Дар слова (сборник)

Влас Дорошевич

Сверхпопулярный в России на рубеже веков «король фельетона» и «король репортажа» Влас Михайлович Дорошевич (1865–1922) – талантливый, остроумный, азартный – не смог отказать себе в притязании на еще один титул. Он создал собственное царство литературно-этнографической сказки. Дорошевич много странствовал по миру, жадно впитывал впечатления. «Каждый день узнаю, вижу такую массу нового, интересного, что сразу нет возможности даже сообразить все. Мне часто кажется, что я сошел с ума и все, что я вижу кругом, – кошмар. До того все чудовищно и красиво в одно и то же время». Это он об Индии. Многие из придуманных Дорошевичем (или все-таки услышанных?) индийских легенд и мифов – о клевете, о реформах, о статистике, о приспособленцах, о дураках – российским властям того времени казались опасными и несвоевременными. Но времена и власти меняются, а сказки Дорошевича, как и положено настоящим сказкам, остаются актуальными.

Сотворение Брамы

Это было весною мира, на самой заре человечества. Показался только краешек солнца, и женщина проснулась, как просыпается птица при первом луче. Быстро, ловко, проворно, цепляясь руками и ногами, она спустилась с дерева. Как обезьяна.

Она подражала обезьяне и гордилась, что умеет лазить совсем как обезьяна. Женщина умылась у холодной струи, бившей из скалы, и, свежая, радостная, как обрызганный росою ландыш, побежала, срывая по дороге цветы, к большому озеру. Побежала, прыгая, как коза.

Она подражала козе и гордилась, что прыгает выше. Женщина умывалась и пила из холодного источника, бившего в скале, потому что в жару это текла:

— Радость.

Женщина знала два слова: «радость» и «беда». Когда ее целовали, она называла:

— Радость.

Когда били:

— Беда.

Все, что ей нравилось, было:

— Радость.

Все, что было неприятно:

— Беда.

Она умывалась и пила из холодного источника, потому что это была «радость».

Но она была любопытна и всюду заглядывала. Человек сказал ей, чтобы она не ходила к большому озеру:

— Там я видел огромных ящериц, которые тебя съедят. И туда ходят пить слоны. А они злы, когда хотят пить, — как я, когда хочу есть.

И женщине захотелось посмотреть хоть мельком на больших ящериц и огромных слонов.

Умирая от страха, она пробралась к озеру.

Никого.

— Может быть, ящерицы там?

Она заглянула в воду. И отскочила.

Из воды на нее глядела женщина. Она спряталась в кусте.

— Беда!

Женщина сейчас выскочит из воды, вцепится ей в волосы или выцарапает глаза.

Но женщина не выскакивала из озера. Тогда она снова заглянула в воду.

И снова на нее с любопытством смотрела женщина. Тоже с цветами в волосах.

И не собиралась вцепиться ей ни в волосы, ни в глаза.

— Радость?

Она улыбнулась. И женщина ей улыбнулась. Тогда она захотела с ней поговорить. И засыпала ее вопросами. Где она живет? Есть ли у нее человек? Что она ест? Какие у нее с ним радости? И часто ли бывает беда?

Женщина шевелила губами. Но ничего не было слышно. Тут было что-то непонятное.

Женщина пришла к озеру в другой раз, и в третий, и еще, и еще.

И когда бы она ни приходила, женщина в озере ждала ее. Рассматривала ее, улыбалась, смеялась, шевелила губами, когда она говорила.

И всегда была убрана теми же цветами. И всегда, целые дни ждала ее.

«Она меня любит! — подумала женщина. — Любит».

Это слово она знала.

И когда решила, что любит, — стала требовательна.

«А по ночам она меня ждет? А вдруг я приду ночью!»

По росе лунною ночью она пробралась к озеру, заглянула и вскрикнула:

— Радость!

Женщина была там. Ждала ее. В серебристом сумраке воды она рассмотрела ее радостные глаза, улыбку и сверкающие зубы. Около только что распустился цветок лотоса. Женщина протянула руку, сорвала его и приколола в волосы. И та женщина тоже протянула руку к цветку, сорвала его и тоже приколола к волосам. Цветок был один.

А у каждой было по цветку в волосах. Это было непонятнее всего. Женщина отскочила от странного озера. Над озером плыла луна, и в озере плыла луна. Над озером поднимались деревья, и в озере падали деревья. Над озером была она, и в озере…

Неужели?..

Целый рой веселых и радостных мыслей закружился у нее в голове, и она побежала домой, зная, что делать с восходом солнца.

Всю эту ночь она тревожно спала, наяву и в полусне выдумывая разные хитрости. И едва показалось солнце, проснулась, как птица при первом луче, и, срывая по дороге цветы, побежала к озеру. Она нарвала разноцветных цветов, бросила их на берегу и приколола в волосы только один — белый.

И у женщины в озере был в волосах белый цветок.

Она приколола красный — и у женщины в озере был красный.

Приколола желтый — и у той появился желтый.

Она взяла цветок в рот.

И у женщины в озере был пурпурный цветок в белых зубах.

Тогда она расхохоталась от радости, от счастья, от восторга.

— Это я!

Она не могла наглядеться на себя, улыбалась себе, смеялась, убирала волосы цветами и глядела на себя с нежностью, почти со слезами.

