Отставка. Дело 01. «Убиенные молнией»

Владимир Янковский

Действие повести происходит на рубеже XX – XXI веков, уходит во времена Ивана Грозного, XVIII век. Начало повести и ее окончание развертывается в наши дни. Реальные события сопровождаются художественным домыслом автора.

Глава первая. Личное

27 декабря 1999 г.,понедельник, 9 ч. 31 мин.Москва, Старая площадь,администрация Президента РФ.

Вот и заканчивается очередной год. Наступающий — знаменательный: последний не только в ХХ веке, но и во втором тысячелетии. От подобных рубежных лет всегда веяло чем-то таинственным и тревожным. Вот и сейчас, сидя на своем рабочем месте начальника информационно-аналитического Управления президентской администрации, Константиновский никак не мог сосредоточиться на подготовке аналитической записки по итогам уходящего года. Третьего января, в первый рабочий день, его управление должно положить на стол главы государства подробный анализ и прогноз развития основных событий в экономике, политике, международной жизни. Над составлением «Записки» трудятся несколько десятков экспертов, начальник Управления лишь куратор, вносящий последние штрихи в документ. Но сегодня его мозги не работают, текст отчего-то плывет перед глазами, многочисленные попытки войти в рабочий ритм ни к чему не приводят.

Ощущение напоминает предгрозовое — духота, мозги плавятся, пот градом, ветер гонит тучи, пыль поднимается воздушными потоками, напоминающими мини-смерч, все живое ждет очищающего удара молнии, глотка озона и ливня, сметающего все на своем пути. Так и сейчас в Администрации — сотрудники делают вид, что погрязли в работе, а сами клубятся по кабинетам и полунамеками обсуждают необычную активность на самом верху — Хозяин, он же Кремлевский Дедушка, зачастил в последние дни в свой кабинет в Кремле. Туда один за другим вызываются министры-силовики, главы естественных монополий, секретарь Совбеза, а сегодня пресс-служба пригласила руководителей трех общероссийских телеканалов.

Что-то непременно должно произойти в самое ближайшее время. Но что? Константиновский откладывает в сторону который уже по счету вариант аналитической записки, идет в комнату отдыха, ставит чайник, вытаскивает свой огромный черный бокал, заваривает любимый кофе «Якобс» и, смакуя каждый глоток обжигающего напитка, пытается восстановить свою работоспособность. Сквозь неплотно прикрытую дверь доносится зуммер аппарата, связывающего кабинет с приемной. «Подойти? — мучительно рассуждает чиновник, — Но это не прямые линии с Президентом и главой администрации. Остальные пусть подождут…» Он вновь медленными глотками пьет кофе. Между тем по кабинету кто-то прошелся и осторожно замер у двери в комнату отдыха. Это становится интересным. Робкий стук в дверь прервал его размышления.

— Да! — откровенно-раздраженно бросил Константиновский: в его конторе не принято так нагло врываться к начальнику.

— Владислав Вацлавич, простите! — на пороге комнаты отдыха замерла Катя Устинова, его референт, охраняющая доступ к нему от невсегда желанных посителей.

— Катерина?! — возмущенно-вопросительно спрашивает начальник у помощницы.

— Звонил дежурный охранник подъезда вашего дома. С обычной почты, обслуживающей этот участок города, пришла девушка-посыльная с телеграммой на ваше имя. Поскольку ни вас, ни сына ни оказалось, она обратилась за помощью к сотрудникам службы охраны. Дело в том, что телеграмма срочная… — Катя замялась.

— Охрана прочитала? — он решил помочь своей подчиненной и ободряюще улыбнулся.

— Да. Текст следующий: «Воронежа 27.12.1999. 7.31. Москва, Весенняя, 4, кв.36, Константиновскому В. В. = Вчера умерла мама = Юля»…

В глазах потемнело. Жилки на висках застучали. Перед глазами побежали маленькие белые точки, похожие на снег. Вот почему ему не работалось со вчерашнего вечера! Потом утверждайте, что у человека нет предчувствия!

— Кто-нибудь из родственников? — участливо спросила Катерина.

