто не высыпался, до полудня работал еле-еле, и Виктору приходилось стараться за двоих. Ибо мистер Уильямс не раз и не два грозил оштрафовать тех, кто отлынивает от работы.

Так что сегодняшнее раннее окончание рабочего дня всеми было встречено с радостью.

— У Джоан платье коротко и башмаки прохудились, — перечислял Сэм. — Дед хворает, а аптекарь больше не хочет отпускать микстуру в долг. Хлеба осталось всего полтора фунта, масла и чаю того меньше. Да домовладельцу надо хоть немного уплатить…

— А за Майкла вам не заплатили разве? — удивился Виктор. — Обещали ведь компенсацию!

— Обещать-то обещали и даже выплатили, да только с нас взяли штраф за то, что Майкл чистильщика покалечил. Так что деньги были, да все вышли. Интересно, хватит ли этого?

Как оказалось, тревожились юноши не напрасно. За вычитом штрафа каждый получил по четыре шиллинга и три пенса.

— Неплохо! — повеселел Сэм. — Если раз в неделю столько приносить — мы неплохо прожить можем! И концы с концами мамка сведет, и на черный день хоть пару пенсов отложить можно…

Виктор помалкивал, представляя лицо матери. Как она обрадуется этим деньгам! Это ведь едва ли не в три раза больше, чем она зарабатывала починкой чужого белья.

— Только бы не заболеть, как Майкл, — озаботился Сэм.

— Не заболеем, — отмахнулся Виктор. — Мы же не в горячем цеху работаем. Здесь безвредно.

— Ага, Джонс тоже безвредной работой был занят, а заболел.

— Он долго работал. И потом, мистер Уильямс говорил, что Джонс частенько с рабочего места отлучался. Может, забрел в тот самый цех и заразился…

— Как?

— Я почем знаю?

Вечерело. Весна в этом году была поздняя, но дружная, и в воздухе даже на заводе пахло свежей землей, талой водой, травой и чем-то неуловимым, что заставляет радоваться жизни.

— Эй, парни! Айда с нами!

Бригада котельщиков из их цеха махала от ворот. Чистильщиков у проходной сегодня не было, рабочие выходили беспрепятственно. Мелькнул знакомый выцветший платок мисс Смитсон. Девушка сегодня едва ли не впервые была в платье, темно-синем в крупную серую клетку. Из-под развевающегося подола выглядывали крепкие стройные ножки в коричневых чулках и неизменных ботинках. И Виктор невольно загляделся на ее ладную фигурку, хотя и понимал, что между ним, простым рабочим парнем и этой чистенькой девушкой — пропасть. Сэму пришлось два раза окликнуть его прежде, чем он ответил.

— Нас зовут, — пояснил друг.

Они подошли к группе рабочих. Все были знакомы — две недели работали в одном цеху, общались по работе и просто так, если оставалось время.

— Новенькие, — старший смены, Томас О’Нелл улыбнулся. — Первая зарплата?

— Да, — Сэм невольно разулыбался в ответ. — Первая.

На самом деле далеко не первая, просто оба юноши, устраиваясь на эту работу, получили недельную зарплату авансом и в прошлую субботу остались без денег.

— Надо отметить это дело. Пошли, обмоем. Новички всегда проставляются, таков порядок!

— Можно и сходить, — кивнул Сэм. — Ты идешь, Виктор?

Тот сжал деньги в кулаке:

— Нет. Меня мама ждет. Она… нам так нужны деньги…

— Виктор, ты чего? — удивился Сэм. — Нас же друзья зовут!

— Уговаривать не станем, — сказал Томас и подмигнул остальным. — В конце концов, это его право — держаться за мамкину юбку.

Столь небрежное упоминание о матери задело Виктора. Они что, считают его маленьким ребенком?

— Я обещал, — сказал он твердо. — И не могу потратить всю свою первую зарплату на выпивку!

— Да кто говорит о всей зарплате? Пропустим по паре кружечек — и по домам! У всех семьи, дети малые… Но неделя прошла. Можно завтра туда не тащиться, не бояться этой чертовой заразы. Целый день покоя! Есть, чему радоваться! Пошли!

Его окружили, хлопали по плечам, толкали и шутливо приобнимали, как лучшие друзья. Сэм был с ними, радовался и смеялся. И Виктору не осталось ничего другого, как подчиниться.

Уже заворачивая за угол в конце улицы, он заметил темно-синее клетчатое платье и сползший на плечи выцветший платок. Выражение глаз мисс Смитсон рассмотреть не успел, но показалось, что в них мелькнуло разочарование и досада.

Они встретились в церкви Святого Иеронима. Арчи пришел, как всегда, с небольшим опозданием, задержался на пороге, изображая набожного христианина, а сам, пока мочил пальцы в купели со святой водой и крестился, окинул цепким взглядом сидения. Кажется, вот этот. Прямой, как палка, бритый затылок, идеально чистый воротничок, взгляд устремлен в одну точку. Посмотрим. Он прошел между рядами, присел в сторонке, выбрав место, где тень от колонны почти полностью скрывала сидевших. Стал ждать.

И понял, что не ошибся, когда рядом с ним присели.

— Вы позволите?

— Пожалуйста.

