Великая война без ретуши. Записки корпусного врача
Полный текст записок военного врача Русской императорской армии тайного советника В. П. Кравкова о Первой мировой войне, сокращенная версия которых вышла в свет в 2014 г., публикуется впервые. Это уникальный памятник эпохи, доносящий до читателя живой голос непосредственного участника военных событий. Автору довелось стать свидетелем сражений Галицийской битвы 1914 г., Августовской операции 1915 г., стратегического отступления русских войск летом – осенью 1915 г., боев под Ригой весной и летом 1916 г. и неудачного июньского наступления 1917 г. на Юго-Западном фронте. На страницах книги – множество ранее неизвестных подробностей значимых исторических событий, почерпнутых автором из личных бесед с великими князьями, военачальниками русской армии, общественными деятелями, офицерами и солдатами. Текст сопровождается подробным научным комментарием.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Великая война без ретуши. Записки корпусного врача предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
© Кравков В. П., 2015
© ООО «Издательство «Вече», 2015
© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2015
Чем дальше отстоит от нас крупное историческое событие, тем ценнее свидетельства его современников, отразившие неповторимый дух, характер и атмосферу эпохи. А если их автор, оказавшийся в самом центре общественных потрясений, — человек высоко образованный, литературно одаренный, тонко чувствующий, склонный к саморефлексии, а главное — способный на глубокое осмысление происходящих вокруг событий, анализ их причин и возможных последствий, — это источник поистине уникальный. Таковы дневники участника Первой мировой войны, военного врача высокого ранга Василия Павловича Кравкова — настоящая находка для историка и любого вдумчивого читателя.
Василий Павлович Кравков и его взгляд на Первую мировую войну
Первая мировая война стала одним из переломных моментов в мировой истории. Для нашей страны она ознаменовалась одновременно и подвигом русского оружия, и национальной катастрофой. Сегодня, накануне 100-летия Первой мировой войны, на повестке дня все еще стоит вопрос о выработке многоплановой картины этого сложнейшего исторического феномена, во многом заслоненного в общественном сознании более поздними по времени событиями бурного ХХ в. Особую ценность в этом процессе приобретают живые голоса современников, свидетелей и непосредственных участников событий вековой давности, сохраненные во фронтовых дневниках и мемуарных записках, особенно еще не изданных и малоизвестных, но обладающих несомненной источниковедческой ценностью.
В полной мере это утверждение относится к дневникам русского военного врача Василия Павловича Кравкова, которые он вел с 8 (21) августа 1914 по 3 (16) августа 1917 г. Этот примечательный памятник эпохи, сохраненный в фондах Научно-исследовательского отдела рукописей Российской государственной библиотеки (НИОР РГБ) и ранее доступный лишь немногочисленным исследователям, впервые предлагается вниманию широкого круга читателей.
КТО ВЫ, ДОКТОР КРАВКОВ?
Василий Павлович Кравков — представитель семьи, хорошо известной как историкам отечественной науки, так и знатокам прошлого Рязанского края. В плане исторической памяти, однако, ему не повезло: образы выдающихся братьев-ученых полностью затмили фигуру высокопоставленного военного медика. И лишь ныне публикуемый исторический памятник позволяет внимательнее присмотреться к жизненному пути его автора.
В. П. Кравков родился 20 февраля (3 марта) 1859 г. в Рязани. Он стал четвертым ребенком в семье унтер-офицера Павла Алексеевича Кравкова (1826–1910), служившего старшим писарем в Управлении рязанского губернского воинского начальника. Его мать Авдотья Ивановна (1834–1891) была дочерью крепостной крестьянки калужских помещиков Кавелиных и, по семейному преданию — внебрачной дочерью К. Д. Кавелина (1818–1885), известного историка, правоведа и социолога, пользовавшегося славой талантливого публициста и общественного деятеля в годы реформ Александра II.
Всего в семье военного писаря Кравкова было девять детей — шестеро сыновей и три дочери. Несмотря на более чем скромный достаток родителей, несколько увеличившийся лишь в 1869 г., после выхода П. А. Кравкова в отставку и перехода на работу по частному найму с сохранением военной пенсии, почти всем им удалось получить хорошее по тем временам образование. Некоторым из них впоследствии удалось оставить свои имена на скрижалях истории. Значительный вклад в развитие отечественной науки внесли младшие братья В. П. Кравкова — выдающийся русский ученый, академик Николай Павлович Кравков (1865–1924), основоположник советской школы фармакологии и первый лауреат Ленинской премии (1926, посмертно), а также один из пионеров отечественного почвоведения профессор Сергей Павлович Кравков (1873–1938)[1].
В 1871–1878 гг. вместе с братьями В. П. Кравков учился в 1-й Рязанской мужской гимназии, которую окончил с серебряной медалью. В 1878–1883 гг., следуя примеру старшего брата Алексея, он продолжал обучение в Императорской Военно-медицинской академии в Санкт-Петербурге.
В ноябре 1883 г. В. П. Кравков начал действительную службу по военному ведомству в должности младшего врача 26-го пехотного Могилевского полка, откуда до конца того же года он был переведен в 159-й пехотный Гурийский полк. В 1884–1885 гг. молодой военный медик был прикомандирован к Оренбургскому военному госпиталю. В это время он активно занимался научной работой, основой для которой стал его собственный врачебный опыт. В 1885 г. в Оренбурге вышел в свет первый печатный труд В. П. Кравкова — «К вопросу об участии лимфатических желез и костного мозга в острой малярийной инфекции».
В 1886 г. В. П. Кравков был прикомандирован к Оренбургскому местному батальону, в котором со следующего года исполнял обязанности старшего врача. С февраля 1888 г. он нес службу в Казанском военном госпитале, где стал врачом-ординатором. В феврале 1888 г. В. П. Кравков был произведен в титулярные советники[][2] (со старшинством с 1883 г.), в мае за выслугу лет — в коллежские асессоры (со старшинством с 1886 г.), а в августе был награжден своим первым орденом — Св. Станислава 3-й ст. В том же году подающий надежды военный врач успешно сдал экзамен на степень доктора медицины при Императорском Казанском университете.
