Крестьянские дети

Влад Костромин

Рассказ о трагедии, постигшей мою семью. Эта весьма и весьма поучительная история, местами печальная, местами трагичная, местами комичная, местами трагикомичная началась в 1995 году. В практически документальном повествовании мы попытаемся отделить зерна от плевел. Развернем пестрое полотно семейной жизни двух детей, на фоне развала великой страны попавших под власть злой и подлой мачехи, совершенно не ограниченную, плавно нарастающим, ранее скрытым, безумием отца. Книга содержит нецензурную брань.

II

«И эти люди учат меня не ковыряться в носу?»

Став законной супругой простодырого телепня Вити и полноценной хозяйкой в доме, пергидролевая шишига развернула настоящий террор против нас с Пашкой. Для начала категорически потребовала:

— Будете назвать меня милостивой матушкой и нашей благодетельницей, Понятно, дебилы?

— Вы в попадьи метите? — поинтересовался я после выслушивания этого помпезного бреда. — И не дебилы мы вовсе.

— При чем тут попадья? — занудным голосом приоткрыла свое искаженное представление сельской жизни. — Благовоспитанные деревенские дети именно так должны называть матерей. Если они не дебилы, конечно. К вам, дебилам, это, как вижу, не относится.

— Мы не дебилы!

— Значит, вы УО, не способные понять, что являетесь дебилами!

— Почему это мы дебилы?

— Понятно почему, уродились вы такими. Мамаша ваша была чокнутой по всей пустой башке и вы такие же. Витя, твои дети просто-напросто отъявленные недоумки.

— Странная парадигма совершенно не совместимая с реальностью. Тетя Наташа, при всем моем уважении, вы всё-таки матерью нам не являетесь. Как мы можем называть вас матушкой? — вполне резонно возразил я, пытаясь призвать на помощь логику.

Откуда мне тогда было знать, что подобным существам, порожденным Мировым Злом,

логика совершенно чужда? Мои слова были немедленно восприняты истеричной Наташей как casus belli²¹.

— Ах ты, навозник сраный, баран тупорогий! Ты меня еще учить будешь? При маме рот боялись открыть, а тут осмелели, змееныши! Я тебя по полу, как дерьмо, размажу! Распустила я вас!

— Почему это мы змееныши?

— Ты шибко умным стал, чмо пелопонесское?

— Вы хотели сказать лохнесское? — не понял я отсылок к Греции. — В смысле, как чудовище с Лох-Несса?

— Если пойдешь сдавать органы, пожалей народ, мозг оставь при себе!

— Вы знаете, что такое мозг?

— Чтоб ты усрался и бумаги не было рядом!

— Спасибо, и вам того же.

— Витя, эта тварь издевается надо мной!!! — завизжала Наташа и стала скакать по прихожей как большая царевна-лягушка, гоняющаяся за Иваном-царевичем. — Он угробить меня хочет!!! Витя-я-я-я!!!

— СтаршОй, ты чего хамишь? — подал голос папаша, по лику которого было понятно, что он уже запутался в моей территориальной принадлежности: Греция или Шотландия.

— Да ничего я не хамлю. Я культурно разговариваю.

После разгорелся шумный скандал, едва не перешедший к рукоприкладству, и я немедленно стал для неё «врагом общества №1». А уж злопамятности Наташи целая свора бешеных хорьков могла бы позавидовать. Этой попытки сопротивления своей власти мачеха мне так никогда и не простила. Едва до шпицрутенов в нашем воспитании не дошла экстремальная педагогическая самоучка. Но и другие методы, применяемые ею в воспитательном процессе, были не многим лучше пресловутых шпицрутенов, навеки запечатленных классиком русской литературы.

— Еще попомнишь меня, дебил рыжий, — зловещим тоном предупредила мачеха. — Еще очень сильно пожалеешь, это я тебе обещаю.

Я промолчал.

— Витя, чего он смотрит на меня исподлобья?

— Что ты уставился на нее как волчонок? — отреагировал отец. — Давно в зубы не получал?

— Попробуй…

— И ты тоже попомнишь, слепыш, — не обошла своим вниманием Наташа и пугливо выглядывающего из дверного проема Пашку. — Не думай, что как при матери под кроватью отсидишься.

— А я-то при чем? — искренне удивился Пашка. — Меня-то за что? Я же вообще молчал.

— Если будет за что, так вообще придушу и свиньям скормлю!

— Не спорь с тетей Наташей, свинтус неблагодарный! — вновь включился в воспитательный процесс любящий папенька, перестав сверлить меня свирепым бронебойным взглядом. — Весь в мать пошел, такой же тупой и наглый.

— МилАй (так она его называла, с ударением на втором слоге), может еще не поздно его в спецшколу сдать?

— Рано Наташа. Пока рано… — отец стремился поддержать в глазах деревенской общественности и районного начальства имидж примерного семьянина. — Давай подождем немного. Годик-другой…

— А со старшим дебилом что делать будем? Как его гнилую сущность исправлять? Его в спецшколу не возьмут.

