Дневник режиссера. Впечатления от репетиций

Вячеслав Терещенко

В книге собраны впечатления от работы над постановкой спектакля «Мамочки» по одноимённой пьесе Владимира Зуева. Подчеркиваю — впечатления режиссёра, педагога театрального института. Эта книга, возможно и учебник. Так как в ней поднимаются «извечные» вопросы нашей профессии. Автор хочет поделиться с молодыми режиссёрами, студентами своими мыслями о состоянии современного театра, о профессиональных взаимоотношениях между режиссером и актёрами в творческом процессе воплощения замысла спектакля.

Девятнадцатое февраля

Вчера на репетиции спектакля «Мамочки» меня поразило, как подготовилась к пробам Ирина Таланова — исполнительница роли Веры. Да и исполнитель роли Коли — Станислав был ей, как говорится, под стать. Они серьёзно, по настоящему «настроились», и мы проходили сцены — все парные сцены, где они вдвоём после того, как нашли друг друга. С такой самоотдачей, как говорится, по «гамбургскому счету», с такой трогательностью, искренностью, с такой любовью общались друг с другом в этом ощущении счастья встречи. Попытались впечатления от события принять, найти отклик актерский, человеческий. Что значит для них встреча? Что значит истосковавшиеся друг по другу любящие сердца? Одни во Вселенной, во всем мире, которые нашли друг друга, которые больше никогда не расстанутся. И она… было такое ощущение, что она меня… купает, прямо купает в этом счастье, желая мне, как зрителю… Хотя я режиссер и «пропускаю все через голову»… Это ощущал и ощущал всячески через все свои рецепторы: душевные, слуховые, визуальные… И мне показалось, что даже в этих, как говорится, костюмах еще на подборе, в этой «выгородке», в репетиционном зале мне создалась атмосфера. Они создали атмосферу, хотя мизансцена статичная. Они воздействуют только словом. И это крупный план, я вижу только их глаза, выражение лиц, когда они воздействуют на меня без всяких «подпорок и костылей» постановочных… Мизансцена пластически строгая. Только небольшое покачивание происходит. Мы нашли этот «кач», они общаются и когда они счастливы — качаются. В светлом мире, мире счастья качаются. А мамочки, которые в аду ищут своих сыновей, качаются оттого, что не могут найти решения и появляется этот «кач». В разных острых предлагаемых обстоятельствах. Результативно если говорить, можно сказать «от горя», когда я ищу выход, или под впечатлением от происшедшего не могу удержаться, начинаю качаться. Как колыбельную… как колыбельную качают, как их отцы, деды, бабки, братья, сестры качали новорожденных в колыбели… Когда маленький… Я попытался во всех женских ролях найти это выражение, когда они качаются. Когда они ищут выход из тупика жизни.

И вот исполнительница роли Веры и исполнитель роли Коли, когда они сидят, схватившись друг в друга руками, боясь ещё раз потерять друг друга. Она держит его руку, он держит её руку… Мне показалось, она с такой пронзительностью… так пронзительно, такой был посыл, как она воздействовала… Конечно же, воздействие словом, действование таким образами, которые возникают, которые они нам «рисуют» «не столько, как слуху, сколько глазу». И у меня сложилось впечатление, что она настолько искренне это делала, настолько оправданно, что я безусловно ей верил. Актриса «подложила» что-то… свою судьбу в этот текст. Конечно же, она была камертоном этой сцены. С исполнителем роли Коли еще предстоит большая, громадная работа для того, чтобы этот небольшой ансамбль в большом ансамбле актеров, занятых в спектакле, звучал светло и проникновенно. Скажу ещё раз об актрисе. Настолько она была пронзительна, настолько она эмоционально была наполнена, настолько она убедительно действовала. У исполнительницы очень выразительная фактура — у нее большие глаза, у неё русское лицо с вздернутым носом — она действительно производит впечатление русской Матери, обаятельной, со своей болью, со своею судьбою… И, мне показалось, что она истосковалась по работе в спектаклях, наполненных большой человеческой темой. Она истосковалась по таким ролям, которые будят глубинное человеческое естество. Даже не актерское, а человеческое. Где очень мощные и глубокие предлагаемые обстоятельства. Она истосковалась по таким характерам… Я позволил себе задать ей один вопрос, когда мы в очередной раз остановились, делали какие-то уточнения, размышляли. Я ее спросил: «У меня создалось такое впечатление, что Вы истосковались по таким… глубоким ролям… По такому материалу, поднимающему вечные темы, идеи. По историям, где идет существование в очень острых предлагаемых обстоятельствах. Мне так показалось». Актриса ответила: «Вы знаете, Вячеслав Владленович, это действительно так. Я действительно истосковалась по таким ролям, которые помогают мне высказать то, чем я живу, чем я жила. Мне есть, что сказать зрителям. И мне очень радостно».