В 1889 г. В. П. Кравков был откомандирован в Императорскую Военно-медицинскую академию «для усовершенствования в науках». В столице вышли в свет его работа «О деятельности желудка в течении разлитого воспаления почек» (1890), а также диссертационное исследование «К вопросу о деятельности желудка в течении затяжных заболеваний почек» (1891). 31 января (11 февраля) 1891 г. постановлением конференции Императорской Военно-медицинской академии коллежский асессор Кравков, старший врач 11-го гренадерского Фанагорийского полка, был удостоен степени доктора медицины. В марте 1891 г. его произвели в надворные советники.
В последующие годы В. П. Кравков занимал должности старшего врача 137-го пехотного Нежинского полка (1892–1895), Брянского местного арсенала (1895–1896), 138-го пехотного Болховского полка (1896–1899). Не оставлял он и научных трудов — в 1894 г. в Москве была издана его работа «Случай гнойного воспаления печени на почве малярийного заболевания». Безупречная служба Василия Павловича в этот период была отмечена орденами Св. Анны 3-й ст. (декабрь 1895) и Св. Станислава 2-й ст. (декабрь 1899). В 1899–1900 гг. он продолжал службу в качестве старшего врача сводного лазарета 1-й бригады 35-й пехотной дивизии в Рязани.
В 1892 г. В. П. Кравков женился на Елене Алексеевне Лукиной (1871–ок. 1922), потомственной дворянке Рязанской губернии. В его семье было двое детей — сын Сергей (1893–1951) и дочь Елизавета (1895–1972). С. В. Кравков впоследствии стал известным советским ученым, психологом и психофизиологом, членом-корреспондентом АН и АМН СССР (1946). Он считается одним из основоположников физиологической оптики — научной дисциплины, представляющей собой синтез знаний о физиологических, физических и психологических закономерностях, характеризующих функцию органов зрения[3].
В 1900–1905 гг. В. П. Кравков служил дивизионным врачом 35-й пехотной дивизии XVII армейского корпуса, штаб которой располагался в Рязани. В январе 1901 г. он был произведен в статские советники, в декабре 1903 г. — награжден орденом Св. Анны 2-й ст.
1904–1905 гг. Василий Павлович провел в рядах действующей армии на Русско-японской войне. В августе 1904 г., во время Ляоянского сражения, ему пришлось несколько дней работать под огнем противника. Война стала этапным событием в жизни В. П. Кравкова, перевернувшим многие взгляды на привычные вещи. Еще по пути в Маньчжурию он начал вести дневниковые записи, в которых суммировал свои наблюдения и оценки пережитого. Его работа в боевой обстановке была отмечена мечами к ордену Св. Анны 2-й ст. (1904), орденом Св. Владимира 4-й ст. с мечами и бантом (1904), а также орденом Св. Владимира 3-й ст. с мечами (1905).
В октябре 1906 г. В. П. Кравков был произведен в действительные статские советники — гражданский чин 4-го класса по Табели о рангах, соответствовавший армейскому генерал-майору. По достижении этого чина он, согласно законам Российской империи, получил возможность претендовать на права потомственного дворянства и в 1908 г. был вписан в III часть Дворянской родословной книги Рязанской губернии как основатель нового рода.
В 1906–1908 гг. В. П. Кравков служил в Москве в должности корпусного врача, в 1908–1910 гг. — в Ярославле, где стал бригадным врачом 53-й, а позднее 62-й пехотной резервной бригады. Причиной перевода в Ярославль с понижением по службе явился арест проживавшего в июле 1908 г. в доме Василия Павловича племянника — Максимилиана Алексеевича Кравкова (1887–1937), студента Императорского Санкт-Петербургского университета, оказавшегося членом боевой группы революционеров, готовившей покушение на московского генерал-губернатора С. К. Гершельмана[][4].
В Ярославле В. П. Кравков начал работу над научно-популярной книгой о сущности заразных болезней и мерах их профилактики, о санитарно-эпидемиологическом состоянии многих российских городов, содержание которой базировалось на его собственном большом опыте практического и войскового врача. Эта работа вышла в свет в 1910 г. в Ярославле под заглавием «Заразные факторы людского злополучия и рациональные формы практической постановки мер личной, общественной и правительственной борьбы с ними». Книга оказалась востребованным пособием для врачей-гигиенистов начала ХХ в.
В 1910 г. Василий Павлович был перемещен на должность корпусного врача XXV армейского корпуса и вернулся в Москву. С лета 1914 г. город стал постоянным местом жительства всей его семьи.
В 1914–1917 гг. В. П. Кравков принимал участие в Первой мировой войне. В августе — сентябре 1914 г. в составе XXV армейского корпуса (5-я армия, Юго-Западный фронт) он участвовал в Галицийской битве. Его деятельность в начальный период войны была отмечена орденом Св. Станислава 1-й ст. (февраль 1915) и Св. Анны 1-й ст. (май 1915). С сентября 1914 по декабрь 1915 г. Василий Павлович занимал должность помощника начальника санитарного отдела штаба 10-й армии (Северо-Западный, затем Северный фронт), в декабре 1915 г. был назначен корпусным врачом XXXXIV («Осовецкого») армейского корпуса, в январе 1916 г. — переведен на ту же должность в XXXVII армейский корпус. С апреля 1916 г. и до увольнения из армии В. П. Кравков служил корпусным врачом VII Сибирского корпуса, воевавшего на Северном, а затем на Юго-Западном фронтах.
