Попраздновали. Сборник рассказов

Владислава Григорьевна Биличенко, 2019

Сборник сатирических рассказов, написанных в 1993-2018 гг. и повествующих о жизни человека из народа в постсоветское время.

1993

Город Эн

Хроника одного дня

В одно морозное бесснежное утро молодой человек интеллигентного вида оказался в городе Эн. На первый взгляд этот город ничем не отличался от других провинциальных городов: на окраинах ютились бок о бок с девятиэтажными домами-близнецами вросшие в землю по окна маленькие домики, рядом же пыжились двух — и трехэтажные дачи, а в центре преобладали девятиэтажки с бездействующим строительным краном среди них. Молодой человек мог присягнуть, что возле этих домов ничего, кроме грязи, нет, теперь примерзшей и портящей обувь любительницам каблуков «шпилек». Но молодой человек верил, что грязь — всего лишь каприз природы. Вообще, нужно заметить, что молодой человек был довольно странен. Странным казалось его несуетное и доброе лицо, наивный и мягкий взгляд голубых глаз; шаг у него был легким и свободным.

Молодой человек шагал по пустынным улицам города, шутник-ветер гнал за ним остекленевшие листья, и они царапали промерзший асфальт, создавая впечатление чего-то надеющегося и страждущего, так что молодой человек даже оглядывался, надеясь увидеть хотя бы бегущую за ним собаку. «Куда это люди девались?» — удивлялся молодой человек. — Они, вероятно, сидят дома у телевизора, смотрят 7591 серию какого-нибудь сериала. А может, и нет. Наверное, утром их не показывают». Но в центре города он увидел так много местных жителей, что сразу же понял — не показывают. Особенно много людей было на автобусных остановках. Люди мерзли, переносили свои тяжелые сумки с места на место, спрашивали друг у друга который час и с тоской глядели на пустынную дорогу. Вдруг из-за поворота вылез, как объевшийся таракан, дрожащий и накренившийся набок автобус. Он еле-еле дотащился до остановки, и тут его стошнило полусотней людей. Озверевшие люди не давали этой полсотни пройти: толкались, лезли, работая не только локтями, но и ногами, головой, туловищем, сумками и даже друг другом. Бедный автобус покраснел от напряжения, съел около десятка жителей, одиннадцатым подавился и умчался в страхе от обезумевшей и исступленно кричавшей толпы, теряя детали.

— Извините, пожалуйста, — обратился молодой человек к дамочке с маленькой головой и непомерно огромным задом, — сейчас показывают по телевизору какой-нибудь сериал?

Дамочка даже всплакнула.

— Как же, идэ. Токо электричества не дають. От мы рано и не можемо посатреть, токо вечером.

Перед глазами молодого человека вырос магазин. У него был такой же вид, как и у автобуса, — замученный. Из его дверей выглядывало плотоядное туловище огромной змеи. Хвоста змеи не было видно, головы тоже: она просунула голову в этот магазин и теперь никак не может вытащить ее обратно. Молодой человек подошел поближе и увидел, что это вовсе не змея, а гигантская очередь.

— Извините, а кто последний? — обратился молодой человек к пышной, красной и низенькой дамочке.

Она почему-то обиделась и отвернулась, показав выглядывающий из-под дорогой шапки бычий затылок.

— А что дают? — не унимался молодой человек.

Пожилая замученная женщина в вязаной приплюснутой шапочке и стареньком — ношеном и переношенном — пальто устало ответила:

— Ливерную колбасу.

На что быстрый мужчина затараторил:

— Ну что вы говорите? Вы сами не знаете, что говорите. Эта очередь за сахаром по талонам. Вот, — мужчина достал из внутреннего кармана неопределенного цвета бумажки и тыкал ими в стороны, метко попадая близ стоящим под нос.

— Ну уж нет, — возразила молоденькая женщина. — Я лично стою за молоком для ребенка.

— За каким молоком? — вскричал пропитый мужской голос справа (кричавшего не было видно). — Да за это морду бить надо.

