Отрок московский

Владислав Русанов, 2011

«Золотой» караван идет на Русь. Четыре рыцаря-храмовника везут в Москву сокровища тамплиеров. Московский князь Иван Данилович, еще не получивший прозвища Калита, выслал навстречу отряд дружинников, но в игре – не только он. Тверской князь Михаил, ордынец Явлач-хан, Ливонский Орден… Многие жаждут завладеть сокровищами. Но есть еще четверо: отрок Никита, ученик отшельника Горазда, Улан-мэгрен, младший сын татарского нойона, Василиса, дочь князя смоленского, и Вилкас… просто литвин. Обстоятельства складываются так, что именно от быстроты и отваги этой четверки зависит судьба сокровищ Храма…

Оглавление

Из серии: Гонец московский

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Отрок московский предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

История, отверзая гробы, поднимая мертвых, влагая им жизнь в сердце и слово в уста, из тления вновь созидая царства и представляя воображению ряд веков с их отличными страстями, нравами, деяниями, расширяет пределы нашего собственного бытия; ее творческою силою мы живем с людьми всех времен, видим и слышим их, любим и ненавидим; еще не думая о пользе, уже наслаждаемся созерцанием многообразных случаев и характеров, которые занимают ум или питают чувствительность.

Н. М. Карамзин. История государства Российского

Пролог

18 декабря 1307 года от Р. Х

Мели Некмансгрундет, Балтийское море

Когда когг[1] Торгейра Плешивого миновал Моонзунд, пошел мокрый снег. Небо затянуло тучами. Такими низкими, что казалось: дотянуться до них можно если не с палубы, то, по крайней мере, с топа мачты. Снасти обмерзали, покрываясь тоненькой, блестящей корочкой. Чтобы подняться по вантам в «воронье гнездо», дозорным морякам приходилось проявлять чудеса ловкости. Цветные паруса промокли и хлопали под порывами ветра, будто старые тряпки.

Зимнее море приветливым не бывает. Серая пена на мутно-зеленых волнах подобна грязи. Стылый ветер срывает с гребней ледяные брызги и мечет их в лица тех храбрецов, что рискнули выйти из-под прикрытия поросших сосняком берегов и глубоких заливов.

Между островами Эзелем и Дагё волны несли топляки и обломки льдин, оторванных от берега. Торгейр не боялся — этот мусор мог быть опасным для рыбацких лодчонок, но его прочный, обшитый «внакрой» когг обращал на них не больше внимания, чем могучий красавец лось на кружащие над ним тучи комарья. Шедшие в кильватере корабли Ресвальда Рваная Ноздря и Эйрика Шило ни в чем не уступали «Бурому медведю». Те же округлые обводы и пузатые борта, вместительные трюмы и широкие паруса, способные ловить малейшее дуновение ветра. Ватаги, поднявшиеся на борт коггов в Ревельском порту, могли соперничать даже с дружинами викингов, некогда бороздившими эти воды. Да и занимались они, если говорить положа руку на сердце, тем же самым. Торговля, перемежаемая с грабежами. Ведь иногда бывает выгодно товар купить, чтобы потом дороже перепродать, но самая высокая прибыль получается, если необходимый для торговли товар удается отобрать у более слабого или нерасторопного купца. Торгейр любил, приканчивая третий бочонок пива в самом дорогом заведении Ревеля «Голова дракона», хвастаться, называя себя последним викингом нашего времени. Его собутыльники, привыкшие пить и гулять за счет грубого, но щедрого капитана, не возражали. А если бы нашелся хоть кто-нибудь, осмелившийся напомнить, что последним викингом еще сто лет назад северяне звали Харальда Сурового, то расправа была бы скорой. Плешивого уважали вовсе не за мудрость и рассудительность, а за умение мгновенно выхватывать нож и бить без всякой жалости.

Подобно пращурам, чьи драккары бороздили омывающие Европу моря, наводя ужас на жителей прибрежных сел и городов, Торгейр решал все возникающие вопросы быстро, раз и навсегда. Он по праву гордился великими предками, грабившими латинян и ромеев, саксов и ирландцев, бодричей и словенов. Сюда, в Эстляндию, они приплыли вместе с датским королем Вальдемаром и обосновались всерьез и надолго. И хотя Датское королевство переживает сейчас нелучшие времена, его мощь по-прежнему устрашает и немцев, и русичей, не говоря уже о диких эстах, ливах и финнах. Есть ли еще на водах Балтики мореходы, способные сравняться с датчанами? Ну, если быть честным до конца, разве только шведы… Ганза? Они сильны мошной, но не оружием. Новгородцы? Эти добрые бойцы, да только числом не вышли. Рыцари-крестоносцы? Отличные воины. Плешивый не хотел бы встретиться в бою с кем-либо из них на суше. Но на море один датчанин стоил десятка братьев-рыцарей.

