Все они попадают в рай. Сборник стихотворений о животных

Галина Игоревна Шляхова

Второй тематический сборник, посвящённый животным, выпущенный поэтическим сообществом «Неформатные стихи» и автономной некоммерческой организацией «Социально ориентированная ветеринария» в 2017 году.

Аврора Ливрова¹

Автор составитель и редактор сборника, руководитель АНО «СОВет» и администратор сообщества «Неформатные стихи»

Волчий цикл²

1. Протест культурологам

Обратиться хотел бы я к людям,

Чтобы голос логики умолк.

И давайте мы на миг забудем,

Что немым быть должен дикий волк.

Откажусь от этого я долга,

Навязали мне его вы зря.

С вами побеседую недолго,

Ваши предрассудки разоря.

Ведь для вас незыблемая норма,

Что безумен я; гласит закон,

Будто кроме логова и корма

Я иных потребностей лишён.

Думаете вы несправедливо,

Будто слишком разум ваш велик,

Будто ваша лишь прерогатива

Ваш хвалёный грамотный язык.

Не решаю я, как вы хотели,

Вами же придуманных проблем —

Значит, мои ценности и цели

Только в том, что я дышу и ем.

Неизвестна мне осталась, к счастью,

Ваша образованная речь,

Но рычащей и зубастой пастью

Разговором вас смогу увлечь.

Объясню я вам, что вы не правы:

Видим мы обычно наперёд

Хитрости все ваши и облавы,

Нам порой смешон людской народ.

Расскажу я вам про волчью стаю,

Как в лесу дремучем я живу,

Как, клубком свернувшись, засыпаю,

Сытно поохотившись, во рву.

Если же сведёт желудок голод,

Иногда всю ночь я не засну.

Каждый волк, хоть стар он или молод,

Выть привык на полную луну.

Русский и китайский вы учили,

Греческий и хинди непростой,

Можете писать на суахили,

Только не постичь вам волчий вой.

Нет в нём грамматических спряжений,

Ни артиклей нет, ни падежей,

Но пока ещё не найден гений,

Кто бы разобрался в нём. Свежей,

Искренней он между тем и проще

Человеческих двузначных слов.

Стоит вдруг ему раздаться в роще,

Как любой откликнуться готов.

И его подхватят все собратья,

Голоса сольются в общий хор.

Попытаюсь всё же передать я

Смысл, вам неясный до сих пор.

В нём печаль глубокая, поверьте.

Бесконечно время тянет нить,

Ощутима ясно близость смерти,

Что никак нельзя предотвратить.

Дыбом шерсть поднимется на холке,

Сердце сдавят крепкие тиски…

Хрипло, безнадёжно воют волки,

И друг другу тем они близки.

Это постоянный поиск смысла,

Чья отгадка вечно далека.

Каждого из вас нередко грызла

Эта волчья странная тоска.

Возразите вы с улыбкой гордой,

Что в словах могу вас обмануть.

Ухмыльнусь в ответ я серой мордой:

Форма не изменит дела суть.

Мы не строим статуи и замки,

Ни поэм не пишем, ни картин,

Кружева не вяжут наши самки,

Но для вас и нас исход один.

Непременно надо неужели

Тратить силы на напрасный труд,

Чтобы душу в нас вы разглядели?

Люди нас иначе не поймут?

Вы припорошите сладкой пудрой

Безотчётный свой животный страх.

Ну а мы с покорностию мудрой

Коротаем срок земной в лесах.

Дорожить своей пушистой шкурой

Научить детёнышей спешим —

Вы обогащение культурой

Детям завещаете своим.

Слушают и нас, и вас потомки.

Небоскрёб воздвигли вы, пока

Нам служил жильём кустарник ломкий.

То взлетали вы под облака,

И луну не воем вы, а телом

Достигали, то морское дно

Бороздили вы в порыве смелом…

Не нашли вы счастье всё равно.

Много ли в успехах ваших толку?

Не замедлить жизни резвый бег,

И подобен совершенно волку

По своей природе человек.

2. Белая волчица

Рисунок Юлии Нагубневой

Недоверчивой быть жизнь давно приучила меня.

С детства место своё не умела я в мире найти,

На других не равнялась, завет материнский храня.

Своему оставалась верна непростому пути,

Предрекая себе, что когда-нибудь я набреду

На свою уникальную, неповторимую цель.

Вряд ли что-то сначала мою предвещало беду.

Я росла, развиваясь нормально с теченьем недель.

Как положено, нюх мой был чуток, а глаз мой остёр.

Но с рождения жребий мне выпал отличный от всех:

Даже внешне среди серых братьев и серых сестёр

Выделял меня белый, породе несвойственный мех.

