Оборотни. Очерки притворства и приспособленчества

Гавриил Яковлевич Кротов

Автор этой книги, педагог по призванию, рисует в ней людей, приверженных принципам капитализма и старающихся всеми способами выжить в условиях становящего социалистического государства. Те «оборотни», как называет их автор, которым удалось внедриться в государственный аппарат, стараются видоизменить поставленные революцией цели. Одной из главных линий борьбы становится педагогика: определение путей воспитания нового человека. Планы оборотней не столь безуспешны, как это может казаться.

Хоть ты и в новой коже, но сердце у тебя всё то же

Ганя не помнил его фамилии, но человека запомнил навсегда. Мог бы даже нарисовать портрет этого прапорщика с кудрявыми чёрными волосами, затянутого в кавалерийскую венгерку, в кожаных перчатках, не с нагайкой, а с изящным стеком в руках. Он приветливо шутил с женщинами, толпившимися у ворот крепостной тюрьмы, и с нижними чинами. Но все знали, что стек не был просто красивой игрушкой: гибкий стальной сердечник, сплетённый хромовыми ленточками, рассекал тело до кости.

Каково же было удивление Гани, когда этот красавец явился в класс в качестве учителя физики. Он сразу же завоевал расположение учеников стройностью изложения материала и удачно вставленной шуткой. Но когда он чертил на доске схемы, Ганя видел в его руке стек.

В разговоре с начальником ГПУ Ольгой Липкиной Ганя признался, что ему трудно учиться у этого белогвардейского офицера, но Липкина объяснила:

— Сами знаем. Он не из злостных. На учёте состоит, отмечается аккуратно, работает охотно и добросовестно, да и социальное происхождение у него не дворянское. У белых он был чужой, со временем наш будет совсем. А нам надо учиться. Учиться у врагов, чтобы отнять у них это превосходство в знаниях…

Правда, скоро он исчез из школы, а Ганя уехал в Омск. Позже узнал, что бывший офицер женился на дочери дворянина, махрового монархиста, устроил пышную свадьбу с венчанием в церкви, да ещё, воспользовавшись доверчивостью военкома Королёва, использовал для свадебного поезда коней и тачанку военкомата.

После революции в разговорную речь обильным потоком хлынули иностранные слова. Они порой затемняли подлинный смысл, который мог быть чётко выражен русскими словами. Так самому распространённому слову «коммунист» предпочитали «большевик», по смыслу — «большинство», «общность». Слово «коммуна» заменяли словами «артель», «общество», «община».

Очень распространённым стало слово «лояльный». Словарь объяснял его так:

Лояльный — (от франц. loyal, букв. «верный»)

1. держащийся в границах законности (иногда только внешне), выполняющий установления и требования органов власти;

2. беспристрастно относящийся к кому-либо, чему-либо.

Люди же, не задумываясь, переводили это слово как «приспособленец».

Выходец из рабочей среды стал лояльным, далёким от политики:

Пусть кто-то где-то с кем-то бьётся,

А наше дело — сторона.

И власть Советская, сдаётся,

Нам не нужна⁸.

Он одинаково относился ко всем и потому всем был хорош. С учительской работы он ушёл, поступил объездчиком в лесничество и отдался делу всей душой: организовывал заповедники, охотничье хозяйство, журнал «Охотник Алтая», сотрудничал в институте природоведения.

Он ушёл в лес и обрёл покой поцарапанной совести.

Такая личность не беспокоила органы государственного надзора, тем более что человек с воодушевлением делал полезное Советской власти (впрочем, как и любой другой) дело охраны природы и умножения её богатств. Народу, окружённому явными и тайными врагами, нужны были лояльные люди, не ратующие ни за доктрину Троцкого о перманентной революции, ни за бухаринскую концепцию о врастании кулака в социализм, и уж, конечно, не участвующие во вредительстве.

Но прапорщик остался жив и появился в образе литературного героя Рокотова. Он поднялся во весь рост в новом изящном обличии, без стека. И первое, что он сделал, — похоронил свои жертвы, свидетелей событий тех дней, и заслонил своей фигурой подлинных борцов революции.

И победа осталась за ним. Его оружие оказалось действенней.

