Некромант-1

Влад Винтеркей (2024)

Сергей Громов — 43-летний спецназовец, позывной "Гром", погибает во время сложнейшего задания. Погибает? Нет, нашему герою суждено оказаться в другом мире, в теле 15-летнего паренька из презираемого всеми племени нищих отбросов общества. В мире, по сравнению с которым даже наше, земное Средневековье покажется настоящим раем, Сергею предстоит завоевать свое "место под солнцем", находясь в теле слабосильного подростка, которого все называют помойной крысой. Ситуацию не облегчает то, что Империя, в которой оказался Сергей, стоит на грани больших потрясений…

Глава 4

Официантка вручает мне ключ с эмерийской цифрой 13, которую я знаю благодаря мальцу Бруно. Меня уже клонит в сон и я не хочу задерживаться. Стараясь не обратить на себя внимание со стороны охранников, наемников или пиратов, следую за официанткой. Она подводит меня к бледной девушке в переднике и с характерным следом на шее: такой след оставляет металлический ошейник. Значит, это рабыня, а в мире трех лун есть рабство. Не скажу, что я удивлен. Где есть пираты, есть надсмотрщики, там обязательно будет и рабство.

С сочувствием смотрю на бледную горничную, и вдруг понимаю, что она такая же, как я. В том смысле, что мы одной расы. Выходит, цыги в Зургане не только по помойкам шарятся, но и продаются, как скот на невольничьих рынках. Да, угораздило же мне шкурку примерить. Нет бы в принца какого-нибудь попасть или, на худой конец, в здорового и сильного наемника. Ну, да ничего, мы и в теле слабосильного подростка еще повоюем.

— Авила, отведи парня наверх, — говорит официантка. — Тринадцатая комната.

Девушка кивает, тихо, словно призрак, направляется к лестнице. Я следую за ней. Наверху — длинный коридор из множества дверей в обе стороны. Двери хлипкие, деревянные. Когда мы с Авилой идем по коридору, из-за некоторых дверей слышны стоны страсти: кое-кто из постояльцев уже предались грубому разврату.

Тринадцатая комната находится в самом конце коридора, уже под скатом крыши. По большому счету, не комната это, а чулан. За пятьдесят челей-то.

Авила открывает дверь, отдает мне ключ.

— Спасибо, Авила, — говорю.

Она молчит, не уходит. То ли денег ждет, то ли хочет разделить со мной постель. Решаю, что все-таки второе. Пытаюсь придумать, как по-доброму отшить ее: да, я в теле 15-летнего подростка, но уж очень изможденного. Не до секса мне сейчас.

Вдруг девушка наклоняется немного ко мне и свистящим шепотом говорит:

«Не выходи ночью из комнаты что бы не случилось».

И быстро уходит прочь по коридору. Я вхожу в комнату, тщательно закрываю дверь. Да, хлипкая, вынести плечом труда не составит, но хоть какая-то фора в случае нападения. Сжимаю спрятанный на груди кинжал, проверяю, на месте ли кошель: это на данный момент единственные мои верные соратники.

Слова Авилы не скажу, что напугали меня, но беспокоиться заставили. Может, напрасно я себя в ловушку загнал, заселившись в эту таверну? На улице как ни крути больше шансов удрать… С другой стороны, ночевать под открытым небом третью ночь подряд — брр.

Осматриваюсь. Комнатушка маленькая. Считай, площадью с кровать. Зато кровать довольно большая: не двухместный сексодром, конечно, а где-то полуторное спальное место. Но с девчонкой при желании разместиться можно. Окна нет — сплошные стены. И минус, и плюс. Минус — чуть что в окно не выпрыгнуть. Плюс — к тебе в окно не залезут и не забросят бутылку с горючей жидкостью.

Рядом с кроватью — маленькая табуретка, которой, видимо, положено играть роль тумбочки. Есть и удобство — большой ночной горшок. Вот это уже чистое Средневековье, но да что поделать, ватерклозеты здесь еще, понятное дело, не изобрели. На всякий случай открыл крышку горшка, ожидая увидеть самое неприятное зрелище. Но нет — чистый горшок. Работают горничные.

Сделав все необходимые приготовления ко сну, я ложусь на кровать — разумеется, не раздеваюсь, еще не хватало, чтобы враги застали голого. Кинжал и кошелек кладу под матрас с левой стороны — левая рука у меня рабочая. Знаю, что многие прячут оружие под подушку, но мне удобнее выхватывать из-под матраса. Сон у меня очень чуткий, опасность я чую всегда.

