Золотая прялка. Крестьянские сказки

В. Шпырков (2024)

Сказки наших предков, собранные сыновьями трактирщика Федора Дорожкина и записанные со слов постояльцев и их слуг. Для детей и их родителей, которые помнят свои корни.

Кикиморы

Шёл по деревне человек с котомкой и стучался во все ворота, просился на ночлег. Никто чужака пускать не хотел, даже не открывали на стук. Увидел он женщину с коромыслом, и говорит:

— Пусти, хозяйка, ночь переночевать. На этот раз повезло мне — ведь ты с полными ведрами идешь.

Она рассмеялась и говорит:

— Да, повезло. Только в дом я тебя не пущу, а вот в овине можешь переночевать.

Ну, в овине, так в овине, выбирать не приходится: дело-то было поздней осенью, непогода была, ветер холодный дул. Привела его хозяйка к овину, а он и говорит:

— Нет ли чего перекусить?

Она отвечает:

— Буду я еще тебя кормить! Вон миска собачья, из нее поешь. Вон бочка с водой, из нее попьёшь. Вон поленница — возьми полено под голову.

Ничего не сказал странник, ушел в овин. А утром рано ушел, не попрощавшись.

Днем, когда хозяйка эта обед начала готовить, вдруг из печи дым повалил. Стала она дым разгонять, и слышит смех из угла. Потом голоса раздались, тоненькие такие:

— Ты замерзла, Акулька?

— Да нет, а ты, Дунька?

И опять смех.

Стала хозяйка на стол варево мужу подавать, вдруг опять голоса тоненькие:

— Ты голодная, Акулька?

— Да нет, Дунька.

Жена спрашивает мужа:

— Ты слышал?

Он говорит:

— Нет, а что?

— Да так, ничего.

Муж сунул ложку в горшок с варевом, вытащил, а там собачья шерсть. Он ложку бросил, на жену с кулаками. Поколотил, сам поел сухомятку, стал квасом запивать, а квас-то горький! Пришлось воду из колодца пить. Собрался муж уходить, и говорит жене:

— Смотри, чтоб ужин как следует, приготовила.

Только он за порог — из печки смех.

— Наелась, Акулька?

— Наелась, Дунька.

Ну, — думает хозяйка, — ужо проведу я вас.

Пока она ужин готовила, глаз с печки не спускала, никуда не отходила. Ужин нормальный получился. Да только дальше так и пошло: стоило ей отвернуться, еда непригодной оказывалась. Мучилась она с того дня непрестанно. Масло сбитое в погреб поставит — масло к утру прогоркнет. Молоко в ледник отнесет — молоко скисает. А то еще повадились Акулька с Дунькой кота щекотать; орет и орет кот, что день, что ночь. Муж совсем сердитый стал, того и гляди из дома уйдет. Жена говорит ему:

— Надо попа звать, дом освящать.

Позвали батюшку, стал он дом освящать. Молитвы читал, святой водой брызгал во все углы. А как дошел до печки, вдруг оттуда скалка в него полетела. Батюшка еле увернулся, а Акулька с Дунькой хихикают.

— Нет, — говорит батюшка, — не буду я у вас освящать. Ищите того, кто на дом нечисть такую наслал.

И ушёл.

А жена мужу боится всю-то правду рассказать, как она прохожего человека обидела. И наплела ему:

— Надо по ближним к нам деревням походить, одного человека разыскать, говорят, он помочь может. Мне бабушка сказала, как он выглядит.

Собрались они, стали по окрестным деревням ходить, выспрашивать — не живет ли такой-то вот. В одной деревне говорят им:

— Есть у нас похожий, очень зловредный мужик. Дома не сидит почти, все время странствует.

На счастье, мужик тот дома оказался. Увидел, кто к нему пришёл, и говорит:

— Вон овин, туда ступайте. Поговорим завтра.

Муж заартачился:

— Не пойду в овин, лучше в поле чистом заночую.

А жена его в бок толкает и говорит:

— Пойдем, так надо.

Муж спрашивает:

— А нет ли чего поесть?

Хозяин ему:

— Как нет, вон плошка собачья, из нее поедите, что осталось.

