Бойся физматов, дары приносящих! РАН – тормоз научного прогресса, или Кукушата в гнезде науки

В. И. Лакеев

В книге приведены доказательства, разоблачающие «гениальность» творений теоретиков, которые в оправдание своей беспомощности объяснить законы микромира с позиций классической механики заявили о её непригодности. А в итоге, создав свои бредовые теории, завели физику в дебри мистификации.Пришлось уже самому давать объяснения этим процессам, причём именно с позиций оболганной ими механики Ньютона. В связи с чем стало возможным проверять все процессы микромира на истинность в масштабах макромира.

Часть 1

Не сотвори себе кумира

Принято считать, что дела в познании законов природы обстоят превосходно, так как с фронтов науки приходится частенько слышать о новых удивительных открытиях учёных. И чем больше шумихи вокруг этих открытий и торжественных чествований героев, тем большим уважением и доверием проникаемся мы к ним. Более того, общепризнанные заслуги, почёт и трепетное отношение к физикам-теоретикам (лучшая часть из которых удостоена высших правительственных наград, а наиболее выдающаяся — Нобелевских премий) являются лучшим подтверждением их интеллектуального превосходства над нами. То есть теоретики — это интеллектуальная мощь и гордость всего человечества.

Причём наша вера в учёных обуславливается ещё и нашей неспособностью осмыслить то, что для теоретиков представляется ясным как божий день. И оттого чем больше наше непонимание, тем более гениальными представляются нам учёные и тем сильнее вера в их квантовую и релятивистскую механику, расширяющуюся Вселенную, антивещество, магнитные монополя, чёрные дыры и так далее. И вот уже наиболее впечатлительные, впадая в панику, требуют немедленного запрета экспериментов на адронных коллайдерах, опасаясь гибели Земли в пучине ужасных чёрных дыр.

Но если бы эти доверчивые могли не только созерцать празднично оформленный и потрясающий своим великолепием фасад науки, но и знали, какие сомнительные приёмы применяются теоретиками на пути к открытиям, то воспринимали бы эти открытия, как сейчас воспринимаются нами мифы и легенды античного мира.

Да что там говорить о нас, обывателях, если и самих теоретиков поражают применяемые ими методы. К примеру, при решении вычислительных задач из области микропроцессов широкое применение получил способ перенормировки. То есть при определении некоторых величин образуются бесконечные значения, что явно абсурдно. И чтобы от этого избавиться, из одной бесконечной величины вычитают другую. «Многие физики полагают, что метод перенормировки в будущем не сохранится, ибо совпадение результата вычислений с опытно-данными — счастливая случайность.…Как видим, сплошные приписки, если не выразиться посильнее — извращения. Р. Фейнман написал об этом следующее: «Люди так набили руку на том, как им прятать мусор под ковёр, что порой начинает казаться, будто это не так уж серьёзно» [1].

То есть «гении», по свидетельству Ч. Сноу, считающие «практику уделом второсортных умов», не гнушаясь методикой двоечников, занимаются подгонкой расчётов под нужный им результат и таким образом создают свои «гениальные» творения.

Взять хотя бы Максвелла, автора «гениального» творения — электродинамики. «Максвелл шаг за шагом строит свою теорию с помощью „ловкости пальцев“, как удачно выразился Пуанкаре, имея в виду теологические натяжки, которые иногда позволяют себе учёные при формулировке новых теорий. Когда в ходе аналитического построения Максвелл наталкивается на очевидное противоречие, он, не колеблясь, преодолевает его с помощью обескураживающих вольностей. Например, ему ничего не стоит исключить какой-нибудь член, заменить неподходящий знак выражения обратным, подменить значение какой-нибудь буквы» [1].

А далее доктор философских наук, профессор А. Сухотин, почитатель «талантливых» физматов, пишет: «Однако, как бы то ни квалифицировать, факт есть: использование заведомо ошибочного приёма, будущее которого поставлено под сомнение, тем не менее даёт успех.

Подобные казусы наводят методологов на мысль, что при построении и использовании теории вообще без ошибок и даже несущественных сознательных натяжек не обойтись. Учёный умеет хитроумно кое о чём умолчать, отодвинуть несущественное или несуществующее, а в иные моменты и того решительнее — свободно обойтись и с самими фактами. М. Борн обозначил это «как мелкое жульничество».

Да и бытующие в среде теоретиков умонастроения способны повергнуть в ужас. Невольно задаёшься вопросом: неужели настолько обесценен в их среде здравый смысл, что путеводной звездой в их деятельности стало изречение Н. Бора: «Ваша идея, конечно, безумна. Весь вопрос в том, достаточно ли она безумна, чтобы быть верной»? И он не одинок в подобном мнении. Ему вторят и другие.