Скосил глаза. Так и есть. Чистый воротничок, взгляд в одну точку. Сухие жилистые кисти, бледные, с синими выступающими венами и костями скрещены на набалдашнике массивной трости. Лицо под стать рукам — такое же бледное и костистое. Ни дать, ни взять — вампир. Вот только вампиры не могут войти в церковь. Вампиры не носят на пальцах перстни с вырезанным на них крестом. И глаза у них красные, а не светло-серые. И пахнет от них, если принюхаться, не дорогой туалетной водой, а землей и гнилыми зубами.

— Судя по тому, что вы подсели именно ко мне, вам есть, о чем со мной поговорить? — помолчав, заговорил Арчи.

— Мне есть, о чем поговорить с Арчибальдом Бетсоном, джентльменом, оказывающим особые услуги тем, чьи проблемы слишком… необычны…

— И с коими не следует обращаться в полицию, — любезно закончил Арчи. — Я к вашим услугам. Как мне вас называть?

— Король Британии.

Арчи кивнул. Тут все понятно — никто не хочет называть своего подлинного имени. Даже он зовется Арчибальдом Бетсоном исключительно для своих клиентов. Но квартирная хозяйка знает его под другим именем, а матушка, проживающая в престижном пансионе, — под третьим. Причем старушка время от времени заговаривается и путает имена, называя его именем брата, который давным-давно умер.

— Я вас слушаю… ваше величество, — поддержал он игру.

— Надо найти кое-что, — собеседник не понял или не заметил иронии.

— Кое-кого? — поправил Арчи. — Человека, который…

— Кое-что. Но, в конечном итоге, искать всегда придется человека.

— Кто?

— Вы все найдете в этой папке, — собеседник слегка шевельнулся. Одна рука скользнула куда-то вбок. Послышалось шуршание оберточной бумаги. — Здесь все. Счастливо оставаться. Через трое суток с вами свяжутся. Приходите сюда. В это же время. Приду я или кое-кто другой. Вы легко узнаете этого человека!

Обе руки опять лежали на набалдашнике трости. Арчи покосился на них — указательный палец левой руки выразительно постучал по перстню с вырезанным на нем крестом.

Опознавательный знак. Секта или… в любом случае, Арчи всем и каждому говорил, что ему все равно, кем является его клиент. Лишь бы деньги платили!

В этом он убедился дома, когда вскрыл пакет. Под коричневой оболочкой обнаружилось несколько писем с подчеркнутыми отдельными строками, дагерротипная фотография, несколько листков с описанием задания, а также банковский билет на сумму в тысячу фунтов.

Хм, неплохое начало работы. Правда, весь опыт Арчи говорил о другом — что и проблемы, с которыми ему придется столкнуться, столь же существенны.

Широкие ярко освещенные улицы, роскошные особняки, скверы и витрины магазинов остались позади. Промелькнула набережная, вдали темной громадой встал кафедральный собор, и вот уже они углубились в предместья.

Роза вертела головой, впитывая впечатления. Конечно, она знала Лондон, но знала только Сите, престижную Белгравию и окрестности Гайдн-парка, Ковент-Гарден и аллеи вдоль дворца, ну еще и район модных магазинов. Однако по ночам там она практически не бывала — разве что проездом, возвращаясь из театра или с бала домой. Но в этом районе она не бывала никогда и даже не знала, как он называется. Девушка не знала, где находится и цеплялась за руку кузена, который довольно уверенно вел ее куда-то. Они то шагали неспешной походкой, то торопились почти бегом. С точки зрения Розы, они уже давно заблудились и шли просто куда глаза глядят.

— Куда вы меня ведете, Джеймс? — задыхаясь от ходьбы и впечатлений, поинтересовалась Роза.

— Вы устали, братец Джон. Поэтому я веду вас в одно тихое местечко, где можно неплохо выпить и закусить.

— Выпить? Закусить? Но…

— Знаю, что вы хотите сказать, — Джеймс свернул в узкую боковую улочку, такую темную и грязную, что Роза невольно закашлялась, закрывая лицо рукой. — Что приличные леди не ходят в такие заведения и тем более не выпивают. Но сейчас вы — мой любимый младший братишка. Вам простительно волноваться и краснеть, но вот отказываться от угощения… это подозрительно. Мы ведь не хотим, чтобы наш маскарад был разгадан?

Девушка кивнула, смиряясь.

Тихое местечко оказалось трактиром, стоявшим на углу двух улочек — той, по которой они прошли и другой, столь же узкой и грязной, вдобавок откуда-то тянуло запахом рыбы и сырой воды.

— Ничего удивительного, тут рядом река, — Джеймс указал тростью вдаль. — Если пройти направо до конца улицы, можно как раз выйти к набережной, а если направиться налево, то попадешь в доки… но только я бы туда идти не советовал.

— А п-почему?

— Холодно. И сыро. А здесь, — он распахнул визгливо скрипнувшую дверь, — тепло и сухо.

Да, тепло. Да, сухо, что почувствовала Роза, переступив порог. А еще тут было сумрачно — тьму разгоняло всего несколько свечных огарков и огонь в камине — многолюдно и резко пахло чем-то жареным, а еще кислым и… хм… вином?

Разделенный подпорками на две половины зал был заставлен столиками. Вдоль стен тянулись стойки, возле которых стояли, облокотившись, мужчины. Мужчины сидели и за столами, выпивая и закусывая.

— Джонни, — Джеймс хлопнул «братца» по плечу, — это самый лучший трактир в этой части столицы… Эй, пива и устриц!

— Пива? — выдохнула Роза. — А что это?

— Сейчас узнаешь, Джонни. Это, конечно, не старый добрый эль, но тут подают отменный портер. Он достоин того, чтобы быть поданным к столу самого короля… Боже, храни королеву!