— Бывшая жена. Юля — моя младшая дочь, — объяснил Владислав Вацлавич.

Устинова молчала, не прозносила дежурных фраз типа «Примите мои соболезнования», и за это он был благодарен референту.

— Позвоните в управление делами, попросите мне бронь на вечерний рейс в Воронеж, на утренний я наверняка опаздал. Найдите сына, он должен быть на работе, — необходимые в таких случаях указания Константиновский давал «на автопилоте».

Вопросительно взглянув на шефа — не будет ли еще каких просьб, — Катя молча вышла в приемную. Он попытался связаться с главой администрации, но прямой телефон не отвечал, а референт сообщил, что Главный Администратор у Хозяина. Что же, подождем.

— Владислав Вацлавич, Александр у телефона! — осторожно произнесла Катерина.

— Папа, что случилось? — тревожно начал разговор сын.

— Вечером я улечу в Воронеж, сколько пробуду там — не знаю. Пришла телеграмма от твоей сестры. У нее вчера умерла мама…

— Я полечу с тобой! — перебил сын.

— Не надо. Подумай лучше о том, как мы разместим девушку…

— Сколько ей сейчас лет?

— Летом будет семнадцать. Она заканчивает одиннадцатый класс. С отчимом я ее не оставлю. Буду забирать, — твердо заявил Константиновский.

— Хорошо, я понял. Ты звони мне, если что! — в голосе сына чувствовалась изрядная доля обиды за желание отца полететь в Воронеж одному. Но девочке тяжело после почти четырнадцати лет разлуки увидеть отца, а тут еще папаша ни один нагрянет, а со старшим братом. У девочки и так горе, зачем дополнительные стрессы?

Встрепенулся прямой аппарат Главы Администрации.

— Искал, Владислав Вацлавич? — пророкотал в трубке его характерный начальственный басок.

— Мне нужен отпуск за свой счет до конца недели. Пришла телеграмма из Воронежа, вчера умерла бывшая жена, там осталась одна младшая дочь. Надо лететь, помогать, забирать ребенка, она хоть и взрослая почти, одиннадцатый класс заканчивает, но с отчимом я не собираюсь ее оставлять, — объяснил ситуацию начальник информационно-аналитического Управления.

— Вопросов нет. Про без содержания ты загнул, я сейчас издам распоряжение о твоей командировке в Воронеж и позвоню тамошнему губернатору, пусть встретят и помогут, как положено, — пообещал Главный Администратор.

— Спасибо! — поблагодарил Константиновский.

— Да за что? У каждого такое может случиться. У меня только наоборот, старшая дочь с матерью осталась жить, а во втором браке сын, да ты знаешь. Не забудь поручить заму довести до ума аналитическую записку…

Заскочив днем домой, Владислав наскоро собрал дорожный кейс, бросив туда пару рубашек, темную и светлую, спортивный костюм, смену белья, тапочки, взял кредитную карточку, наличку, что нашлась в доме — любые похороны требуют много средств. По дороге в аэропорт и потом, в самолете, вспоминал всю свою жизнь. Он родился в Ташкенте еще при Сталине, в школу пошел при Хрущеве, университет закончил при Брежневе. Самое памятное воспоминание из школьной жизни — как пацаном-пятиклашкой вместе с другими мальчишками расстрелял алюминивыми скобками портрет вождя мирового пролетариата Владимира Ленина, висевший над доской в классе — кабинетной системы тогда еще не было, наоборот, учителя ходили к детям. Бедную классную взгрели по партийной линии, а виновников заставили сброситься на новый портрет. На их беду великого вождя в книжных магазинах не оказалось — дефицит, и ничего смешного! — пришлось покупать и вешать великого «кукурузника» Никиту Хрущева. В славном пионерском детстве Константиновский был политсектором, портрет шел по его «ведомству», именно ему тогда пришлось решать поменять «шило на мыло», а буквально через пару дней (шел октябрь 1964-го) Никиту Сергеевича сняли со всех занимаемых постов. Портрет директор школы убрал. Для юного Константиновского этот случай стал первым уроком необходимости тщательного анализа и прогнозирования ситуаций.