Потом она побежала к человеку. Он еще спал в тени, среди ветвей, в гнезде, на дереве. Она начала его толкать:

— Вставай! Вставай! Бежим! Я покажу тебе новое! Новое! Чего ты не видел!

Он проснулся злой.

— Чего ты меня разбудила? Мне снилось, что я ем.

Она рассмеялась:

— Ты неумный!

Это слово она знала от него. Умным он называл все, что говорил он. Неумным, — что говорила она.

— Ты неумный! Разве можно быть сытым тем, что ешь во сне!

Но он мрачно сказал:

— Наесться тяжело. Приятно только есть.

— Идем, идем! Я покажу тебе что-то, что лучше всякой еды.

Он презрительно усмехнулся:

— Что ж может быть лучше еды?

Иногда ему казалось, что она лучше даже еды. Но это длилось недолго.

И он снова понимал, что еда все-таки лучше всего. Есть хочется чаще.

Женщина приставала так неотвязно, что он пошел за нею.

— Не беги так! Что нового ты можешь показать мне? Ты?

Он пошел, чтоб назвать ее неумной, рассердиться, попугать, быть может, отколотить и посмеяться, как она будет убегать.

«Придет! Захочет есть!»

Ему доставляло удовольствие чувствовать свое превосходство над нею. Они дошли до озера. Она дрожала от нетерпения.

— Посмотри скорей в воду! Посмотри!

Он заглянул, затрясся, закричал. На него смотрел человек.

Он схватил огромный камень и бросил, чтоб размозжить ему голову.

Подождал несколько мгновений и снова осторожно заглянул. Что сделал?

Человек смотрел на него. Такой же безобразный и страшный. Был жив и, значит, страшен.

А женщина хохотала, сидя на траве, и всплескивала руками.

— Ты позвала другого человека, чтоб меня убить?

Он сломал молодое деревце и кинулся на нее.

Она в ужасе закричала:

— Остановись! Остановись! Ведь это ты же! Не убивай! Смотри! Я буду глядеть в воду, и там буду я! Я уж давно потихоньку гляжу каждый день. Я не боюсь, чего же боишься ты? Неумный! Неумный! Пойди сюда! Вот смотри. Видишь — я? Я? Я? Теперь видишь, что это я? А вот и ты! Смотри, ты! Ну, подними палку! Видишь, ты поднимаешь палку и там? Опусти! Видишь, ты опускаешь и там! Смотри, я тебя обнимаю. Видишь? За что же ты хотел меня убивать?

Он оттолкнул ее и долго лежа, опершись о берег обеими руками, рассматривал себя, низко наклонившись над водой.

— Как я красив!

Наглядевшись, он поднялся в страхе.

— Это — чудо!

Все, что он понимал, он считал:

— Дрянью. Ничего не стоит.

Все, чего не понимал, называл:

— Чудом.

— Это чудо. Я давно замечал, что все кругом полно чудес, которых я не понимаю.

И он задумался.

Женщина хотела к нему приласкаться.

— Радость новое?

Он оттолкнул ее.

— Я думаю.

Когда ему хотелось целоваться, он находил ее красивой и целовал.

Когда больше не хотелось целоваться, он говорил:

— Я думаю.

— Но что ж это? — спросила она. — Ты умный. Что это?

— Это…

Он выдумал новое слово:

— Это отражение!

Как будто это что-нибудь объясняло.

Он отогнал ее:

— Оставь меня. Я думаю.

Он думал с ужасом, с трепетом:

«Кто же создал меня, такого красивого? Я создал из камня топор. Он могуч. Он срубает деревья. Но насколько могущественнее я! Я, его создавший! Я могу его сломать, и сделать себе другой, и сломать другой, и сделать третий». Он поглядел еще раз в воду.

— Я чудно красив. Как же должен быть красив тот, кто меня создал? Он должен быть прекрасен!

Слезы подступили у него к горлу. Он думал:

«Я силен. Я бью женщину. Я ломаю деревья. Я убиваю животных. Камнем я перешибаю им ноги. Каменным топором разрубаю головы. Я очень силен. Каков же должен быть тот, кто меня создал? Он должен быть всемогущ».

Он задрожал при этой мысли. И думал:

«Я умен. Я очень умен. Я знаю, что в траве ползают змеи, укус которых ядовит и смертелен. Я знаю, что по земле ходят тигры. И я сплю на ветвях деревьев, чтоб ко мне не могла заползти змея, чтоб меня не мог достать тигр. Так я умен. Каков же должен быть он, чтоб создать такого умного? Он должен быть премудр!»

Он был полон умиленья.

«И как он наградил меня всем! Красотою, силою, умом. Он должен быть добр! О, как он должен быть добр! Как мне назвать его? Я назову его Брамой».

Это слово показалось ему прекрасным, как всякое слово, какое он выдумывал.

И человек в восторге упал на колени, простирая руки к небу:

— О, Брама, великий, всемогущий, премудрый, прекрасный и полный любви, я узнал тебя чудом, увидев свое отражение!

Так сотворен был Брама.

Это было весною мира, на самой заре человечества. В одно и то же утро мужчина создал Браму, а женщина выдумала зеркало.