Они заняли один из свободных столиков, и подошедшая подавальщица поставила перед ними две большие глиняные кружки с пенным напитком. Роза осторожно взялась за нее двумя руками, принюхалась. Потом лизнула пену.

— Пей! — Джеймс подмигнул, делая большой глоток.

Девушка осторожно пригубила пиво. Подняла глаза на кузена, во взгляде которого читалась насмешка, и неожиданно, схватив кружку двумя руками, принялась пить большими глотками, как микстуру.

— Тихо-тихо! — Джеймс попытался остановить ее. — Не так быстро.

Но Роза и сама уже поперхнулась и закашлялась. В ответ кузен быстро хлопнул ее по спине.

— Ой! — взвизгнула она. — Да как вы…

— Ты, — быстро поправил тот.

— Да как ты — ик! — смеешь? Да я… я подавилась! Мне было плохо. Это…

— Это пиво. А ты глотаешь его, как молоко. Не торопись, почувствуй его вкус, аромат… наслаждайся!

Девушка сделала несколько глотков, подражая кузену. Прислушалась к своим ощущениям.

— А знаешь, это пиво… оно очень даже ничего. Мне нравится! Это так интересно!

— Что ж, тогда давай закусим — как раз несут наших устриц! — и отправимся еще куда-нибудь?

Расхрабрившаяся Роза кивнула, энергично принимаясь за еду. Приключение начало ей нравиться.

ГЛАВА 5.

— Ну, куда мы теперь пойдем?

Роза храбро сунула руки в карманы куртки, озираясь по сторонам. Они только что вышли из трактира.

— Ты еще хочешь куда-то идти? — удивился кузен.

— Чего тут стоять? — девушка чувствовала себя странно. Куда-то девалась ее стеснительность, она ощущала себя смелой. — Пошли!

— Куда?

— Не все ли равно? Хотя бы вон туда? — она махнула рукой вдоль по улице.

— А может, хватит на первый раз? — Джеймс осторожно взял ее за локоть, но девушка вывернулась:

— Пусти!

— Нам пора домой.

— Но я не устала. Я хочу еще…

— В следующий раз.

— Следующего раза может и не быть! Как ты не понимаешь, Джеймс, для меня это… это единственный шанс! Мне здесь нравится! Тут так… хорошо дышится! И пахнет…

Роза попыталась сделать глубокий вдох, но в эту самую минуту прилетевший откуда-то из трущоб ветер принес такой букет ароматов, что девушку затошнило. Она еле успела зажать рот ладонью и отступить к стене, а в следующую минуту ее вырвало.

— О боже…

Джеймс мужественно поспешил на помощь. Он поддержал кузину, пока ее рвало, потом помог вытереть рот платком и, крепко схватив за локоть, потащил прочь.

— Что происходит? Что… это? — лепетала Роза, пугаясь и изумляясь новым ощущениям.

— Все в порядке, кузина. Все будет хорошо.

— Какое… хорошо? Мне плохо! Куда ты меня тащишь? — бормотала девушка, забыв уже про то, что сама куда-то рвалась.

— Мы идем немного освежиться, а потом домой. В теплую постельку, баиньки… Ты немного перебрала, сестренка. Завтра тебе лучше притвориться больной. Сказать, что у тебя мигрень к перемене погоды или что-то в этом роде. Голова будет болеть, во рту помойка…

— Что-что?

— Потом узнаешь.

Джеймс дотащил девушку до конца улицы. Тут у самых крайних домов плескались темные воды ночной реки. Тянуло прохладой и сыростью. Пахло тиной, рыбой и землей, а также чем-то специфическим, как пахнет всякая река, протекающая через город, испокон веков доверявший ей свои нечистоты. От смеси непривычных запахов Розу снова замутило. Она кое-как, с превеликим трудом, заставила себя немного освежить лицо, поплескав водой, но дальше дело не пошло, и девушка присела на набережной там, где стояла. Голова кружилась.

— Погоди, — прошептала она. — Дай отдохнуть.

— Ты главное, дыши глубже. Сейчас все пройдет, — Джеймс придерживал ее за локоть.

Они немного посидели у пирса, дыша прохладным воздухом. Несмотря на близость доков и запахи дегтя, тухлой рыбы, гнили и сырости, тут все-таки дышалось легче. А от речной прохлады хмель понемногу выветривался из голов.

— Пройдемся, — Роза почувствовала себя лучше и первая потянула кузена прочь отсюда. Джеймс не спорил — оставаться на одном месте в такое время было чревато проблемами. Кроме того, им действительно пора возвращаться. На его хронометре — пока еще не украденном — был второй час ночи. Пока они доберутся, будет все три.

Придерживая кузину за локоть, он повел ее прочь, но быстро выяснилось, что Роза не желает возвращаться домой. Девушке захотелось пройтись вдоль берега реки, и она упрямо тянула его в противоположную сторону.

— Ну, Джейми, мы так редко гуляем в этом месте! — остатки выпитого еще бродили в ее крови, заставляя забывать о правилах приличия и вести себя раскованнее. — Мне тут так нравится! Здесь чудесно и…

— И об этом будут знать все, если ты и дальше будешь так орать.

— Я что, так громко говорю?

— Еще бы! Леди так не вопят.

— Но сейчас я не леди, я сейчас Джон Фицрой и хотела бы…

— А я хотел бы вернуться домой, пока есть возможность!

