Лаптепанк

Влад Костромин

Хорошо в деревне летом? Многие классики утверждают, что хорошо. «Наше все», А. С. Пушкин, уверял, что и зимой в деревне неплохо, если есть кружка, и кружка эта не пуста. А я могу вас заверить, даже с кружкой порой в деревне не очень. Особенно с кружкой… Трагедии, комедии, фарс, детективы, мистика, ужасы и повседневность – все это тесно переплелось на тесных пыльных деревенских улочках. Ряд рассказов ранее публиковался в сборниках: «Тихая охота», «Непроданное», «Гнездовье котов», «Соскучились, диабетики?»

Возвращение

Рассказ написан на конкурс фантастики «Квазар» сайта «Квазар»

Витек задумчиво созерцал крупные дождевые капли, неспешно сползающие по экрану оконного стекла. На улице лениво шел дождь, на душе было тоскливо после вчерашнего. Вчера Витек с Михалычем совершили вылазку за восемь километров — в Крюково — на центральную усадьбу и удачно нарезали у местного фермера Евтеича два мешка ядреной, тяжеловесной, как литые гири в ротном спортуголке, капусты. Такая капуста была только у Евтеича.

— Квазар, — объяснял любопытным фермер, — это в космосе штука такая, маленькая и плотная. А у меня капуста плотная и тяжелая, что твой квазар. Сорт такой. Говорят, ее сам Вавилов вместе с Чижевским вывели, но это скорее всего слухи сплетни.

— Так ты не агроном, — смеялся Михалыч, — а астроном.

— Отчасти, — улыбался Евтеич.

Капусту «Квазар» друзья-приятели сбыли бабке Марье, известной на всю округу своей склочностью и умением квасить капусту. Говорят, в прежние, союзные еще времена, аж из самой Москвы белокаменной на черных «волгах» гонцы приезжали, покупали квашеную капусту для членов Политбюро. За то и была назначена бабке Марье персональная пенсия и вручено звание «Ветеран труда». Даже и в нынешние времена ее не забывали, не зарастала к ней народная тропа: в деревне некоторые старухи судачили, что когда снимали фильм «Ширли-Мырли», то капусту купили у Марьи. Но это скорее всего точно были слухи сплетни.

Бабка Марья, хоть и склочня известная, однако же за капусту приятелей отблагодарила, не поскупилась: выставила две бутылки капустного самогон, чистого, как слеза зеленоглазой комсомолки, и на закуску пожертвовала глубокую глиняную миску, полную своей прошлогодней квашеной капустой.

Вот Витек с Михалычем и погуляли чуток с щедрот бабкиных. А так он малый хороший, малопьющий и в характеристике положительно прописан. В армии даже заместителем «комода» был. Просто тоскливо в деревне: из развлечений лишь телевизор, вторую неделю ничего не показывающий (балакали, что это то ли из-за озоновых дыр, то ли из-за санкций, а то ли из-за цифрового телевидения), да субботние танцы в Крюково, с практически непременной незлой дракой с местными. Сегодня как раз суббота, но шлепать восемь кэ-мэ по вонючей липкой грязи желания не было. Глядя на эту грязь сразу становилось понятно, почему в ней в войну застревали и тонули немецкие танки — она их просто жадно и ненасытно пожирала. А трактор гонять — не те нынче времена. Это при Союзе, старики говорят, солярки и прочего ГСМ было хоть залейся, а теперь рынок, и те, кто в него не вписался, вынуждены топливо экономить. Да тут еще и кризис очередной, будь он неладен.

Короче, субботний день, который согласно золотым словам районного батюшки отца Пахома, предназначен для отдыха от трудов праведных, был безнадежно испорчен. Временами Витек жалел, что после срочки не остался в армии на контракт, как старший друган Леха. Тот хоть и потерял в одной из «горячих точек» руку, зато теперь получал пенсию, позволяющую по местным меркам чувствовать себя кумом королю и сватом министру. Вот только и Леха укатил в ветеранский санаторий по бесплатной путевке. Тоска… Летом еще дачники приезжают, городские — купили восемь брошенных изб и живут. При них хоть какое-то развлечение: помочь, где что, послушать рассказы о городской суете, чайку аль кофе неспешно попить. А нынче, осенью…

Дверь деликатно приоткрылась, в горницу проскользнул Михалыч: юркий и говорливый жилистый мужичонка, умеющий и руки применить на любое дело и язык имеющий хорошо подвешенный.

