* * *
Мунэ-Сюлли, когда мы вошли к нему, пересматривал кассовые книги, полные билетов, — и читал трагический монолог.
Перед ним стояли его французский антрепренер, его русский антрепренер, его немецкий антрепренер, директор, вице-директор, инспектор, обер-инспектор, суб-инспектор, над-актер, под-актер и еще 666 старших и младших администраторов, и все просили:
— Нельзя ли накинуть на каждый билетик по гривенничку в мою пользу?
Мы, — признаемся откровенно, — сказали, будто мы — Паспарту[2] и были приняты, конечно, с восторгом.
Конец ознакомительного фрагмента.