Билет в один конец

Галина Грановская, 1999

Девяностые годы. Распад страны, хаос, атмосфера нестабильности, отсутствие денег и бытовые трудности многих, как и героя этого произведения, подтолкнули к решению эмигрировать. Как и многие другие, Виктор хотел посмотреть мир, он верил в возможность найти применение своим способностям в другом обществе и готов был платить за это. В смутных мечтах ему виделись приятные картины новой жизни в новой стране. Но реальность оказалась не совсем такой, какой представлялась до отъезда.

Пролетали за окнами лесополосы, станционные поселки и маленькие городки, пустынные поля поздней осени, огороды у железнодорожного полотна, на которых кое-где еще копошились люди, приводящие в порядок свои участки перед зимой.

И утки-гуси на прудах и озерах, и белые домики, и пятиэтажки, с вывешенным бельем на крошечных балкончиках — все было так знакомо и так неизменно.

Домой-домой-домой, стучали колеса.

Домой.

Сколько раз, мысленно, проделывал Виктор этот путь!

Стоило прикрыть глаза, и перед внутренним взором вставал старый дом под красной черепицей. Отец все собирался сменить эту черепицу на шифер — в дождь крыша местами протекала, и каждое лето приходилось лазить наверх с ведерком цемента, заливать подозрительные места. Если он все еще крышу не перекрыл, Виктор обязательно это сделает. Только не шифер надо класть, а металло-черепицу. На западе давно от шифера отказались, поскольку делают его, в основном, из асбестоцемента — материала вредного для здоровья.

Но, скорее всего, и крыши-то с дороги уже не увидишь, если, еще живы те два грецких ореха, которые сажал дед. Первое дерево, когда родился он, второе — когда Ольга. Дед же построил дом, сразу после войны, по тем временам, наверное, просто роскошный. Строил несколько лет, а, построив, все время что-то улучшал, добавлял, перестраивал. Такой натуры был человек. Сам же жил во времянке, куда перебрался после смерти бабушки, — в беленой, саманной хатке в углу сада. Там, в единственной комнате всей мебели было — железная кровать, застеленной колючим солдатским одеялом, грубо сработанный стол да широкая лавка. За выцветшей занавеской в углу висела кое-какая одежда. Виктор помнил лоснившийся от старости древний кожушок с вытертыми, примятыми колечками шерсти изнутри, парадный пиджак с орденами и медалями на плечиках. Телевизора дед не признавал, но была у него радиоточка, слушал вечерами новости, которые, случалось, после язвительно комментировал… Днем же только громкий стук дешевых ходиков с нарисованными на циферблате зверюшками и гирькой на длинной цепи нарушал тишину. Впрочем, дед в своей комнатке лишь ночевал, остальное время проводил на воздухе. Землю любил, копошился на ней с утра до вечера. Участок содержал в идеальном порядке. Сад развел редкостный. Агроном в тебе пропал, шутили соседи, приходя за рассадой, черенками какими-нибудь или просто за советом — у него даже в самые неблагоприятные годы все росло и цвело, и давало плоды.

Деда нет, а сад остался. Живя студентом в многоэтажной общаге, после окончания института снимая комнаты и квартиры в бетонках, а еще позже, уже находясь здесь, Виктор часто вспоминал и дедов дом и дедов сад, который сторожил беспородный, но верный Бимка. Старый уже стал, наверное, пес… если жив.

Родители, как и сам он, не любители письма писать.

Да и о чем писать? О том, что ему довелось пережить за все эти годы? У них в семье жаловаться было не принято. В детстве на все жалобы у отца был один ответ: сам виноват. Дразнят? Значит, повод дал. Старшие бьют? Не путайся у них под ногами.

И никогда не были они с родителями особенно близки; ни он, ни сестра Ольга. Мать, проработавшая в школе больше тридцати лет — всю жизнь среди чужих детей, — для собственных, видимо, не имела уже ни времени, ни сил. Отец, советский инженер не только по образованию, но и по образу мыслей, тоже с утра до вечера был занят своим заводом. Дома ему, наверное, хотелось отдохнуть, а тут они со своими проблемами. Виктор не любил вспоминать, каким недовольным и ворчливым бывал отец дома, иногда даже жестоким к собственным детям.

