Racconto di un deficiente

Владислав Шерман

Вы когда-нибудь слышали об итальянских войнах? Жестокая борьба за наследство, закулисные интриги, грандиозные сражения, благородные рыцари и могущественные правители – всё это основополагающие явления в любом средневековом конфликте. Но данная история не об этом – она о жизни простого деревенского парня, заслуженно снискавшего славу придурка. Падёт ли юноша от меча случайного наёмника или сможет адаптироваться к новым для себя условиям? Об этом вы и узнаете в книге «Racconto di un deficiente». Книга содержит нецензурную брань.

Глава IV

«Славный город — Мондрагоне…»

Стефано оказался разбужен ни свет ни заря своим соседом по комнате. Длинноволосый, что навис над парнем, ожидаемо, уже был одет и снаряжён.

— Проснись, просрись и умойся — я пока закажу нам завтрак.

— Ммм… — в ответ простонал юноша, пытаясь хоть что-то понять. Своим единственным открытым — и то не полностью — глазом он осмотрел помещение. В маленькое окошечко ещё свет толком не пробивался. Словом, всё выглядело очень похожим на вчерашнее утро.

Фабрицио, насвистывая в свойственной ему манере, торопливо покинул комнату, не став дожидаться юнца. А тот только и рад: сразу после того, как хлопнула дверь, Стефано закрыл глаза и вновь погрузился в сон.

Повторно разбудить его через неопределённое время вновь выпала честь именно Фабрицио. В этот раз мужчина не обошёлся нежными, как отцовскими, подёргиваниями за плечо. Длинноволосый, совершенно явно вложив в свои действия силу, схватил за руку соню и резко стащил его с койки. Юноша громко грохнулся на пол. Стоит сказать, сие гневное действие подействовало гораздо лучше нежностей. Стефано, уже распластавшись на полу, поспешил вскочить на ноги.

— Какого х-хера?!

Но «обидчик» отвечать не стал, а, наоборот, лишь кинул претензии:

— Я тебе полчаса назад велел сделать из себя опрятного человека! Почему ты всё ещё лежишь в постели, как кусок коровьего дерьма? — длинноволосый навис над соней, словно тучи над головой непогожим днём

— Я… — оступился юноша, разводя в сторону руками

— Головка от хуя! — Фабрицио одной рукой толкнул парня, заставив того плюхнутся в кровать. Своими действиями, словами и чертами лица, ловко скрывшимися в полумгле, он источал раздражённость, если не натуральную злость. Однако совсем скоро мужчина вновь вернул себе доброжелательный вид. Погладив юнца по голове, он смягчил накалявшуюся обстановку.

— Ладно, — протянул длинноволосый, — Умывайся и завтракай. Да поживее, — парадоксально одновременно грубо и нежно скомандовал Фабрицио, — Если не хочешь, чтобы тебе на голову вылили дерьмо.

— Не понял, — честно признался Стефано, бодрый поднимаясь с койки.

— Таков городской быт. Узнаешь.

В этот раз сопротивляться воле Фабрицио парню не удалось. Да и не сильно хотелось, когда сон уже всё равно сбили. А снилась ему — пасека. На ней он кувыркался в свежей зелёной траве с дочерью пчеловода. Но сейчас не об этом. Закончив с походом в туалет, а позже умывшись холодной водой из бочонка, юноша перешёл к завтраку. Ему подали овсяную кашу, щедро политую гусиным жиром, а в качестве выпивки — мёду. Всё это время за ним наблюдал зоркий длинноволосый мужчина в жёлтом жиппоне…

Скоро товарищи покинули заведение. На горизонте медленно восходило солнце, в то время, как луна всё ещё торчала в небе. Из отдалённых уголков деревни доносились звуки работающих людей: стук кузнечного молота, звон металла, скрежет точильного камня, стоны шлюх и отборные маты сапожника. Подойдя к воротам, напарники обнаружили, что те были открыты, а герса поднята. Под стенами стояло несколько стражников с алебардами, одетые в кольчуги, бригантины и капеллины. Поверх их одежд, конечно же, была гербовая накидка: полосатая, из множества фрагментов, в точности, как на гербе герцогов Мондрагоне. Эти воины осмотрели подошедших к ним всадника и его попутчика. Кто-то из них что-то шепнул — все засмеялись. С западной стороны подуло ветром, принеся ужасный стойкий запах мочи.

— Опять этот кожевенник в бадью нассал — заебал! — выругался один из защитников города, позабыв о гостях, — Нельзя свои огрызки в чём-нибудь поприятнее вымачивать? В вине, например.

— Или в меду, — встрял в разговор Фабрицио, намереваясь скорее обратить на себя внимание, нежели пытаться пререкаться со стражниками. На конфликт он идти явно не собирался.