Засыпаю быстро — сказывается усталость и напряжение последних дней. Снится дворец. Женщина в длинной сорочке — стройная, голубоглазая, с бледной чистой кожей. Это моя мать, королева Зурганы Алеа. Рядом с ней мальчик лет шести. Такой же стройный, голубоглазый и бледный. Это я, принц Бруно. Мать перебирает волосы симпатичной девушке лет 15-ти. Это моя сестра, принцесса Талила. Талила сидит на постели, бретелька ее ночной рубашки соскользнула, обнажив чистое, нежное плечо.

Я слышу, как мать с сестрой тихо переговариваются, от их разговора веет спокойствием и теплотой. Семья.

У дверей в опочивальню — два стражника и статный мужчина с голубыми волосами и бородкой. Я знаю, кто это — это Каел, глава охраны королевской семьи, ледяной маг третьего уровня.

Вдруг снаружи раздаются крики. Дикие, безумные крики людей, переходящие в хрипы и стоны. Каел бросается к матери:

«Ваше величество, уводите детей по секретному ходу!».

Мать хватает меня за руку, тянет прочь. Сестра, принцесса Талила, бежит впереди. Позади снова раздаются крики, женский визг…

Знаете, в кино бывает надоевший всем штамп: персонаж просыпается от дурного сна и резким рывком садится на кровати. Всегда считал, что это — чушь, но вот убедился в обратном. Сижу на постели в холодном поту, таращусь в темноту. Это ведь не мой сон, а сон Бруно, парнишки, чье тело мне досталось. Но как страшно мне было там, во сне — как будто я, и правда, стал Бруно. Так он, выходит, не просто бродяжка помойный, а принц Зурганы, наследник трона! Но что же случилось, почему он оказался на улице? Как жаль, что не досмотрел сон.

Женский визг.

А это уже не во сне!

Крик из соседнего «нумера». Все ясно: какой-то, основательно нагрузившийся спиртным клиент решил поиграть с проституткой в боксера. Дело в общем-то обычное в подобного рода заведениях. Для подобных случаев в борделях и работают такие парни, как здоровяк Джарман. Он, или какой-то другой охранник должен прибежать и спасти ту, кто зарабатывает для него же деньги тем местом, что у нее между ног.

Но — никто не бежит. Может, захрапел смотрящий — время-то позднее, может перепил накануне. Девчонка уже хрипеть начала.

Что ж, похоже, придется Сереге Громову немного поработать охранником в борделе. Больше некому.

Беру в руки табуретку — маленькая, но тяжелая, дубовая — встаю с постели. Открываю дверь, выглядываю в освещенный настенными лампами коридор. Кстати, лампы не со свечками, а с какими-то странными оранжевыми капельками — светят, конечно, не так сильно, как светодиодные лампы или лампы накаливания, но в коридоре достаточно светло. Быстро провожу рекогносцировку, понимаю, что звуки доносятся из комнаты напротив моей. Толкаю дверь. Дверь не заперта, открывается.

Вижу давешнего гнома, совершенно голого. Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу мерзкие телеса полумужа! Гном вцепился в горло полненькой проститутке, тоже, кстати сказать, голой. Девка хрипит, схватившись за руки осатанелого бородача, тщетно пытается разжать. Ага, разожмешь. У этой бочки хватка наверняка каменная.

Делаю шаг вперед и изо всех сил опускаю табуретку на башку полумужа. Я опасался, что гнома табуреткой вырубить не удастся и придется задействовать кинжал — а это уже кровь, это уже труп в комнате, это разборки. Мне такие «приключения» сейчас крайне нежелательны. Однако сил у доставшегося мне подросткового тела хватает: гном глухо охает и оседает на постель. Все-таки дубовая табуретка — это не табуретка из ДСП.

Я шагаю к постели, с усилием разжимаю пальцы гнома — толстые, как сардельки, и такие же жирные: очевидно, после баранины полумуж даже не удосужился помыть руки. Девка издает звук, похожий на крик: на самом деле, просто шумно втягивает воздух после того, как ей, наконец, вернули доступ к кислороду. Я испуганно озираюсь: очень не хочется, чтобы кто-то приперся на ее вопль. Но, кажется, мой страх напрасен: в борделе криками никого не удивишь.

Полненькая садится на постели, осоловело осматривается. Начинает плакать. Я стараюсь не смотреть на ее тело, но невольно отмечаю большую, белую, мягкую грудь с розовыми сосками и заросли рыжеватых волос в ложбинке между судорожно сведенных голых ног.