В. П. Кравков приветствовал Февральскую революцию 1917 г. и был востребован в период пребывания у власти Временного правительства. В апреле 1917 г. его произвели в тайные советники — гражданский чин 3-го класса, соответствовавший армейскому генерал-лейтенанту. В июне 1917 г. Н. Н. Бурденко предлагал его кандидатуру для замещения вакантной должности Московского окружного военно-санитарного инспектора, однако это назначение так и не состоялось.
В июле 1917 г. В. П. Кравков был уволен из армии приказом начальника санитарного управления Юго-Западного фронта, за которым стояли интриги Совета санитаров Упсанюз, подозревавшего заслуженного военного врача в «недостаточном углублении демократических начал» в своей работе. В августе 1917 г. он вернулся в Москву.
Сведения о следующем годе жизни В. П. Кравкова крайне скудны. Неизвестно, где он встретил Октябрьскую революцию 1917 г., как воспринял установление советской власти, где служил и чем занимался все это время. Первые сведения о деятельности Василия Павловича после Октябрьской революции относятся лишь к осени 1918 г., когда заслуженного военного врача привлекли к организации военно-санитарных служб советского государства. В октябре 1918 г. под его руководством была создана амбулатория управления делами Реввоенсовета Республики. Он возглавлял ее до осени 1919 г., в дальнейшем продолжал сотрудничество с советскими военно-санитарными учреждениями.
Жизнь В. П. Кравкова оборвалась трагически. В июле 1920 г. он был арестован органами ВЧК по обвинению в злоупотреблениях при оформлении освобождений от призыва в РККА. 13 июля 1920 г. Василий Павлович был осужден Президиумом ВЧК и приговорен к высшей мере наказания. Скорее всего, согласно традициям того жестокого времени, его расстреляли в тот же день. Место его захоронения неизвестно и поныне.
ДНЕВНИКИ ВОЕННЫЕ И НЕВОЕННЫЕ
Привычка вести дневниковые записи выработалась у В. П. Кравкова в годы русско-японской войны. Мобилизация, затронувшая и стоявшие в Рязани войска 35-й пехотной дивизии, совпала по времени с глубоким внутренним кризисом в семье Кравковых. Несовместимость жизненных позиций супругов создавала все новые и новые поводы для взаимной конфронтации. Отправляясь на фронт с тяжелым предчувствием, что с войны уже не вернется, Василий Павлович серьезно беспокоился за воспитание детей, остававшихся на попечении жены. Так и появилась у него идея хоть опосредованно, через текст дневника, но донести до 11-летнего сына Сергея и 9-летней дочери Ляли, когда те повзрослеют, свои мысли и переживания, призванные стать для них нравственным ориентиром во взрослой жизни.
Однако с войны В. П. Кравков вернулся живым, здоровым, с тремя боевыми орденами и чином «штатского генерала». Несмотря на длительное отсутствие дома, частая переписка позволила ему оказать достаточное влияние на воспитание сына и дочери, во многом ставших его единомышленниками. Дневниковые записи, задуманные как «загробное напутствие» отца детям, таким образом, не были использованы по прямому назначению. Но ставшие итогом ежедневных наблюдений и размышлений записки, очевидно, были интересны не только родственникам и друзьям автора. Они были подвергнуты литературной обработке и, судя по написанному в 1912 г. предисловию, готовились к печати. Однако при жизни Василия Павловича их издание так и не было осуществлено. До настоящего времени из дневника Русско-японской войны опубликован лишь значительный фрагмент, повествующий о Ляоянском сражении, который появился в 1991 г. на страницах альманаха «Время и судьбы» благодаря усилиям В. Ф. Молчанова[5]. Основной же массив дневников В. П. Кравкова периода Русско-японской войны еще ждет своих исследователей и публикаторов.
Интересно отметить, что привычка вести дневниковые записи сохранилась у Василия Павловича и в мирное время. В фондах НИОР РГБ имеется ряд его записок, датируемых 1907–1914 гг. В основном они посвящены отношениям с супругой, ставшим в эти годы еще более проблемными.
Неудивительно, что в августе 1914 г., оказавшись на фронтах новой войны — Первой мировой, — В. П. Кравков без труда вернулся к практике письменной фиксации впечатлений переживаемого момента. Итогом его ежевечерних бдений стал интересный письменный памятник, доносящий до нас живой голос непосредственного участника масштабного исторического события.
Кампанию 1914 г. В. П. Кравков начал в должности корпусного врача XXV армейского корпуса. В составе 5-й армии Юго-Западного фронта он участвовал в сражениях Галицийской битвы на территории Холмской, а затем Люблинской губернии, обеспечивал эвакуацию раненых в ходе сражения у Замостья в августе-сентябре 1914 г., затем вместе с частями корпуса вошел в австрийскую Галицию.
Дневниковые записи Василия Павловича за август 1914 г. носят отрывочный, порой схематичный характер. Чувствуется, что фрагменты, посвященные первым дням войны, он планировал впоследствии отшлифовать и дополнить, однако сделать этого так и не успел. Обстановку в штабе XXV армейского корпуса В. П. Кравков рисует преимущественно через призму своих не очень приязненных отношений с командиром корпуса генералом от инфантерии Д. П. Зуевым и начальником штаба генерал-майором Л. В. Федяем. Им хорошо передано замешательство штабных чинов в первые дни военных действий, атмосфера подозрительности и шпиономании (не всегда, впрочем, безосновательных), недостаточное внимание корпусного начальства к вопросам санитарного обеспечения и снабжения войск, сумятица и неразбериха поспешного отступления частей корпуса от Замостья на Красностав, а затем и на Избицу. Горький опыт неудачной для русского оружия войны в Маньчжурии заставил автора дневника быстро пасть духом, увидев в действиях корпуса знакомые по прошлой кампании признаки военного поражения. Видимо, воспоминаниями о пережитом на Русско-японской войне вызвано то крайнее недоверие, с которым В. П. Кравков относился к известиям об успехах русских войск в Восточной Пруссии и на львовском направлении. Однако возвращение взятого было австрийцами Красностава, а затем Замостья, и уверенное продвижение частей корпуса к русско-австрийской границе подействовало на него воодушевляюще.