С этими словами Джеймс решительно свернул в ближайший переулок. В этих местах он немного ориентировался и знал, куда идти. Это, скорее всего, Рыбный переулок. Если пройти его целиком, можно выбраться на Речную улочку. А уже оттуда прямая дорога до Нижнего рынка, откуда рукой подать до «нормальных» улиц, где, если повезет, можно даже поймать одинокого кэбмена. За двойную плату тот согласится отвезти подгулявшую парочку к особняку Фрамбергов. Главное — попросить остановить хотя бы за один дом до цели, чтобы не возбуждать подозрений. Кто знает, как поведет себя разгневанный лорд Фрамберг, когда узнает, что племянник потащил его дочь в злачные места Лондона. И не докажешь, что он только немного угостил мисс Розу пивом. Решит, что беспутный племянник нарочно споил девушку, чтобы…

И тут мысли Джеймса дали сбой. Ибо, поравнявшись с поворотом в какой-то грязный переулок, темный, как дно заброшенного колодца, молодой человек понял, что они тут не одни.

За углом слышались шаги, голоса, натужное дыхание, какой-то шорох и шум.

— Тихо! Тяжелый, черт… Поддержи снизу!

— Да он выскальзывает.

— Плечом подопри. Еще! Ну-ка, взяли!

— Разом, ребята!

— Да он… м-мать твою…

Что-то гулко удалось оземь. Послышалась приглушенная брань.

— Заткнись! Услышат!

— Да он мне… с-сука… Больно же!

— Крови нет — и ладно. Заканчивай погрузку. Вам за это деньги платят! И побыстрее, пока никто не увидел!

Джеймс и Роза замерли, прижавшись к стене и мигом обо всем забыв. Возвращаться назад не хотелось — это означало удлинить путь и потратить время на блуждания в лабиринте узких улочек. Идти вперед нельзя. Там…

— Что там? — прошептала Роза, прижимаясь к плечу кузена, но с любопытством вытягивая шею. — Джеймс, ты видишь, что там?

— Нет, Роза. И, думаю…

— Думаю, нам надо подойти и посмотреть!

— Кузина, ты сошла с ума! Это опасно!

— Ничего подобного. Мы осторожно, одним глазком…

То ли хмель не до конца покинул хорошенькую головку мисс Розы Фрамберг, то ли причина была в чем-то еще, но она решительно отодвинула в сторону пытавшегося удержать ее кузена и, прижимаясь к стене, подобралась к углу, осторожно высовывая наружу нос. Джеймс тихо выругался и последовал за нею. И дернул его черт предложить кузине увлекательную прогулку! Он надеялся, что они просто погуляют по ночным улицам, просто где-нибудь перекусят, а потом девушка запросится домой, и он ее вернет в особняк. Так нет же! Все оборачивалось совсем не так, как он надеялся.

За углом в тупике между двумя домами, который выходили сюда задами, в полутьме вырисовывался силуэт телеги, возле которой крутилось несколько человек. На телеге уже лежало что-то, напоминавшее бочки или узлы, и грузчики, шепотом переругиваясь, пытались взгромоздить на них сверху еще один огромный тюк. По виду тот напоминал бычью тушу, завернутую в брезент и несколько раз перетянутый тросами. Туша была слишком громоздкой, у грузчиков ничего не получалось.

— Живее, олухи! — рядом суетился еще один тип, в длинном плаще и с тростью. — Чего возитесь?

— Так ведь тяжелый, черт… ваша милость! — прохрипел один, с натугой пытаясь подтолкнуть тушу, чтобы перекатить ее поудобнее.

— Вам платят не за то, что вы тут прохлаждаетесь, а за то, чтобы тяжести таскать.

— Так ведь смотря, какие тяжести… уф… прибавить бы!

Грузчика нестройным ворчанием поддержали остальные.

— Закончите дело — там посмотрим!

— Так ведь на риск надо прибавить! Сами понимаете, чем рискуем…

— И копаетесь нарочно! — тип в плаще начал злиться. — Если так и дальше дело пойдет, ни пенни сверх оговоренного не дам!

— Как вы думаете, Джеймс, что тут происходит? — прошептала Роза, вспомнив, наконец, о приличиях. — Смотрите! Она, кажется, шевелится?

Это было правдой. То, что можно было принять за бочонки, лежащие на телеге, время от времени слабо шевелились, словно сонные. А «бычья туша», которую пытались взгромоздить на остальные, и вовсе в один прекрасный момент дернулась, пытаясь сбросить с себя людей. Один из них, не ожидавший этого, выпустил свой край, и его половина ноши рухнула на землю. Послышался странный глухой вздох.

— Что бы ни происходило, нам стоит отсюда уходить как можно скорее, — ответил тот. — Это наверняка контрабандисты или еще кто похуже.

— Преступники? — невольно взвизгнула девушка.

И ее услышали.

— Кто здесь?

Тип в плаще стремительно развернулся. В руке его что-то блеснуло. Джеймс не рассмотрел, что это было, да и не важно, потому что в следующий миг произошло одновременно сразу два события.

Заметив блеск, Джеймс, не раздумывая, отпрянул, дернув кузину за руку, и тут же прогремел выстрел. Девушка вскрикнула, и ее вопль потонул в грохоте эха и криках грузчиков, а также шуме падения, когда и второй грузчик выпустил свой край тюка.

От удара о землю тот треснул с характерным хрустом, словно лопнула скорлупа огромного яйца. Плеснула какая-то жидкость, сопровождаемая едкой вонью.