— Ну-ну, ударь женщину, герой, — крикнула куда-то поверх голов обиженная молоденькая женщина.

— Милочка, — обратилась к ней дамочка с ехидным лицом и брезгливо искривленными губами, — вы не в ту очередь стали. За молоком очередь с другой стороны.

— Но ведь я спрашивала. Мне женщина в клетчатом пальто сказала, что эта очередь за молоком. Вот тут она стояла. Она теперь ушла, не помню за чем.

— А вы давно стоите? — вставил и свое слово молодой человек.

Женщина в стареньком пальто, та, которая стояла за ливерной колбасой, устало ответила:

— Да с четырех часов утра. Даже номерки на руках написали, — и показала ему желтую сухенькую ладонь, на которой синим карандашом было выведено: «8721».

— А кто первый, тот когда занимает очередь? — удивился молодой человек.

— Те еще с вечера занимают.

— Как? — вскричал молодой человек. — И вы со вчерашнего дня здесь стоите?

— Почему «со вчерашнего»? Мы здесь уже пятый день стоим, — невозмутимо ответила очередь.

Молодой человек в задумчивости отошел, но тут же наткнулся на какого-то человека. Тот прямо озверел.

— Ни один осел не пройдет мимо, чтобы не обтоптать ноги.

— Извините, — кротко ответил молодой человек, и тут же забыл про озверевшего мужчину. Он заметил возле большого дома столпившихся людей.

— Чего вы ждете? — обратился он к старику-калеке, у которого вместо одной ноги была деревяшка, уже почерневшая от времени.

— Откудова я знаю? Ждем — и всё тут, — ответил он беззубым ртом.

Молодой человек стал пробираться сквозь толпу…

В большом доме происходило следующее. В колонном зале молодой энергичный человек в сером костюме веселым голосом кричал:

— Лозунги не выбрасывать, только слово «коммунизм» заменять на «демократию».

Люди бегали, суетились и, что очень удивляло, все они были без лиц. Один человек выбежал и развернул перед серым костюмом лозунг: «Идем светлой дорогой к демократии».

— Что ты, олух, написал? — вскричал серый костюм. — У нас уже демократия.

— Что-то не видно, — пробормотал человек из-под лозунга. (У этого человека немного прорисовывалось лицо.)

— Так, ты уволен.

— А вы не имеете права. Ведь закон…

— Какой еще закон! Что такое закон? Ты уволен.

— Но ведь у меня трое детей…

— Если мы будем думать о чужих детях, то никогда не построим капитализм. Не ты один, у нас полстраны безработных и бездомных.

— Ты, — ткнул пальцем серый костюм в первого попавшегося человека, — исправишь этот лозунг.

— Но ведь я не художник…

— Вот взяли моду возражать, — возмутился серый костюм. — Переквалифицировать его.

Группа женщин застучала каблучками через зал.

— Вы куда? — рявкнул серый костюм.

— Ролик рекламы смотреть.

— Что рекламируем?

— Преступления, голод и разврат.

— Замечательно! — серый костюм даже подпрыгнул от удовольствия.

Дамочка с бегающими глазками подскочила к серому костюму и что-то шепнула ему на ухо.

— А, народ собрался? Никак наесться не может? Что-то у вас реклама плохо работает.

— Так народ теперь нищий, и телевизор купить не может…

Серый костюм, не слушая дамочкину болтовню, выхватил из ее рук коробку шоколадных конфет и помчался по лестнице вверх. В приемной сидела голоногая, выкрашенная во все цвета радуги секретарша. Серый костюм чмокнул ее в шейку и подсунул коробку с конфетами. Секретарша захихикала, что явилось согласием отворить дверь в покои шефа. Серый костюм приготовился, прилизался и стал на четвереньки, кивнув секретарше: «Давай!». Та отворила дверь, и серый костюм на четвереньках вполз в громадный кабинет. В глубине его стоял стол и кресло с высокой спинкой, в котором никого не было. Из пустоты послышался грозный голос:

Конец ознакомительного фрагмента.