Не случайно именно к нему обратился посланник комтура Дерптского с предложением, от которого просто невозможно отказаться. Великий магистр Ливонского Ордена, брат Готфрид фон Роге, за полгода перед тем успокоил рижских бюргеров, наголову разбив их с бору по сосенке собранное войско. Отомстив таким образом за погибшего на реке Трейдере предшественника, брата Бруно, за разрушенный Рижский замок Ордена, брат Готфрид обратил взор на юго-восток, где литовский князь Витень начал набирать много воли, в открытую бряцая оружием у орденских рубежей. Для успешной войны нужно золото, много золота. Это понимает всякий, даже не слишком искушенный в воинском деле. Тут дружба с богатым Ревелем могла дать хорошие плоды. Братья-ливонцы зачастили в крепость.

За три дня до Адвента[2] к Торгейру Плешивому подошел человек, закутанный в темный, сработанный из грубого сукна плащ. Широкий разворот плеч и гордый постав спины выдавали в нем военного. Под защищавшим от дождя и ветра одеянием оказалось другое — белое с красным крестом и красным мечом. Ливонское ландмайстерство — с первого взгляда видно. Рыцарь передал поклон от Реймара Гане, которому Торгейр оказывал несколько важных услуг еще до избрания на комтурство. А потом представился, назвавшись братом Генрихом фон Бауштайдом.

— Чем могу служить? — хитро прищурился датчанин, сдувая плотную желтоватую пену с кружки. — По мере моих слабых сил, само собой…

— Брат Реймар помнит тебя, храбрый мореход. Он много раз рассказывал мне о той обстоятельности, с которой ты выполняешь наши маленькие поручения…

«Маленькие? — чуть не полез пятерней в затылок Торгейр. — Ну, если та заварушка, в которой мне пришлось положить лучшего комита[3] и двух проверенных бойцов, маленькое поручение…»

Но вслух он сказал:

— Я горжусь дружбой с защитниками Святой Веры.

По губам рыцаря скользнула презрительная усмешка.

— Брат Реймар не сомневается в этом.

Плешивый ждал, прихлебывая пиво. Показывать любопытство? Да не дождетесь!

— Наше новое предложение сулит немалую выгоду, — вкрадчиво начал брат Генрих. — Конечно, оно будет сопряжено с немалой опасностью… — Крестоносец огляделся по сторонам. — Нет ли здесь лишних ушей? Не лучше ли нам будет поговорить где-нибудь в другом месте?

— К чему? — небрежно бросил Торгейр. — В шумном и людном зале подобраться, чтобы подслушать, труднее, чем в подворотне. Да и холодно там… Просто прикрывайте рот ладонью, брат. Вдруг кто-то из здешних завсегдатаев может читать по губам?

— Хорошо, — кивнул рыцарь. Продолжал, сложив ладони вокруг рта, будто бы хотел выкрикивать слова погромче. — Ты слышал, должно быть, что король Франции, Филипп Красивый, арестовал всю верхушку Ордена бедных рыцарей Иисуса из Храма Соломона[4]?

Моряк кивнул многозначительно, хотя, признаться честно, слышал только дальние отголоски событий «черной пятницы». Да и не очень-то его интересовали какие-то стычки между французским монархом и заносчивыми рыцарями Храма. Где Ревель, а где Париж?

— Филипп обвинил Великого магистра, а с ним и весь Орден Храма, во множестве грехов — ростовщичестве, идолопоклонничестве, содомии…

— А признайтесь честно, брат, — осклабился Торгейр. — Был такой грешок?

— Не судите и не судимы будете… — привычно ответил словами Евангелия рыцарь. — Всякому здравомыслящему человеку очевидно, что король Франции вовсе не боролся с грешниками, а стремился наложить лапу на сокровища Ордена Храма. Ведь ни для кого не секрет — богатства тамплиеров неисчислимы.

— Да?

— Истинно так.

— Становится все интереснее. — Датчанин рукавом отер пену с усов.