— А, черт! Мать твою…

Звук, который раздался потом, был негромким, но приковал всех к месту. Даже Джеймс и прижавшаяся к нему Роза оцепенели, хотя разум твердил им, что надо бежать, спасаться как можно скорее.

Это был…

Это был именно звук. По-другому сказать и определить было нельзя. Стон, вздох, глухое ворчание разбуженного зверя, сдавленный крик боли и страха — все слилось в нем, но потонуло в хриплом реве, в котором слышался страх и отчаяние.

Этот рев смешался и перекрыл крики кинувшихся в врассыпную людей. А потом…

Улучив миг, Джеймс все-таки отлепился от стены и, дернув Розу за руку, кинулся бежать, но девушка вырвалась. То ли от страха, то ли от любопытства потеряв голову, она метнулась в другую сторону, выскакивая на открытое пространство — и оцепенела от ужаса.

То, что когда-то было перевязанным и обмотанным парусиной тюком, сейчас стремительно меняло очертания, превращаясь в громоздкое существо неопределенного вида. Обрывки парусины кое-как болтались на массивной кроваво-розовой туше, которая лоснилась и блестела от покрывающей ее слизи. Несколько мучительно долгих секунд она ворочалась, переваливаясь бесформенной массой, а потом резко распрямилась, превратившись в бледно-розового, с многочисленными пульсирующими отверстиями-порами гиганта человекоподобной формы. Длинные мускулистые руки висели плетьми, словно в них не было костей. Раздутые кисти с торчащими во все стороны пальцами цеплялись за полусогнутые колени. Вместо ступней были какие-то обрубки, словно у больного проказой, а маленькая голова почти полностью ушла в плечи. Ни ушей, ни рта не было — только многочисленные складки кожи и пульсирующая дыра посередине.

Отчаянный вопль Розы заставил всех вздрогнуть. Существо дернулось, нелепо взмахнув конечностями, и слепо ринулось на звук.

— Бежим! — Джеймс кинулся к кузине. Подбежав, он дернул девушку за собой, но та словно приросла к земле, вытаращенными от ужаса глазами глядя на кошмарное видение. Существо сделало несколько неверных шагов и вдруг споткнулось, рухнув к ее ногам. Падая, оно взмахнуло конечностями, и неожиданно задело Розу. Девушка покачнулась, теряя сознание. Неловко подалась вперед, переступая с ноги на ногу…вскинула руку, отмахиваясь, и ее ладонь впечаталась прямиком в выплеснувшуюся из многочисленных пор на теле существа слизь. Несколько капель попали не только на ладонь, но и на щеку.

— Ай!

Прикосновение существа было случайным, коротким, но таким мерзким, что Розу чуть не вывернуло наизнанку. Это бы и случилось, если бы не прозвучал холодный приказ:

— А ну, стоять! Вы, двое!

— Роза!

Не церемонясь, кузен обхватил ее поперек туловища, отбрасывая в сторону, заставляя бежать, и сам побежал рядом. За их спиной грянул выстрел, другой…

Виктору скоро надоела компания его новых приятелей, тем более что они пили с такой яростью, словно пытались утопить в выпивке не только все свои горести, но даже самый человеческий облик. Юноша с каждой минутой чувствовал все большее отвращение к собравшейся компании. Примерно так — или почти так — вел себя его отец. И, хотя мальчик его почти не помнил, эти воспоминания были не такими светлыми и счастливыми, чтобы их стоило сохранять. Раскрасневшееся лицо, искаженное гневом и досадой. Громкий грубый голос. Грохот опрокидываемой мебели. Отчаянный крик матери, когда кулак опускался на ее голову. Его собственный плач и крепкие руки, хватающие и трясущие орущего от страха мальчишку: «Да заткнись ты, слабак! Чего орешь?.. Эй, ты! Кончай скулить и уйми своего щенка… Тряпку родила. Весь в тебя ублюдок пошел! И-эх…» Голос пьяного отца звучал в ушах, и Виктор чувствовал отвращение. А посему, едва компания слегка расслабилась, поспешил распрощаться с остальными.

— Уходишь? — его попытались остановить. — Куда?

— Я устал. Хочу отдохнуть.

— Так мы тоже устали, вот тут и отдыхаем. Чего еще?

— Я спать хочу, — юноша отступил к двери.

— А тут разве нельзя спать?

— Нет. Мне к матери надо… и Сэму тоже. Сэмми, пошли!

— Еще немного, Вик, — запротестовал друг. — Хотя бы по кружечке…

— У меня не осталось денег. Все, какие есть, принадлежат не мне, а матери!

— Брось, — его обняли за плечи, пытаясь удержать силой. — Это проклятые деньги. Твоей матери они не принесут счастья, так что лучше их сейчас спустить. Пока поздно не стало.

— Нет, — Виктор заупрямился. — Я ухожу домой.

Буквально прорвался сквозь лес пытающихся удержать его рук и выскочил из паба на свежий воздух. Голова тут же закружилась, но когда улеглась хмельная муть, стало легко и спокойно на душе. Засунув руки в карманы — весенние ночи еще холодные — Виктор сориентировался и зашагал напрямик, выбирая кратчайший путь.

Задумавшись, он даже вздрогнул, когда впереди, за углом, послышался какой-то шум, грохот, треск и изумленный женский крик. Юноша невольно сжал кулаки, готовясь к драке.