— Здорово, Витек, — Михалыч бесшумно плюхнулся на старый деревянный стул с гнутоклееной спинкой.

Бабушка Праксинья говорила, что стул еще из разграбленной барской усадьбы, но ей мало кто верил.

— Привет, Михалыч.

— Скучаешь?

— Ну так…

— Муторно? — Михалыч был смышлен и догадлив.

— Есть такое, — кивнул Витек.

— На танцы не пойдем? Дождь вроде затих.

Тащиться на танцы, вырывая из цепких объятий грязи усталые ноги и рискуя остаться без резиновых сапог, не улыбалось.

— Да ну их. По такой погоде будем мокрыми, как утки.

— У селезней потенция хорошая, — подмигнул Михалыч. — Как раз придем к крюковским утицам.

— И придем грязными, как свиньи.

— Хорошо, убедил. Тогда есть другое предложение — сходить к бабке Марье за капустной.

— Денег нет, а так не нальет, — вздохнул Витек.

— Нальет, — горячо заговорил Михалыч, — мы же не просто так, а авансом. Сегодня она нам нальет, а завтра мы еще капусты притащим.

— А если не притащим?

— Притащим, у Евтеича еще много «квазара». Ты и сам видел.

— Ладно, — подумав, решил Витек, — телевизор все равно не показывает, пошли к бабке.

Бабка Марья жила в некотором отдалении от деревни, в березовой роще, и хотя небо слегка прояснилось, Витек успел несколько раскаяться в своей скоропалительности, с ног до головы окаченный потоком дождевой воды с неосторожно задетых березок. Хитрый Михалыч предусмотрительно шел вторым и пострадал меньше.

— Говорят, Марья ведьма? — спросил Витек без всякой задней мысли, просто чтобы что-то спросить.

— Еще какая. Еще какая. Вот помню… — Михалыч замолчал и остановился.

— Ты чего? — оглянулся на него Витек.

— Там… — Михалыч тыкал пальцем в небо.

Витек опять оглянулся и попятился: по небу летели ступы!

— Шабаш! — парень аж присел. — К бабке Марье ведьмы слетаются!

— Какие ведьмы? — Михалыч быстро пришел в себя.

— В ступах…

— Это не ступы, это бочки. Эти, как их? Вспомнил! Пепелацы!

— Так что получается? Братья по разуму прилетели?

— Ну, — Михалыч закурил самокрутку, — получается.

— А чего не в Белый дом? — обычно не курящий на трезвую голову Витек протянул руку.

— Так в Америке же этот, кризис, Обама с Трампом устроили. Вот и прилетели инопланетники к нам, — Михалыч охотно поделился самокруткой и дал спички.

— Почему же тогда не в Кремль?

— Видать, бабки Марьи капуста и у инопланетян ценится. Все ж таки, братья по разуму.

Приятели переглянулись, чувствуя небывалый прилив гордости за малую родину и способную односельчанку.

— Вот оно как, вишь, решили поддержать отечественного производителя.

Витек закашлялся и вместе с дымом, проникшим в легкие, в мысли его проник червячок сомнения.

— Слышь, Михалыч, а если это вторжение?

— Ты чего? Какое еще вторжение? Кому надо в нашу глушь вторгаться?

— А если они уже всех захватили, а до нас только теперь добрались?

— Не знаю, — Михалыч задумчиво прикурил следующую самокрутку, — сомнительно как-то. Если бы было вторжение, то была бы паника, пожары там… — замолчал, глядя в сторону Крюкова.

Виталий посмотрел туда — в небо поднимались черные дымные столбы.

— Крюково горит?

— По ходу, да, — Михалыч затушил окурок о березовый ствол. — горит… Значит, — он решительно посмотрел на Витька, — вторжение. Что будем делать?

— Ты беги назад, народ поднимай, а я поближе подползу, рекогносцировку проведу.

Михалыч растворился в жухнущих березовых листьях, а Витек, вспомнив пригодившиеся армейские навыки, начал осторожно красться вперед. Двор бабки Марьи стоял на поляне, где обычно паслась вредная коза Машка. Сейчас поляна была заставлена бочками. Когда пепелацы висели в воздухе, размер был непонятен — не с чем прикинуть масштаб, но сейчас Витек оценил размер — самые натуральные бочки, только большие. Не утерпев, подкрался к крайней и колупнул — деревянная клепка. Может, бабка выставила под дождь? Может, ничего страшного? Но как она в одиночку такие громадины ворочала?