«Элемент абсурда должен присутствовать в науке. На…начальных этапах развития науки точность и пунктуальность, присущая профессионалам, может скорее мешать выдвижению смелых предположений», — таково мнение П. Капицы. Он же считал, что «острое логическое мышление порой мешает учёному, поскольку окончательная ясность может закрыть выходы к новым проблемам и нестандартным поворотам ищущей мысли». А вспоминая про лабораторию своего учителя Э. Резерфорда, П. Капица рассказывал: «Тут часто делают работы, которые так нелепы по своему замыслу, что были бы прямо осмеяны у нас».

Физик Я. Смородинский: «Крайне важно приучить читателя к тому, что новые великие идеи всегда кажутся странными и даже нелепыми».

М. Борн писал: «Мой метод работы состоит в том, что я стремился высказать то, чего, в сущности, высказать ещё не могу, ибо не понимал сам».

Б. Рассел: «Математики не знают, о чём говорят, а также верно ли то, что они говорят».

Австрийский физик П. Эренфест: «Ради Бога, не бойтесь говорить глупости! Лучше 99 раз сказать ерунду, чтобы один раз что-нибудь выскочило» [1].

Ну а что может выскочить из глупости, как не та же самая глупость.

Вот глупость и выскакивает.

Одним из ярчайших тому примеров может служить эксперимент Майкельсона и Морли, который вызвал волну недоумения среди ведущих физиков того времени. Результаты эксперимента многократно перепроверялись ими и обсуждались, но не находили своего логического объяснения. Вследствие чего, с подачи Лоренца, все сошлись во мнении, что причина в сокращении длины плеча интерферометра по направлению его движения.

Так на свет родилась релятивистская механика, а сам эксперимент был признан эмпирическим доказательством правоты положений СТО и «гениальной» формулы А. Эйнштейна — Е = mc².

Кстати, по мнению авторов книги «Мироздание постигая» (Изд. «Молодая гвардия», 1989) В. Н. Дёмина и В. П. Селезнёва, есть основание подозревать, что из-за внесения в систему дальнего наведения аппаратов по радиосигналам с Земли релятивистских поправок космические аппараты «Фобос-1» и «Фобос-2» при сближении с марсианским спутником попросту врезались в него, так как реальное расстояние между аппаратами и спутником было гораздо меньшим, чем расчётное.

Но не только несуразицами и противоречивостью пронизаны работы теоретиков, но и отсутствием у них элементарной сообразительности при решении простой задачи.

А именно при объяснении результатов опытов Майкельсона и Морли за основу неизменно бралась механическая аналогия, подобная версии с гребцами.

В связи с чем зададимся вопросом: а правомерен и корректен ли прямой перенос примера с гребцами или иных аналогичных ему примеров на лучи света — фотоны, чьи отражения от преград носят абсолютно упругий характер и чья механическая энергия всегда сохраняется?

Конечно же нет! Так как ускорение лодкам, придаваемое гребцами на всех отрезках пути, неизменно и стабильно, в то время как лучи света при их отражении от тел, движущихся им навстречу, могут увеличивать свою начальную скорость в зависимости от характера соударения между ними и разницы их масс. Но Майкельсон и прочие исследователи, не заметив столь существенной разницы между лодками с гребцами и фотонами, поставили между ними знак равенства.

Следовательно, проведённые опыты, как и их интерпретация, построенные на неверных предпосылках, в корне исказили суть происходящего. По причине того, что исследователями были изначально проигнорированы свойства фотонов упруго отражаться и, соответственно, фундаментальный закон Природы — закон сохранения импульса и механической энергии.

«Беда, коль пироги начнёт печи сапожник…»

Было время, когда в науке безраздельно царило одно из самых ложных учений среди лжеучений той поры — алхимия, прошедшая нелёгкий путь от заблуждений до триумфального шествия своей преемницы — химии.

Но если алхимия из лженауки превратилась в науку, то теоретическую физику постигла иная участь. Став заложницей внедрившихся, а затем и воцарившихся в ней математиков, она, утратив изначально верное направление своего развития, превратилась в полигон для их необузданных бредовых фантазий, превративших её в лженауку.

Если быть кратким в определении того, что натворили и творят физики-теоретики с фундаментальной наукой, после того как математические модели стали для них поводырями на дорогах познания мироздания, то их творения — это, по сути дела, возведение памятника своему позору.