Впереди затопали ноги, заорали на разные голоса, а еще через несколько секунд на Виктора налетели двое. Тот из беглецов, что поменьше, на бегу врезался в юношу, едва не сбив с ног, и завопил еще громче, как будто его режут.

— Аа-а-а! Мама! Помогите!

Вслед за ними из-за угла вынырнуло несколько фигур, целеустремленно ринулись на крики.

— Бежим!

Не сговариваясь, Виктор и тот, второй беглец схватили маленького за руки и втроем понеслись по улице, преследуемые по пятам. На одном из поворотов им удалось оторваться, но юноша понимал, что это временно. Рано или поздно, их настигнут, тем более что отчаянно вопящий на бегу невысокого роста хрупкий как девушка подросток, кажется, совсем не умел бегать. Он сбил себе дыхание, спотыкался и тянул волочащих его спутников назад, тормозя их бег. Надо было куда-нибудь спрятаться. Хотя бы ненадолго. Но куда? Разве что…

— Туда! — заметив знакомый забор, Виктор дернул беглецов за собой.

Отыскать нужную часть ограды в темноте и спешке оказалось довольно трудно. Помог случай — юноша вспомнил, что поблизости за чьим-то забором, росло несколько деревьев. Он едва не закричал, когда рука, слепа шарящая по каменной кладке наткнулась на свободно лежащий кирпич и протолкнула его внутрь.

— Нашел! — позвал он беглецов. — Скорее. Лезьте туда!

— Я не могу, — пискнул маленький.

— Мы подсадим! — высокий довольно ловко подтянулся на руках, пронырнул в щель и уже оттуда протянул руку: — Хватайтесь.

Маленький подпрыгнул, повисая на протянутой руке, повис, болтая ногами, и Виктор, недолго думая, подставил ему плечо. Ухватился за яростно скребущую по стене ногу — ладонь мазнула по чему-то скользкому, словно беглец наступил на разлитый клей или какую-нибудь подобную ему массу. Пахнуло чем-то странным. Юноша отстранился, убирая ладонь, но и этого мига хватило, чтобы второй беглец перемахнул через стену вслед за первым.

Виктор успел последовать за спасенными и перебрался на ту сторону всего за пару секунд до того, как в проулок ворвались преследователи. Они, несомненно, видели, как юноша перемахивал через стену, потому что устремились прямиком в ту сторону. Виктор еле успел вернуть приметный камень на место и налег на него с другой стороны, чтобы его не вытолкнули.

— Они там! За забором, — послышался задыхающийся голос. — Туда. Скорее, пока они не…

— Погоди, Угорь. Ты знаешь, что это за место?

— Нет. А что…Ого! — до того, кого назвали Угрем, внезапно дошло. — С ума сойти!

— То-то…Теперь их оттуда не выкуришь.

Голоса и шаги постепенно затихли. Виктор, все еще прислонившись к стене, обернулся на спасенных. Те стояли в отдалении, тяжело дыша и слившись в крепком братском объятии.

— Все в порядке, — юноша прислушался. — Кажется, они ушли.

— Кажется или ушли? — подал голос высокий.

— Ушли, — кивнул Виктор, снова насторожив уши.

— Слава богу! Вы нас спасли. Джеймс Фицрой, к вашим услугам.

Высокий неожиданно шагнул вперед, высвобождаясь из объятий своего невысокого спутника и протянул ладонь. Виктор засмущался — его рука была выпачкана в чем-то едко пахнущем. Он поспешил торопливо вытереть ладонь о штаны прежде, чем осторожно ответил на рукопожатие.

— А это моя кузина мисс Роза Фрамберг, — кивнул тот на своего низкорослого спутника. — С кем имею честь…

— Виктор Чес. Я… очень приятно. Это правда?

Он прищурился, пытаясь в темноте разглядеть лицо паренька, который оказался переодетой девушкой.

Роза судорожно сглотнула. После бешеного бега сердце колотилось где-то в горле, ноги подкашивались, голова кружилась, а перед глазами все стояло жуткое видение. Что там было за существо? Откуда оно взялось? Что эти люди делали? Она поняла, что не желает знать ответ на эти вопросы.

— Да, — сказал за нее кузен.

— Но что вы тут делаете? Ночью?

Вопрос заставил ее встрепенуться и сделать над собой усилие, чтобы успокоиться. Настоящая леди не должна показывать, как ей плохо и страшно. Она будет изо всех сил сохранять хотя бы видимость спокойствия и безмятежности, мило улыбаясь, как на светском рауте. Конечно, ей далеко до мамы, идеальной во всех отношениях, и она от души порадовалась, что здесь довольно темно, и мужчины не видят выражения ее глаз.

— Кажется, то же, что и вы — прячемся от этих типов! — передернула плечами девушка, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Какая мерзость… Что это было, как вы думаете, кузен?

— Я думаю, что мы видели мутанта, — пожал плечами тот. — А вот что там происходило — не имею понятия. Но явно что-то противозаконное, иначе за нами не было погони.

Он тактично упомянул, что погони и всего этого не было бы, если бы кузина Роза послушалась его с самого начала и умерила свое любопытство.

— Как вы думаете, кузен, нам стоит сообщить в полицию?

