Золотой олень

Вячеслав Артего

Ещё в начале XVII века во времена правления русского царя Василия IV Шуйского, последнего из династии Рюриковичей, бесследно исчезает родословный герб князей Шуйских. И вот уже в XXI веке, потомок почти полностью истреблённого княжеского рода, ищет этот бесценный раритет. След пропавшей реликвии приводит его в Петербург, где и начинаются невероятные приключения гениального плута. Комбинатор умудряется получать выгоду практически из всего, что лежит под ногами. И как в шахматной партии гроссмейстер-авантюрист ставит шах и мат, жертвуя важными фигурами своего действа…

Глава 1. ЗАГАДОЧНЫЙ ПРИШЕЛЕЦ

Больше двух дней продолжались беспорядки в Москве, толпа кричала:

— Василия на трон!

Вся Красная площадь была заполнена людьми, которые жгли костры и не собирались расходиться, пока не назовут имя царя. Бояре все сделали, чтобы именно боярин князь Шуйский стал новым государем. Он был настоящий Рюрикович и по крови, и по знатности, его родословная была почище Грозного, а тем паче Годунова. И 19 мая 1606 года на трон был провозглашен Василий Иванович Шуйский, который и был главным руководителем заговора против самозванца Лжедмитрия. Царь, целуя крест, обещал народу, что он будет править государством, не чета Ваньке Грозному и Бориске Годунову, а тем более самозванцу.

— При них кровища людская рекой лилась, — говорил он, напоминая собравшемуся люду:

— Без суда и следствия казнили только потому, что кто-то им на ухо что-то нашептал.

— Кровопийцы! — восклицал царь.

И народ, неистовствуя, кричал:

— Да здравствует Василий — царь Всея Руси!

Летели кверху шапки, и, размахивая факелами, толпа продолжала реветь, сотрясая своими криками весь Китай-город. А царь продолжал:

— Я же больше никого не казню без суда, который буду чинить с боярами своими, и все доносы проверяться станут, а совравших в них, прямиком на плаху.

Он, конечно же, нарушит позже все свои обещания, за что и будет проклят народом. Массовые празднования и волнения продолжались аж до конца мая, сторонники Василия пировали и кутили. Но не все в Москве были таковыми, многие не поддерживали это решение, да и просто не желали видеть Шуйского на троне. Царь же, утроив стрелецкую охрану, понимал: если срочно не венчаться на царство, то может произойти все, что угодно. Он уже сменил патриарха, взамен Игнатия, устраненного вместе с самозванцем, назначил новым патриархом Казанского митрополита Гермогена, но тот все не ехал в Москву. И он принял решение больше не ждать, а срочно короноваться до привоза в столицу нетленного тела невинно убиенного царевича Дмитрия, за которым был послан митрополит Ростовский Филарет, в миру же прежний боярин Федор Никитич Романов. Сын Фёдора Никитича, Михаил, впоследствии стал первым царём, прервавшим род Рюриковичей и начавший новую ветвь — Романовых. Василий Иоаннович IV ни на минуту не сомневался в необходимости возведения в лик святых нетленных мощей подлинного царевича, чтобы остановить волнения на Руси. Он твердо верил, что, когда признают страстотерпца мучеником, прекратится смута и самозванство. И уже первого июня был спешно коронован на престол Новгородским митрополитом Исидором и из рук его венчан на чело шапкой Мономаха. По всей Москве были выставлены бочки с мёдом, народ пил и воспевал нового коронованного царя. Вся столица светилась кострами, массовые попойки в честь венчания государя продолжались до позднего вечера с плясками, насилиями и побоищами…

Как будто только что отгорело зарево заката, пробиваясь редкими зарницами сквозь пелену померкшего горизонта. И на этой темной занавеси зияла огромной дырой фосфорная луна. Она больше напоминала светящуюся летающую тарелку, завораживая своей глубиной, словно магический шар. Будто сегодня наступил самый главный в году шабаш, на который слетятся все колдовские силы, и не только земные. Редко можно было наблюдать полнолуние в такой близи. Лунный прожектор нависал над пустырем, подсвечивая довольно-таки широкую тропу, вьющуюся среди строительного и прочего мусора, заваленного снежным настом.