Шло время. События тех дней стали историей. Партия не забыла своих борцов. Истпарт⁹ собирал материалы. Истинные дела были зафиксированы и сохранены. Документы и материалы собраны и подшиты. Они бережно хранятся в архивах, охраняемых государством. Это — торжественно-почётная могила, на которую приходят в торжественные дни почтить память погибших. Но кладбище хранит память, но не пытается оживить покойников. Никто не смеет тревожить покой этих могил.

И прапорщик пошёл в поход.

Время шло.

Прапорщик от инфантерии стал генералом от литературы. Он захватил позиции в литературе, на радио, в молодёжных аудиториях, даже в штабе центрального органа писателей, и вышел на оперативный простор. В его распоряжении были мобильные части журналистики, ударные силы беллетристики, умело камуфлированные художественным вымыслом, который давал право в увлекательной форме изменять факты, обращать героизм в случайность, придавать трогательное значение мелочам, выдвигая их на передний план. Изменив названия, превратить Усть-Каменогорск в Усть-Утёсовск, Ульбу в Гульбу. Подменять фамилии: Малашкин стал Милашкиным, Королёв — Богатырёвым, Дагаев — Гагаевым. Он мог всему придать желаемый характер, не считаясь с фактами. Не почтить молчанием, а убить умалчиванием подлинных героев — таких, как Юрьев, Мельников, Колмыков, Брежнев, Костюрин, Рутковский, Заплетнюк и другие, заслонив их фигурой Рокотова.

Вот повесть «Друзья», где с XIV главы, для завязки сюжета, дан эпизод восстания в крепостной тюрьме 22 июня 1919 года, сведённый к ребяческим похождениям Алёши Белозёрова. В результате трагическая история превратилась в беллетристику, где главной движущей силой партизанской борьбы оказались мальчик с заимки, по детски беспомощный Алёша, и медвежонок Бобошка.

А могилы и архивы хранили молчание.

Вот «Первая любовь», где события грозного времени, столкновение двух миров, служат лишь фоном и пьедесталом для удачливого, приятного во всех отношениях Рокотова. Но рокот волн революции заглушает ласковый шум прибоя, тонких чувств юноши, осчастливленного вниманием тоскующей жены миллионщика.

Прапорщик старается изобразить себя чувствительным демократом, которого шокирует издевательство над солдатом-киргизом. Он по-барски снисходительно относится к «своему» преданному рабски денщику. Его возмущает прогнивший быт офицерства, но это благородное возмущение не толкает его на крайности, у него и мысли нет уйти к партизанам. Он способен только морщиться и показывать кукиш в кармане. Он отважился на драку (одиночную), когда действия его сослуживца приняли угрожающий его жизни оборот, а у санитарного вагона были красные. Но красные не были для него своими. Грубая солдатня обидела его, забрав у него запас продуктов. Но, «рабскую верность храня»¹⁰, денщик спасает его барахлишко, и это позволяет ему появиться в городе в шикарном виде.

Вот лирическая альтернатива буриданова осла: выбор между женой миллионщика и дочерью председателя земской управы. Побуждает (вторая по счёту) первая любовь.

Как мирно-прекрасна привольная жизнь нежно влюблённого учителя, отошедшего от сельских детей, прапорщика, отошедшего от борьбы двух непримиримо враждебных классов, в смертельной схватке решающих судьбу народа и страны… Когда простые рыбаки оставили привычные им рыболовные снасти и вступили в бой со специалистами войны, а прапорщик наслаждался вкусом «царской ухи» из рыбы, откормленной трупами расстрелянных коммунистов.

Пока рыболовствующий прапорщик сражался с деспотичным дворянином — отцом своей возлюбленной (боевые потери — лодка, расстрелянная отцом) и с чванливым, заносчивым соперником, народ разрушил сословные перегородки и лишил дворян их привилегий. Тем самым прапорщику было преподнесено его личное счастье на тарелочке с голубой каёмочкой, и он совершил важнейший политический акт, заключив союз труда и благородства, торжественно оформив его в церкви.

По образу и подобию Рокотова созданы и герои других романов.