Нет, отец никогда его не понимал. Но даже если бы и понимал, ничего бы он не сказал отцу. В таких делах совета не просят, каждый сам должен принять решение. Есть такие минуты в жизни — вокруг много народа, а никто не в силах помочь. Только сам можешь сделать (или не сделать) решительный шаг и начать новую жизнь. Поступил он с родителями, конечно, не лучшим образом, уехал, не попрощавшись. Во-первых, был внутри какой-то суеверный страх — а вдруг не получится? А во-вторых, как бы они отреагировали, скажи он им правду? Да категорически против были бы. Такая бы буча поднялась! Не хотелось распылять энергию, объяснять и убеждать. Узнают, решил он тогда, просто — позже. Узнали, конечно, — пару месяцев спустя, от сестры. Домой звонить не решился — позвонил Ольге на работу и скупо — хвастаться было пока нечем, полулегальное положение, мыл посуду в кафе при большом стадионе, — сообщил о сложившейся ситуации.

— Ну, ты даешь! Как ты мог! — она была потрясена. — Мама извелась вся — уехал в командировку и два месяца ни слуху, ни духу! Мы тут места себе не находим, а он — нате вам — в Канаде! Какой-то ты у нас… бездушный.

Хотя он и ожидал такой реакции, — а какой еще она могла быть в сложившейся ситуации? — ее слова сильно задели. В те дни он весь был сплошной комок нервов. А потому болезненно воспринял ее упреки. Накатила волна раздражения. Можно подумать, они там только о нем и пекутся день и ночь!

— Раньше на полгода в Сибирь ездил, никто моего отсутствия не замечал, — язвительно произнес. — С чего это вдруг такая нежная забота о моей персоне?

— Тебя же на свадьбу хотели пригласить! Приезжаю, а в твоей квартире какая-то мымра живет! Знать, говорит, ничего не знаю, квартиру купила, могу документы показать… Я к Зине, она тоже не в курсе. Что можно было думать? Ей-то чего не сказал? Вообще ты как-то не так к людям относишься…

— Нормально отношусь, своих проблем не добавляю. Ладно, как там все? Что за свадьба?

— А, все-таки интересно? — колко спросила Ольга. — А это я тут, между прочим, замуж вышла!

— Ну, поздравляю! Поздравляю! И за кого, если не секрет? — Господи, что за вопрос он задал, конечно же, за Сережку!

— Ну, ты даешь! Совсем у тебя там, в Канаде твоей, мозги набекрень съехали, — обиделась сестра. — За Сергея, за кого же еще? У нас тут, кроме него, и парней-то нормальных не осталось. Все разбежались… как ты.

— Ну, поздравляю! — повторил он, не зная, что еще можно сказать. — Подарок за мной.

— Он поздравляет! — она никак не могла успокоиться. — Не надо нам твоих подарков. Мне-то хотя бы мог намекнуть, что уезжаешь!

— Скажи тебе, ты бы тут же всем растрезвонила!

Ольга секретов держать не умела, у нее всегда было, что в голове, то и на языке. А тут такая новость!

— И что? Тайны мадридского двора! Ладно, — добавила уже примирительно, — не пропадай. Письма у нас никто не силен писать, звони, когда можешь. Нам звонить тебе не по карману. А то дядей станешь и не узнаешь… — голос её дрогнул. — Теперь, наверное, не скоро увидимся.

Как в воду глядела. Но тогда он так не думал.

— Да ладно, нечего меня хоронить раньше времени. У меня все нормально. Еще позвоню.

Через пару недель перезвонил, опять на работу.

— Обиделись, — сказала Ольга, — и сильно. Отец говорит, знать тебя после этого не желает.

Ну, не желаешь, и не желай. Родственники! Ни слова поддержки в тот момент, когда он так остро в ней нуждался.

Он тоже может обидеться.

Не писал, не звонил им, наверное, пару лет.

Но со временем обиды улеглись. Пока жил в совке, не особенно думал о своей семье, а тут вдруг сильно заскучал. Чем дальше, тем больше вспоминалось хорошее. В конце концов, они действительно любили его. Не было нежностей, но всегда заботились, одевали, поддерживали, пока он заканчивал институт. Делились всем, чем могли поделиться в той скудной совковой жизни. Вспоминал, как мать при каждой возможности и возила, и передавала через знакомых и проводников поезда, тяжеленные сумки с продуктами, когда он был студентом. Ольга, несмотря на хороший аттестат, не поехала в университет, как хотела, — решила заочно учиться, поскольку содержать двоих студентов родителям было бы трудно. Как он раньше этого не понимал и не ценил?