— Ты прав, храбрый мореход. Сейчас я расскажу тебе, что Филипп просчитался. Вернее, Жак де Моле оставил его с носом. В парижской резиденции Тампля сокровищ оказалось слишком мало. Настолько мало, что Гийом де Ногарэ совершенно справедливо рассудил — храмовники догадывались о готовящемся нападении и заблаговременно припрятали награбленные в Палестине богатства. Ты следишь за мыслью?

— Продолжайте, брат-рыцарь, прошу вас. Мне чертовски интересно.

— Не поминай Сатану, сын мой, — перекрестился брат Генрих. — К чему богохульством переполнять чашу грехов своих?

— Mea culpa[5]… — смиренно отозвался Плешивый, которому вовсе не хотелось настраивать против себя представителя могущественного Ордена.

— Чистосердечно раскаявшегося да простит Господь, — кивнул рыцарь. — Великий магистр Ордена Храма приказал вывезти сокровища из Тампля и из Франции. Нам стало известно…

«Откуда же?» — подумал Торгейр и тут же поперхнулся, закашлялся.

Брат Генрих терпеливо ждал, пока его собеседник прочистит глотку, а после продолжал:

— Нам стало известно, что значительная часть золота и серебра, принадлежащая тамплиерам, отправлена из Ла-Рошели по морю в русские земли.

— В русские? — не выдержал датчанин.

— Да. Именно так. Жак де Моле сговорился с московским князем… Жоржем, кажется так…

— Георгием, что ли? Внуком князя Александра? — вторую часть фразы: «Который вашего брата на Чудском озере смертным боем бил», Торгейр благоразумно произнес про себя.

— Да, — кивнул немец. — Почему эти мохнатые руссы не могут брать обычные человеческие имена? Что за дикость?

«Зато они очень хорошо держат в руках мечи, если приспеет нужда. Что бы было с вашей Священной Римской империей, да и со всеми рыцарско-монашескими орденами вместе взятыми, если бы они грудью не прикрыли вас от Орды?» — опять с трудом сдержался датчанин. В отношении себя он вполне справедливо полагал, что, увидав мохнатых низкорослых коней и узкоглазых диких всадников под стенами Ревеля, он не задержался бы в порту дольше, чем потребовалось бы на рубку швартовых. А до островов и фьордов верхом не доберешься — ищи-свищи…

Ливонец истолковал улыбку, искривившую губы моряка, по-своему.

— Руссы не заслуживают такого подарка со стороны Ордена Храма, не так ли? И тем не менее, наши лазутчики донесли, что восемнадцать судов прошли из Северного моря, через Скагеррак и Каттегат в Балтику.

— Зимой? Рискованно…

— У них нет другого выхода. Приказ Великого магистра надлежит исполнить или умереть! — Брат Генрих многозначительно поднял палец к закопченному потолку. — Их хотели перехватить около Зеландии…

— Перехватить? — слегка приподнял бровь Торгейр.

— Всегда находится много охочих прибрать то, что плохо лежит, — не вдаваясь в подробности, пояснил рыцарь.

— Это так. И что же помешало?

— Когда корабли герцога Мекленбургского ждали французов в Большом Бельте, те проскочили через Зунд. В тумане. Ночью. В прямой видимости от крепости Роскилле.

Плешивый присвистнул.

— Будь я проклят! Вот это мореходы!

— Позже их видели рыбаки севернее Рюгена. Не знаю, можно ли им доверять, но по всему выходит, что судов сейчас не больше дюжины.

— А что вы хотели? С Зундом не шутят. Еще легко отделались.

— Это так. Но капитул Тевтонского Ордена, поразмыслив, решил, что всё богатство братьев-храмовников может достаться пучине морской.

— А это было бы, по меньшей мере, расточительно! — хохотнул датчанин.

— По меньшей мере, да, — не стал спорить рыцарь. — Наш Орден вынужден нести свет истинной веры диким язычникам здесь, на севере, где трудно обогатиться за счет побежденных народов. Вольно же тамплиерам было накопить свои сокровища: охрана паломников, богатые сарацинские города… На что можем рассчитывать мы? Лишь на отчаянное сопротивление схизматиков[6]. А расходы на содержание армии, на возведение замков ничуть не меньше, чем у храмовников или иоаннитов. И даже больше…

— Я всецело согласен с вами, брат-рыцарь, — почтительно произнес Торгейр, в душе хохоча во все горло. Вот они — борцы за веру! Ни о чем, кроме золота, думать не могут, словно купцы какие-то.

— По нашим расчетам, французские суда должны пройти южнее Готланда и, обогнув Моонзундские острова, направиться прямиком к устью Невы.