— Чего шаришься, примат? — грубо прошелестело сверху.

Витек резко задрал голову и замер. На бочке сидел крупный кочан и смотрел на человека злыми зелеными глазками. Помимо глазок говорящий кочан имел тонкие ручки и заложенные одна на другую ножки в ботиночках. По диагонали его пересекала на манер перевязи золотая лента из какой-то ткани. Витек сглотнул, почему-то вспомнив Шалтая-Болтая из книжки про Алису.

— Чего пялишься, обезьяна?

— Это вы мне? — прохрипел пересохшим горлом парень.

— Тут есть другие обезьяны, кроме тебя?

— Э-э-э…

— Чего мекаешь, баран?

Витек на барана обиделся, но решил пока виду не подавать.

— Это вы того?.. — обвел рукой бочки. — К нам в гости прилетели?

— Мы прилетели к себе домой, а вас, квартирантов теплокровных, козлов безрогих, загоним обратно в стойла. Загадили тут все за тысячи лет.

— Ты это, насчет стойла, — в Витьке начала закипать злость, — базар фильтруй. А то… — договорить он не успел.

Правая рука сама собой врезалась в лицо, в кровь разбив губы и нос.

— Сам фильтруй, обезьяна!

Из-за бочек юркими колобками выкатились еще несколько кочанов.

— Шовинист неполноценный, — охарактеризовал одноплеменникам Витька Шалтай-Болтай и вальяжно махнул ножкой, — тупиковая ветвь эволюции. Надо тебя разделать как проклятую старуху.

Ноги против воли понесли Витька к дому. Парень замер перед крыльцом, вдыхая кровоточащим носом резкий запах бойни, не в силах отвести взгляд или закрыть глаза от страшной картины: распятого на деревянных ступенях крыльца искромсанного в лохмотья тела бабки Марьи. Рядом лежало изломанное тело козы.

— За что? — оказывается, язык Витьку еще подчинялся.

— Она заплатила за свои преступления против нашего народа, — Шалтай-Болтай повис в воздухе на уровне лица Витька.

— А коза?! — закричал парень.

— Она пожирала части тел наших собратьев! И заплатила за это! И вы, вы все заплатите!!!

— Какие преступления?!

— Старая тварь убивала и квасила наших собратьев, потерявших на Земле способность к речи и движению. Но они все! Все чувствовали!

— Так все капусту едят, — прогундосил Витек и сразу же поплатился, крепко отвесив сам себе плюху.

— За тысячи лет вы, наши рабы, взбунтовались! Вы, обезьяны, превратили капустный Рай на Земле в капустный Ад, загнав наших собратьев в резервации — огороды и устроив геноцид! Массовое пожирание! Вы забыли, кто дал вам разум! Неблагодарные теплокровные твари!!!

— Вы дали нам разум?! — казалось, после говорящего кочана Витька уже ничем не удивить, но оказалось, что еще можно.

— А ты что же думал, обезьяна облысевшая, что вы сами поумнели? — пафосный кочан верещал, будто заживо затягиваемая в мясорубку крыса.

— А как эта… эволюция? — Витек напрягся, вспоминая школьные уроки. — Дарвин?.. естественный отбор… все дела?..

Вот и пригодились нежданно-негаданно школьные уроки.

— Эволюция, Дарвин, естественный отбор, все дела! — передразнил Витька противный кочан, напомнив парню любимого бабкой Витька юмориста Юрия Гальцева. — Какая эволюция?!! Какой естественный отбор?!! Ты себя в зеркале видел?! Какая эволюция тебя может разумным сделать?!! О мой лист! Да скорее бы произошла эволюция палки-копалки! Мы, все это мы! Мы привезли вас, козлов безрогих, на эту планету! Мы, мы, пустили вас пастись в этот благословенный огород! Даже в ваших сказках наш мудрый образ остался под видом Колобка. Без нас бы вы до сих пор скакали по джунглям. И как вы нам отплатили? Во что вы выродили наши похоронные церемонии? В квашение с последующим пожиранием тел!!! А священный ритуал гол-у-бэц извратили в мерзкие голубцы!!!