2 (15) сентября 1914 г. В. П. Кравков, следуя со штабными чинами в обозе корпуса, пересек государственную границу Австро-Венгрии у деревни Мощаницы. «Сердце замирает от сознания, что австрийцы из нашей земли изгнаны, и мы ступаем на их землю», — записал он вечером того же дня. Страницы дневника точно отражают обстановку, в которой проходило вступление русских войск в Галицию: толпы австрийских пленных, масса брошенного отступавшим противником имущества, проблемы с продовольствием и ночлегом в бедных польских деревушках. Большое впечатление произвело на автора пребывание в Сеняве, роскошном и богатом памятниками духовной и материальной культуры имении князей Чарторыйских.
Однако долго находиться в австрийской Галиции ему не пришлось — через две недели телеграммой из штаба 5-й армии В. П. Кравков был извещен о назначении на должность начальника санитарного отдела штаба 10-й армии Северо-Западного фронта. Для переезда к новому месту службы ему пришлось предпринять длительное путешествие через занятые русскими войсками австрийские земли, Люблинскую и Холмскую губернии Царства Польского. Описание этой поездки, встреч и разговоров с местным населением, картины прифронтового Люблина и тылового Холма содержат немало интересных заметок, раскрывающих панораму жизни в западных губерниях Российской империи осенью 1914 г.
На новом месте службы — в штабе 10-й армии, располагавшемся в октябре 1914 г. в Красностокском Рождествено-Богородицком женском монастыре, В. П. Кравкову пришлось фактически взять на себя основные заботы по созданию и налаживанию функционирования санитарного отдела. Неприятной для него особенностью организации санитарных отделов армий оказались положения исправленного в августе 1914 г. Устава о полевой службе (1912), согласно которым руководителями этих учреждений вместо военных врачей назначались строевые офицеры, зачастую обладавшие весьма приблизительными представлениями о санитарии. Возникла также некомфортная для автора ситуация, когда он, действительный статский советник, т. е. «штатский генерал», оказался подчиненным начальника санитарного отдела — армейского полковника. Сложившееся положение стало причиной постоянных трений в служебных отношениях В. П. Кравкова с А. О. Завитневичем, а в 1915 г. — и с его преемником В. П. Евстафьевым.
Фоном для событий конца 1914 — начала 1915 г., описанных в дневнике В. П. Кравкова, стала Лодзинская операция, проводившаяся войсками 1-й, 2-й и 5-й армий Северо-Западного фронта генерала от инфантерии Н. В. Рузского. 10-я армия генерала от инфантерии Ф. В. Сиверса прикрывала тыл операции со стороны Восточной Пруссии. Перед ней была поставлена задача овладеть районом Мазурских озер.
Фронтальное наступление в лесисто-болотистой местности Восточной Пруссии развивалось тяжело. Его условия усугубились еще тем, что к концу первой недели ноября 1914 г. установилась морозная погода, русские же войска оказались без теплой одежды. Итогом продвижения частей 10-й армии по германской территории стал выход на линию Мазурских озер, овладеть же этим районом так и не удалось. В середине ноября события на Висле потребовали переброски резервов армии к Варшаве.
Лодзинская операция завершилась с неопределенным исходом. С одной стороны, удалось предотвратить осуществление плана германского командования по окружению 2-й и 5-й русских армий. С другой стороны, планировавшееся наступление русских войск вглубь Германии также было сорвано. По окончании операции лишились своих постов командующие 1-й и 2-й армий генералы от кавалерии П. К. фон Ренненкампф и С. М. Шейдеман.
Дневниковые записи В. П. Кравкова отразили циркулировавшие в среде генералитета и офицерства слухи, обвинявшие П. К. фон Ренненкампфа в преступном бездействии в дни катастрофы 2-й армии А. В. Самсонова в августе 1914 г. Негативное отношение автора к личности командующего 1-й армии во многом подогревалось его постоянным собеседником генерал-майором Г. Д. Яновым, начальником этапно-хозяйственного отдела штаба 10-й армии, которому за время службы в штабе П. К. фон Ренненкампфа удалось накопить немало компромата на своего бывшего шефа.
В ноябре 1914 года штаб армии вслед за наступающими войсками переместился на территорию Восточной Пруссии и расположился в городке Маргграбова (ныне Олецко в Польше). 7 (20) ноября в дневнике В. П. Кравкова появились первые впечатления от пребывания в Германии: «Боже мой, какая потрясающая картина всеобщего разрушения; в селениях ни одной живой души; здания все исковерканы как после землетрясения. Около часу дня прибыл в Марграбово, бывшее, очевидно, до войны весьма благоустроенным местечком, а теперь… теперь представляющ[ее] все ту же надрывающую душу картину опустошения и разгрома; выбиты зеркальные стекла в магазинах, все в них переворочено, разбито, перековеркано; по улицам разбросаны зонты, манекены, шляпы, платки, битые бутыли, лампы, вазы, изорванные книги, ноты, картины, всякая утварь. Здания с пробитыми крышами и зияющими без рам и стекол окнами; водопроводные, электрическ[ие] осветительные и обогревательные сооружения в домах все приведены в негодность злобно-мстительной рукой удалившегося врага; жизнь, когда-то бившая ключом, здесь совершенно замерла; и как-то странно видеть, что среди всеобщего разрушения часы на костеле продолжают ходить и бить».
В Маргграбове В. П. Кравкову довелось задержаться надолго. Здесь, вместе с приехавшим навестить его сыном Сергеем, он встретил новый, 1915 год. Частые поездки по военно-санитарным учреждениям, расположенным в городках Восточной Пруссии, оставили на страницах его дневника много интересных заметок о жизни этого региона в период пребывания в нем русских войск.