— То есть, брат-рыцарь, если я правильно вас понял, их нужно перехватить неподалеку от Ревеля…

— Ни в коем случае! — воскликнул ливонец. Огляделся по сторонам — не привлек ли он внимание любопытных свидетелей? — Ни в коем случае, — повторил он уже спокойнее.

— Почему? — сделал глупое лицо мореход.

— Ну, во-первых, здесь владения датской короны.

— Так на то договор в Стенби[7] заключали.

— А ты не путай борьбу с язычниками и морской разбой… — прорычал брат Генрих и осекся. Прижал ладонь ко рту. Несколько мгновений помолчал, испуганно поводя глазами по сторонам. — Я хотел сказать, что по договору в Стенби мы с Датским королевством делим земли, отвоеванные у язычников. Из расчета: две трети — Дании, а одна треть — Ордену. О дележе воинской добычи, тем паче взятой на море, там речь не идет.

— А-а-а… — протянул Плешивый, будто раньше ему было невдомек.

— Скажи мне, Торгейр, ты готов помочь Ордену?

— Ну…

— Одна десятая, — верно истолковал его заминку рыцарь.

— Погодите, брат. Дюжина кораблей. А у меня лишь «Бурый медведь». На одного моего сколько французов придется?

— Я подумал об этом. Можешь пригласить еще двоих капитанов. Надежных, проверенных. Из тех, кто не побежит в драке и кто не станет болтать после. Сумеешь?

— Само собой, — кивнул Торгейр. И, не задумываясь, предложил: — Ресвальд Рваная Ноздря и Эйрик Шило.

— Ты за них ручаешься?

— Ручаюсь. Но с условием.

— Это еще с каким? — нахмурился ливонец.

— Одна десятая — каждому, а не на троих.

Рыцарь посопел, потер бороду кулаком.

— Согласен.

— Согласен? Тогда по рукам!

Торгейр протянул через стол широченную, как лопата, ладонь, и рыцарь, брезгливо поморщившись, пожал ее.

— Орден поможет вам бойцами. Десяток братьев-рыцарей и полсотни сержантов[8].

«Ага… Заодно они последят за правильностью дележа, не так ли?»

— Я сам пойду на твоем корабле, храбрый Торгейр.

— Благодарю за оказанную мне честь, — слегка усмехнулся датчанин. — Но вы, брат Генрих, что-то начинали говорить о месте, где французские суда надлежит перехватить.

— Да. Начинал. И теперь продолжу. Я думаю, они станут огибать Моонзундские острова с севера. Вот около Дагё… эсты называют его Хийумаа…

— Я знаю.

— Значит, там и перехватишь, если знаешь. Кроме рыбаков со своими лодчонками, там никого не бывает. Захваченные корабли тебе следует доставить в Пернов. Там золото перегрузят на телеги и привезут в Венден. Все ясно?

— Ясно, брат Генрих.

На том и порешили.

На Святого Николая[9] три когга покинули Ревель. Медленно двигаясь галсами из-за сильного встречного ветра, они потратили десять дней, чтобы добраться до островов Моонзунда. Здесь, давая роздых уставшим морякам, Торгейр укрылся между Эзелем и Дагё. А после небольшой передышки взял курс на норд-вест.

Два дня они бороздили море вдоль безлюдной западной оконечности Хийумаа. Смотрели на бесконечные гряды дюн.

Ветер крепчал. Обложной дождь снизил видимость до одной мили. Впередсмотрящих приходилось загонять на «воронье гнездо» едва ли не силой. Не помогала даже объявленная капитаном награда.

Только брат Генрих денно и нощно торчал на фордеке. Вцепившись пальцами в планширь, он вглядывался и вглядывался в мельтешение волн и серую мглу над ними. Рыцарь не замечал струек воды, стекающих с промокшего насквозь капюшона на глаза и щеки.

Кривой Свен, сменяя Торгейра у колдерштока[10], буркнул:

— Хоть бы он свои буркалы проклятые все проглядел…

Капитан, хоть и сам был уже не рад, что поддался жадности и повелся на предложение ливонца, показал помощнику кулак и, лавируя между намертво закрепленными на палубе бочонками, прошел к рыцарю.

— Людям свойственно ошибаться, — начал он издалека.

Брат Генрих не ответил, только скосил взгляд, будто запряженная в телегу лошадь.

