Вольные переводы

Коллектив авторов

В 2008 году литературное творчество автора было отмечено почетным дипломом и статуэткой Пегаса (Мерани) Союзом писателей Грузии за сборник стихотворений и переводов грузинской поэзии и прозы на русский язык.

Некий писатель сказал, что в Грузии больше грузинских поэтов, чем самих грузин.

Гугули Кебурия — русскоязычный грузинский поэт, но поэт истинный! Думаю, этим достоинством и привлечет он внимание русскоязычных любителей поэзии. В добрый путь, Гугули!

Чабуа Амирэджиби. Тбилиси. 15.09.98

Моб. [phone];

E’mail: [e-mail] giorgikeburia.blogspot.com

Fb: Guguli Keburia

Впервые стихи Гугули Кебурия были напечатаны в прош логоднем номере нашего журнала. Так что к выходу первого его лирического сборника у Гугули Кебуриа уже был «свой» читатель.

Истоки феномена «русскопишущих» поэтовг рузин восходят к началу прошлого столетия. Гугули Кебуриа продолжает ту вековую литературную традицию, которая, кстати, почти, совсем, не исследована.

Вернемся, однако, к самому Гугули Кебуриа — его стихам и прозаическим опытам (Кстати, у него есть также успешный дебют в переводческой сфере).

Все то, о чем пишет Гугули Кебуриа, — глубоко прочувствовано. Поэтому поэтическая искренность (так же, как и человеческая) одно из его несомненных достоинств.

Для русскоязычного читателя знакомство с книгой Гугули Кебуриа будет равносильным знакомству с миром типичного интеллигентного тбилисца на рубеже двух столетий.

Уверен, это знакомство будет интересным и не поверхностным. Гарантом этого служит тот внутренний нерв, который постоянно ощущается в стихах Гугули Кебуриа, и вся богатая палитра его творчества.

Заза Абзианидзе, критик,главный редактор журнала «Литературная Грузия»22. VI.1999 г.

О поэзии вообще и в частности «К портрету старого гусара»

Смотрите, как летит, отвагою пылая… Порой обманчива, бывает седина. Так мхом покрытая бутылка вековая Хранит струю кипучего вина.

М. Ю. Лермонтов

По профессии я эколог и поэтому не претендую на какое-либо место в иерархии поэтов.

И. Бродский в своей Нобелевской лекции в 1987 году отмечал: «Человек принимается за сочинение стихотворения по разным соображениям: чтобы завоевать сердце возлюбленной, чтоб вы разить свое отношение к окружающей его реальности, будь то пейзаж или государство, чтоб запечатлеть душевное состояние, в котором он в данный момент находится, чтоб оставить — как он думает в эту минуту — след на земле… Пишущий стихотворение пишет его потому, что язык ему подсказывает или просто диктует следующую строчку… Стихосложение — колоссальный ускоритель сознания, мышления, мироощущения».

Сколько бумаги порой изводят люди, но, в лучшем случае, иногда остаются в истории литературы как авторы одного стихотворения. А порой, хоть автор и не запоминается, но само стихотворение надолго переживает своего создателя.

Я, например, не могу удержаться от соблазна предложить читателю одно стихотворение, которое помню с детства, хотя, к сожалению, имя автора (кажется, Бахметьев) позабыл.

Никто сегодня и не помнит о Владимире Чимакадзе, а какой поэт не захотел, бы поставить свою подпись под его коротеньким стихотворением. Увы, сегодня оно звучит уже, скорее всего, как эпитафия. Это было когда-то и где — то,

Впрочем, может быть, не было этого.

Ваша комната, полная света,

И халатец из ситчика светлого.

Растерял я когдат о и где то

Все, что было хорошего, светлого.

В вашу комнату, полную света,

Как попасть мне из хаоса этого?

По большому счету, тема — «что в имени твоем» — слишком хрупка и недолговечна, ведь цивилизации, а «в недалеком будущем» и все человечество навсегда сойдут со сцены. Мы обречены самим фактом своего существования, — это рождает наш пессимизм, но это и стимулирует нашу любовь к жизни и желание поделиться этой любовью с другими. Люди продолжают жить в своих произведениях чисто символически, ибо все-таки главное в творчестве — сам результат, а не автор.

Поэзия не признает ни политических, религиозных и географических границ, ни возрастных ограничений. Все многообразие жизни расцветает в творениях автора и придает вкус его плодам.

Стихотворения несут в себе закодированные гены их авторов и, как живые организмы, из поколения в поколение продолжают существование, как цветы или ягоды, украшая и чем-то даже оправдывая смысл нашего бытия.

* * *

На мои стихи Нато Арчвадзе часто писала пародии. Из этого материала я потом составлял диалоги, так что она вполне законный соавтор соответствующего раздела книги, за что я и приношу ей глубокую благодарность.

Реакция моей дочери выразилась в форме рисунков, и я с удовольствием поместил их в книге в надежде на то, что через них будет, протянут мост к молодому поколению.