— Да! Ничего не меняется на Руси, — думал одинокий путник, пробираясь по заснеженной пустыни, которая, словно огромная преграда, пролегала между прошлым и будущим, навеивая ему исторические, нафталиновые сюжеты. Но он упорно продолжал идти вперед, разговаривая с самим собой:

— Не две беды в России, а одна — с дураками дорог не построить. Выбоина на дороге — это не колдобина, а кормушка… Пора уже прокурорам-статистам проводить перепись её корпоративного заселения. Наступило время переквалификации. Пора проводить реформы, возвращая с небес на землю олигархов, вручая им привычный для них слесарный инструмент, работе с которым они бесплатно обучались в провинциальных ПТУ. Банкиров же определить на их тёплые кичи, с возвращением воровских корон. Ну, а депутаты снова станут учетчиками, бухгалтерами, управдомами и администраторами с соответствующими окладами, — продолжал думать вслух пришелец, перебирая мысленно историю, перемешивая ее с собственным прошлым и настоящим, тем самым все ближе подбираясь к цивилизации. До шоссе оставались считанные метры, и уже силуэт стал вырисовываться в фигуру, которая становилась различима под светом луны и снежного отражения. Это был плотный, но не толстый, скорее поджарый мужчина, выше среднего роста, с виду от тридцати пяти до сорока лет. Он смотрел себе под ноги, склоняя голову против ветра, который сменил направление от теплого южного до встречного северного, дующего прямо в лицо европейскими санкциями со стороны залива.

— Опять штормит, — подумал одинокий путник, кутаясь в прикупленный на вокзале шарф, и тут же вслух произнес:

— Это только в сказке у Кащея разбили яйцо, на самом же деле он его отморозил, — рассуждал сам с собой пришелец и сам же смеялся над собственным приколом:

— Чтобы поговорить с собой — вовсе не обязательно записываться на приём. Хорошему оратору важны пустые головы, плохому — электорат…

Голова его была втянута в плечи, а руки он держал в карманах. Видимо, продрог, да и не мудрено, так как на нем была демисезонная короткая кожаная куртка, на голове широкополая шляпа, а на ногах летние потертые лаковые туфли. В его черном одеянии выделялась одна отличительная черта: шея была обмотана бело-синим фанатским шарфом клуба «Зенит». Да, да, вы правильно догадались: это был город Петербург, вернее его историческая окраина, застроенная новостройками четырехэтажных домов, как в народе говорят, спальный район. Когда-то это был спальный район самого Петра и всех последующих царских династий, да и сегодня он остался уютным для проживания небольшим историческим местечком, с его парками, фонтанами и дворцами.

Ну да, вернемся к нашему герою: ему все же удалось пробиться к шоссе, где под светом уличных фонарей уже отчетливо был виден весь его прикид: на нем была довольно-таки дорогая и модная одежда по временам двухлетней давности. Куртка местами небрежно зашита, фетр шляпы лоснился под кожу, расклешенные джинсы были сильно потерты временем, туфли с ободранными носами обмотаны скотчем, и на фоне белого снега отчетливо красовались пестрые выгоревшие шнурки. Из-под шляпы поверх шарфа были разбросаны по плечам совершенно седые, но ухоженные, до неприличия длинные волосы. Явно выкрашенные черные усы и бородка больше напоминали мексиканского мачо, лишь скулы выдавали славянский тип лица. Он выходил из сугробов на фоне луны, словно пришелец, спустившийся из огромного светящегося люка неземного космического корабля, впервые вступивший на землю и не предполагавший, что зима — это не только снег, морозы, но и ветер, сшибающий с ног и бьющий в лицо стекляшками мелкого льда, поднимающегося с поверхности снежной наледи. А его космический скафандр явно не был рассчитан на такие погодные изменения, которые переходили то от дождя к снегу, то наоборот, да и температура менялась от плюсовой до минусовой, в считанные часы, превращая снежные заносы то в слякоть, то в лед. Это была северная столица с её меняющимся балтийским климатом, и точно предсказать, что может произойти с погодой, практически невозможно. Но наш герой, с открытым забралом, уверенной походкой шел к цели, только к какой, он явно и сам не знал, попросту шел вперед туда, куда выведет кривая судьбы, а кривая его выводила на огромный супермаркет.