— Они могли забрать далеко на север от Готланда. Могли проскочить Моонзунд раньше. Могут пережидать непогоду где-нибудь в бухте. А могут давно лежать на дне…

— Не сметь! — с искаженным лицом выкрикнул рыцарь. Развернулся, намереваясь то ли ударить датчанина, то ли просто сграбастать за грудки. Но очередная волна качнула «Бурого медведя», и ливонец, нелепо взмахнув руками, завалился на Торгейра.

Моряк подхватил рыцаря за плечи. Встряхнул.

— Не срывай на мне зло, брат Генрих! Палуба скользкая — не ровен час, можно поскользнуться и свалиться за борт.

— Мы должны разыскать французов, — четко, по слогам произнес ливонец. — Во что бы то ни стало…

Его прервал крик впередсмотрящего:

— Есть! Слева по борту!

Торгейр отпустил схватившегося за такелаж рыцаря, прикрыл глаза ладонью от холодных капель.

Да! На серо-зеленой волнующейся поверхности моря виднелись темные продолговатые силуэты. Еще слишком далеко, чтобы точно понять, что это. Но можно попытаться сосчитать…

— Сколько их? — Пальцы ливонца сжали локоть моряка.

— Пять, кажись… Или шесть…

— Скорее туда!

Датчанин и сам загорелся пуще соломы. Ну наконец-то!

Он махнул рукой Свену, приказывая завалить корабль влево.

— Ме́ли, капитан! — превозмогая свист ветра и хлопки заполоскавшего паруса, проорал в ответ Кривой. — Некмансгрундет!

— Я знаю! — топнул тяжелым башмаком Торгейр. — Осторожно правь. Здесь песчаные мели, — пояснил он рыцарю.

— Ну и что?

«Вот крыса сухопутная!»

— Мели опасны, — громко, но спокойно заявил капитан. — Волна постоянно гоняет песок туда-сюда — нанести их на карту невозможно. Но корабль, попадая на мель, рискует с нее не сойти. Особенно в такую волну, как сейчас! Его просто на куски поломает!

Рыцарь не ответил, во все глаза всматриваясь в очертания приближающихся судов.

Датчанин присоединился к нему.

Да, плоскодонки. Новгородцы называют такие насадами. В их вместительное, с наращенными бортами брюхо удобно грузить сыпучие товары. Зерно, например. Но золото?

Все-таки не шесть, а пять. Причину своей ошибки он понял очень быстро. Один из кораблей засел на песчаной банке[11] и уже развалился напополам. Сломанная мачта свесилась, касаясь топом воды, а парус накрывал палубу, будто скатерть.

— Где же остальные? — прошептал ливонец.

— Где-где… — ворчливо отозвался Торгейр. — Потонули небось… Ты прости, брат Генрих, мне нужно к абордажу готовиться… — С этими словами он вернулся на корму, принял из рук Свена колдершток.

Одноглазый рубака радостно оскалился — все ж таки не зря мерзли и терпели всяческие неудобства — и нырнул в трюм. Вскоре оттуда послышались раскаты его голоса, а вооруженные и одетые в бригантины[12] ватажники принялись выскакивать один за другим на палубу. Многие озирались спросонку, но топоры, самострелы и корды[13] сжимали крепко. Выбрался и Свен, который напялил на голову шлем с бармицей, купленный по случаю на псковском торгу.

— Убрать парус!!! — гаркнул капитан, когда расстояние между «Бурым медведем» и засевшими на мели кораблями сократилось до полета арбалетной стрелы. Все-таки он опасался с размаху налететь на песчаную банку и повторить участь французов.

Датчане дружно налегли на фалы, и рей опустился на палубу.

С проклятиями из-под мокрого полотнища выбрались двое рыцарей-ливонцев. Соприкосновение с холодной парусиной изгнало из их сердец смирение и благостность. На взгляд Торгейра, ругались они похлеще, чем портовые грузчики.

— Почему медлишь? — воскликнул брат Генрих, указывая на французов острием клинка.

— То, что продвигается медленно, продвигается уверенно, — старинной норвежской пословицей ответил капитан. И добавил, видя недоумение, смешанное с ожесточением, которые отразились на лице ливонца, как облака в луже: — Они в наших руках. Никуда не денутся.

И тут на его глазах набежавшая волна подхватила кормовую часть разломленной ладьи и перетащила на глубокое место. Только пузырь, большой и грязно-белый, вздулся и лопнул на месте исчезновения обломка.

— Ты этого ждешь?!! — Рыцарь схватился за меч.