Муж говорит:

— Разве так с людьми обращаются?

А хозяин в ответ:

— А ты жену свою спроси.

— Ну ладно, кормить-поить ты нас не хочешь, так нет ли чего под голову подложить?

— Как нет, вон поленница, берите любое полено.

Муж закипать стал, а мужик это заметил и спрашивает:

— Неужто жёнушка не рассказала, как она меня прошлой осенью привечала в вашем дому?

Пришлось жене мужу все рассказать. Так и заночевали они. Ночью жена проснулась — неудобно спать, ведь полено — не подушка пуховая. Лежит женщина, тихими слезами обливается. Пошла во двор из бочки воды попить, вдруг слышит: в поленнице голоса раздаются, очень на Акульку с Дунькой похожие. Она подкралась и стала слушать. Нет, это не Акулька с Дунькой! Тогда она набралась смелости и говорит:

— Вы кто? Кикиморы? Тогда вам привет от Акульки с Дунькой.

Тут из поленницы опять доносится:

— Как они живут? Хорошо ли хозяевам досаждают?

Женщина не растерялась и говорит:

— Плохо им живется, уйти хотят. Просили меня помочь. Но я не знаю, где они прячутся. То из печки говорят, то из угла, а самих не видно.

— Как где? Так в поленнице и прячутся, куда их наш хозяин засунул. Идите скорей домой, да с хозяином не прощайтесь. А как найдешь их, подсунь соседям своим, пусть им досаждают. Хи-хи-хи!

Растолкала жена мужа:

— Пойдем домой, я все узнала, что делать надо.

Пошли они скорей домой. Как пришли, муж стал поленницу разбирать и нашёл там двух кукол. Вот они — Акулька с Дунькой! Кикиморы зловредные!

Бросили они их в костёр и зажили с тех пор спокойно, без скандалов, не считая того, что муж жену хорошо наказал за то, что она такие неприятности на них навлекла.

Мальчик-пряник

Жила одна женщина, и не было у неё ни мужа, ни детей. Как-то раз загоревала она, сидя у окошка. Дом есть, сама хозяйственная, любые дела в руках спорятся, а вот, поди ж ты, одна и одна. Сидит и, слезы утирая, в окошко смотрит. В это самое время проходил мимо странник, увидел он, как женщина плачет. Остановился старик и спрашивает:

— Что хозяйка, нет ли водицы испить?

Женщина вынесла ему воды ковшик, он отпил глоток и говорит:

— Славный у тебя квасок.

Она смотрит: в ковшике и впрямь квас.

— А нет ли кусочка хлеба, хозяюшка?

Принесла ему хозяйка хлеба краюху, он в руки хлеб взял и говорит:

— Хороший пирог, да стоя есть не по-нашему.

Пригласила она его в дом зайти, раз такое дело. Вошёл старик в дом, огляделся, длинную бороду погладил, сел на скамью и говорит:

— Знатно живешь. Все у тебя есть.

Тут женщина опять заплакала и говорит:

— Живу, как умею, да Бог семьи не дал. Хочу сыночка маленького да ладненького, к старости утешение.

— Не горюй, будет у тебя сынок. И очень скоро.

Посидел старик, отдохнул, да и дальше пошел. А женщина задумалась. Явно не простой то был старик. Обещал он, что сынок у не будет. А откуда ему про это знать дано? Он на вид обычный человек, таких много по дорогам ходит. Только вот почему он воду в квас превратил, а хлеб в пирог?

Она посмотрела на воду в ковше и горько засмеялась — вода и есть вода. И хлеб никакой не пирог. Обморочил ее путник, пошутил, а сам дальше себе пошел. А слова его в голову брать не надо. Откуда взяться сынку-то? Это ж не пирог какой-нибудь.

А дай-ка, думает, испеку пирожок.

Взяла муки, соли, масла и замесила тесто. Когда весь дом заполнился запахом вкусной выпечки, хозяйка достала противень из печи и ахнула: вовсе не пирог испекся, а пряник вроде. Да такой странный — на человечка похожий. И голова есть, и руки-ноги. Мальчишечка, да и только.