Будучи талантливыми математиками, эти так называемые гении, для которых путеводной звездой на дорогах познания законов мироздания стала математика, сопряжённая исключительно с бредом, абсурдом и противоречием здравому смыслу, проявили в данной дисциплине отсутствие аналитических способностей и образного мышления.

Но вернёмся обратно к уже ранее упомянутому эксперименту Майкельсона и Морли, который был назван Д. Д. Берналом «величайшим из всех отрицательных результатов в истории науки».

Опыты Майкельсона—Морли

Согласно современным научным представлениям, опыты Майкельсона и Морли на интерферометре, а также других экспериментаторов (использовавших устройства с аналогичной принципиальной схемой), сделавших попытку посредством локального оптического явления определить абсолютное движение Земли в пространстве, отождествляемое с эфиром, доказали отсутствие эфира и что скорости света инвариантны независимо от направления движения системы их отсчёта.

У Б. Джеффа в книге «Майкельсон и скорость света» версия, послужившая отправной точкой для этого опыта, изложена несколько иначе и короче, чем у Майкельсона, но суть всё та же. «Два человека… гребут с одинаковой скоростью 1,5 м/с. Вода в реке, по которой они плывут, движется со скоростью 1,2 м/с, а ширина реки 27 м. Первый гребец проходит на лодке 27 м вниз по течению и затем обратно. Вниз по течению он движется со скоростью 2,7 м/с, на обратном пути его скорость равна всего 0,3 м/с. На всю поездку, таким образом, у него уходит 27/2,7 +27/0,3 = 100 с.

Скорость передвижения второго гребца, идущего поперёк течения, может быть представлена катетом прямоугольного треугольника; другим катетом, которым является скорость движения воды, равная 1,2 м/с, а гипотенузой — скорость, с которой гребец передвигается в неподвижной воде, — 1,5 м/с. Отсюда:

1,5² = 1,2² + v², v = 0,9 м/с; t = 27/0,9 = 30 с.

Второй гребец для прохождения пути туда и обратно затратит 60 секунд вместо 100. Пользуясь этой простой аналогией, Майкельсон рассудил, что эфир будет меньше замедлять свет, если свет будет распространяться под прямым углом к направлению движения Земли, и больше, когда он движется в пространстве в том же направлении, что и Земля» [2].

Именно эта разница во времени прохождения обоими гребцами своих дистанций, по мнению исследователей, должна была также проявиться и в результатах опытов. Но вопреки их ожиданиям, интерференционная картина, независимо от ориентации прибора, упрямо указывала на одновременность попадания обоих лучей в интерферометр.

Полученный результат оказался необъяснимым с позиций классической теоремы о геометрическом сложении-вычитании скоростей и, естественно, подверг большому сомнению применимость этой теоремы в области микропроцессов. И тогда Г. Лоренц, будучи ознакомленным с уравнениями К. Максвелла, прекрасно знавший, что они не имеют никакого физического смысла и являются всего лишь чисто математической абстракцией, тем не менее применил их к движущимся телам и получил свои «знаменитые» преобразования, согласно которым размеры тел якобы сжимаются в направлении своего движения.

Таким образом, с введением в методику расчётов релятивистского эффекта (сжатие размеров) получалось так, как будто бы движение продольного луча проходило по укороченному пути, что, по мнению физматов, и объясняло причину одновременного попадания продольного и поперечного лучей в интерферометр.

Анализ

Однако как можно было утверждать, что результат оказался необъяснимым с позиций классической теоремы геометрического сложения и вычитания скоростей, на том лишь основании, что ожидаемые расчёты не совпали с конечным результатом? Да и как они могли совпасть, если расчёты были проведены бездарно — без учёта в них законов сохранения.

Но тем не менее проявившие вопиющую безграмотность при решении результатов опытов теоретики, заявив о невозможности применения классической теоремы геометрического сложения и вычитания скоростей в процессах микромира, были вынуждены заткнуть образовавшуюся брешь в расчётах мертворождённым релятивистским эффектом, чтобы хоть как-то свести концы с концами.

А ведь что такое законы сохранения?

«…Открытые в механике законы сохранения играют в природе огромную роль, далеко выходящую за рамки самой механики. Даже в тех условиях, когда законы механики Ньютона применять нельзя, законы сохранения импульса, энергии и момента импульса не теряют значения. Они применимы как к телам обычных размеров, так и к космическим телам и элементарным частицам» [3].

Ну почему же в механике Ньютона они не применимы? Напротив, не только применимы, но даже и крайне необходимы! Что я сейчас и докажу.

Кстати, не будет лишним напомнить тут и о том, что, в свою очередь, преобразования Г. Лоренца (релятивистский эффект) использовал и А. Эйнштейн в своей специальной теории относительности (СТО).