— Эт-да… — согласился воин, — А ты чего тут, кстати, стоишь? Проходи давай.

Повторять дважды не пришлось. Фабрицио пнул кобылку и вскоре гости оказались за стенами Мондрагоне.

А внутри — красота. Стефано в жизни не видел ничего столь грандиозного, ухоженного и непостижимого его человеческому уму. Дороги внутри не были слеплены из говна и грязи, а проложены брусчаткой. Дома представляли из себя не низенькие хаты с соломенными крышами, а двух — и трёхэтажные исполинские постройки из камня и кирпича. И запахи… Какие тут были запахи! Выпечка, аптекарские травы, парфюмы и… экскременты. Последний аромат мигом вдарил в крючковатый нос юноше, ярко контрастируя со здешней картинкой. И пусть деревенского хлопа нельзя было спугнуть запахом нечистот, он просто не мог не задаться вопросом:

— А почему энто так говном воняет? — вжавшись в Фабрицио, удивлённо спросил малец, округлив свои глаза цвета перламутра от невыносимо контрастного смрада.

— Всё просто, — поспешил просветлить своего напарника мужчина, между тем уводя лошадь в сторону от широкой дороги, — Весь этот город — и есть говно. Но, коль быть серьёзным, дело в том, что его жители по утрам частенько выплёскивают содержимое ночных горшков на улицы.

— Посему ты нас так рано вывел? — осенило Стефано.

— Именно. Если каждый горожанин обольёт тебя своими фекалиями, то ты ни в жизнь не отмоешься.

— Представляю… А сколько тут энтих горожанинов?

— Пару тысяч.

Стефано выпал. Не в буквальном смысле, конечно. Юноша познавал мир всё больше и больше с каждым днём, следовало ему лишь покинуть деревню. И вместе с тем, он поражался глубочайшим познаниям его спутника. Оно и понятно — тот ведь дворянин. В каком-то смысле.

— А-а-а куда мы едемо? — выразил Стефано вполне справедливый протест тому, что всадник повёл их в какие-то захолустья. И если только что лошадь приятно цокала копытами, выбивая не просто звуки — музыку, по мощёной улице, то сейчас лишь раздражающе чавкала по грязи и отходам. А сами улицы сужались, превращаясь из просторных и светлых в труднопроходимые коридоры с редким освещением. И дома тут были скромнее: уже не осталось трёхэтажных — лишь двухэтажные и того ниже.

— Я ведь тебе говорил уже, — с толикой недопонимания молвил длинноволосый, дёрнув пояс на себе так, что пистоль и фальшионом задрожали, — К еврею.

— Я думал, евреи живут в хоромах, яко цари.

— Но не этот. Не этот…

— Почему ты ваще имеешь дело с жидом?

— Пути Господни неисповедимы.

В Мондрагоне постепенно просыпалась жизнь. Торгаши, ремесленники и простые жители уже гудели подобно пчёлам. Действительно, полнящееся людьми и животными, окружённое крепостными стенами селение походило на разворошённый пчелиный улей. Страшно представить, что здесь твориться летом, во время ярмарок, да на главной площади. И ведь сей город ни в какое сравнение не идёт с Венецией, Неаполем, Римом и прочими столицами итальянской земли. Но, пожалуй, самым главным показателем бодрствования горожан стала вылитая позади героев масса из ночного горшка прямо из окна. Благо, тамошний житель оказался весьма воспитанным и предварительно крикнул путникам внизу «Берегись!».

Спустя небольшой промежуток времени, странствия парочки подошли к концу. Из одного невзрачного переулка всадник и его попутчик перешли в другой, уже не такой тёмный, вонючий и просто неприятный. Он по-прежнему был загажен, а дороги были слеплены не иначе, как из говна и палок. Однако во всей этой нищете одно здание очень сильно выделялось. Это был двухэтажный каменно-деревянный дом с черепичной крышей. Перед ним, в отличие от прочей значительной части улицы, была проложена брусчатка, над дверью висела деревянная вывеска, на которой пятью языками было написано «Услуги ростовщика», а подле двери, окованной железом, стояло два некрасивых, но внушительных мужика.

— Эй, дуболомы! — обратился Фабрицио к этим высоким и сложенных телом мужчинам. Находясь на спине лошади, длинноволосый ещё казался высоким, но спрыгнув на землю, стукнув каблуками по камню, он стал короче их на целую голову.

— Ты чего? — видно, устрашившись мощью ребят, попытался образумить товарища Стефано, — Они же тебя пополам сломают!

— Не боись, я знаю как с такими общаться, — кинул дворянин через плечо, после чего улыбнулся во всю широту своих белоснежных зубов, — Якоб у себя?