Женщина положила пряник на окошко, чтобы остудить, а сама прилегла на лавку и заснула.

Шли мимо цыгане, увидали пряник. Они всё брали, что без присмотра лежало, а тут такая вкуснота лежит — как не взять? Потом цыгане сели в кибитку и с песнями покатили в чисто поле. Та цыганка, что пряник украла, показала его своему сыночку: смотри, говорит, какой красивый. Цыганенок стал у матери пряник просить. Но та ему говорит:

— Не дам, это не простой пряник, кто его съест, тому счастье будет, а ты у нас и так счастливый.

Эти слова услыхала старая цыганка и говорит:

— Что ж ты тогда, Надя, чужое счастье украла? Надо было за него денежку оставить. А так ешь, не ешь — толку не будет. А то еще гляди, и Бог накажет.

— Ах, и правда, — говорит молодая цыганка, — надо за него отблагодарить, да вот беда: ведь у нас денег нет, только золото одно. Дай мне золотое колечко, я его на то окошко положу.

Легко сказать, да трудно сделать. От того села они не далеко отъехали, да ночь уже наступала. Подъехали другие цыгане, все с добычей: кто без спроса взял, как цыганка Надя, кто нагадал, кто наторговал. А одна цыганка ребенка привезла. Маленький мальчик, да шустрый, как цыганёнок. Никто не поверил, что она его у нищенки купила. Стали расспрашивать, а та рассказывает: в городе была, видит: сидит нищенка у церкви, да не побирается, а ребенка продает. Она и купила, потому что видит: та не жилица на белом свете. А рядом босяки крутятся, знамо дело, пропадет ребеночек. Вот и купила, пускай в таборе растет.

Все уснули, одна старая цыганка не спит, сидит у костра, думу думает про то, давать ей молодой цыганке колечко золотое, или не давать. Жалко ей стало кольца. А пряник лежит, и пахнет, вкусно так! Взяла она его, открыла рот, да и куснула. Тут у нее последний зуб и сломался. Не может она пряник откусить, хоть ты тресни! А тут ребёночек купленный к ней подходит. Она ему пряник и сунула в сердцах: на, говорит, откуси, попробуй. Он взял пряник и съел, как ни в чем не бывало. Тогда старуха взяла его за руку, вывела в поле и показала:

— Иди, — говорит, — вон к той деревне. Там тебя мамка дожидается.

Так оно и вышло. Мальчик пришел к тому дому, где жила бездетная женщина. Сел он на крыльцо уснул. Женщина выходит утром по воду, а у порога мальчик сидит — ну чистый пряник! рубашечка на нем красная, сапожки лаковые, а лицом как есть сынок. Взяла она его к себе, и зажили они вместе счастливо. А там и добрый человек выискался, посватался, еще двое детишек у них появилось.

Вот такая история про женщину и пряник.

Пенёк

Дело было в канун Ивана Купалы. Пошли две подружки — Настенька и Алёна в лес, первые грибы собирать. Ходили недалеко друг от дружки, да у Алёны полна корзинка строчков, все чистенькие, отборные, а Настеньке даже сморчки не попадались. Досада взяла девушку, вот и говорит она:

— Ты иди, Аленушка, домой, а я еще похожу.

Стала она по лесу одна бродить, но так ничего и не собрала. Пришла домой, а над ней все родные смеяться стали. Ни в чем, говорят, тебе удачи нет. Вон у подружек и женихи есть, а ты у нас одна, как заговорённая. Сходила бы, что ль, к бабке Калинихе, она б тебе жениха наговорила.

Обидно стало Настеньке. Ладно, думает, утру всем подружкам нос. Не долго думая, подхватилась и прямком к Калинихе. Пришла Настенька и ну плакаться: задразнили, говорит, помоги, бабушка Калиниха.

Бабка посмотрела: девчонка ладненькая, умом не блещет, но других не хуже будет.

— Помогу, коли просишь. Возьми одежду у парня какого, пойди в лес. Наряди пенёк — будет тебе паренёк.