Решение

Ну а теперь, чтобы не быть голословным в своём утверждении того, что интерпретация результатов экспериментов как следствия проявления в них релятивистских эффектов является грубейшей ошибкой, приведу совсем другой расчёт, но уже с учётом фундаментальных законов Природы — законов сохранения импульса и механической энергии.

Согласно этим законам, при встречном и центральном соударении тел их начальные скорости меняются в соответствии с разницей их масс (в данном случае, исходя из разницы соотношения между массами Земли и корпускул, массой Земли в расчётах можно пренебречь).

При этом следует заметить и то, что при рикошете микрочастицы от движущегося ей навстречу препятствия, расположенного под углом в 45° относительно её движения, скорость микрочастицы при соударении с ним увеличится на половину его скорости. И наоборот, скорость догоняющей препятствие микрочастицы уменьшится в половину его скорости, если они движутся в попутном направлении.

Следовательно, после столкновения корпускул с односторонне посеребрённой стеклянной пластиной (далее — призма) скорость корпускул, проникших сквозь неё и летящих во встречном направлении движению Земли с прибором, останется прежней, в то время как скорость корпускул при скользящем, касательном отражении от призмы в перпендикулярном направлении движению Земли возрастёт на величину, равную половине скорости Земли.

Не стану излишне пользоваться сухим языком математики, так как он не даёт наглядного представления происходящему. А потому, сведя расчёты к минимуму, проиллюстрирую процесс наглядными образами, доступными пониманию каждого.

Для простоты расчётов допустим, что расстояние хода корпускул вдоль каждого из плеч прибора равно 3 метрам. Скорость Земли с прибором равна 1 м/с, а скорость корпускул 2 м/с.

Отсчёт ведётся от пунктирной линии, обозначенной 0. Треугольник — ▼ (на графиках изображён сопряжённым с прибором, снизу) — служит в качестве ориентира при определении пройденного прибором расстояния.

А шкалой отсчёта является каждая клетка на графике. Одна — 0,5 метра и, соответственно, 0,5 секунды, а две клетки, соответственно, 1 метр или 1 секунда.

На рисунке 1 изображены: источник света — S; условная схема прибора, содержащего на концах обоих своих плеч зеркала З₁ и З₂; призма — Пр., а также пучок корпускул (в момент их попаданий на призму), обозначенный символом ☼, который при соударении с призмой распадается на две одиночные корпускулы, обозначенные на рисунках (2, 3, 4) в меньших масштабах под номерами 1 и 2.

Рис. 1. Нулевая точка отсчёта движения

прибора в момент касания пучка света призмы

Теперь проследим в динамике развитие процесса с интервалом в одну секунду.

Итак, через секунду после начала отсчёта (см. рис. 2) прибор сместится на метр, а корпускула №1, летящая по направлению движения Земли со скоростью 2 м/с, достигнет зеркала З_1, в то время как корпускула №2, движущаяся перпендикулярно ей и быстрее (в результате соударения с призмой), уже со скоростью 2,5 м/с преодолеет 2,5 метра.

Рис. 2. Пространственное положение

прибора и корпускул через 1 секунду

По прошествии ещё одной секунды (см. рис. 3) прибор удалился от исходной точки 0 уже на два метра. А корпускула №1 из точки взаимодействия с зеркалом З₁, обозначенной символом ★, приобретя дополнительно его скорость и двигаясь теперь уже со скоростью 3 м/с в обратном направлении, также как и корпускула №2, имеющая скорость 2,5 м/с, оказались одновременно в метре от призмы.

Рис. 3. Пространственное положение

прибора и корпускул через 2 секунды

Ну а теперь, подводя промежуточный итог, прибегнем к расчётам, чтобы установить, за какое время каждая из корпускул, преодолев свой отрезок пути, достигнет призмы.

Для корпускулы №1 простейший расчёт показывает, что так как движущиеся в одном направлении корпускула №1 и Земля с прибором имеют скорости соответственно 3 и 1 м/с, то из скорости корпускулы вычтем скорость Земли с прибором, 3 — 1 = 2 м/с — это, естественно, в системе координат — прибор и корпускула. Отсюда находим время преодоления ей метрового отрезка пути: 1/2 = 0,5 сек.

Что же касается корпускулы №2, то, согласно графику, на преодоление того же метрового отрезка ей понадобится: 1/2,5 = 0,4 сек.

Таким образом, если рассматривать ход обеих частиц в одной системе координат, связанной с прибором, то корпускула №2 могла бы опередить частицу №1 на 0,1 секунды.

Конец ознакомительного фрагмента.