Дальше — комсомольская юность, секретарство в школе, бюро райкома — небывалый случай: школьник — член бюро, а в конце десятого класса, выступая на районном собрании выпускников, Владислав познакомился с Лидой Беляевой из соседней школы. Они встречались три года, учась в одном универстете — она на историческом, он — на факультете журналистики, пока наконец не решились пожениться. Свадьба была веселая, гуляла ведь в основном молодежь, сразу две студенческие группы.

По молодости они были не очень искушены в вопросах планирования семьи, поэтому на четвертом курсе, в 1973-ем, родился сын, его Саша… Почему я употребил местоимение в единственном числе — «его», а не «их»? Лидушка, его хохотушка, единственная и неповторимая, умерла при родах. То был самый страшный день в еще короткой жизни Константиновского. Привез Лиду в роддом ночью, ближе к полуночи, его отправили домой, заверив, что все в порядке и нечего маяться до утра. Утром с авоськой, полной молочных продуктов, Владислав спокойно явился в роддом, увидел информацию на стенде — «Лидия Константиновская, мальчик, 3500 г.», но, когда попытался сдать передачу, его почему-то сразу же проводили к главному врачу.

Дородный мужчина в белом халате сорока с небольшим лет (ему тогда он показался стариком), Виктор Михайлович Табаков — анкетные данные главного до сих пор в памяти чиновника, — на выбор предложив юноше корвалол или коньяк, повинился за врачебный прокол — Лида умерла от сильного кровотечения…

Неизвестно, как бы он выжил, если бы не младенец и родители Лиды — мать Константиновского к тому времени переехала в Москву, повторно выйдя замуж за офицера-десантника — отца своего Владислав не помнил, родители разошлись, когда сыну было года четыре от роду. Константиновский-старший погиб в конце семидесятых в Алма-Ате. Он работал в уголовном розыске МВД Казахстана и при задержании опасных преступником машина, где сидели опера, врезалась в железнодорожный состав на переезде — бандиты успели проскочить под самым «носом» локомотива, а милицейскому «газику» это не удалось.

Сашу вынянчила бабушка Лиды и ее мама, теща Владислава. Им двоим он обязан до конца своих дней. Один Константиновский куковал семь лет, пока Санька подрос и пошел в школу. Только тогда он решился на сумасшедший поступок — повторный брак. Почему сумасшедший? В 1980-ом, году московской олимпиады, Владиславу исполнилось уже двадцать девять, а невесте, Ольге Сидоровой, всего девятнадцать. Это сейчас никого не удивишь двадцати — тридцатилетней разницой в возрасте жениха и невесты, а в конце семидесятых его поступок казался действительно смелым. Бывшая теща, мама Лиды, Людмила Николаевна, к тому времени вышла на пенсию, сама благословила зятя на брак, заявив, что память о дочери священна, но жить-то мужику надо… В душе она не совсем одобряла выбор зятя, но возражать благоразумно не стала.

Они прожили с Ольгой четыре года. В 1982-ом родилась Юля, а через два года Ольга бросила мужа, по сути сбежав вместе со своим бывшим одноклассником, юным лейтенантом из стройбата. Тогда, забрав одиннадцатилетнего сына, Константиновский уехал в Москву, к матери, стал работать на Центральном Телевидении, всерьез занялся наукой, защитил диссертации сначала кандидатскую, потом докторскую, стал вдобавок к журналистике историком. Санька подрастал, совершенно неожиданно увлекся биологией (ни по отцовской, ни по материнской линиям в роду у него профессиональных биологов не было, только дачники-практики), поступил на биофак МГУ, успел закончить аспирантуру и защитить кандидатскую диссертацию. Тема исследования очень интересная — «К вопросу о происхождении разумной жизни на Земле». Константиновский-младший придерживается инопланетной версии происхождения человека разумного. Диссертация его вызвала живой интерес в научных и околонаучных кругах, Саша гордится этим, он очень самолюбивый молодой человек и хочет многого добиться сам, чтобы небыть сыном того самого Константиновского, вот почему Александр рано приучил окружающих называть себя по имени-отчеству во избежании всяческих недоразумений.