Может, это отчасти одна из глубоких причин,

По которым я в стае себя ощущала чужой.

Хотя наш коллектив всегда дружен и очень един,

Не давал подозрений мне, будто бы в нём я изгой.

Отчего бы гармонию с миром тогда не достичь?

Ведь едва ли когда-нибудь я попадала впросак,

На охоте ловила обычно немало добыч,

За мной даже ухаживал часто наш гордый вожак,

Воспитала не раз я потомство здоровых волчат.

Мои годы текли безмятежны и в целом легки.

Так каков же неведомый фактор тот, что виноват,

Если мне не хватало чего-то всему вопреки?

На край леса порой уходила я ночью одна,

От сородичей место любимое грёз моих скрыв.

Становилась оттуда тогда жизнь иная видна.

От селений людских отделял нас холмистый обрыв.

И неясное чувство сжимало мне сердце внутри:

Почему-то меня туда неудержимо влекло.

Повторяла притом: «Не поймайся в их сети, смотри,

Ведь давно в их душе притаилось коварство и зло».

Убеждала я вечно себя: «Прекрати, перестань,

Кроме бед неизбежных тебя ничего там не ждёт».

Но смотрела сама всё равно на запретную грань,

Не желая назад и ступить не решаясь вперёд.

А потом наступил этот вечер в разгаре зимы,

Тихий вечер морозный… Весь шум посторонний умолк,

И на узкой тропе в чаще леса столкнулись вдруг мы —

Ни враги ни друзья, человек посторонний и волк.

Был мне фауны мир и понятен, и близко знаком.

И хотя не касался ремёсел подобных никак,

Я зоологом слыл, величали меня лесником…

Относился я к расе особой свободных бродяг.

Браконьеров, охотников я ненавидел всегда,

Мне с животными общий найти удавалось язык.

Путешествуя и созерцая их, я без труда

В неизвестные тайны природы отчасти проник.

Жил я долго в степях, не стремился уехать я вдаль,

Но в лесах тех окрестных — какой их участок ни тронь —

Изучил каждый метр квадратный, любую деталь

Я исследовал, как хиромант постигает ладонь.

…Удивительно мне, что случилось в тот памятный день.

Вероятно, вмешаться решился насмешливый рок,

Потому что скосился известный маршрут набекрень,

Чёрт попутал мне мысли и в чащу нежданно увлёк.

Незаметно сгуститься успела вокруг темнота,

Я искать продолжал безуспешно дорогу назад,

Но безлюдна та местность была, безнадёжно пуста,

И бродил я, растерянный, страхом невольным объят.

Вдруг прорезали мрак огоньки двух горящих щелей.

Догадался я, что предо мной пара хищника глаз.

Волчий взгляд представлялся мне жёстче гораздо и злей —

В этом взоре, ко мне обращённом, напротив, не гас

Любопытства разумного ясный, загадочный свет.

Поразительна самка, что мне повстречать довелось!

Показалось мне сразу, что знал я её много лет,

Что со стаей своей непременно жила она врозь.

Её облик отличен от прочих клыкастых зверей,

Я отметил её необычную белую масть.

Впрочем, вряд ли цвет шкуры её сделал к людям добрей,

И, надежду оставив, готовился я уж пропасть:

Безоружным волчицу нет шансов совсем побороть,

Суждено быть растерзанным если сегодня — ну что ж! —

Пусть хоть зверя насытит моя обречённая плоть,

Раз над ниткою жизни моей занесён неминуемый нож.

Безразличный к дальнейшему, словно к земле я прирос.

Я не смел шевелиться, и взгляд я не мог отвести,

Состояние это похоже на дивный гипноз.

И, застыв, всё стояла она у меня на пути,

Ряд зубов — острых лезвий своих — обнажив,

То ли это улыбка была, то ли страшный оскал.

Шли минуты гурьбой. Билось сердце. По-прежнему жив,

Я с нелепой надеждой развязки истории ждал.

И со мной приключилось одно из волшебных чудес.

Встреча в чаще ночной подарила мне странный союз.

В сказке Лис некий термин, что ныне исчез,

Объяснял: приручить означает создание уз,

Означает единственным стать на огромной Земле

Для кого-то, кто нужен, как воздух, отныне тебе.

В чаще зимнего леса, в морозной заснеженной мгле,

Это термин забытый стал правдою в нашей судьбе.

Дни, наставшие следом за тем, — это лучший этап

Моей жизни, что смысл высокий с тех пор обрела.

В час урочный взяла за привычку спешить со всех лап,

Километры пространства пронзая быстрей, чем стрела,

В предвкушении встречи бросая дела впопыхах.

