Зеленый туман. Однокомнатные рассказы

Галина Го (2024)

"С тех пор как весенняя дымка проникнув в мою кровь изменила её состав, я так и живу. А зеленый туман ежегодно передает мне приветы, и как будто подмигивает"… Так закончится одна из новелл. В книгу "Зелёный туман. Однокомнатные рассказы" вошли произведения последних пятнадцати лет. Персонажи молодые и взрослые оказываются в разных обстоятельствах. Кто-то выбирает действие, кто-то не находит себя… Надеюсь, всех их объединяет любовь автора. Приятного прочтения.

Навсегда

Ангелина Петровна всё ещё была высокой и прямой, только очень похудела. В зеркале, виделся тонкий сухой прутик, готовый оказаться сломанным. Но всё торчал. А ровная строгая спина всё не сгибалась.

В её маленькой квартирке висело несколько фотографий прекрасной балерины. Афиши балетов былых времён, едва держались на старых обоях.

— Да, — ухмылялась она про себя, — старушка, которой я стала, видимо проглотила жердь.

В больнице бывшая балерина пролежала не долго. Теперь там никого не держали. Выписали с подозрением на онкологию и отправили к участковому терапевту.

— Одинокая старуха никому не нужна, пришла старухе пора — пусть справляется. Теперь у всех свои заботы, а общих нет, — тихо, без обиды думала Ангелина Петровна по дороге в поликлинику.

Утро было серое и тусклое. Снег сошёл давно, но всё в природе было испугано бесконечными заморозками. Конец апреля, чуть не ежедневно вскипал вместо дождей мутной снежной крупой, как будто зависавшей в воздухе и не долетавшей до земли. Казалось, что деревья, как сито не пропускают эту взвесь. Оседая на ветках, она"опушала"их ненадолго мучнистым налётом. А через некоторое время, при едва заметном повышении температуры, всё это таяло, чтобы снова обнажить резкую черноту ветвей.

Солнце проглядывало редко и остро подсвечивало сизые хмурые тучи. Даже позолоченный купол недостроенного храма отражал только тяжёлое, набухшее небо.

Ангелина Петровна схватилась за металлические прутья забора, огораживающего поликлинику. В этом месте тротуар резко сужался, и уходил в наклон. Было скользко. Здесь и молодым было не просто удержать равновесие…

…На третий этаж старушка шла медленно, держась за стену. Каждая ступенька лестницы как будто старалась помочь женщине и поддержать её.

***

На этаже уже сидели больные и, несмотря на электронную запись, спорили, кто пойдет следующим. Ангелина Петровна тихонько присела на краешек светло-серой дерматиновой банкетки, чтобы отдышаться. Из свеже-отремонтированного коридора ещё не выветрился запах краски. Новое, пластиковое окно смотрело на школу.

В кабинет с большой стопкой карт, шествовала медсестра. Она остановилась возле Ангелины Петровны и строго спросила:

— Как ваша фамилия?

— Беспалова, — тихо ответила старушка.

— Ваша карта есть, — громко и чётко произнесла медсестра, просмотрев свою стопку, — вас кто записывал?

— В больнице, — сказала Ангелина Петровна…

Но медсестра прошла уже дальше и, глядя в распечатанный список пациентов, стала выкликать фамилии и отправлять в регистратуру тех, чьи карты не нашлись.

Несколько человек отправились в регистратуру, а медсестра — в кабинет.

— Саботаж какой-то, — недовольно сказала яркая молодящаяся блондинка лет пятидесяти пяти, — она минут тридцать за картами ходила. Почему не все нашла?

— А ей куда торопиться? У неё рабочий день, — беззлобно заметил пожилой мужчина с больничным листком в руке. Рядом с ним сидела женщина среднего возраста, и, казалось, вообще ничего не слышала. Её припухшие от слёз глаза были устремлены в стену.

— Я понимаю, их сокращают, идёт реформа… скоро, говорят и карты будут элекронные… но они как будто нарочно тянут резину и демонстрируют, что не справляются, — продолжила возмущаться блондинка.

— Да, невольно вспомнишь прошлую медсестру, — как у неё всё в руках спорилось, и душевная была, — подхватила сдобная бабушка с палочкой, сидящая напротив Ангелины Петровны и, как будто, доверительно обращалась к ней.

Ангелина Петровна тихо и неловко улыбнулась.

— Да, я не помню… редко бываю…

— Мне только направление на анализы выписать, — громко заявила подошедшая барышня.

— А вы записаны на какое время? — ехидно спросила блондинка.

— На девять, — сказала барышня.