Конечно, все эти годы Владислав следил за судьбой дочери. Обменивался одним-двумя письмами в год с ее матерью, своей бывшей женой. Дочери она просила не писать, чтобы Юля не терзалась еще проблемой двух отцов — отцом она называла отчима, Василия Кариневского, за которого вышла замуж ее мать. Несколько фотографий — вот все, что у Владислава было о дочери за долгие четырнадцать лет их разлуки. Он знал — семья дочери обосновалась в Воронеже, куда после демобилизации из армейских рядов перебрался господин Кариневский, на мутных волнах перестройки ставший преуспевающим бизнесменом, руководителем строительной фирмы. Был в курсе, что Юля успешно учится в местной гимназии, имеет склонность к иностранным языкам (свободно владеет английским и чуть хуже француз-ским), побывала уже за границей, — вот, пожалуй, и все.

Успехам дочери он радовался, алименты слал четко, словом, ему казалось, что отцовский долг выполняется сполна. Но такой ситуации как сегодня предвидеть, конечно, никто не мог. Ольге не так давно, осенью, исполнилось тридцать восемь лет. Совсем еще молодая женщина. «Интересно, от чего она скончалась?» — подумал Константиновский, но ничего вразумительного на ум не приходило.

Самолет между тем пошел на посадку. Надо пристегнуть ремни и ждать — скоро узнается все. Довольно плавный толчок, рулежка по взлетно-посадочной полосе. Пора подниматься, у него только ручная кладь, незаменимый походный темно-серый кейс. Чья-то рука легла на его левое плечо. Повернувшись, увидел стоявшего в проходе сына. Это уже интересно: впервые за многие годы ребенок ослушался отца! Впрочем, какой он ребенок…

— Я подумал, что тебе будет все-таки тяжело одному! — мягко, но настойчиво произнес Александр.

— Правильно сделал! — только и сказал Константиновский, пряча улыбку в глазах.

27 декабря 1999 г.понедельник,19 часов 11 минут.Воронеж, аэропорт.

У трапа стояли две черные «Вольво» областной администрации и одна канареечная «Волга» сопровождения ГИБДД. Мужчина в традиционной пыжиковой шапке и длинном драповом пальто шагнул им навстречу.

— Здравствуйте, Владислав Вацлавич! — крепкое рукопожатие подтвердило его добрые намерения. — Соловьев Андрей Сергеевич, первый вице-губернатор. Нам звонил Алексей Денисович, объяснил ситуацию. Это ваш референт? — Соловьев кивнул на Александра, замершего за спиной отца.

— Это мой сын, Александр Владиславович! — московский гость представил молодого человека местным властям.

— Очень рад… В смысле познакомиться! — тут же поправился вице-губернатор. — Вам надо получать багаж?

— Нет! — Константиновский отрицательно покачал головой.

— Тогда в машину! — хозяин показал жестом на ближайшую к трапу «Вольво». Через несколько секунд машины уже выехали на шоссе, ведущее к городу.

— Мы разместим вас на нашей даче в Сосновке, — ворковал вице-губернатор. — Где жила ваша бывшая супруга?

— Улица Ленина, 34, — на память ответил москвич.

— Так, — порывшись в своем ежедневнике, Соловьев неожиданно произнес, — Кариневская Ольга Викторовна, 1961 года рождения, место рождения — город Ташкент. Верно?

— Четко работаете! — похвалил он местных товарищей.

— Не зная фамилии, нам пришлось выписать данные на всех умерших вчера женщин, — пояснил Андрей Сергеевич, набирая на мобильнике чей-то номер. — Пал Палыч? Соловьев. Пока мы едем из аэропорта, пошли своих орлов на улицу Ленина,34 и квартира тоже 34. Нет, только проверить весь подъезд и взять под контроль квартиру. Спасибо!

Покопавшись в своем ежедневнике, чиновник вновь повернулся к гостям:

— Труп вашей бывшей жены обнаружили вчера около 22.00 у подъезда соседи, возвращавшиеся из театра. Они вызвали милицию и предупредили дочку.

— Отчего наступила смерть известно? — поинтересовался Владислав.