Ему захотелось порадовать их всех, особенно мать, да и Ольгу тоже. Хорошо бы послать денег… Впрочем, это были только мысли — на первых порах с деньгами у него было туго, он едва держался на плаву. Ну, ничего, станет и он на ноги и тогда…

В одну из жарких июльских ночей, маясь от жары — кондиционера в доме, где он снимал комнату, не водилось, — и размышляя о том, о сем, вспомнил внезапно, что у отца вот-вот юбилей. Не забыть бы об этом в последний момент! Не принято было у них дома дни рождения отмечать, но тут шестьдесят лет — нельзя не поздравить. Работал Виктор в то время грузчиком в одном русском магазинчике, и вот, в этом же магазинчике купил часовую телефонную карточку. Купил, вышел, дошел до трамвайной остановки и снова вернулся — купить еще одну. Заволновался почему-то — вдруг времени не хватит? Готовился к долгому разговору, хотелось порасспросить о жизни, о школьных друзьях-приятелях, о Зине. Узнать, что и как…

Казалось почему-то, что будет говорить с матерью, но трубку поднял отец и ни удивления не выразил, ни гнева, ни радости. Голос его звучал равнодушно. Нет, никакого празднования. Что праздновать-то в старости? А так — так все в порядке, все живы-здоровы. Нет-нет, ничего слать не нужно, все есть — хозяйство кормит. Какое хозяйство? — спросил он. Голос отца неожиданно потеплел. Корову купили. Овечки, поросенок. Мать? Мать, как всегда, у Ольги — внука нянчит. Внука?! Ну да, уже полгода ему. Сашкой назвали, Александром то есть. Все своим чередом…

Он спросил о Ване, с которым учился в школе и который жил по соседству. Иван давно в Москве — уехал на заработки. А Зина? Тоже нормально. Слышал, замуж вышла прошлым летом, говорят, них с мужем теперь магазин — шубы, кожаные куртки, пальто. Машину импортную купили. А ты как? Не женился? Нет, не женился. Ну-ну, сказал отец. На том разговор и кончился — уложились в пятнадцать минут — не о чем было больше говорить.

С каким-то саднящим чувством Виктор положил трубку. Он о них помнил, а они, похоже, нет. Словно, умер для них. Похоже, уже и не ждали его. Отец даже не поинтересовался, приедет ли, и когда, домой.

Странно, что даже в мыслях он всегда говорит «домой». Почему «домой»? Дом его уже давно по другую сторону Атлантики.

Один сезон незаметно сменялся другим, год полетал за годом, оглянуться не успел — десять лет пролетело. Десять лет по эту сторону океана.

А началось все с вечеринки, куда Зина, с которой он тогда встречался, чуть ли не силой его затащила. Пойдем да пойдем, ну чего дома сидеть — у одной из ее подруг было новоселье. Он вяло отбивался, тащиться в такую даль! Стоял октябрь, дождило и ему действительно не хотелось ехать в слякотную погоду куда-то на окраину города, в отдаленный район новостроек — попробуй потом выбраться оттуда вечером. Но, главная причина была даже не в этом, а в том, что подругу эту, Люську, он сильно недолюбливал, поскольку та все компостировала Зине мозги насчет свадьбы-женитьбы. Советы давала, как его покрепче привязать и в ЗАГС поскорее затащить. А он не готов был к этому. В то время он и сам не знал, чего ему хочется в этой жизни. Но вот чего он определенно не желал — так это контроля над собой и уж, конечно, всех этих пеленок и детского крика по ночам. В ту пору ему нравилось его холостяцкое существование. Только-только, как молодой специалист, получил квартиру, и что-то начал зарабатывать. К тому же Зину вряд ли можно было назвать девушкой его мечты. Маленькая, кругленькая, она, конечно, отлично готовила, и конечно, была бы хорошей хозяйкой, но ему хотелось большего. Но пока ничего другого на горизонте не маячило, ему и с Зиной было неплохо. Оба родом были из одного городка, а точнее, большого рабочего поселка, переименованного в связи с ростом населения в город. Знакомы с детства — у них там все друг друга знали. Как со смехом объявляла каждому Зина, они еще в одном детском саду на горшках рядом сидели. Вместе поехали в областной центр поступать в институт. Учились, правда, на разных факультетах, он на инженерном, она на экономическом. Но жили в одной общаге и маленькая добрая Зина все студенческие годы подкармливала его пирожками-салатами, которые готовить умела и готовила в больших количествах. Еще она никогда не забывала повести его на очередную вечеринку. Ее часто приглашали — никто не мог лучше накрыть стол и высоким задорным голосом спеть студенческие частушки. Он и сам не понял, как к окончанию института их дружба вдруг переросла, как она однажды туманно выразилась «в нечто большее». Может быть, для нее это нечто и было «большим», но не для него. Не мог он увидеть это «большее» в маленькой Зине, с которой вырос на одной улице.