— Вряд ли. Иначе к нам возникнет ряд вопросов. Например, что мы с вами делали в такое время в том месте. И ваша репутация, мисс Роза…

Девушка нахмурилась. Кузен был прав. Они никому никогда не расскажут, что там было из опасения, что тогда о ночном приключении станет известно в свете. Да что в свете! Узнают родители! Вот что самое страшное. Девушка нервно потерла ладони. Когда она успела испачкать руки? И в чем? Неужели это та самая слизь? Бр-р… ужас-то какой! Девушка украдкой понюхала ладонь. Фу! Так и есть! Гадость какая! Кожа чесалась и саднила. Надо скорее вернуться домой и как следует вымыться.

— Эм… простите, мисс, но я… — Виктор смешался, пытаясь обратить на себя внимание. Не то, чтобы он стеснялся общаться с девушками, просто та, что стояла перед ним, так разительно отличалась от всех прочих знакомых, что он не знал, как себя вести. — Я хотел сказать, что… что вы делаете здесь в таком виде?

— А что? — Роза уже вполне пришла в себя и с вызовом вздернула подбородок. — Это не ваше дело! В каком виде хочу, в таком и гуляю!

— Мистер Чес или как вас там, — Джеймс выступил вперед, — мы благодарны вам за то, что вы помогли нам избежать весьма неприятной встречи, но наша благодарность будет еще больше, если вы поможете нам вернуться домой и перестанете задавать вопросы, которые могут скомпрометировать леди!..

«Которая и так уже достаточно скомпрометирована тем, что разгуливает в мужской одежде в такое время и в таких районах!» — читалось в его глазах.

— Прошу меня простить, — у Виктора не было причин вступать в спор. К тому же, несмотря на темноту, он смутно узнавал знакомые черты. Кажется, когда-то он уже видел этого человека или кого-то, очень на него похожего. Вспомнить бы, где и когда! Лорды не так уж часто попадались ему на пути. — Я только хотел…

— Не важно, чего вы хотели, — скривилась Роза. — Просто помогите нам выбраться отсюда и проводите до дома.

— Как скажете, — Виктор притронулся к своей кепке. — Для этого вам придется только перелезть через забор.

— Что? Опять? — девушка с ужасом уставилась на каменную кладку. — А другого выхода нет?

— В самом деле, мистер Чес, вы уже переходите всякие границы! — подал голос ее спутник. — Отыщите другой выход. Неужели его тут нет?

— Есть, но он откроется только послезавтра утром.

— Послезавтра? — задохнулась Роза. — Но… где мы?

Она испуганно огляделась. На первый и даже второй взгляд тут не было ничего зловещего — ну, глухой забор. Ну, массивная стена какого-то здания, примыкавшая к нему почти вплотную. На земле — столько мусора, что некуда ногу поставить и как теперь пробираться к выходу, не понятно. Но хоть не замкнутое пространство и не тупик.

— Мы на задах фабрики «Макбет Индастриз».

— Ни фига себе! — присвистнул Джеймс. Виктор уставился на переодетого лорда, как на привидение, ожидая всего, но не столь простонародных слов. — Простите, мисс Роза. Случайно вырвалось. Просто я уже как-то раз бывал на этой фабрике… с дядюшкой. Тут тогда еще мутанта ловили.

Точно. Теперь Виктор его вспомнил. Свой первый рабочий день юноша не мог забыть, несмотря на прошедшее время.

— Настоящего? — мигом загорелась Роза. — Такого же, как…

— Нет, — Джеймса передернуло. — Этот выглядел… иначе. Но все равно неприятно… Вот что, мистер Чес, покажите нам выход отсюда и как можно скорее. Вы, насколько я понимаю, здесь работаете?

— Так и есть, сэр. Я рабочий в шестом цеху, сэр. Там, где как раз и ловили мутанта.

— Надо же, какое совпадение… Так что насчет выхода?

— Сэр, я вам уже сказал — единственный способ незаметно проникнуть на территорию фабрики и также незаметно ее покинуть — вот он! Через этот забор! Здесь несколько камней легко вынимаются из стены, так что получается что-то вроде лестницы, в чем вы уже успели убедиться. А других тайных входов-выходов я не знаю…

— Вот как? — Джеймс посмотрел на стену. Высотой почти в полтора человеческих роста. И как это они в первый раз преодолели ее столь легко? Наверное, действительно страх способен заставить человека проявить чудеса силы и ловкости. Но как быть теперь, когда опасность им не грозила?

— У меня ничего не получится, — жалобно протянула Роза, смерив стену взглядом.

— А вы попробуйте, мисс. Другого выхода все равно нет!

Роза судорожно вздохнула, обхватив себя руками за плечи. Приключение перестало ей нравиться. Она словно только что заметила, что ночь холодная, темная, сырая, да еще и руки грязные. Скорее бы домой и вымыться. А одежду — сжечь от греха подальше.

— Но… вы мне поможете?

— К вашим услугам, мисс, — Виктор снова притронулся к кепке. — С вашего позволения, я перелезу на ту сторону, и если все будет тихо, свистну. Тогда вы, сэр, поможете мисс… мисс Розе с этой стороны, а я с той. После чего перелезете вы.

— Согласен, — кивнул Джеймс.

Обратный путь оказался легче. Улица была пуста — преследователи не решили последовать за беглецами на территорию фабрики и предпочли вернуться к телеге и оставленному возле нее мутанту. Виктор огляделся по сторонам и негромко свистнул.

Минуту спустя на стене появилась Роза.

— Прыгайте! Я подхвачу! — Виктор раскинул руки, шагнув ближе.

Девушка какое-то время колебалась, но потом рискнула.

— Мама!