— Сугубо предварительное заключение экспертов — разможжение головного мозга. Лед на тротуаре не был посыпан ни песком, ни опилками, Ольга Викторовна подскользнулась и ударилась головой о бордюр. Впрочем, это вчерашние данные поверхностного осмотра милицейских экспертов. У меня нет еще результатов паталогоанатомической экспертизы. Мы проверили по вашей фамилии, таковых среди умерших не было. Дали общую установку взять под контроль смерть всех женщин в возрасте от тридцати до пятидесяти лет. Я сейчас уточню у начальника Центрального РОВД! — вице-губернатор вновь набрал чей-то телефонный номер. — Никодим Фомич! Соловьев. У тебя есть заключение паталогоанатомов по смерти гражданки Кариневской Ольги Викторовны, чей труп обнаружили вчера у ее дома на Ленина, 34? Как нет?! Ты что, не получал шифрограмму за моей подписью? Да, именно этот случай на твоей территории. Что значит угораздило? Мы как раз едем туда с московскими гостями. Понял?! То-то же… Через полчаса жду у подъезда с докладом!

Оставшуюся часть пути ехали молча. Улица Ленина расположилась в центре города. Крупнопанельная двенадцатиэтажка, первый подъезд, возле которого уже стояло несколько машин с мигалками и без оных. Навстречу вице-губернатору двинулась группа людей в строгих пальто. Вполголоса они о чем-то долоожили Соловьеву. Наконец тот повернулся к приезжим:

— Знакомьтесь, начальник областного управления ФСБ Пал Палыч Третьяков, начальник РОВД Царьков Никодим Фомич и их подчиненные.

— Подъезд проверен, все спокойно! В квартире тихо, телерадиоаппаратура не работает, слышен был только шум воды на кухне, — доложил главный ФСБшник.

— Заключение паталогоанатомов подтвердило предварительные выводы милицейских экспертов. Удар был настолько силен, что, простите за натуралистические подробности, череп просто раскололся, — развел руками начальник РОВД.

— Это возможно от обыкновенного падения? — удивился Константиновский. — Чтобы череп раскололся, нужно по меньшей мере топором тюкнуть, как Раскольников старуху. Какая у вас вчера была погода?

— Примерно как и сегодня, мороз — 15 градусов, — ответил ФСБшник.

— Женщина наверняка была с теплой шапкой на голове… Чтоб при этом такая рана? Ладно, сотрясение, потеря сознания, смерть от мороза — еще куда ни шло, — Владислав Вацлавич покачал в сомнении головой.

— Труп обнаружили без головного убора. Возможно, украли, пока лежала на морозе, но есть и другой вариант — Григорьеву подвезли до дома на машине, — предположил Царьков.

— Родственники уже забрали труп из морга? — это главный ФСБшник уточнил у своего милицейского коллеги.

— Нет, по нашим данным он еще в морге областного бюро судмедэкспертизы, — показал свою осведомленность полковник.

— Тогда с вашего позволения, Владислав Вацлавич, наши специалисты взглянут до утра? — спросил у москвича разрешения контрразведчик.

— Андрей Сергеевич, вы сказали, соседи, обнаружив труп, сообщили дочке. А нынешний муж Кариневской? — повернулся высокопоставленный чиновник к вице-губернатору.

— По данным паспортно-визовой службы в квартире проживали только двое — Кариневская Ольга Викторовна, 1961 г. рождения и ваша дочь Константиновская Юлия Владиславовна, 1982 г. рождения. Кариневский Василий Андреевич, 1961 г. рождения, выписан в 1996 г. в связи с выездом на постоянное место жительство в США, — пояснил полковник Царьков.

Константиновские переглянулись. Пожалуй, более подробной информации сейчас не узнать. Пора подниматься. Квартира 34 на девятом этаже. Высоковато, хотя и не последний, дом-то двенадцатиэтажка. Осторожно нажимают на кнопку звонка. Через минуту дверь распахивается, на пороге темноволосая высокая девушка, зябко кутующаяся в теплый зимний халат. Она удивленно смотрит на толпу незнакомых мужчин — поднялось пятеро, не считая крепких парней из ФСБ, блокировавших лестничные клетки вверху и внизу.