— Цель — это когда идут вперёд, а не ищут направления — выдал крылатую фразу продрогший мыслитель, мелодично постукивая зубами.

— Да, это, конечно, не Рио-де-Жанейро, — подумал он, вспоминая слова гениального комбинатора, и тут же вслух произнёс: — Но и не «Арбатов», в котором умудрились ужиться одновременно все молочные потомки черноморского героя, так и не договорившиеся между собой о дележе материальной помощи, выпрашиваемой у местных властей.

Он пошарил в карманах: там явно что-то звенело, но не шуршало.

— Дело дрянь! — изрёк пришелец, но не повел даже бровью, как будто заранее знал, что делать. Неподалеку от магазина, гоношилась троица местных бродяг, возле их ног вилась пара тощих дворовых псов. Чуя родственные души, собаки пытались хоть что-то урвать от навара блаженных, сбрасывающихся мелочишкой на ужин. Шавки явно были прикормлены, так как не отходили от них не на шаг. Собутыльники всячески пытались отшвырнуть из круга голодную животину, мешающую подсчитывать вечернюю выручку.

Постояв в сторонке, прикидывая, как быть, пришелец сразу же сообразил:

— Денег у меня нет, идти некуда, ночлег тоже не светит, поэтому в данной ситуации надо прибиваться поближе к собакам, виляющим хвостами у ног местных старожилов, это лучший расклад на сегодняшнюю ночь. Пересчитав свою заначку, он понял, что гречневой каши с мясом не будет, хватило бы на БП. В общем подсчете, было сто пятьдесят рублей с копейками, плюс смартфон и дорогие часы. Их он выиграл в преферанс у соседа по купе, возвращаясь с севера из красивейших мест лесоповала в столицу нашей Родины — матушку Москву, к чьей груди слетаются прильнуть блаженные сироты со всей бывшей коммунистической державы, и от сосков которой ему всё же удалось оторваться и прямиком отправить себя в путешествие по легендарной земле. Это и был весь его багаж, нажитый за все прожитые годы, не считая того, что он оставил в прошлой жизни, но об этом позже. А сейчас скиталец понимал, что для полного счастья он живет не по средствам, не видать ему с дороги джакузи и мягкого махрового халата с голубыми гламурными тапочками-котятами. Подойдя вплотную к явно что-то замышляющей группе озабоченных людей, пересчитывающих не один раз свои звенящие серебряники, неожиданно обратился:

— Господа мазурики! Граждане олигархи! Тузик, Бобик…, Белка, Стрелка…, — присвистывал он, обращаясь к собакам. Но даже псы, по-видимому, были увлечены подсчётом гонорара и быстрее своих двуногих сородичей вспомнили таблицу умножения, всячески пытаясь им подсказать, что всё равно не хватит.

— Да, — подумал про себя проситель, — эту интеллигенцию можно пронять только диалектом, свойственным коренным обитателям культурной столицы российской демократии.

— Ну что, блудняк, почем жетоны на метро? — выдал он и, не дав опомниться изумленной публике, добавил:

— Беру оптом за полцены…

Даже собаки присели, рассматривая с открытыми пастями незнакомца. А он через непродолжительную паузу произнес еще одну речь:

— Что, кассу метрополитена взяли? Так деньги надо было брать, а не жетоны, срок тот же, да мороки больше.