— Мы же не знали, — ноги предательски подломились, и Витек оказался позорно стоящим перед наглым овощем на коленях.

Настолько убедительно звучали слова кочана, будто тяжелыми кирпичами падая в оголенный и беззащитный перед пришельцем (или Хозяином) мозг Витька, что казалось, как ни противно, что кочан прав.

— Незнание закона не освобождает от ответственности за его нарушение! — гремел кочан-обличитель. — Теперь мы вас самих заквасим!!!

Кочан разорвало в клочья, из рощи запоздало прилетел звук ружейного выстрела. Путы чужой воли исчезли и Витек, подхватив скользкий от крови бабки Марьи старый источенный нож, торчащий из ступеньки, вскочил на ноги и, не рассуждая, воткнул его в ближайший кочан. Дальше закружилась свистопляска: гремели выстрелы, картечь рвала капусту, сверкали ножи и топоры в крепких мозолистых руках, мычали очумелые коровы. Витек рубил направо и налево, кроша инопланетную капусту «в капусту». Хлопнуло и полыхнуло, чадно занялась от импровизированного «коктейля Молотова» одна из летающих бочек, за ней другая. Растерявшие спесь кочаны в панике метались вокруг, крутились под ногами, попадая под тяжелые от налипшей грязи сапоги. Потом в голову Витька с хрустом прилетело литое капустное ядро и парень потерял сознание, опрокинувшись на грязную землю.

В себя пришел от вылитой на лицо жидкости. Даже застывшая в носу кровь не помешала унюхать тонкий аромат «капустной». Витек открыл глаза — алыми углями тлели в ранних сумерках пепелацы пришельцев, пахло горелой капустой, сгоревшей солярой и свежей кровью.

— Живой? — Михалыч протянул руку, помогая Витьку подняться.

— Вроде, — парень встал и огляделся. — Победили мы?

— Да, — Михалыч надолго приложился к горлышку зажатой в левой руке бутылке зеленого стекла. Отнял ото рта. — Хлебни, помяни бабку Марью и козу Машку.

Витек послушно приложился к горлышку. Полегчало.

— Тимофеича и Оксанку Косую тоже убили, — буднично рассказывал Михалыч, — а Кольку Чуркина его же мамка на вилы и подняла.

— Они, капусты эти, могли человеком управлять. Меня тоже заставили всю рожу себе расквасить.

— Иди ты? — вяло удивился Михалыч и забрал у Витька бутылку.

— Честное слово, — Витек неожиданно перекрестился.

— Надо же, — Михалыч поскреб затылок и отхлебнул капустной, — кто бы мог подумать…

— И что теперь?

— А не знаю я. В Крюково звонили — Евтеича это хозяйство горело. Все сгорело дотла, вместе с ним и семьей, с детишками… — отхлебнул. — Земля им пухом.

— А вторжение? — Витек забрал бутылку и тоже хлебнул за упокой души Евтеича и его домочадцев.

— Никто ни про какое вторжение не знает, — Михалыч пожал плечами, — никто. Короче, мы тут меж собой посудачили и решили: наших похороним, а эту пакость сожжем. И будем жить дальше.

— А как же контакт? Инопланетяне? Межзвездные перелеты? Мы же не одни во Вселенной!

— Едрена кочерена! В гнилую кадушку таких инопланетян!!! Даром нам такие братья по разуму не нужны!!! Кочерыжки проклятые!!! Да и нам все равно никто не поверит, сгоряча всех порубали, не осталось никого.

— А бочки эти? Пепелацы?

— А что бочки? Горели как обычные.

Подошел облепленный рваными капустными листьями дед Поликарп, с бензопилой «Дружба» в руках:

— Ну что, сынки, победила «Дружба»? — он поставил пилу на землю, забрал бутылку, приложился и одним глотком допил.

— Победила, — в один голос сказали Витек и Михалыч.

— Вот и ладненько. Пошли по домам, мужики. Завтра день тяжелый, наших хоронить будем.

Жизнь покатилась дальше, будто и не было вторжения, будто все это привиделось от чрезмерного употребления капустной. Долгими зимними вечерами Михалыч и Витек, допивая оставшиеся от бабки Марьи запасы, судачили о проблемах внеземной жизни, вспоминая погибших односельчан. Капусту в деревне никто больше не сажал…