Вот «Ручьи весенние», где автор воспевает подвиги сына высокопоставленных родителей (помечу его буквой А). А работает в аппарате министерства и находится на вершине благополучия. Он влюблён в высокопоставленную девушку (помечу её буквой Б, добавив: «Извините за выражение»).

А совершает подвиг, отправляясь работать на периферию, под боком у дядюшки, тоже высокопоставленного, на должность простого старшего агронома совхоза. Между охотничьих удач ему удаётся наладить хозяйство совхоза при горячей помощи простой девушки-агронома, в которую он влюбляется (очередная эксцентричность).

С такими победами А возвращается в лоно семьи, порвав отношения с Б, стяжавшей лавры Мессалины. Родители, как люди передовые, смиряются (скрепя сердце) с выбором сына, утешая себя тем, что «светскость» они сумеют привить его избраннице, потому что её простота слишком примитивна в условиях высокопоставленного общества.

Сирена мещанства поёт свои песни…

Трубадур изящной жизни вышел из леса, где скрывался, как когда-то скрывались зелёные от белых и красных — в ожидании времени, когда они смогут устроить свою красивую жизнь.

Он живёт среди потомков Якова, Колмогорова, наследников Юрьева, Мельникова, Мелашкина, и они видят его.

Видят, но замечают ли мутное пятно оборотня?

А должны бы заметить. Должны бы, заметив, указать.

Вот каким увидел его Победитель, сын Крепости Духа (Габриэля), и мы словно слышим голос панночки¹¹: «Слышу, что она здесь. Мне тяжело, мне душно от ней… Отыщи её, парубок!».

Из письма Победителя, сына Габриэля

«Москва, 2 сентября 1966 года.

Был я у П. Опишу всё подробно.

Созвонился с ним, приехал, по его приглашению, к нему на дачу. Остановился у калитки, ведущей в аккуратненький сад. Прямо напротив — веранда, где сидели невысокий седой человек и две узеньких низеньких старушки. Ели. П., заметив меня, встал, пошёл встречать. Открыл калитку, поздоровался — и сразу же повёл наверх, в рабочую комнату. Комната — чистая, картинная. Большое окно. Напротив — камин с остатками пепла. Стол невдалеке от окна, заложенный листами, рукописями и книгами. Несколько низких креслиц, книжный шкаф, с «работами», книгами. В углу, на стене — голова лося, ружьё. По стенам — картины и эстампы.

Он, оказывается, думал, что ты — Яков Васильевич, а не сын его. Того он знал лично, описал его внешность (мне она знакома по фото), и всё говорил, каким деятельным человеком был Я.В.

…Расспрашивал меня о тебе, хотя, по-моему, рассчитывать на его помощь не стоит. Прочёл письмо и начал говорить. Долго и довольно самовлюблённо. О том, как он занят, о том, сколько ему приходит писем, о том, сколько людей предлагают ему материалы, о том, что он не гонится за скрупулёзностью, о праве художника переделывать факты во имя высоких замыслов. Заодно о том, сколько его издают и каким признанием он пользуется. Он, очевидно, опасался того, что ты жаждешь печататься, жаждешь упоминания в его книгах. Я убедил его, что это не так.

Он интересный человек и отнёсся ко мне (и к тебе) с большим вниманием…

…Взял твою машинопись «Три поколения», обещал тщательно, с карандашом прочесть, надеясь не только дать отзыв, но и почерпнуть что-то из прочитанного (я ему сказал, что второе-то и важно). В общем, в конце октября он вернётся в Москву, и я с ним снова встречусь. Возможно, что он напишет тебе…».

План Пастухова-Суханова

Вспомним роман Николая Вирты «Одиночество»¹².

Конечно, в литературном произведении всё отобрано, оформлено в чёткие образы, разложено по полочкам, но обобщено. Поэтому в жизни можно встретить людей типа Пастухова¹³, но реально всё это сложней, запутанней, незаметней и уж, конечно, не рассчитано на восприятие читателя-очевидца, современника, соратника.