Эпиграфы — отправные точки путешествия в мир поэзии, они, как камертоны, подсказывали интонацию, настроение, хотя иногда подбирались позже, вдогонку к стихотворению.

Мои переводы далеки от подстрочника, они возникли скорее как ассоциации, как родственное состояние души. Иногда мой перевод имеет с оригиналом лишь общую «станцию» отправления. Используя оригинал как трамплин, я в полете остаюсь наедине с самим собою, ибо таким образом все равно подхожу к вершине истины гораздо ближе, чем если бы упрямо пытался дословно передать содержание стихотворения.

Бальмонт, переводивший «Витязя в тигровой шкуре» гениального Шота Руставели, приводил слова Сервантеса о том,

«…что всякий перевод похож на узорную ткань, показываемую с изнанки…». Но есть ткани красивые и с лица, и с изнанки. Интересно мнение Беллы Ахмадулиной о сущности перевода:

«…Я рассматриваю перевод, как любовь одного человека к другому…

Мне кажется, что подстрочник — это дитя, если можно так сказать, которое беззащитно, оно потеряло ту жизнь, в которой оно жило на родном языке, и еще не определило новой жизни. Пока это только дитя, с которым можно сделать все, что угодно, и лишь настоящее искусство поставит, направит, усыновит это дитя, сделает его не только своим ребенком, но отнесет ко всему миру, чтобы весь мир принял его в свои объятья.

…Мы говорим о пределах вольности перевода. Я думаю, что математическим способом не удастся вычислить должный предел.

…Я считаю, что истинно точным перевод можно сделать путем каких то неточностей, потому что потери при переводе с одного языка на другой обязательно бывают».

Сколько душевных сил и переживаний потрачено в мире на поиски идеальной любви, и сколько грехов на совести обеих сторон во все времена и у всех народов. Но жизнь повторяется во всех ее проявлениях, и мы опять летим, как бабочки на свет, опаляя крылья.

Ларошфуко в «Maximes» писал: Une vie sans passions ressemble’a la mort. Жизнь без страстей подобна смерти.

Но разве справедливо то, что бессмертники и незабудки рож даются только ценою страданий. Эльдар Рязанов писал:

Всe я в доме живу,

В том, который снесли и забыли,

Я на службу хожу,

Ту, где должность мою упразднили.

От мороза дрожу,

Хоть метели давно отшумели,

И по снегу брожу,

Что растаял в прошедшем апреле.

Гете говорил, что за всю жизнь он был счастлив всего семь минут. На Востоке продолжительность жизни определялась только теми драгоценными минутами и днями, которые приносили людям незабываемую радость. Поэтому на кладбище можно было встретить могилу с эпитафией, гласившей, что ага такой то прожил три года и три месяца, хотя уходил из жизни в весьма преклонном возрасте. Так пусть будет благословенна Божья благодать, именуемая Поэзией.

Вспоминается стихотворение, посвященное Ириной Одоевцевой Николаю Гумилеву:

Вьется вихрем вдохновенье

По груди моей и по рукам,

По лицу, по волосам,

По цветущим рифмами словам.

Я исчезла, я — стихотворенье,

Посвященное вам.

В этой книге хотелось бы высказать все — от первого крика до последнего вздоха, но «еще не вечер» и эхо моей «последней осени» длится всю оставшуюся жизнь. Так что дай вам Бог, дорогой читатель, настоящей любви, той самой, когда ближнего любишь больше самого себя, ибо тот, кто любит всех, не любит никого. Все остальное лишь ступеньки на дороге к ней, единственной и неповторимой.

P.S….Пусть читателя не удивляет тот факт, что рядом с велики ми творцами, он может встретить мало кому известных авторов, поскольку переводы размещены в хронологическом порядке. Что касается японских стихов, то у меня была возможность слышать их на родном языке и ознакомиться с подстрочником, но поскольку сборник рассчитан на русского читателя, я предпочел их представить в русском переводе.

В течение одного года, один за другим, ушли из жизни самые близкие мне люди: Мераб Гамкрелидзе, Мишико Шенгелия, Заур Болквадзе, Джанри Кашия и Гоги Киладзе.

Прощанье с ними закончится только тогда, когда я снова встречусь с ними. Царство им небесное!

Гугули Кебурия

Друзей в последний путь я провожаю

И вспоминаю их в тревожном сне.

Такой судьбы врагу не пожелаю, —

За что такое наказанье мне?

Друзья мои, я здесь, на этом свете,

Жизнь продолжаю памятью о вас,

Гостили вы недолго на планете,

Но даже смерть не разлучила нас.

Прощаюсь я и не могу проститься,

И днем, и ночью вы со мной всегда.

Я знаю, наша дружба вновь продлится, —

Мы встретимся на небе навсегда!

Я остаюсь в воспоминаньях близких,

В стихах, порой незавершенных мной,

В разрезе глаз детей, в движеньях быстрых,

Что так похожи на меня порой.