Настенька взяла одежду, что на плетне сохла. Нашла в лесу пенек походящий, высокий, обрядила его в рубаху, штаны прицепила, что у брата стащила. Вместо волос сухой травы приладила. Отошла и залюбовалась: издали — ну, прямо паренёк. И тут на нее сонная одурь напала. Села она у дерева, да и задремала. Проснулась — темнеет уже. Издали видно — у деревни костры жечь начинают, песни поют. Пошла она, а сама думает: “Ну, Калиниха, погоди. Покажу, как смеяться надо мной”. Приходит на поле — там веселье, девки с парнями хороводы водят. Потом встали парни отдельно в ряд, а девки напротив, тоже в ряд. И запели парни:

— Бояре, а мы к вам пришли, молодые, а мы к вам пришли.

Девушки вперед шаги делают и поют:

— Бояре, а зачем вы к нам пришли, молодые, а зачем вы к нам пришли? — потом назад отступают, за руки держась.

Парни вперед к ним:

— Бояре, мы за Настенькой пришли, молодые, мы за Настенькой пришли.

Девушки со смехом: — Бояре, она дурочка у нас, молодые, она дурочка у нас.

И так далее, пока какой-то парень цепь девушек не прорвал и Настю не увёл. Смотрит Настя — а этот парень не из их деревни вовсе. Смутно кого-то он напомнил Настеньке. Но долго гадать было некогда: все пошли через костер прыгать. Настенька парня позвала прыгать через огонь, но он отказался:

— Я не могу, мне нельзя через костер.

— Почему?

— Рубаха обгорит, волосы огнем займутся.

А волосы у него светлые, как солома.

— Пока через костер не прыгнем, не будет нам любви.

— Будет, — отвечает парень. — Пошли со мной.

И повел он ее в лес.

— Куда ты ведёшь меня? — спрашивает Настенька, а сама не прочь с ним хоть куда.

— Скоро узнаешь, — отвечает ухажёр.

Привел он ее на полянку. Месяц светит яркий, тишина такая, что боязно девушке стало.

— Где мы?

— Не узнаёшь?

Тут она полянку и признала. Только пенька что-то не приметила. А парень говорит:

— Пойдешь за меня замуж?

— Да хоть с закрытыми глазами.

— Так обними своего суженого-ряженого, только глаза закрой.

Настенька послушалась. А как обняла паренька, чувствует: что-то не так. Открыла глаза: оказалось, она пень высокий обнимает. Что за шутки? Но вместо того, чтоб убежать, девушка крепче прижалась, потому что голова у нее закружилась так, что месяц перевернулся в небе.

Хочет девушка убежать, да ног от земли оторвать не может. Тело ее по пояс деревом стало, вот уже и руки в ветви превращаются. Заплакала Настенька, да слезы красные из глаз потекли.

Долго Настеньку искали, но так и не нашли. А на поляне, рядом с высоким пнем, рябина за одну ночь выросла. Такая красивая, что даже пенёк ожил, ветки пустил. Так и растут в том месте два дерева рядышком, будто в обнимку — рябина и дубок молодой. Грибов на той поляне — видимо-невидимо, хоть косой коси, не выкосишь. Но никто туда почему-то не доходит. Только птицы щебечут вокруг — не о Настеньке ли?

Неугомон

Был в одной семье сын, взрослый парень. Казалось, не нарадоваться должны родители, что помощник в хозяйстве есть. Ан, нет: парень-то с ленцой был. Уговорить что-то сделать можно, да часто долго приходилось уговаривать.

Вот мать просит:

— Сходи, сынок, на покос с отцом, сена надо напасти на зиму. Отцу одному тяжело будет, он уже не молодой.

— Не охота мне косой махать, — отвечает сын.

Отец услыхал, крякнул с досады, но заставлять не стал. Только подумал плохое, и вырвалось к него в сердцах:

— Чтоб тебя Неугомон взял.

— Сынок, неужели отец один косить будет? — мать упрекнула Тимофея. Тот неохотно согласился.

Еще не рассвело, когда отец с сыном отправились на покос. А ближе к полудню пошли через поле к роще: встали, как-никак, до свету, и так косами намахались, что руки поднять тяжело было. Да и завтракать пора. Мать кувшин молока да каравай хлеба им на край поля принесла.