В полупустой двухкомнатной квартирке собралось человек пятнадцать. Некоторых Виктор знал — работали вместе с Зиной. Оглядев стол, щедро уставленный закусками и бутылками, он оттаял и уже не чувствовал, что потащился в такую даль зря. А после нескольких тостов за новую квартиру и гостеприимную хозяйку, на душе совсем потеплело. Народ расслабился, пошли разговоры.

Налегая на селедку «под шубой», он вполуха слушал сидевшего рядом седого дедугана. Как вскоре выяснилось, это был Люськин родственник, Николай Петрович, бывший штурман дальнего плавания. «Дедуган» много чего повидал и рассказывал довольно интересные вещи. Вначале о рейсе в Антарктиду на научном судне, о пингвинах, морских львах, слонах и прочей южной, экзотике. Люська расспрашивала о Бермудском треугольнике. И там он бывал. В сверхъестественное не верил, но для навигации трудный район — из-за огромного скопления водорослей в Саргассовом море, плюс постоянное изменение течений. А вот курорты на Бермудских островах замечательные. Но Виктор о курортах уже не слушал. Как-то внезапно, резко как-то осознал вдруг серость своего существования. И есть расхотелось. Этот старикан, он, по крайней мере, видел мир. Калейдоскоп его воспоминаний сиял яркими цветными стеклышками. А его, Виктора, мир был однотонным, серым. Нет, были, конечно же, цветные вкрапления — сине-зеленое море у берегов Тарханкута, Борзовка с песнями, розовые яблоки в розовом свете, когда он ранним утром просыпался в саду — дома он часто летом ночевал в углу сада, на старом дедовом топчане… Были, были, но серость преобладала. Во всяком случае, так ему тогда, за тем столом в Люськиной квартире, вдруг показалось.

Когда он снова включился, разговор шел об Америке. Кто-то вспомнил о друге, который уехал в Нью-Йорк, устроился там программистом и теперь вовсю косит зеленые. Николай Петрович тут же включился в тему, припомнив свой случай — один из его сослуживцев в далекие времена его молодости сошел на берег в американском порту, да так на борт и не вернулся. Ответный удар пришлось принять его семье — младшего брата выгнали из мореходки, родителей таскали в КГБ за «предательство» сына. Через много лет этот сын объявился в родных краях чуть ли не миллионером. Начал простым строителем, потом выучил язык, сдал какие-то экзамены, огляделся, да и организовал свою фирму. Дело пошло. Разумеется, компенсировал родственникам их потери. Всех забрал под свое крыло. Да, тогда непросто было т у д а попасть, закончил «дедуган» свою историю, не то, что сейчас — плати денежки и езжай. Сейчас есть реальные возможности перебраться за кордон на ПМЖ.

Виктор тогда впервые услышал это «ПМЖ» и наклонился к Зине, спросить, что это такое. Дедуган услышал и объяснил: постоянное место жительства. Сейчас многие фирмы этим живут, оказывает иммиграционные услуги, открывают визы и путь в заморские страны. Но если куда и перебираться, то лучше всего в Канаду. Почему именно в Канаду? Проще, пояснил Николай Петрович. Это одна из немногих стран, на законных основаниях принимающая желающих поменять родину. Разумеется — добавил шутливо, — при наличии, у этих самых желающих, средств к существованию. Канадцы делают на них деньги и не скрывают этого. И поскольку поток желающих велик, то и поступления в канадскую казну весьма значительны.

— Знаем мы эти «надежные» фирмы, — раздраженно произнес кто-то на другом конце стола. — Недавно читал, как делают деньги на ловле лохов такие, вот, «надежные» конторы.