Упрекнуть Пастухова в лояльности к монархии нельзя. Он последовательно искал действенные формы борьбы с самодержавием, дворянством, чиновниками. Находился в рядах народовольцев и анархистов, пока не остановился на программе социал-революционеров с их боевым девизом: «В борьбе обретёшь ты право своё!», допускающим любые формы борьбы. Он жаждал быть героем, возвысившимся над толпой. И он шёл на самые отчаянные дела. Не один деспот уездного и волостного масштаба пал от его руки. Петухов пережил и опасности, и напряжённость конспирации, и тюремные тяготы, и этапы, и ссылку.

И вот венец борьбы желанной! Февральская революция, совершённая быстро и почти бескровно.

Вот он — владелец 38 десятин земли. Он — природный крестьянин. Он — не Оболт-Оболдуев, который признавался:

Живу почти безвыездно

В деревне сорок лет,

А от ржаного колоса

Не отличу ячменного.

А мне поют: «Трудись!».¹⁴

Нет, уж он-то не будет

…Так вымогать, насиловать

Кормилицу свою!¹⁵

Он поставит своё хозяйство на научной основе и практике, которую наблюдал в Швейцарии, Франции, Германии, которой он уделял внимания больше, чем политическим дискуссиям. Его цель в политической борьбе была ясна — высококультурное сельское хозяйство, страна, покрытая хуторами, мызами, фольварками. Красота страны, соединённая с богатством.

Культурные хозяева земли должны стать гегемоном общества, и они поведут за собой серую массу. Пролетариат должен занять подчинённое положение, служить земле и сам участвовать в сельскохозяйственном труде. Индустрия — придаток аграрии. Пусть мелкие, бедные природными условиями страны коптят своё небо и уродуют землю, а Россия самим богом создана для сельского хозяйства.

Взять, например, Швейцарию с её 9% обрабатываемой земли, перегнать её, а с ресурсами нашей земли оставим её далеко позади.

Уже 38 десятин — в руках.

Мгновение, ты прекрасно!

Остановись!¹⁶

Но в противовес этой стройной программе появились сумасбродные планы большевиков, которые хотят установить диктатуру чуждого российской земле пролетариата в союзе с самой захудалой частью крестьянства. Они принесли с собой военный коммунизм, коммуны, комбеды, продразвёрстку — какой нелепый скачок через непройденный этап закономерной формации.

И Пастухов стал начальником штаба повстанческого кулацкого отряда. Уничтожить коммунизм, уничтожая коммунистов, коммунаров и их последователей. Но что это? Коммунизм — как Лернейская гидра¹⁷!

И вот он в «Одиночестве», затравленный, одичавший, потерявший человеческий облик. Каждый человек ему смертельный враг.

Вот он арестован. Его охраняет красноармеец, когда-то раненный им и выхоженный местными крестьянами. Часовой добродушно спокоен, как победитель, чувствующий, что победа окончательна и противнику некуда деваться. Он уже не чувствует зла к врагу, пролившему его кровь, и по-хорошему ему завидует: грамотному человеку. Он сам всё время учится читать и писать, и обращается за помощью к Пастухову.

— Что, землю отобрали, хотите и ум себе забрать? — реагирует тот.

— Не ум, а грамотность. К земле и грамоте вы нашего брат не допущали. Жили за счёт нашей бедности и слепоты. Землю нелегко было у вас забрать, но одолели. Одолеем и грамоту.

И часовой рассказал о своей сиротской жизни где-то у чёрта на куличках, в горах, в тайге, у кулаков, у казаков — то пастухом, то батраком, то плотогоном. Какая уж тут грамота!..

Пастухов стал помогать ему овладевать грамотой.

— Эх, мне бы твою грамотность! — завистливо говорил красноармеец.

«Мне бы твои документы», — думал Пастухов.

Он убил часового, забрал его документы и исчез.

Исчез из поля зрения не только писателя Вирты, но и органов государственного контроля. Мимикрия демографических данных и скромное положение среди серой массы людей скрыли его.

Пастухов исчез.

Среди людей жил Суханов.