Вскоре после начала Августовской операции в январе 1915 г. штабу 10-й армии пришлось поспешно эвакуироваться из Маргграбовы. «Отступаем в большом беспорядке, — отмечал Василий Павлович в первых числах февраля, — много утеряно обозов, интендантск[ого] имущества, скота и пр. Не со всеми частями штаб вошел в связь… Положение наших войск в отношении продовольствия — отчаянное».
Вину за беспорядочный характер отступления, повлекшего за собой гибель в окружении 20-го армейского корпуса генерал-лейтенанта П. И. Булгакова, автор дневника возлагал преимущественно на командование 10-й армии — Ф. В. Сиверса и начальника штаба генерал-майора барона А. П. фон Будберга. В этом плане интересно сопоставить дневник В. П. Кравкова с «самооправдательными» мемуарными записками самого А. П. фон Будберга, впоследствии видного деятеля Белого движения и русской эмиграции, в которых он освящал действия штаба 10-й армии в период зимних боев 1915 г. под Августовом в подчеркнуто выгодном для себя ключе, обвиняя в произошедшем одного лишь Ф. В. Сиверса[6].
С февраля 1915 г. новым пристанищем штаба 10-й армии стал губернский город Гродно. Здесь В. П. Кравкову довелось неоднократно быть застольным собеседником великого князя Андрея Владимировича, приезжавшего для выяснения причин отступления 10-й армии. Заслуживают также внимания отзывы автора дневника о новом командующем армией — генерале от инфантерии Е. А. Радкевиче, о начальнике штаба генерал-майоре И. И. Попове, о других чинах штаба и их взаимоотношениях.
В Гродно В. П. Кравков узнал, что его работа в начальный период войны была отмечена орденом Св. Станислава 1-й ст., пожалованным ему высочайшим приказом от 25 января (7 февраля) 1915 г. «Теперь я, значит, генерал настоящий, — с юмором комментировал свое награждение Василий Павлович, — со звездой и лентой через плечо». Вскоре последовало и новое отличие — 3 (16) мая 1915 г. он стал кавалером ордена Св. Анны 1-й ст.
Пасхальные дни 1915 г. В. П. Кравков провел в отпуске в Москве. Наведывался он также и в Петроград по делам службы, встречался с братьями Николаем и Сергеем. Однако пребывание среди родных не принесло ему душевного успокоения: мысли о здоровье дочери, с 1907 г. страдавшей прогрессирующей глухотой, отравляли все его существование. Видимо, в них прежде всего стоит искать причины минорного настроения автора дневника в последовавшие летние месяцы.
Все лето 1915 г. прошло под знаком начавшегося «великого отступления» русской армии из польских и прибалтийских губерний. В. П. Кравков тяжело переживал неуспехи российского оружия, видя его основную причину в несовершенстве государственного устройства империи, бесталанности полководцев, равнодушии военно-бюрократической машины к судьбам простых защитников Родины.
В августе 1915 г. в Гродно к отцу приехал сын Сергей. 11 (24) августа 1915 г. В. П. Кравков записал: «Мой Сергунюшка уже не первый день как живет со мной и наблюдает во всех характерных особенностях все творящееся у нас здесь на передовом театре; он с начала войны считал меня за мрачного пессимиста в предсказаниях и предвидениях относител[ьно] могущего и долженствующего (логически) быть для нас прескандального по позору оборота боевых действий с немцами; свою скорбную прогностику я всегда старался обосновать в его глазах путем индуктивным, с обращением каждый раз его внимания на каждую мелочь — как на микрокосм. Теперь для его взора открылось более широкое поле размышлений на проклятую тему наших частых споров о первопричине и законосообразности того, что действительность во всех изгибах российской истории не может быть иной, как лишь очень и очень безотрадно грустной. Здесь, на театре войны, он неожиданно оказался в положении Данте в аду, по к[ото] рому вожу его я в качестве Вергилия. Смотри, слушай, внимай, анализируй и делай выводы…»
До конца августа 1915 г. санитарный отдел штаба 10-й армии был эвакуирован из Гродно в Вилейку, а осенью был переведен к остальным штабным учреждениям в Минск. Вращение в специфической среде высокопоставленных кадровых военных, не отличавшихся широтой интеллектуальных горизонтов, угнетало В. П. Кравкова. Ежедневно видя перед глазами картины нравственного разложения штабного офицерства и генералитета, он все больше приходил к выводу о необходимости поиска иного места службы, пусть и на более низком уровне, чем штаб армии. Воспользовавшись отпуском на Рождество и новый, 1916 год, проведенным, как и прежде, в Петрограде и Москве, Василий Павлович добился своего перемещения на менее престижную, но более соответствовавшую его жизненной позиции должность корпусного врача.
В ходе непродолжительной службы в штабе XLIV армейского корпуса, располагавшегося в селе Ивенец Минского уезда и губернии, В. П. Кравкову довелось познакомиться с генерал-лейтенантом Н. А. Бржозовским, бывшим комендантом крепости Осовец и руководителем ее обороны в минувшем году, а также с будущим советским военачальником и военным историком М. С. Свечниковым, в то время — подполковником, исполнявшим обязанности начальника штаба корпуса. Люди и обстановка в прифронтовом штабе корпуса разительно отличались в лучшую сторону от той, которую Василий Павлович наблюдал в штабе армии. Это позволило ему несколько успокоиться душой.
В конце января 1916 г. В. П. Кравков узнал о своем переводе в 12-ю армию Северного фронта на должность корпусного врача XXXVII армейского корпуса, который формировался в Риге. Столица Прибалтийского края очаровала его. «Вкушаю своеобразные прелести жить в большом культурном центре при отсутствии в нем людского кипения, — писал Василий Павлович 14 (27) февраля 1916 г., — Тишина и покой — нет сутолоки, нет снующей массы людей, да и солдаты попадаются не на каждом шагу, скромно погромыхивают трамваи под аккомпанемент редкой артиллерийской канонады, музыкально как-то звучат бубенчики изящных фурманщиков; здесь люди иной нации, по привычке ошибочно иногда в обращении их назовешь «пане». Все-все здесь пропитано немецким духом».