Трепетало в волнительной радости сердце моё.

Инстинктивный врождённый теперь потеряла я страх:

Позабыла про смерти источник совсем — про ружьё,

Позабыла про правило главное волчьих племён —

Осторожность и бдительность, что охраняют наш путь.

Повелось полагать среди нас: кто хитёр и силён,

Не удастся врагу покорить того, ни обмануть.

Но с недавней поры я жила по законам иным,

Их в роду моём не соблюдают и не признают.

Недоверие к людям рассеялось, будто бы дым.

Посещал мой знакомый нередко лесной мой приют,

Добровольно бок о бок ступала за ним каждый шаг,

И постичь моя логика в этот момент не бралась,

Почему для родни моей дальней — домашних собак —

Поводок применяют, чтоб эту поддерживать связь.

Ведь дороже всего, когда рядом с тобой идёт друг,

Без малейших сомнений себе отдаю я отчёт,

Что ни с чем не сравнится тепло человеческих рук,

Когда ласковый жест вдоль по шерсти твоей проведёт.

Иногда наносила и я ему встречный визит,

Пробираясь в селение после заката тайком, —

Ведь людей появление дикого зверя страшит.

Но товарищ меня запускал, не колеблясь, в свой дом,

Позволял на уютной подстилке в прихожей мне лечь,

Угощений давал, наливал для меня молока.

И уверена я, что помимо тех памятных встреч

Моя жизнь остальная, пожалуй, одна лишь строка,

Ничего ни великого в ней, ни достойного нет,

Кроме нашего столь дорогого знакомства в пургу.

Мои чувства тогда мне открыли внезапный секрет.

Ожидала ли я, что любить я так сильно могу?

Ожидал ли я, что так устроены души волков?

Поднесла мне подруга пушистая редкий сюрприз.

Я кормил её, и в непогоду давал я ей кров,

Отвергая идеи, чтоб зверь человека загрыз.

Безграничную преданность я обнаруживал в ней.

Отношением этим я был и доволен, и горд,

Ощущая, что ценностей всех для неё я нужней,

Для неё господин я, хозяин, властитель, милорд.

Но, с другой стороны, становилось мне страшно подчас,

Я предвидеть боялся, какой предстоял нам финал.

Тяготил меня разум глубокий пронзительных глаз,

И подолгу я с ней оставаться вдвоём избегал.

Ведь воинственный дух не бывает в животном убит.

Может, длится притворство, что хищник так кроток и мил?

Но смущал меня Лиса из сказки закон, что гласит:

«Навсегда ты в ответе за тех, кого ты приручил».

Я питомца бы прочь ни за что не решился прогнать,

Пусть питомец мой даже источник свирепых угроз.

Всё же дружба такая особую носит печать,

И грядущего я опасался построить прогноз…

Если б кто-то спросил, то сказала бы я, не тая,

Что счастливой себя ощущала в те зимние дни.

Но тебя у меня отнимала работа, семья,

К сожалению, мы в целом свете отнюдь не одни.

Возразил бы, конечно же, ты мне, что ревность слепа,

Что владеть безраздельно тобою мечтала я зря.

Для меня безнадёжно пустой становилась тропа,

Когда ты уходил, себя прочим знакомым даря.

Безудержно хотелось мне мчаться тогда во всю прыть,

Чтоб добраться до нас разлучающего рубежа,

И, зажмурившись крепко, к луне подняв голову, выть,

От мороза снаружи и внутренней грусти дрожа.

Я часами сидела на скате канавы одна,

Без посредников я говорила с любою звездой

Или с небом простёртым над миром без края, без дна.

Безысходность и скорбь, боль и горечь вливались в тот вой.

Проносился он эхом над рядом заснеженных крыш,

Поднимался посланьем к светилу печальному ввысь.

Словно голос просил мой: «Меня этой ночью услышь,

На призыв мой протяжный, пожалуйста, ты отзовись,

В моих мыслях сомнений туман ты ответом рассей,

Опасения ты опровергни. Мне невыносим

Этот страх, убедить постарайся меня поскорей,

Что природы суровый девиз мы с тобой победим,

И, рождённые в разных кругах и для разных задач,

Мы докажем, что нет для любви непосильных чудес…»

Но ни разу тебя не будил этот горестный плач,

И внимал ему только безмолвием скованный лес.

Ты, наверное, дома смотрел беззаботные сны,

И тебя совершенно моя не касалась тоска,

Чьим свидетелем были лишь блики далёкой луны.

Безразлично взиравшей на волчью печаль свысока.

Часто выстрелов звук нарушает покой наших мест,

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Литературный псевдоним Галины Шляховой

2

Из сборника «Алюминиевое сердце».