Николай Петрович поднял брови и развел руками — всякое случается.

Разговор продолжился, но Виктора словно отключили. Он вдруг физически ощутил тесноту за столом, тесноту комнаты. Вот так, в одной и той же норе — неужели всю оставшуюся жизнь? Захотелось простора, увидеть далекий горизонт. Зависть остро кольнула — вот, другие бороздят океаны, видят новые миры… Почему не он?

Люська внесла жаркое. Выпили. Разговор переключился на политику. Женщины стали собирать грязную посуду, готовить стол к чаю. Мужчины вышли на балкон перекурить.

Там Виктор и попросил у Николая Петровича номер телефона.

— Ну и что ты думаешь? — спросил он Зину на обратном пути.

— О чем? — не поняла она.

— О Канаде.

Зина удивилась. Похоже, она уже забыла разговор за столом.

— А чего мне о ней думать?

— Ну, новые возможности… Тут-то что сейчас делать? Полный бедлам. И вообще, живем… как цирковые звери в клетке.

Но Зина совсем не ощущала себя запертой в тесной клетке. Она чувствовала себя в этой жизни вполне комфортно. Качнула головой.

— Ехать куда-то, не зная языка… Полы, что ли мыть? Здесь у меня профессия, работа, друзья, а там кто нас ждет? — Зина была практичным человеком. — А язык мне ни за что не выучить! Да и зачем голову ломать, учить, куда-то ехать, начинать с нуля, когда и здесь можно сейчас заработать? Мне, вот, Люська предлагает поехать на одну турецкую фабрику за кожей. В Турцию виза не нужна. Слушай, — глаза ее заблестели от внезапно явившейся мысли, — может, и ты поедешь? Поможешь бабам с багажом — они заплатят. Вот тебе и первоначальный капитал! Тоже что-нибудь купишь, а здесь продадим…

В Турцию ему не хотелось.

Хотелось другого — мысль о возможности круто поменять судьбу прочно засела в голове.

Через пару недель, он позвонил Николаю Петровичу и пригласил в ресторан. Виктора интересовала Канада.

— Отличная страна для тех, кто работать умеет. Сможешь правильно использовать свои мозги или, там, руки — все получится.

— Сами не хотите попробовать?

Николай Петрович рассмеялся.

— Поздно в шестьдесят пять менять курс. Будь помоложе, может и рискнул бы. Язык есть, знания есть и профессия подходящая, но мое время ушло. Ладно, давай, за молодость! — Николай Петрович поднял рюмку.

— Я, честно говоря, о Канаде почти ничего не знаю, — сознался Виктор. — Как-то о ней мало пишут и по телевизору не говорят. Вообще, как там люди живут?

— Люди везде живут по-разному. Вопрос в том, какой уровень жизни тебя интересует, — философски произнес Николай Петрович. — И вообще, что ты в ней, в этой жизни ищешь. Если ты четко представляешь, чего хочешь, то найдутся и пути достижения цели. Что ищешь, то и иметь будешь… при правильной расстановке сил. Канада — страна возможностей. Но повторяю, — старый штурман выразительно поднял указательный палец, — пахать там придется по-настоящему. Кто не может поймать ритм, тот выпадает в осадок. Нищие, они и там есть, и очереди за бесплатным супом Армии Спасения тоже. Вопрос в том, зачем туда ехать. Если в надежде хорошо жить, ничего не делая, то бесплатный суп дорого обойдется, — скаламбурил и поднял в очередной раз рюмку. — За успех в жизни!

Еще за здоровье выпили.

— Ну, и с чего мне начать? — осторожно поинтересовался Виктор.

— В фирме скажут, какие нужны документы. И проконсультируют по полной программе — только плати. Если серьезно надумаешь ехать, позвони, дам пару адресов. Ребята помогут на первых порах найти работу. В остальном — рассчитывай только на свои силы. И, главное, помни, что это только шанс. Наши люди часто думают, что там их ждут какие-то… голубые города. А надо реально смотреть на жизнь.

Виктор и смотрел, насколько мог, реально.

Что — реально — он имел в своей стране такого, за что стоило бы цепляться? Неустроенный быт бессемейного человека (Зина не в счет). Хроническое отсутствие денег, зарплата маленькая, да и ту в последнее время стали задерживать, поскольку завод-гигант, чью продукцию еще недавно закупали по всему Союзу и отправляли на экспорт, вдруг почему-то оказался нерентабельным. Хорошо, что он успел до начала всего этого кавардака жилье получить.