— Благодарю, господин, — выдавливает из себя.

Я не отвечаю, смотрю на гнома. Кажется, приходит в себя.

— Пошли отсюда, — говорю проститутке. — Он сейчас очнется.

Она подскакивает, хватает скомканное платье и на цыпочках бросается к двери. Я спешу следом, стараясь не смотреть на ее полные ягодицы, так заманчиво покачивающиеся на бегу.

Закрываю дверь гномьей берлоги, собираюсь идти в свою комнату досыпать. Я думал, что девица уже умчалась вниз жаловаться Джарману или какой здесь заведен порядок при попытке убийства «сотрудницы». Однако, полненькая все еще здесь.

— Господин, — ее горячий шепот согревает мне ухо. — я хочу отплатить тебе. Пойдем в твою комнату.

После секундного сомнения, в ходе которого разные сладостные картины промелькнули в моей голове, я отказываюсь от столь лестного предложения. Я еще слишком слаб, и даже такая сладостная трата сил, как секс, все равно для меня лишь трата сил.

Она не удивляется, не строит из себя обиженку, шепчет: «Только позови», и надев платье, уходит.

Я возвращаюсь в свою комнату, ставлю на место табурет и тут же засыпаю. На этот раз снов мне не снится.

Утром справляю естественные потребности в ночной горшок и выхожу в коридор. Вижу Авилу — девушку-цыгу, что работает здесь горничной на правах рабыни. Теперь я понимаю, почему она просила не выходить из комнаты ночью «что бы не случилось». Боялась за меня: мальчик слабый, хилый, ясно, что местные разбушевавшиеся клиенты легко сломают такому шею. Добрая девочка.

Я улыбаюсь Авиле, она отвечает робкой улыбкой.

— Скажи, Авила, где здесь можно руки помыть? — спрашиваю.

— Внизу, рядом с кухней. Пойдем, покажу.

Спускаемся в таверну. Посетителей пока очень мало — всего два человека. Вышибала Джарман, паршивец эдакий, дремлет, положив голову на могучие, черные как смоль ручищи. Наверное, также дрых, когда гном проститутку душил.

Авила ведет меня к рукомойнику на стене. Понимаю, что вода в рукомойник поступает по трубам, но канализационного отвода нет — грязную воду выносят в ведре. Выходит, не такое уж здесь и Средневековье. Серединка на половинку.

Мою руки. Вода вроде бы чистая и болотом не воняет. Рядом с рукомойником висит полотенце — грязное, даже какое-то лоснящееся, жирное. Воспользоваться рассадником микробов не рискую и просто хорошо встряхиваю руками.

Авилы уже нет рядом — ушла по своим делам. Присаживаюсь к столу.

Подходит все та же официантка — заспанная, взъерошенная. Ну, ни дать ни взять Клава из кафешки рядом с моим домом там, на Земле. Видать, сотрудники общепита во всех мирах примерно одинаковые.

— Ну?

Так и тянет ответить: «баранки гну», но сдерживаюсь. На завтрак я уже много лет ем примерно одно и то же. Думаю, чем черт не шутит: может, и здесь повезет.

— Мне бы, говорю, красавица, гречки с молоком большую плошку, кусок хлеба и стакан воды с лимонным соком.

Она кивает и уходит. Что ж, ничего удивительного. Гречка по-эмерийски «шоньк» — а раз есть слово, значит, должна быть и сущность, я так понимаю.

Гречка — не шибко вкусная еда, но зато полезная. Содержит много витаминов, микроэлементов. Укрепляет кости, мышцы, иммунитет. В общем, как раз то, что мне сейчас надо.

Пока жду гречку, в трактире начинают появляться посетители. Помимо прочих, сверху спускается давешний гном. Янапрягся: не узнает ли? Но полумуж даже не взглянул на меня. Уселся за стол, стал ждать официантку, почесывая темя в той части, где я нанес ему разящий удар табуретом. Шишка, небось, с кулак величиной. Но да поделом зарвавшемуся дворфу: чуть не угробил девчонку бородатый отморозок. А теперь сидит себе в трактире, ждет еду как ни в чем ни бывало.

Официантка приносит гречку, хлеб и лимонную воду. Начинаю спокойно, неторопливо есть, ни на кого не глядя и ни о чем особо не думая. Мне нужно основательно подкрепиться, день обещает быть трудным.