— А я на восемь двенадцать, — и всё жду. И мне тоже направления на анализы, — отпечатала блондинка.

Барышня плюхнулась рядом с Ангелиной Петровной и вздохнула.

— Для чего мы тогда на время записываемся?..

Ангелина Петровна не ответила. Она вдруг вспомнила, как во время войны, ещё студенткой, ездила с концертной бригадой на фронт, и как красивый лейтенант «записывался» на танец с ней…

— Богиня, запишите меня на вальс, — просил он.

— Вас на какое время? — разрумянившись, спрашивала она.

— Навсегда! — отвечал он.

— Записываю, — хохотала она.

Потанцевать им не пришлось: неожиданно объявили тревогу, и она так никогда и не узнала, вернулся ли он из боя… артистам тоже пришлось не сладко… еле выбрались тогда…

Саша. Первая и единственная её любовь. Он тогда ещё сказал, что после войны найдёт её в театре, и чтоб она ждала его. «Навсегда». И она ждала. Или ей так казалось. Как давно это было…

Её одиночество не было тягостным. У неё были поклонники. Но всякий раз, когда она танцевала с мужчиной, она вспоминала тот не состоявшийся вальс, и Сашины черные глаза жгли её восторгом и преклонением. Мужское восхищение незабываемо. Это она теперь знала точно. Ангелина Петровна так и не решилась нарушить шутливую клятву, данную на линии фронта молодому лейтенанту… А в этом году уже семьдесят лет Победе!

— Вам что? — с вызовом спросила снова вышедшая из кабинета медсестра.

Ангелина Петровна засуетилась, доставая выписку из больницы и обрывок листочка, на котором было написано, какие обследования следует провести больной.

Медсестра фыркнула, чуть ли не оскорблённо:

— Что вы мне суёте? Вам должны были выписать направление. Поезжайте обратно. Пусть выписывают направление!

Медсестра вскинула голову и вернулась в кабинет.

— Как же это… обратно? — вздрогнула старушка, но её спина по-прежнему железно держала осанку. К ней повернулась барышня, сидевшая рядом на банкетке.

— Давайте посмотрим, — взволнованно затараторила она, — может, есть направление. Не могли же они его Вам не дать. Они же знают, что должны его выписать!

— Нет, — пролепетала Ангелина Петровна, — у меня только выписка и вот эта бумажка…

— Ну, как же так, не может быть, — всё повторяла барышня и перебирала листочки, надеясь среди них обнаружить несуществующее направление. Так и не найдя его как-то обречённо вернула всё хозяйке.

— Ничего, — сказала Ангелина Петровна. — Придётся ехать обратно. В больницу. Что ж поделаешь.

Старушка встала и медленно пошла к лестнице. Спина не выдала её разочарования. Только голову почему-то держать было трудновато.

Очередь молчала. Барышня с трудом сдерживала слёзы.

— А она, может, воевала, — сокрушённо выдохнул пожилой мужчина с больничным листком, — а я войну смутно помню, маленький был… в эвакуации…

***

Ангелина Петровна вернулась домой, решив не ехать в больницу. Не зачем путаться под ногами, вводить кого-то в расходы… Она не в обиде… пожила, грех жаловаться. Вот и девятое мая скоро. Победе семьдесят лет, а ей все девяносто. Зачем лечиться?

В головах жёсткого кабинетного диванчика, на котором всю жизнь проспала Ангелина Петровна, стоял узкий резной прикроватный столик под лампой. На нём всегда лежала какая-нибудь книга, а в шкатулке рядом — несколько колечек.

Хозяйка присела на край диванчика и взяла в руки шкатулку. Своим тонким морщинистым пальцем она нащупала серебряную цепочку с крестильным крестиком. Это был её крестик. Она никогда его не носила. И в церковь не ходила. Почему-то теперь ей показалось, что надо надеть его.

Долго не могла справиться с замком, пальцы не слушались. Но, в конце концов, ей всё же удалось застегнуть цепочку. В окно заглянуло солнце, протянув свой тоненький лучик, и указав на легкий налёт пыли на книжной полке.

Погладив ладонью крестик, оказавшийся совсем под горлом, взяла с батареи байковую тряпочку и стала протирать мебель. Размеренными и привычными движениями: полочку на спинке дивана, приподняв поочередно всех семерых фарфоровых слоников, нежно погладив самого маленького, с отбитым бивнем… прикроватный столик, лампу, старинную деревянную этажерку с любимыми книгами, зеркало старого, ещё бабушкиного шкафа… затем прошла на кухню, сполоснула тряпочку и вернулась в комнату.

Конец ознакомительного фрагмента.