Поели, отдохнули недолго, и пошли опять косить. Пошли к другому лугу через поле, по тропинке, через высокую рожь. Вдруг сын остановился. Отец его спрашивает:

— Что встал, Тимоха?

Тот отвечает:

— Посмотри, отец, вон там женщина в поле.

Отец смотрит, да не видит ничего.

— Это тебя солнышко пригрело.

— Отец, ты иди, я догоню.

Отец дальше пошел, а Тимофей зашагал в тут сторону, где виделась ему женщина. Но она сама вдруг перед ним появилась. Была это девушка, в белой косынке, синем сарафане, с серпом в руках. Сказала девушка, усмехаясь:

— Что, притомился, молодец? Тяжело косой махать?

— Крестьянский труд завсегда тяжелый. И пахать, и сеять, и убирать. А чем нам кормиться, у нас и корова, и овцы в хозяйстве, живность тоже есть хочет. Только плохой я помощник, силенок у меня маловато, устаю шибко.

Посмотрела на него девица задумчиво так, пожевала травинку, и говорит:

— Ладно, дам я тебе силу, не будешь уставать. Только смотри, не перестарайся.

И пошла прочь, а Тимофей кричит ей вслед:

— А ты кто будешь-то сама? Имя назови мне, красавица полевая.

Она только засмеялась, будто колокольчик прозвенел. И исчезла за высокими колосьями.

Еще немного покосили работники. Отец никак за Тимохой угнаться не мог — тот знай, косой машет, как заведенный. Пришли домой, поели, отец на полати улегся и уснул мигом. А сын, хоть и встал ни свет, ни заря, отдыхать не хочет, такая в нем сила играет. Всю работу по двору переделал, полез крышу чинить. Мать только удивляется, что на него нашло. Мало того, он вечером на гулянку за околицу пошел, хоть мать и отговаривала, потому что завтра опять на покос.

— Ничего, мама, наша нигде не пропадет.

“И то, дело молодое, — думает мать, — пусть погуляет, а то все дома сиднем сидит”.

На гулянке, как водится, гармошка, частушки, веселье. Тимофей лучше всех отплясывал. Все девушки с ним перетанцевали, а он все не устает. Ночь наступила, песни стали петь протяжные, а Тимофей все веселится. Одна девушка говорит своей подружке:

— Слышь, Дуня, никак в Тимоху неугомон вселился.

— А что за неугомон? — спрашивает Дуня.

— Да это дух такой, и беда тому, на кого неугомон найдет.

Подружка только плечами пожала. Байки, мол, это все. С песнями стали все расходиться по домам. Тимофей тоже к дому пошел. Доходит он до развилки, уже до дома рукой подать, и тут, откуда не возьмись, давешняя полевая девица.

— Ну, что, не устал, Тимофеюшка? Чуешь в себе силу?

— Чую, — отвечает.

— Тогда пойдем гулять.

Но тут из избы мать вышла, увидела сына и стала домой звать, а девицу не видит. Тимофей пошел домой, а девушка вроде как обиделась, и говорит:

— Ну, погоди, еще заплачешь.

— С кем ты говорил, сынок? — спросила мать.

А когда он сказал ей, она так на лавку и села. Не зря, говорит, у меня сердце цельный день за тебя болело.

— А в чем дело, мама?

— Может, я не права, да сдается мне, что тебе ни спать, ни лежать теперь.

Как в воду глядела. Ночь не спал Тимофей, а утром опять в работу как впрягся — до обеда весь луг укосил, после обеда по хозяйству трудился. И так целую неделю. С лица спал, отощал, а ни спать, ни отдыхать не может. Мать выпытала, где он ту девушку встретил, да и пошла туда перед полуднем. Трава уж там внове поднялась, мягкая, да шелковистая, сено уже сгребли и застоговали. Видит она: вдали в белом платочке женщина вроде. Она к ней подходит, а та смотрит на нее, травку покусывает. Сердитая вроде. Но мать не оробела: за родную ведь кровинушку просить пришла.

Конец ознакомительного фрагмента.