Несмотря на свой рост, она оказалась очень хрупкой. Виктор лишь чуть пошатнулся, принимая в объятия легкое тело. Роза крепко обхватила его руками за шею, прильнула, дыша куда-то в плечо, и на несколько секунд юноша забыл обо всем на свете. Он держал в объятиях девушку. Девушку, которая цеплялась за него, не как за партнера в танцах, не как за случайного приятеля на один вечер, а как за свою последнюю надежду.

— Все хорошо, — прошептал юноша и, не удержавшись, погладил ее по голове. — Все обязательно будет хорошо. Не плачь!

Она резко выпрямилась, взглянув ему в лицо:

— Я? Я не плачу!

Но на таком близком расстоянии даже в ночной темноте были заметны мокрые дорожки на щеках. А ресницы слиплись от непрошенной влаги. Она была красива. Так красива, как только и может быть хороша собой девушка восемнадцати лет, если природа к ней хоть чуть-чуть справедлива. И Виктор не справился с собой, потянувшись губами к ее губам.

— Вы что себе позволяете? Хам! — звонкая пощечина была ответом на его порыв. Виктор невольно облизнул губы, разжимая объятия. На языке остался мерзкий вкус — руки девушки были выпачканы в чем-то до того противном, что этот вкус и запах напрочь убил очарование момента.

— Простите, мисс, — пробормотал он, отступая и вытирая рот. — Этого больше не повторится! Я не хотел. Я…

— Замолчите, — скривилась Роза. — И держитесь от меня подальше, если не хотите, чтобы вас сдали в полицию. Джеймс!

— Кузина! — тому пришлось перебираться через стену самостоятельно, сцену между Розой и Виктором он пропустил и только сейчас присоединился к остальным. — Я к вашим услугам.

— Домой! — взяла его под руку девушка. — Немедленно.

— А этот молодой человек нас разве не проводит?

— Нет! Мы сами найдем дорогу домой! — отчеканила Роза. — Счастливо оставаться!

Проводив уходившую пару взглядом, Виктор снова вытер губы и смачно сплюнул. Во рту было мерзко. Так мерзко, что воспоминания о поцелуе растворились в этой мерзости без следа, как капля вина в ведре помоев.

ГЛАВА 6.

По счастью, дорога домой обошлась без приключений и ненужных встреч. Правда, и нужные встречи тоже не случились — пока шли по улицам, навстречу им не попалось ни одного кэбмена, не говоря уже о простом извозчике. Так что весь путь до особняка искателям приключений пришлось проделать на своих двоих.

Роза очень устала и успела разочароваться в своем порыве. Да, она увидела много новых мест, попробовала пива — необычайный вкус у этого напитка, надо признать! — а также пережила такую кошмарную встречу, по сравнению с которой меркнут и бледнеют все истории о вампирах в старинных замках и романы знаменитой Элизабет Оутс, которыми девушка зачитывалась еще в пансионе. Жуткий мутант, зловещая фабрика, коварный соблазнитель, стрельба, погоня… только не хватало схватки главного героя со шпагой и главного злодея в черном плаще. Но и того, что она пережила, должно было хватить с лихвой. А еще этот поцелуй… Нет, само прикосновение мужских губ девушке не было противно, но как посмел целовать ее этот мужлан? Он же простолюдин! Какой-то рабочий! И прикоснулся к ней, дочери лорда! Ужасно! Чудовищно! И самое печальное, что она никому не может об этом рассказать! И этого типа не упекут за решетку за то, что осмелился дать волю рукам и губам. Ведь для этого сначала придется во всем признаться отцу.

Эти мысли терзали Розу всю дорогу домой, добавляясь к усталости, ноющей спине, натертой пятке и натруженным мышцам. Какая же она была дура, что согласилась на это путешествие? Знать бы заранее — носа из дома не высунула. Нет, мир мужчин не для женщин.

Она с трудом поднялась на крыльцо. Дверь черного хода была не заперта. Дом еще спал. Спать! Снять с себя эти противные тряпки, лечь в постель, а утром принять ванну и забыть все, как страшный сон!..

— Сейчас, — Джеймс запер дверь, — мы поднимемся наверх и…

— Непременно!

Роза взвизгнула, услышав голос отца.

— Черт, — только и выдохнул Джеймс.

— Папа?

— Непременно, — повторил сэр Генри, спускаясь по лестнице, держа в одной руке подсвечник с почти прогоревшими свечами, а в другой — лошадиный стэк. — Вы непременно ляжете в постель, юная леди, как и ваш спутник, но прежде вы объясните мне, где вы были и почему вернулись в столь поздний час и… в таком виде!

Роза невольно опустила взгляд. Только сейчас она заметила, что брюки до колен испачканы в грязи и мокры, блуза и остальная одежда — в пыли и земле, волосы наверняка взлохмачены и тоже грязны, а на ладонях пыль смешалась со слизью и превратилась в грязную корку. И еще кожа там жутко чесалась. Девушка машинально почесала тыльную сторону запястья, но опомнилась и спрятала руки за спину, как школьница.

— Папа, я… — пролепетала она, — это вовсе не то, что ты думаешь!

— Сэр Генри, — кузен довольно храбро встал на ее защиту, — во всем, что произошло, моя вина. Это я предложил мисс Розе ночную прогулку… до сквера и обратно. Хотел показать ей луну и звезды… ночной город и… в общем, показать ей, как он выглядит, пока мы спим. Мисс Роза долго сопротивлялась моим уговорам и согласилась лишь дойти до сквера и обратно…

Конец ознакомительного фрагмента.