Как и многие, он рвался в бой, но последнее ранение (которое переместилось из груди в бедро) делали его непригодным к строевой службе. Но сознательные люди на любом месте нужны. Сменили слишком заевшегося помпохоза, годного к строевой, а на его место назначили Суханова, который здесь проявил недюжинные хозяйственные способности, неподкупную честность, коммунистическую твёрдость и горячее стремление к учению. Используя писаря и кладовщика, он скоро научился бойко писать, читать без запинки, разбираться в бухгалтерских документах, выводя на чистую воду самые сложные махинации, бомбардируя комиссара самыми сложными вопросами.

После демобилизации его, не задумываясь, послали на рабфак, где он всё свободное от занятий время проводил в библиотеке, и никакая сила не могла заманить его на гулянье, в театр, а тем более на гулянки с выпивкой. Ему были чужды человеческие слабости, недостойные коммуниста.

Через год его направили в Совпартшколу, а ещё через год перевели в Москву, в ВСПШ¹⁸ при ЦК РКП (б), которую он окончил с отличием и с характеристикой кристально чистого коммуниста.

Партийную чистку он прошёл одним из первых без каких-либо замечаний. Председатель комиссии направил его личное дело в ЦК. Все сведения о Суханове были проверены по архивам ГПУ. Ничто не вызывало сомнения, после чего Суханов был вызван председателем РКИ¹⁹ Емельяном Ярославским. Ему предложили работу в органах государственного контроля.

— Куда партия пошлёт, там и буду работать, — скромно сказал Суханов и окончательно подтвердил свою скромность деловой просьбой: — Только прошу вас послать меня на периферию. Образование у меня скоропалительное, практики — никакой, разобраться в делах центральных учреждений мне будет не под силу, а вот у себя на родине мне и условия известны, и характер людей знаком, да и в родные места тянет.

И его отправили в Усть-Каменогорск для работы в Рабкрине.

Суханов облегчённо вздохнул, потому что в Москве ему не раз приходилось встречаться с людьми, знавших его как Пастухова по тамбовским делам. Удавалось ускользнуть, но лучше — подальше, пока время не изгладит память о нём.

В Усть-Каменогорске Суханов начал борьбу с нарушениями социалистическо законности и искривлением линии партии.

Первыми, кого высмотрело его недрёманное око, были члены правления потребительской кооперации: председатель Кротов, экспедитор Заплетнюк, завбазой Яроцкий и другие²⁰. Они были арестованы за «тёмные махинации» и организацию «чёрной кассы». Правда, после полугодового пребывания в тюрьме они были полностью оправданы, но во избежание «недоразумений» в кооперации были установлены незыблемые права двойной итальянской бухгалтерии, подтверждённые словами Ленина: «Кооперация — путь к социализму», «Социализм — это учёт».

Калмыков был отстранён от работы как сотрудничавший с белогвардейской прессой, Галавкин исключён из партии как бывший регент церковного хора и исполнявший отрывки из оперы Глинки «Жизнь за царя» (ныне — «Иван Сусанин»). Юрьев отстранён от управления отделом социального обеспечения за нарушения финансовой дисциплины и применение форм пособий, не предусмотренных законом. Скосырский заменён молодым врачом из-за большого количества смертных случаев во время эпидемий сыпного тифа и холеры. На их место были подобраны вполне лояльные квалифицированные люди.

Бороться с Сухановым было невозможно. Его надёжно прикрывало направление ЦК, которое не дадут первому попавшемуся. Его поддерживал однокурсник, секретарь обкома партии Ежов. Но главное было в том, что он логично обосновывал на принципиальной партийной основе свои действия, ставя их на обсуждение бюро, заставляя руководство делить с ним ответственность за возможные ошибки. Тем более что он сумел разоблачить многих белогвардейце, примазавшихся к низовому госаппарату и не прекративших своих мелко-враждебных действий: убийства из-за угла, предательства, диверсии. Всё это только больше объединяло народ вокруг партии и совдепов. Делегаты (а особенно делегатки) раскрывали враждебно настроенных людей, а Суханов передавал материал в ОГПУ, чем заслужил ещё большее доверие. Правда, Липкина и Рогачёв подозрительно отнеслись к однобокости его промахов, но скоро Липкина получила назначение в областное ОГПУ, а Рогачёв и Правдин были переведены в столицу Киркрая — Оренбург²¹. Заслуженное повышение.