— Юля? — Владислав шагнул навстречу. — Я — твой отец! — чуть поколебавшись, произнес Константиновский.

Девушка посторонилась, пропуская их всех в коридор.

— Это — твой брат Александр! — москвич представил детей друг другу.

Девушка с любопытством взглянула на свалившегося как снег на голову еще одного родственника.

— Юлия Владиславовна, примите наши самые искренние соболезнования… Скажите, вы успели связаться с какой-нибудь похоронной конторой? — деловито поинтересовался вице-губернатор.

— Нет, я только сегодня получила справку из судмерэкспертизы и выписала свидетельство о смерти. Завтра должны подойти мамины коллеги по работе, они обещали оплатить все услуги, — еле слышно произнесла дочь.

— Где работала ваша мама? — уточнил главный ФСБшник.

— В соседней школе, 53-ей, она учителем географии была, — пояснила девушка.

— Владислав Вацлович, мы все эти проблемы возьмем на себя. В 9.00 встречаемся в судмедэкспертизе. Машина и водитель в вашем распоряжении круглосуточно. Номер в Сосновке ждет вас. Ребята из ведомства Пал Палыча блокировали квартиру. Возьмите мобильник и наши телефоны, — любезный вице-губернатор протянул средства связи и карточку с набором необходимых номеров.

— Отец и брат будут ночевать здесь! — веско сказала дочка, вопросительно посмотрев на москвичей.

— Конечно, — с готовностью подтвердил отец. — Так что по Сосновке отбой, Андрей Сергеевич!

— Понял Вас! — коротко бросил второй человек в области. — Держитесь, Юлия Владиславовна! Вам много досталось, да и впереди еще… — он неожиданно нежно погладил девушку по плечу.

Сопровождавшие лица откланялись. Константиновские остались втроем.

— Раздевайтесь! — дочка показала на вешалку в конце коридора.

Сняв верхнюю одежду, мужчины прошли в зал, устроились на диване, а Юля по-хозяйски расположилась в одном из кресел. Надо было говорить, но что?

— Никогда не думал, что мы встретимся по такому поводу, — тихо произнес отец. — Вы давно с мамой вдвоем жили?

— Ты откуда знаешь? — удивилась дочь.

— Местные товарищи только что доложили, — спокойно ответил он.

— Родители больше трех лет как разошлись. Отец в Америку уехал. Бросил нас, — с вызовом произнесла Юля, проверяя, как москвич среагирует на выражения «родители», «отец». — Мама вынуждена была пойти работать, при отце она не работала, мы жили, как у Христа за пазухой, — Юля вновь, словно намеренно хотела его обидеть, повторила этот термин «отец» о совершенно чужом для нее человеке.

Внешне Константиновский не подавал виду:

— Почему же мама не написала мне об этом? — удивился он вслух.

— Для чего? Ты что, вновь бы сошелся с ней, разрушил ради нас свою семью? — нервно произнесла дочь.

— Юля, мы с папой четырнадцать лет живем вдвоем! — в разговор вмешался сидевший до этого молча Александр. — Я не знал ни твою маму, ни свою, кстати. Моя умерла, когда рожала меня. Так что разрушать ничего не пришлось бы. А отец у нас с тобой хороший! — с явной обидой в голосе закончил тираду молодой человек.

Девушка недоверчиво и с какой-то грустью посмотрела на них обоих. После паузы спросила:

— Чаю хотите? У меня в холодильнике, правда, не густо, только масло и яйца, но хлеб есть, сахар тоже… Твоих алиментов хватало на гимназию и кое-что из одежды, и на том, как говорится, спасибо…

— Саша, спустись к ребятам, съезди с ними в ближайший супермаркет, возьми на свое усмотрение продукты на ужин и завтрак, — Владислав вытащил из кармана пиджака бумажник, протянул его сыну.

— Понял! — коротко ответил тот, выходя в коридор.

— Ты меня презираешь? — спросил Владислав дочь, когда за Сашей захлопнулась дверь.