Она сказала еще… Это относится к поиску зерна роли: «Я вот долго думала, вот как оправдать этот кач, это вот счастье?». Актёры сидят на конструкции, которые напоминают стулья: она чуть повыше сидит и чуть пониже сидит сын на конструкции пониже. Вся сценография напоминает металические конструкции выгоревшие, как остовы какие-то, чтобы создавалось впечатление, как будто они парят в воздухе. «Я пыталась оправдать этот кач. Вы знаете, вот я сейчас… мне это помогает. Помогает существовать на сцене, мне помогает действовать на сцене. Я оправдываю этот кач, как будто бы я вот эту энергию, переполняющую меня от счастья встречи с сыном передаю зрителю… то есть…событие дает мне определенный манок, это событие воздействует на меня, это событие заставляет меня действовать. От этого рождается простое физическое действие… Естественно — быть рядом с сыном и поделиться, поделиться со зрительным залом своим счастьем. Этот кач, когда я приближаюсь к зрителю, идет кач в сторону зрительного зала — я им посылаю мощную светлую солнечную энергию. А когда кач идет назад, от зрительного зала, я ее набираю от себя, от той радости, которая переполняет меня, от своего сердца и от радости того, что я нахожусь рядом с сыном и чувствую одно целое с ним. И вот таким образом я набираю и отдаю, набираю и отдаю — как маятник, набираю и отдаю».

И мне было очень радостно. Действительно, виден рост. Ото дня в день по ее роли виден рост — то, что она набирает, то, что она фантазирует дома над ролью. Значит, мне удалось немножко «зажечь ее для творчества». Исполнитель роли Коли — Станислав всё же еще старается. А это старание значит — он еще зажат. Прилагает еще максимум сил для того, чтобы присвоить объекты внимания, то есть они еще не стали непроизвольными, «своими», как говорится. Он это все делает произвольно, волево. Что в процессе проб очень хорошо. В нём присутствует хорошая актерская человеческая воля… Буду надеяться, что время нам поможет в этих пробах для того, чтобы это произвольное внимание переросло потом в творческое внимание и стало непроизвольным, творческим. И тогда станет радостным существованием на сцене. Постараемся, конечно. Сложно очень сделать это, не всегда получается в спектакле, но, чтобы даже в этом сложнейшем жанре притчи, всё же и он получал удовольствие от игры, от действования на сцене.

По большому счету: какое самочувствие должен испытывать актер, находящийся на сцене? Конечно же, удовольствие. Безусловно. Практика показывает это.

Когда-то нам передавали это знание наши мастера. Мы основывались на своей практике. Когда я в первый раз это услышал, я не размышлял серьезно над этим. У меня была актерская практика — три с половиной года работал в профессиональном театре актером и сыграл не так мало ролей, разных — и главных, и эпизодических. Любил также наблюдать на театре работу других актеров и стал прислушиваться к себе. До сих пор мне интересно беседовать на эту тему с актерами, студентами. Мне кажется, это действительно так, потому что, когда артист в «кураже», значит артист нашёл, как говорится, «зерно» роли. Ощущение этого целостного «энергетического зерна» дает внутренний импульс — играю в удовольствие. И это выявляется в форме и содержании, в импровизационном творческом самочувствии.

А может… Удовольствие — это чувство, как говорится, возникающее от чего-то еще. От чего? Нужно задавать всегда вопросы, постоянно задавать вопросы, так мы погружаемся все глубже и глубже к той истине, которая и скрыта очень глубоко, к изначальной мотивации, которая скрыта в предлагаемых обстоятельствах пьесы. Конечно же, мы ее не обнаружим полностью, но чем больше ответов на вопросы мы найдем, тем больше мы будем знать о своем персонаже, да и о пьесе, да и, в конечном счете, о жизни. И записывать будем с свои творческие дневники. Для познания себя в жизни, профессии. А познание жизни — это основа, это громадная основа нашего существования на сцене, мы погружаемся в нее, сопоставляя жизнь настоящую и жизнь в пьесе. Первый принцип системы К. С. Станиславского — принцип жизненной правды. Лев Толстой писал, что цель жизни — самопознание. Стоит поразмышлять над его мыслью. А вот под каким «углом зрения» мы будем жизнь исследовать на сцене при постановке спектакля — это подскажет мне моё эмоциональное отношение к изображённой жизни в пьесе, к событиям этой пьесы.