Но Пастухов остался Пастуховым. Он только изменил тактику. Волк, побывавший в переделках, вырвавшийся из облавы тяжелораненым, не переставал быть волком, но научился уважать силу людей, противопоставляя ей свою осторожность.

Работу свою Пастухов строил продуманно тонко. Мстительность и злоба не застилали ему глаза. У него не было нервной торопливости. Он смотрел далеко вперёд.

Теперь «Одиночество» не угрожало ему.

В Москве он встретил двух антоновцев, не очень надёжно скрывавшихся в пёстрой толпе Сухаревского рынка. Они промышляли случайными спекуляциями, не нашли себе надёжного убежища, но научились глядеть и оглядываться в две пары глаз. Через них он встретился ещё с одним антоновцем, который устроился более надёжно, с документами безобидного часового мастера — то, что осталось от политехнического института и практики изготовления бомб с часовым механизмом, а также паспортов.

Двух друзей он забрал с собой. Там было меньше риска встретить свидетелей его тамбовских дел. В Усть-Каменогорске Пастухов — вернее, Суханов — устроил их агентами по заготовке пушнины. Это давало им возможность ездить по всему уезду, знать базар и его посетителей. Видеть на рынке то, что трудно рассмотреть и даже заметить, но они это умели.

Они поставляли Суханову сведения обо всём и обо всех, кто интересовал его.

На каждого работника города и уезда у Суханова были заведены карточки, и на некоторых незначительных, казалось бы, людей — досье.

Его основные стратегические принципы были таковы:

— Устранять твёрдое ядро, превращая конгломерат в аморфное вещество.

— Вселять неуверенность среди большинства. Неуверенность породит осторожность. Увеличенная осторожность приближается к трусости. Трусость противника — залог победы.

— Удалять фанатиков коммунизма по решению их же товарищей. Или выдвигать их на более высокие должности, не соответствующие их подготовке, отправляя не в места отдалённые, а в почётную ссылку, в новые для них условия. Таким образом, и старое дело развалится, и новое не скоро наладится. Появится причина для снятия.

— Выдвигать своих на вакантные места.

— Знать о своих противниках все бытовые факты, все промахи, все их человеческие слабости.

— Находить своих единомышленников, испытанных жизнью, умеющих ориентироваться в окружающей обстановке. Подвергать их суровой проверке и устраивать на незначительные места в госаппарате, чтоб они могли продвигаться по заслугам.

— Там, где невозможно взять руководство в свои руки, руководить руководителями, используя их человеческие слабости.

— Не щадить своих, если они негибки, ослеплены ненавистью и мстительностью, довольствуются мелочью богатства и власти.

— Быть большим роялистом, чем сам король.

Всё шло по плану Суханова. Юрьев, Кротов, Заплетнюк были ошельмованы и не могли вернуться к своей работе. Колмогоров зачислен в кулаки, обложен прогрессивным налогом, потом раскулачен. В конце концов, он умер в лагере. Раскулачены были и коммуны Заплетнюка, Винокурова и других. Состав госаппарата сменился.

Примечания

8

Демьян Бедный.

9

Комиссия по истории Октябрьской революции и РКП (б).

10

Из баллады «Василий Шибанов» Алексея Толстого.

11

Из повести Гоголя «Майская ночь, или Утопленница».

12

Роман «Одиночество» рассказывает о событиях, развернувшихся на Тамбовщине в годы гражданской войны.

13

Главный герой романа носит фамилию Сторожев. Фамилия Пастухов в тексте не фигурирует. Видимо, имеется в виду именно Сторожев, поскольку все характеристики совпадают.

14

Некрасов «Кому на Руси жить хорошо».

15

Там же.

16

Перекличка с цитатой из трагедии Гёте «Фауст».

17

Древнегреческое мифическое чудовище с телом змеи и девятью лраконьими головами, которых становилось больше, если их отрубали.

18

Вечерняя советская партийная школа.

19

РКИ, или Рабкрин — Рабоче-крестьянская инспекция.

20

Здесь и ниже речь идёт о реальных активистах по упрочению советской власти в Усть-Каменогорске.

21

В 1920 Оренбург стал первой столицей Казахстана (Киргизской АССР).