— Я не хочу оказаться на их месте! — прорычал в ответ датчанин.

Он внимательно присматривался к французским судам — не покажутся ли на борту люди, способные оказать сопротивление? Кто-то вроде бы шевелился, но, сколько их там и намерены ли они обороняться, сказать трудно. И Торгейр решился.

— Отдать якорь! — скомандовал он, надеясь, что Ресвальд и Эйрик догадаются последовать его примеру. — Лодки на воду!

Заскрипели блоки.

Рыцари с сержантами, подгоняемые братом Генрихом, первыми рванулись к штормтрапу.

Неторопливо взмахивая веслами, опасно кренясь, скрываясь за длинными грядами волн, лодки ползли к застрявшим плоскодонкам.

Торгейр, поручив колдершток более-менее смышленому моряку, внимательно следил, как датчане окружают первый корабль. Словно волки старого и ослабевшего зубра. Хотелось надеяться, что одноглазый Свен сумеет сдержать порыв ливонцев и не даст увлечь себя в ловушку.

Первые крючья зацепились за обшивку самого большого насада. Никто не сопротивлялся. Не рубил веревки, по которым ползли нападающие. Не стрелял, не сбрасывал на голову врагу бочки и мешки, да хоть бы лавки, на худой конец.

Неужели французы сбежали?

Или…

Нехорошее предчувствие шевельнулось в душе старого морского волка.

И тут…

Взламывая палубу и прочную обшивку бортов, посреди самого первого корабля, казавшегося беззащитной добычей, вспух огненный шар. Ярко-рыжий с багровыми прожилками, обрамленный обломками досок и черными завитками дымных «усов», он рванулся в стороны и вверх, сметая в ледяную купель раскоряченные фигурки людей. А по ушам оставшихся на «Буром медведе» ударил оглушительный хлопок. Так мог бы звучать бубен лапландского шамана, если бы вырос от берегов Суоми до Померании. Словно пламя дракона из оживших сказаний!

Сильная волна качнула когг так, что у многих клацнули зубы.

— Колдовство… — охнул Торгейр.

Дымящиеся обломки ладьи неспешно скрывались под волнами, когда таким же пламенем окутались еще три судна.

— Проклятые чародеи!

От грохота — а точнее, от ужаса, который он пробудил в сердце закаленного и до сей поры невозмутимого морехода, — Плешивому захотелось упасть на колени и молиться. Но он сдержался — ведь кто-то должен командовать спасением уцелевших товарищей? Четыре лодки из шести потонули, и отчаянно барахтающиеся датчане цеплялись за скользкие борта.

Капитана била крупная дрожь. Слишком высокая плата за жадность. Хотя, конечно, его моряки знали, на что шли: без труда не дается не только богатство, но и самый обычный достаток. И все равно ему очень хотелось добраться до горла брата Генриха фон Бауштайда. Только бы ливонец выжил.

Он выжил. Только наглотался сверх меры соленой воды.

Но когда датчане подняли на борт «Бурого медведя» пострадавших от адского пламени людей и рассказали Плешивому, что рыцарь, уже теряя сознание, держался за планширь лодки, а пальцы его левой руки мертвой хваткой вцепились в ворот Свена Кривого, обожженного и вряд ли способного выплыть самостоятельно, Торгейр понял — убивать он никого не будет. По крайней мере сегодня. Вначале нужно расспросить очевидцев и сделать выводы. А там — как получится.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Отрок московский предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

1

Когг — одномачтовое палубное судно с высокими бортами и мощным корпусом, оснащённое прямым парусом и навесным рулем, в XIII–XV веках — основной торговый и боевой корабль Ганзейского союза.

2

То есть 1 декабря. Адвента — первый праздник римско-католического года — попадает на 3 декабря.

3

Комит — должность, аналогичная боцману.

4

Полное название Ордена Храма.

5

Моя вина (лат.).

6

То есть православных.

7

Договор между Ливонским ландмайстерством и Датским королевством, касающийся совместной обороны Датской Эстонии от язычников.

8

Брат-сержант — член духовно-рыцарского ордена рангом ниже, чем рыцарь.

9

Праздник Святого Николая отмечается 6 декабря.

10

Колдершток — рычаг для управления рулем на старинных судах.

11

Банка — мель.

12

Бригантин — защита корпуса, состоящая из пластин, нашитых или наклепанных изнутри на тканевую или кожаную основу.

13

Корд — колющее и рубящее оружие с широким коротким клинком.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я