— За что? Ты же помогал мне, исполнял, так сказать, свой отцовский долг. Правда, по почте, отец-заочник! — съязвила Юлия. — Если бы ты знал, как я ждала тебя в прошлом году, на свой шестнадцатый день рождения! Ладно, хоть вспомнил, перевод телеграфный прислал, тысячу рублей, до августовского падения доллара это было кое-что… Но я весь вечер вздрагивала от каждого звонка в дверь. Может, и мамка была бы жива… — слезы вдруг полились из ее глаз. — Она же мне объясняла: у отца другая семья, он не приедет, не жди! А у тебя, оказывается, и нет никого, кроме Саши…

— Да это мама сама просила не объявляться, не писать тебе непосредстенно, чтобы не создавать проблему двух отцов, — неуклюже пытался оправдаться почти пятидесятилетний седой мужчина, подойдя к креслу, в котором сидела его дочка, больше всего нуждавшаяся сейчас в отцовской защите.

— Я же не дурочка, фамилия и отчество все равно разные, чем у… — тут она запнулась даже сквозь слезы, видимо, не решаясь вновь произнести «отца», и заявила нейтрально, — маминого мужа.

«Это уже прогресс!» — подумал с радостью Константиновский, погладил дочь ладонью по волосам:

— Прости меня, Юль! Мама все время писала в открытках: у нас все хорошо, Юля учится почти на одни пятерки… Знал бы я, что тут у вас творится…

— Мама гордая очень была, никогда никому не призналась бы, что ей плохо, хотя… — тут дочка запнулась.

Владислав не торопил: в такой ситуации важно не передергивать, она видит его фактически впервые в осознанной жизни, что захочет сказать, то скажет.

— Ты кто вообще? — вдруг спросила дочь, уводя разговор совершенно в другую сторону.

— В каком смысле? — ошарашенно уточнил отец.

— Кем работаешь? С тобой куча начальства понаехала, даже вице-губернатор…

— Откуда ты их знаешь? — поразился он.

— Новости местного телевидения смотрю! — впервые за долгий разговор улыбнулась дочь.

— Я работаю в администрации президента страны, начальник информационно-аналитического управления, — пояснил отец.

— А Саша? — не унималась дочь.

— Он биолог, трудится в одном из научно-исследовательских институтов Академии Наук…

Возможно, Юля хотела сказать еще что-то важное, но тут раздался звонок у входной двери. Вернулся Саша с двумя пластиковыми пакетами в руках. Минут через двадцать они сели ужинать. Взяв в руки бутылку с коньяком, Константиновский-старший внимательно посмотрел на дочь:

— Давай помянем… маму! Ты пьешь?

— Умею, но не увлекаюсь. Но сейчас надо. Только мне чуточку! — Юля инстинктивно протянула руку к рюмке, словно стараясь забрать ее от отца.

Не чокаясь, они помянули память рабы Божьей Ольги.

— Ты дала телеграмму маминым родителям? — спросил он, не наливая больше никому.

— Да, одновременно с твоей. Но в Ташкент сейчас не только самолета, поезда прямого даже нет. Они наверняка не успеют к похоронам! — с сожалением произнесла дочь.

— Бабушка с дедушкой даже не позвонили? — искренне удивился я.

— У нас нет дома телефона, куда же они позвонят? — пожала плечами Юля.

— А у них? — уточнил отец.

— Есть, после ужина я найду в маминой записной книжке номер…

— Юля, где будем хоронить маму, здесь или в Москве? — осторожно спросил Владислав Вацлович у дочери.

— Почему в Москве? — девушка удивленно вздернула брови.

— Потому что одну тебя мы здесь не оставим, — просто объяснил он. — Если ты, конечно, не против!

— Семья у нас неполная, без женщин скучно. Теперь веселее всем будет! — свое веское слово заявил и Саша.

— А как же с учебой? Мне всего полгода осталось?.. — засомневалась дочь.

— Рядом с нашим домом прекрасная школа, любой вашей гимназии не уступит. В институт все равно в Москве поступать! — успокоил брат сестру.

— Но хоронить все равно будем здесь. Мама не жила в Москве ни одного дня. Лучше приезжать сюда на могилу…