— Этот старый хер всегда на месте, — ответил, скалясь, один из охранников, перехватив поудобнее рукоять своего шестопёра. Второй, к слову, тоже не отставал, и уже поспешил явить гостям заточенный одноручный боевой топор. Одеты они были в неполный латный доспех, включая панцирь, и кольчугу, а на головах — цервельеры.

— Не надо… — уже шептал, чуть не уссыкаясь от одного лишь вида бугаев парень. Его покинули силы, он был не способен даже с лошади слезть.

— Вот и отлично, — расставив руки в боки, подытожил Фабрицио, — А вы как? Как ваш этот… Рон?

— Мы — нормально. А у него вообще всё отлично, — махнул широкой рукой, гремя налокотниками и стальной варежкой, тот, что с шестопёром, — Сдох.

— Неприятно… — почесав макушку сквозь шаперон, молвил длинноволосый, — А от чего хоть?

— Да откуда-то болезнь то ли хера, то ли жопы подцепил, и откинулся через три недели.

— А за ним и Ален через неделю, — дополнил владелец топора коллегу.

— Нехер было друг другу под хвост ходить.

Все трое зашлись диким хохотом. И на сей раз Фабрицио уже не казался милым невинным дяденькой. Он был похож на этих двух, словно позабыл о ранимом придурке позади них.

— Ладно, хер с ними, новых наберёте. К слову… — наконец, мужчина обратил внимание на Стефано, затем развернулся и продолжил разговор, как ни в чём не бывало, — Встретил венецианцев наших.

— Ого, — удивился бугай, что слева, что с топором, — И что?

— Убил.

— Мужик! — стражники чуть ли не одновременно похлопали Фабрицио по плечу, затем кивнули в сторону юнца на лошади.

— Он? — лаконично поинтересовался мужик с шестопёром.

— Лучше не нашёл, — пожал плечами длинноволосый, — Вам ли не похуй — впускайте нас к жиду.

Стражники беспрекословно повиновались. Фабрицио сделал шаг в открывшуюся дверь, сделал полуоборот и поманил пальцем Стефано. Тот с трудом вылез из седла. Парень прыгнул на камни, чуть не навернувшись, и с опаской прошёл мимо бугаев. Эти мужики поспешили взять кобылку длинноволосого за узду и, возможно, даже куда-то увести — этого парень уже не видел. Зато увидел он, стоило закрыться двери позади, чистенькое скромненькое помещение. Стильное убранство, не внушающее количественно, на деле наверняка стоило сотни флоринов. К примеру, шкура медведя, лежавшая на полу, вряд ли была добыта хозяином дома собственноручно, но её стоимость превышала мыслимые и немыслимые границы мировоззрения парня из деревни Pratis.

— Amicos res secundae parant, adversae probant, — неожиданно, не отрываясь от чтения неизвестного фолианта³⁴, умиротворённо молвил маленький мужичок, чья плешивая седая голова лишь немного торчала из-за стола с правой стороны от входа. Он поднял взгляд на гостей и мило улыбнулся неполным рядом пожелтевших от времени зубов, — Друзей создаёт счастье, несчастье испытывает их. Латынь — язык аптекарей и монахов, — мужчинка поднялся на тонкие ноги. Одет он был в синий уппеланд: длинное широкое одеяние, доходящее до пола, с треугольными рукавами. Под этим роскошным платьем наверняка скрывалось ещё пару слоёв дорогой одежды. Но даже при этом всём он казался чересчур худым. На вид незнакомцу было около пятидесяти, а то и шестидесяти. Маленький нос, впрочем, как и весь он сам по себе, а на переносице пенсне.

— И вот, весна, и ты снова здесь, — несколько хрипло говорил старикашка, не снимая с лица мерзкую ухмылку. Мужчина приблизился к длинноволосому и всмотрелся ему в глаза. Он был ниже Фабрицио, потому для подобного действа пришлось бы задирать вверх голову. Но Альдобрандини пригнулся, дабы быть на одном уровне с собеседником, — De die in diem³⁵. Не надоело ещё?

Фабрицио фыркнул. Мужчина вмиг выпрямился и скрестил руки на груди, неодобрительно смотря на собеседника сверху вниз. Уже сейчас для юного Стефано разговор превращался в бессмыслицу.

— Ex parvis saepe magnarum rerum momenta pendent³⁶, Якоб. Сам знаешь.

Оба сдержанно улыбнулись и пожали руки. Похоже, они действительно хорошо знали друг друга, но всего лишь ломали комедию или что-то типа того. Еврей перевёл взгляд миниатюрных обесцвеченных зрачков на спутника длинноволосого, затем обратно на знакомого. Его иссушенные потрескавшиеся губы расплылись в язвительной улыбке, после чего изо рта гнилым потоком вырвалась речь:

— Parle-t-il français?³⁷

— Non, il est stupide³⁸.