Одной из основных забот В. П. Кравкова в это время была организация противогазовой защиты вверенных его попечению воинских частей. Также пристальное внимание уделялось борьбе с цингой и тифом.
Теплые, дружеские отношения сложились у В. П. Кравкова с корпусным командиром — генерал-лейтенантом Д. А. Долговым, с которым он был знаком еще по службе в XXV армейском корпусе. Человек разносторонних интересов, он разделял и либеральные политические взгляды Василия Павловича. Поэтому, когда в апреле 1916 г. Д. А. Долгов был переведен на должность командира VII Сибирского армейского корпуса, также державшего оборону в окрестностях Риги, за ним вскоре последовал и корпусной врач.
В июле 1916 г. военно-санитарные учреждения VII Сибирского корпуса успешно справились с массовым потоком раненых, вызванным неудачным наступлением частей 12-й армии на Бауском направлении под руководством давнего знакомого Василия Павловича по Русско-японской войне — генерала от инфантерии А. Н. Куропаткина, с февраля 1916 г. занимавшего должность главнокомандующего армиями Северного фронта. Командир корпуса Д. А. Долгов «за боевые отличия» представил В. П. Кравкова к производству в следующий чин — тайного советника, соответствовавший армейскому генерал-лейтенанту. Однако в штабе 12-й армии документу не дали ход, и корпусной врач был награжден лишь мечами к имевшемуся у него ордену Св. Анны 1-й ст. Этого отличия В. П. Кравков был удостоен высочайшим приказом от 1 (14) января 1917 г.
Записки «рижского периода» службы Василия Павловича также интересны его оценками командующего 12-й армии генерала от инфантерии Р. Д. Радко-Дмитриева, начальника штаба армии генерал-лейтенанта В. В. Беляева, сведениями о деятельности общественных организаций, содействовавших работе военно-медицинских учреждений.
В августе 1916 г. VII Сибирский корпус был переведен на Юго-Западный фронт и включен в 7-ю армию генерала от инфантерии Д. Г. Щербачева[7]. В. П. Кравков вновь оказался в занятой русскими войсками австрийской Галиции. После элегантной Риги местом его пребывания стало захолустное местечко Завалов (ныне село в Подгаецком районе Тернопольской области Украины). Здесь в октябре 1916 г. ему довелось пережить неудачную попытку наступления войск 7-й армии, стоившую поста командиру корпуса Д. А. Долгову. По дневниковым записям этого времени видно, как все отчетливее проявлялись грозные симптомы разложения армии, а политическая обстановка в России, за которой на фронте следили по газетам, становилась день ото дня все напряженнее.
В декабре 1916 г. В. П. Кравков отправился в очередной отпуск домой. Накануне его отъезда вся русская пресса говорила лишь об одном — о загадочном убийстве фаворита царской семьи Г. Е. Распутина. Василий Павлович искренне возмущался: «Смерть какого-то проходимца Распутина заслонила, по-видимому, все события фронта и тыла; и это — в момент великой трагедии, решающей судьбы русского народа! До какого падения дошла страна, доведенная бухарской системой управления!»
31 декабря 1916 г. (12 января 1917 г.) В. П. Кравков записал в свой дневник: «Последний день проклятого года. Прочитал на досуге литературу по истории французской революции. Как много похожего на переживаемый теперь кавардак во внутренней политической жизни России!»
В первые дни нового 1917 года Василий Павлович посетил Петроград. Визит по служебным делам в Главное военно-санитарное управление произвел на него тягостное впечатление: «Карьерный пафос, протекционистское засилье без разбора средств достижения идут во всю ширь российского бесстыдства… Великие князья, великие княгини…, наибольшие военные магнаты бесцеремонно расправляются ставленничеством на жирные и пухленькие местечки чуть ли не своих денщиков и камердинеров. Главный инспектор беспрекословно творит волю господ положения… Творятся подлости безо всякого оттенка благородства…» Общественные настроения в столице империи также оставляли желать лучшего: «По адресу «темных сил» и творящегося озорства в «сферах» все настроены возбужденно и озлобленно, можно сказать — революционно. Жаждут с нетерпением все дворцового переворота…; с удовольствием это все смакуют». «Кошмарное ожидание имеющего совершиться чего-то катастрофического», — подытожил он свои впечатления от внутреннего положения в уставшей от войны стране. Минуты отдыха среди родных также не приносили успокоения, напоминая Василию Павловичу о горе дочери, помочь которому он был не в силах.
Несмотря на то что во время отпуска В. П. Кравков констатировал назревание революционной ситуации в России, Февральская революция 1917 г. стала для него полной неожиданностью. Человек либеральных взглядов, симпатизировавший партии кадетов, поначалу он воспринял ее восторженно. 12 (25) марта 1917 года он писал: «Переживаю медовые дни нового миросозидания — российского возрождения! Теперь мы, россияне, на к[ото] рых наши культурные союзники вправе были смотреть брезгливо, делаемся равными среди них. Уж не будет теперь наш экс-бухарский режим находиться в кричащем противоречии с возвышенными освободительными началами, из к[ото] рых сложилась для союзников наших идеология текущей войны! Союзники наши уже не будут теперь в компании с «дурным обществом»… Самодержавие проклятое, как ни на какую из живых сил не опиравшееся, довело себя до логического конца: навеки сгинуло в атмосфере смрадных газов!»