Это и было его единственной, реальной ценностью — однокомнатная квартира в центре. Если продать, будут деньги для старта в новой жизни.

Конечно, и сомнения терзали. И страх, что надуют — при продаже квартиры, при оформлении документов в этом самом «турагенстве». Но рискнул, позвонил в фирму, рекомендованную штурманом.

— Как я понимаю, вы не бизнес-иммигрант… — выслушав его, медленно произнесла женщина на другом конце провода. — Родственники в Канаде есть? Нет? Значит, программа по воссоединению семьи тоже отпадает. Остается независимая иммиграция. Какая у вас специальность? Стаж работы? Подождите минутку, посмотрю список профессий по независимой иммиграции. Нет, — произнесла через некоторое время. — Вашей специальности в списке нет.

Ну, вот, он так и думал… Раскатал губу!

— И никакой зацепки?

Трубка снова немного помолчала.

— Ну, приезжайте, посмотрим, что можно будет сделать.

Взяв пару дней за свой счет, он поехал в Киев.

— Вообще-то процесс иммиграции можно начать и с той стороны, — осторожно поведала элегантная дама, после того как они битый час подсчитывали баллы и перебирали смежные профессии, которые были в утвержденном для иммиграции списке. — Не хотите для начала поехать туда с группой туристов? Посмотрите все, как говорится, своими глазами. Там и решите, нужна ли вам Канада.

Но он уже заранее решил, что нужна.

А вот с Зиной предстояло расстаться.

Вернувшись, сделал загранпаспорт, стал собирать необходимые для туристической поездки документы и справки и переводить их на английский. Через месяц снова отправился в Киев, благо попутно — командировка подвернулась. Спросил, сколько ждать. «Максимум полгода, — заверили в конторе, когда он принес документы вместе с предоплатой за услуги фирмы. — Минимум три месяца. Как только соберется туристическая группа, в которую вас можно включить». Увольняться с работы не рекомендовали.

После этого его просто залихорадило. В течение месяца распродал мебель и квартиру. Перебрался на окраину, где цены на жилье всегда пониже, снял там в коммуналке комнату, больше похожую на шкаф, и даже думать себе запретил о том, что будет, если, по Зининой присказке, «карты не лягут». Лягут — должны.

Прошла зима, кончался март, а никакой внятной информации о положении дел все еще не было. Что хуже всено, несмотря на предостережение фирмы, он уволился, и деньги катастрофически быстро таяли. Еще, как назло, хозяин комнаты попросил заплатить за три месяца вперед — сказал, что собирается ехать к сыну в Сибирь на лето и на поездку ему нужны деньги. Он врал, что обязательно заплатит вперед, но только в конце месяца. А сам снова и снова бегал на переговорный — звонить из коммуналки не мог, — набирал номер киевской фирмы, и снова слышал в ответ: потерпите, ваши документы все еще «на рассмотрении». Он чувствовал себя идиотом, которого хорошо «обули», и едва сдерживаясь, спрашивал в очередной раз, сколько обычно длится это «рассмотрение». И в очередной раз слышал туманный ответ: по-разному.

И в тот самый день, когда решил уже отправиться на месте разбираться с этой фирмой, ему сообщили, что получить визу без собеседования не удалось. Нужно приехать в Киев. Когда приехать? Мы сообщим вам о дате интервью. Не волнуйтесь, до двенадцатого апреля еще есть время. А что будет двенадцатого? — спросил он. Разве вы не знаете? — удивился голос в трубке. — Двенадцатого утром сбор вашей туристической группы в Киеве. Тринадцатого вылет. Вам забронировать гостиницу или у вас есть где остановиться? Платить за гостиницу не хотелось. Найдется, ответил он, вспомнив об общежитии, где жил, будучи в командировке. Пару дней вполне можно перекантоваться.

Двенадцатого утром сбор группы… Он занервничал — оставалась всего неделя.

Начал лихорадочно собираться, все еще не веря, что такое возможно — вот так взять и уехать из страны. Впрочем, лучше не думать об этом, еще неизвестно, как пройдет это самое интервью!

Конец ознакомительного фрагмента.