Это нам помогает всячески развиваться и человечески, и актерски. И, как говорится, по-человечески, и как артисту, который работает над ролью.

И…всё же, когда я внутренне свободен, когда я нахожу это сочетание слов или этот образ, который меня вдруг… Вдруг меня «пронзает молния озарения», и абсолютно четко понимаю, как существовать в этой сцене. Или меня мобилизуют в персонажа какие-то слова, или — образ животного… и я «перевоплощаюсь в образ, оставаясь самим собой». Каждый подкладывает свое. Или вдруг — музыка, и я моментально уже настроен на выход в характере на сцену. Возможно, от этой свободы, от этого куража, этой громадной методической работы: погружение в роль, действие по линии роли и все остальное, весь основной набор работы над внешними и внутренними элементами актерской техники. Потом и над «сквозным», «перспективой роли» и т.д., и т.д… Всё, что представляет работу над характером, над образом. Поиск отношений, когда я «становлюсь другим, оставаясь самим собой». Я уже другой. Так учим работе над характером. А если возникает импровизационное самочувствие. Опять же — самочувствие. Отчего оно может возникнуть? Когда я действую, когда я всё знаю от и до и мне это приятно. А почему может быть приятно это? Оттого, что мне есть, что сказать как личности. Я ощущаю себя «живым» и свободным на сцене. Значит, метод репетиционный для данного спектакля был верным. Сознательно мы разбудили подсознание актера для творчества. В этом заключена основная цель всей «системы Станиславского». От «я в предлагаемых обстоятельствах до создания образа — перевоплощения в образ». Образ — само понятие поэтическое. Не бытовой характер, а образ. Это всегда отбор выразительных средств, их соединение и органичное оправдание при ведении непрерывной линии роли в перспективе по сквозному действию через все события, через всю фабулу истории.

Идея и сверхзадача, в конечном счете, двигает всем. Безыдейного искусства не бывает. Даже если отрицается идея — это тоже есть идея. Ради чего я делаю? Для чего я делаю? Зачем я делаю? — здесь нужно очень нам всем сговориться… Сговориться не словами, а сговориться эмоционально, когда мы встаем в круг, смотрим друг другу в глаза, можем даже положить руки друг другу на плечи, как-то держа и себя, и поддерживая всю нашу команду. мы смотрим — и понимаем друг друга без слов. И мы — настроены, и мы — едины. Мы собрались, мы против войны. И постараемся эти полтора часа, постараемся честно, на сто процентов, здесь и сейчас, как в первый и последний раз… изменить историю… НАМ НУЖНО постараться изменить ход жизни, которую навязывают нам идеологи войны. Постараться изменить зрительный зал, постараться изменить каждого сидящего в зрительном зале, потому что они нам очень близки, мы любим пришедших в зал людей. Изменить в такую сторону, чтобы захотелось вызвать позыв к действию — сделать небольшой шаг к миру, к свету… Не действие, а позыв к действию, чтобы каждый немножко захотел жить без войны, что-то сделать материализованное против войны…

Что это может быть? Чтобы, хотя бы, каждый захотел позвонить своей маме, поинтересоваться здоровьем, сказать: «Я тебя люблю». А матери захотели позвонить своим детям, своим девчонкам и спросить: «Как здоровье? Я тебя очень люблю! Береги себя». И это уже много, и это уже торжество. В маленьком каком-то действии это уже торжество ее величества Любви, ее величества Заботы, ее величества Светлых сил… И это — борьба против темных сил, разьединяющих и разъедающих, уничтожающих нас, наши семьи, нашу Родину, нашу жизнь.

Война разорвала семьи — предлагаемые обстоятельства до начала пьесы. Предлагаемые обстоятельства — разорваны семьи. Вы будете убиты с удовольствием, а вы — сдохнете от отчаяния и невозможности найти своих любимых. А мамы что? А матери, вопреки всему, неимоверно, из небытия создают, пусть и виртуально, семьи. Там, наверху. В другом измерении. Это же притча, а в притче возможны встречи с богами и встречи с ушедшими, и пересечения в других измерениях, и пересечение этих измерений, которые у нас называют «Адом», «Раем», явью, навью, правью… Посмотрим, что принесут завтрашние пробы, завтрашний день, репетиция, которая будет 21 февраля, завтра, во вторник.

Конец ознакомительного фрагмента.