Однако картины прогрессирующего разложения армии и падения воинской дисциплины уже в конце апреля заставили Василия Павловича разочароваться в «свободной России». Не помогло и запоздалое производство в чин тайного советника, о котором он был извещен телеграммой из Петрограда 11 (24) мая 1917 г. Словно по иронии судьбы, как раз в это время обращение «господин тайный советник», введенное вместо старорежимного «ваше превосходительство», уже активно вытеснялось новыми — «гражданин» и «товарищ»…
Заслуживают внимания запечатленные на страницах дневника взгляды В. П. Кравкова и окружающего его офицерства на политические процессы в стране, на их влияние на боеспособность армии. Весьма характерны для рассматриваемой эпохи и той социальной среды, к которой принадлежал Василий Павлович, критические оценки деятельности левых партий, и в частности — большевиков, появляющиеся в дневнике с апрельских дней 1917 г.[8]
В июне 1917 г. Н. Н. Бурденко, только что оставивший пост и.д. главного военно-санитарного инспектора, предлагал кандидатуру В. П. Кравкова для замещения вакантной должности Московского окружного военно-санитарного инспектора, однако это назначение так и не состоялось. Василий Павлович грустно констатировал: «До революции существовал царский и бюрократический протекционизм и непотизм, теперь загулял во всю ширь протекционизм и непотизм «революционный!»
Провал плохо подготовленного Временным правительством июньского наступления 1917 г., вызвавший отход полностью разложившихся соединений русской армии из последних остававшихся под ее контролем районов Австро-Венгрии, поверг В. П. Кравкова в еще большее уныние. «Русь теперь в параличе, из всех способностей сохранилась у нее еще единственная способность неистощимого словоговорения, обусловленного неизлечимой болезнью зуда языка, и во власти разгула стихий, слившихся из фанатизма, невежества, авантюризма, провокации и предательства!..» — писал он в начале июля 1917 г. Разгулявшаяся солдатская вольница невольно заставляла его задаваться вопросом: «Было ли в истории человеческих революций что-нибудь подобное нашей революции, чтобы свобода превращалась в безумный разврат, и воины «революционной» армии теряли чувство чести, совести и любви к родине?!»
7 (20) июля 1917 года В. П. Кравков был уволен из армии приказом начальника санитарного управления Юго-Западного фронта. Как ему удалось выяснить, за ним стояли интриги Совета санитаров Упсанюз, подозревавшего заслуженного военного врача в «недостаточном углублении демократических начал» в работе. По этому поводу Василий Павлович пророчески писал: «Я так рад, что окончательно уезжаю с этого кровавого поля битв славной «революционной» всероссийской армии, оскверненного небывалой еще в истории человечества какой-то отвратительной мешаниной людского идиотизма с классическо-русским срамом, позором и бесчестием. Еду теперь уже на третью кампанию — на гражданскую войну, ч[то] б[ы] умирать вместе с своей семьей».
С фронта В. П. Кравков отправился домой в Москву. Об окружавшей его действительности он с грустью писал: «Бюрократическая самодержавная сволочь прежнего режима сменилась самодержавной хамократической сволочью нового режима». Новые политические тенденции в жизни страны вызывали у него мрачные предчувствия. «Чувствуется, что мы, взрослые люди, попали в плен к озорникам-гимназистам!.. — писал он в июле 1917 г. — Были раньше царские холуи, теперь — не оберешься холуев презренной черни, явочным порядком захватывающих себе вкусные жареные кусочки и теплые местечки… Одно утешение, что все эти проходимцы будут иметь продолжительность жизни мыльных пузырей».
3 (16) августа 1917 г. В. П. Кравков вернулся в Москву и прекратил ведение своего дневника. За три года войны из-под его пера вышел оригинальный исторический источник, полный ценных свидетельств очевидца важных исторических событий. Записки Василия Павловича содержат уникальные сведения «из первых рук» об обстановке в штабах русских армий и в войсках, повествуют о его встречах с великими князьями и видными военачальниками русской армии. Его талант ученого-медика, с присущими ему наблюдательностью, скрупулезной методичностью и аналитическим подходом к окружающей действительности, таким образом, сослужил хорошую службу также и отечественной исторической науке.
Весной 1919 г., чуть более чем за год до своего ареста и гибели в застенках ВЧК, В. П. Кравков передал Румянцевскому музею большую часть документов своего домашнего архива — военные дневники и многочисленные документальные приложения к ним, письма, газетные вырезки, карты и многое другое. Благополучно пережив десятилетия забвения в архивном хранилище «Ленинки» и в фондах НИОР РГБ, наиболее ценные из этих свидетельств минувшей эпохи теперь становятся доступными широкому кругу читателей.
НАУЧНАЯ ЦЕННОСТЬ ДНЕВНИКОВ В. П. КРАВКОВА
Военные дневники В. П. Кравкова — уникальный комплекс исторических документов, отличающихся ярким и образным языком. В них раскрываются картины жизни русской армии в ходе двух войн начала ХХ в., оказавших значительное влияние на дальнейшее развитие российского общества. Подмеченные автором дневников сцены прифронтовой жизни подвергаются осмыслению хорошо информированным, думающим человеком с широкими интересами, обширным научным и общекультурным кругозором. Оценки видных деятелей и знаковых событий своего времени, даваемые автором, заслуживают внимания отечественных историков, которые в канун 100-летнего юбилей Первой мировой войны получают в свое распоряжение ранее малоизвестный и труднодоступный исторический источник.
Согласно предложенной А. С. Рейнгольдом классификации военных дневников, разделяющей подобного рода исторические документы на шесть категорий, записки В. П. Кравкова можно отнести ко второму типу — «дневники командиров средних соединений, описывающих военный опыт…»[9] Однако такое определение не лишено некоторой доли условности: все же автор дневника, хотя и служил по военному ведомству, не был кадровым военным, и в своих записках подчеркнуто дистанцируется от военной касты, неизменно акцентируя неприглядные моменты в поведении ее представителей. Данное обстоятельство, на наш взгляд, показывает, что предлагаемая А. С. Рейнгольдом классификация, при всех ее очевидных достоинствах, все же нуждается в дальнейшей проработке и уточнении, поскольку в нынешнем виде, к сожалению, не учитывает всего многообразия разновидностей жанра «военный дневник».