— Быть может… — Якоб повернулся к Стефано и погладил его по сальной голове, после чего брезгливо вытер руку об собственный наряд, — …гость желает присесть?

Парень молча кивнул и старик проводил его к оббитой кожей скамье, что стояла буквально в десяти шагах. Юноша присел на мягкую лавочку, поразившись простоте реализации и одновременно полезности сей конструкции. Он даже немного попрыгал на ней, испытывая на комфорт и прочность. Тут же, по отмашке Якоба из соседней комнаты вышла милая девушка, которая подала Стефано кубок тёплого молока и жареного, правда чуть остывшего, окорока, после чего удалилась. Отвлёкшись на трапезу, выходец из деревни Pratis лишь обрывками слышал разговор еврея с флорентинцем. В один момент, повернув голову в их сторону, он заметил, как Фабрицио передаёт какой-то бумажный свёрток Якобу. Обгладывая кость и неаккуратно выпивая коровий продукт, так, что за шиворот полилось, юноша застал конец диалога:

— Хм… — протянул старик, всматриваясь в документ, — Неплохо… Но бывало и лучше, — он выкинул свиток куда-то назад и тот поразительным образом приземлился в свору документов, — За это я дам тебе… — мужчинка пальцем подтолкнул пенсне вверх, после чего на этот же палец и засмотрелся, — Шесть флоринов.

— Четырнадцать, — отнекивался от такой маленькой для него, но не для деревенского парня суммы.

— Девять, — покачав головой, предложил еврей вознаграждение побольше.

— Так уж и быть… — казалось, сдался Фабрицио, но здесь же стало ясно, что это был очередной его хитрый план, — Двенадцать!

— Десять, — прошипел сквозь зубы Якоб. От Стефано не ускользнуло, что в этот момент охочий до монет жид злобно сжал кулаки.

— Сойдёмся на одиннадцати, — длинноволосый приятно улыбнулся и протянул руку ростовщику. Тот немедля ответил. Это была сделка, выгодная обоим. Каждый посчитал себя в выигрыше, ведь изначально закладывал несколько флоринов, чтобы поторговаться. Так и строится торговля.

Уже через несколько мгновений в руке Фабрицио оказался небольшой и достаточно лёгкий мешочек, который, однако, был набит такой суммой денег, что селянину и в наследство редко когда достаться могло. Длинноволосый слегка поклонился, ляпнул что-то на французском и покинул помещение, насвистывая весёлую песенку.

— Эй, ты куда? — крикнул вдогонку парень, отставив пищу на низенький столик подле скамьи. Он спешно вытер об себя жирные руки, поднялся на ноги и уж хотел было выйти, когда ему путь преградил Якоб. Явив не самую приятную улыбку, он тихо молвил:

— Куда же ты, мой мальчик?

— Я… куда Фабрицио делся? — попытался выглянуть из-за ростовщика юноша, но видел лишь закрытую дверь.

— Уехал ловить таких же доверчивых придурков, как и ты, — растянув ухмылку ещё шире, пояснил старик.

— Н-не понял…

— А тут и понимать ничего не надо. Пио! — резко окликнул кого-то Якоб. Совсем скоро стало ясно, что это, судя по всему, было имя одного из громил, который уже спешил спуститься по лестнице.

— Отпусти меня, пидор старый! — пытался вырваться юноша. И у него это почти получилось, но смачная оплеуха от подошедшего к нему бугая остудила пыл обманутого мальца.

— Homo hominis lupus est³⁹, — напоследок бросил Якоб, потирая свои маленькие ручки и мерзко хохоча, в то время, как Стефано потащили за шиворот в неизвестном направлении.

Парень очутился в некотором подвальном помещении. Бугай грубо запихал его, чуть не столкнув с лестницы, затем приковал цепями к стене. Толстые металлические оковы обвили шею, руки и ноги Стефано. Тот брыкался и кричал, и вкладывал всю силу, чтобы цапнуть обидчика, но был слишком слаб. Пио — так запомнил громилу парень — чертовски неприятно поржал и вскоре поднялся наверх, закрыв за собою дверь. Ошарашенный юнец, всхлипывая, предпринимал попытки вырваться из стальных объятий, но вскоре осел, поджал ноги под себя и опустил голову вниз. В подвал проникали редкие лучики восходящего солнца, пробивавшиеся через небольшое окошко под потолком. Само «помещение» было выполнено из камня, но, к удивлению, не было ни сирым, ни холодным, что минимизировало риск подхватить болезнь и помереть. Здесь, кажется, даже не было крыс. Однако был ещё кое-кто…

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

34

Толстая книга большого формата.

35

(лат.) Изо дня в день.

36

(лат.) Исход крупных дел часто зависит от мелочей.

37

(франц.) Он говорит по-французски?

38

(франц.) Нет, он тупой.

39

(лат.) Человек человеку волк.