Один из небритых, что постарше, выдавил из себя:

— Ну, ты, Шляпа… Если есть, что добавить, то сыпь в котел, а нет — через пустырь на электричку, а там до метро…

Подошедший незнакомец тут же перефразировал свой вопрос:

— Как сыграл «Зенит»? — хотя даже и не знал, когда и где играет питерский клуб…

Но он понимал одно, что для петербуржцев, которые застали эпоху СССР, святых и легендарных символов не так и много: «Зенит», Ленинград, блокада, Нева, «Аврора» и, конечно же, Петр. Но, может, еще пара слов, которые он еще не успел понять за несколько часов пребывания на исторической земле. И независимо от прослойки, ранга, чина и вероисповедания, люди попросту молятся на эти иконы гораздо больше, чем на святые лики. По крайней мере, два из этих символов были вместе с ним: это шарф «Зенита» и имя Петр. И снова, не давая перевести дыхание молчаливым собеседникам, представился:

— Петр Шуйский собственной персоной, прошу любить и жаловать брошенного судьбой на душевные мытарства аристократа, ведущего свою родословную от Рюриковичей, а если коротко — князь Петр, можно проще — Петр.

— А это который Петр? — промолвил все тот же похожий на бродячего сенбернара, обросший рыжей щетиной чел.

— Тот самый, — выпалил ответ пришелец, как будто заранее зная вопрос.

— Ну что, так и будем стоять в остолбенении, рассматривая мою поистертую питерскими ветрами персону? Так и будем пялится, как паломники на порнуху? Стриптиз позже, а сейчас неплохо бы отогреть заблудшую душу бокалом чефира с бутербродом черной икры, на крайняк кипятком с прошлогодней краюхой черняги. Надеюсь, у вашей своры найдется угол в конуре или же лишняя подстилка на трубах теплотрассы российского общежития? А на корм и сухой «Чаппи» сойдет, лишь бы было чем запить. Что встали, господа? Здесь, насколько я понимаю, подают только по субботам, да и то блаженным, не по статусу будет просить милостыню дворянской фамилии. Ведите к святому источнику российского общепита.

На этом вступительная речь закончилась, и он высыпал в руку рыжеволосого «золотистые червонцы», ровно пятнадцать штук, со словами:

— Господь милосерден…

Тут же передавая ошарашенному незнакомцу смартфон с часами, продолжил фразу:

— К страждущим и смиренным…

Рыжий, вытаращив глаза, буркнул себе под нос:

— Спасибо тебе, Господи!

Даже собаки поняли, что нужно быть поближе к залетному гастролеру, и принялись путаться у его ног, обтирая свои потрепанные грязные шкуры о портки щедрого гостя.

— Так мы что — мы только «за», а койку обеспечим и пожрать сварганим, — вымолвил на радостях предводитель святой троицы. Он отдал часы и смартфон своему самому молодому соплеменнику, тому, что ростом был чуть выше Филиппка, с толстыми замасленными линзами на носу, и приказным тоном произнес:

— Чудодей, дуй к Ивану-барыге из сто седьмой квартиры «Пентагона» и, смотри, меньше, чем за три косаря, не отдавай, проси для начала пять. Скажешь, что для Золотого, а я с ним разберусь по процентам после того, как сплавит.

Затем, высыпая мелочь в тощие ладони другого аборигена, внушительно скомандовал:

— А ты, Шура-Лом, давай дуй в шинок к Сергеевне за спиртом, это будет лучший расклад для начала.

Вслед торопливо уходящему ссутулившемуся гонцу, с телосложением велосипеда, негромко прикрикнул:

— Смотри, чтобы она гадости не подсунула, скажешь: для меня.

— Да, Святых на Руси — всегда больше, чем честных — поддакивая рыжему заводиле, перекрестился новоявленный апостол и тут же подумал:

— Это я правильно зашел на огонек, этот рыжий и вправду золотой. По-видимому, он и есть предводитель местной шантрапы.

— А ты, чё крестишься то, из церковников что ль? — недовольно пробубнил собаковод.

— Вера — это когда грешники подражают святым — улыбнулся Пётр, и, обращаясь к новому знакомому, добавил:

— Ну, так что, батенька, не пора ли влить голубую кровь в общак местной демократии?

— Разберемся, Князь, — неожиданно даже для самого себя навесил новое прозвище новоиспеченному монарху рыжеволосый Homosapiens.

— А пока давай, загребай за мной, пора собак кормить, скотина не виновата, что ее окружают одни дебилы. Выругавшись, он заторопился в подворотню рядом стоящего дома, Петр в окружении подвизгивающих псов направился следом.