Как представляется, научная ценность военных дневников В. П. Кравкова заключается прежде всего в богатой информации о социально-психологической стороне Русско-японской и Первой мировой войн, о восприятии этих событий различными сегментами русского общества как на фронте, так и в тылу, в том числе — с оглядкой на происходившие в стране общественно-политические процессы. В этом контексте понятен интерес современных исследователей к наследию В. П. Кравкова. Показательным, на наш взгляд, является факт использования опубликованных на тот момент фрагментов его дневника периода Русско-японской войны в работах основоположника военно-исторической антропологии и психологии Е. С. Сенявской[10]. С публикацией записок В. П. Кравкова за 1914–1917 гг. существенно расширяется источниковая база для работы специалистов, занимающихся вопросами психологии участников вооруженных конфликтов.
Очевидно, что комплексное изучение дневников В. П. Кравкова привнесет немало нового и в историографию собственно Первой мировой войны. Нельзя не согласиться с современным исследователем И. В. Образцовым, справедливо отметившим, что «история Первой мировой войны в отечественной и зарубежной литературе в основном представлена работами, анализирующими военно-политическую, оперативно-тактическую и социально-экономическую составляющие конфликта. Социологическая и социально-психологическая стороны проблемы оставались, как правило, вне поля зрения исследователей. А ведь сущность причин, по которым Россия по окончании Первой мировой войны не оказалась ни в лагере победителей, ни в стане побежденных, лежит именно в области анализа ее «живой силы» — психического состояния и социального самочувствия военнослужащих на фронте и гражданского населения в тылу»[11]. Военные дневники В. П. Кравкова дают благодатный материал для анализа именно этих аспектов военного конфликта, пропущенного через призму личностного восприятия автора.
Таким образом, в настоящее время имеются все основания полагать, что дневники В. П. Кравкова, первым шагом к изучению которых является настоящая публикация, окажутся востребованными как российским и зарубежным научным сообществом, так и всеми, кто интересуется отечественной историей.
В заключение автор настоящей публикации хотел бы искренне поблагодарить заведующего НИОР РГБ В. Ф. Молчанова, чья работа 1991 г. послужила образцом для обработки и комментирования текста В. П. Кравкова, профессора Рязанского государственного медицинского университета им. И. П. Павлова Д. Г. Узбекову, автора первой комплексной биографии видных представителей семьи Кравковых, за постоянную консультативную поддержку, а также создателя интернет-проекта «Русская армия в Великой войне» А. А. Лихотворика за возможность использования картотеки проекта при составлении примечаний к тексту.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Великая война без ретуши. Записки корпусного врача предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
1
О семье Кравковых и ее видных представителях см., в частности, исследование Узбековой Д. Г. Кравковы: два поколения ученых из Рязани. М.:Вече, 2014.
2
Военным медикам Русской императорской армии, как и иным категориям чиновников, служивших по военному ведомству, присваивались гражданские чины Табели о рангах, что ставило их в менее престижное положение по сравнению с кадровым офицерством.
3
Примечательно, что внук В. П. Кравкова Юрий Сергеевич (1921–2003) продолжил семейную традицию работы в сфере военной медицины. В годы Великой Отечественной войны капитан медслужбы Ю. С. Кравков воевал на 1-м Прибалтийском, затем на 3-м Белорусском фронтах, в 1944–1945 гг. командовал приемно-сортировочным взводом 190-го медико-санитарного батальона 1-го Краснознаменного танкового корпуса, был награжден двумя орденами Красной Звезды. В 1973–1983 гг. полковник, а затем генерал-майор Ю. С. Кравков занимал должность начальника Главного военного клинического госпиталя им. академика Н. Н. Бурденко.
4
В 1909–1913 гг. М. А. Кравков отбывал заключение в Московской губернской уголовной (Таганской) тюрьме, позднее был выслан на поселение в Иркутскую губернию. В годы советской власти он стал руководителем Новосибирского краеведческого музея, популярным сибирским писателем (наиболее известные произведения — повести «Ассирийская надпись», «Зашифрованный план», циклы рассказов). В 1937 г. М. А. Кравков был репрессирован, его посмертная реабилитация состоялась в 1958 г.
5
Свет милосердия. Дневник участника Русско-японской войны (1904–1905) дивизионного врача В. П. Кравкова // Время и судьбы. «Военные мемуары». Вып. 1. М., 1991. — С. 259–286.).
6
Будберг А. П. Из воспоминаний о войне 1914–1917 гг. Третья Восточно-Прусская катастрофа 25.01. — 08.02.1915. С.-Франциско, б.г.
7
Интересной параллелью дневникам В. П. Кравкова этого периода является финальная часть записок Ф. А. Степуна «Из писем прапорщика-артиллериста», относящаяся к периоду с ноября 1916 по февраль 1917 гг. Их автор служил в это время на 5-й батарее 12-й Сибирской стрелково-артиллерийской бригады в составе VII Сибирского армейского корпуса, которая стояла сначала в Шумлянах, а позднее в Рудниках. Примечательно, что В. П. Кравков в записях от 25 марта и 11 мая 1917 г. упоминает и самого Ф. А. Степуна, запомнившегося ему выступлениями на революционных митингах.
8
Критические стрелы В. П. Кравкова по адресу партии большевиков и ее руководителей затруднили доступ исследователей к его дневнику в советское время, когда он хранился в фондах отдела рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина: на обложках трех рукописных тетрадей за апрель — август 1917 г. (НИОР РГБ, Ф.140, к. 7, ед. 13–15) имеется датированная 20 октября 1955 г. карандашная надпись: «Выдается по разрешению зав. отделом».
9
Рейнгольд А. С. Восприятие Первой мировой войны в военных дневниках: сравнительный анализ отечественных и западноевропейских источников: дис. канд. филологич. наук: 10.01.03., М., 2011, с. 69.