— Не возьмут в спецшколу, так в колонию отправим, — обнадежил ее супруг. — Там как раз к месту будет.

— Петухом сделают, — проявила недюжинное знание жизни заключенных Наташа. — Там рыжих любят.

— И волосатых, — поддержал папенька, всегда завидующий моим волосам.

— Смотрите, чтобы самим там не оказаться, — ответил я.

— МилАй, этот дебилоид нам угрожает!

— Я не угрожаю, просто напоминаю, что от тюрьмы и сумы зарекаться нельзя.

— Тебя забыли спросить!

Обещание Наташа максимально постаралась сдержать. Например, так как я тогда перманентно ходил босиком из-за отсутствия обуви, то чтобы приучить меня постоянно мыть ноги перед заходом в дом, «наша благодетельница» Наташа щедро посыпала толченое стекло на пол веранды. Пару раз я ноги порезал, и пришлось в лаптях ходить, так как ботинки у нас с юрким отченашером были одни на двоих, и он постоянно в них ходил. Хорошо хоть что щедрый дед Феогнид мне лапти собственноручного плетения «безвозмездно, то есть даром», подогнал.

В зимнюю пору добрая бабушка Дуня валенками своего изготовления выручала, передавая через заезжавшего к ней папашу.

— Вить, свези детям валенки.

— Да зачем им валенки? Они у нас закаленные! СтаршОй вообще может босиком по снегу ходить! — отмахивался беспечный папаша.

— Да, Вить, правильно Валька говорила, что у тебя за детей душа не болит.

— Не лезьте в мою жизнь! Мы счастливы с Наташей! А дети уже взрослые, им пора уходить из семьи.

— Куда же они пойдут?

— А я откуда знаю? Пускай сами думают, не век же на моей шее сидеть.

— Вить, тебя никто из семьи не гнал!

— А я сам себе жилье нашел.

— Тебе жилье на работе давали.

— Так пускай устраиваются на работу и получают жилье. Я что, против? Главное, чтобы мне жить не мешали. Я их вырастил, воспитал — пора и честь знать.

В школе учителя крайне не любили наши с Пашкой валенки из-за того, что подшитая к ним резина оставляла жирные черные полосы на светлом линолеуме.

— Костромин, носи сменную обувь! Техничка замучилась уже следы от твоих валенок оттирать, — говорила классная руководительница.

— А где я ее возьму? И следы не от валенок, а от галош.

— Не умничай, а то сам будешь пол мыть. У тебя разве нет сменной обуви?

— Нет.

— Не ври! Я позвоню отцу и спрошу.

— Звоните.

— Вот прямо при тебе и позвоню, чтобы не обманывал впредь. Пошли в учительскую.

Мы спустились на первый этаж, и зашли в учительскую.

— Какой у отца рабочий номер?

Я назвал номер, она набрала.

— Здравствуйте. Виктор Владимирович? Это вас беспокоит классный руководитель вашего сына, Наталья Ивановна.

— И что? — донесся из трубки грозный рык папаши. — Что этот урод натворил в этот раз? Школу поджег?

— Нет, ничего особо не натворил, просто не носит сменную обувь.

— Какую еще сменную обувь?

— Понимаете, он ходит в школу в валенках…

— Не босиком же ему ходить?

— Нет, не босиком, но от валенок на линолеуме остаются черные полосы.

— А я тут при чем?

— Повлияйте на ребенка, чтобы носил сменную обувь.

— Какую еще сменную обувь? Где он возьмет сменную обувь?

— У него нет сменной обуви? — не поверила Наталья Ивановна.

— А вы ему купили ее? — донесся из трубки полный неприкрытого ехидства голос папаши.

— Я-то тут при чем?

— Вот и я не при чем! У вас еще что-то есть ко мне? А то мне пора совещание проводить. Работа не ждет.

— Нет.

— Ну, спасибо, что позвонили. Если что, то всегда можете мною располагать. Навозу там или еще чего. Звоните, не стесняйтесь, — положил трубку.

— Я же вам говорил, — прервал я повисшую в учительской тишину.

— Дикость какая-то! У детей директора не самого бедного в районе совхоза нет обуви сменной! Кому скажи — не поверят.

— Так я пойду?

— Иди. Ходи в валенках. Я директору и завучу сама скажу, что разрешила.

Зато Настя щеголяла в школе невиданными нарядами и блестела бижутерией как новогодняя елка в Кремле.

После того, как я, будучи еще довольно наивным юношей, великодушно обучил матушку Наташу доить коров, она заявила:

— Четыре коровы это многовато для нашей скромной семьи. Витя, милАй, надо что-то делать!

— А что делать, милая? — недоуменно почесал блестящую от пота лысину папа Витя. — Что тут сделаешь?

— Витя, я подумаю и все тебе скажу, что делать, — внушительно заявила Наташа.

— Надо уменьшать! — как отрезала она на следующее утро.

— Что уменьшать?

— Коров поголовье уменьшать. Что тут непонятного? Ты как тот есаул, который бросил в коня.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

21

Повод к войне (лат.).