Ошибка Конан Дойла

Владимир Чёркин (2023)

Есть детективы-стрелялки, детективы-разборки, «чёрные детективы», мистические… Перечислять их можно долго, главное, что их объединяет — они вне конкретного места и времени действия — за границей, в Космосе, в каком-то измерении или в сказочной, придуманной стране… Как ни парадоксально, детективы Владимира Чёркина, большей частью происходящие на родной ему Саратовской земле, с одной стороны, имеют вполне обыденное место действия, а с другой — сочетают в себе черты многих детективов, где преступники и жертвы (и их окружение) действуют непредсказуемо и совершенно неожиданно для читателя. Нарочито спокойный, отстраненный рассказ, добротно, реалистично выверенные подробности, знакомая речь, человеческие характеры, будничная работа милиционера или полицейского — всё это рождает безотчётное чувство доверия к описанию того, что происходит на страницах книги. И приходит понимание, что это — та самая обычная жизнь человеческая, которая в любой момент (при своей внешней простоте) может дать сто очков вперёд любому сочинителю. От строчек Владимира Чёркина по-настоящему трудно оторваться! Для читателей, ценящих хороший отечественный детектив.

Кулёк конфет

Две женщины сидели за столом и пили чай.

— Мама, давай фотографию на стену повесим. Вот все мои одноклассники здесь…

— Дочка, нельзя на стену вешать фотографии, Аллах накажет.

— Ой, мама, двадцать первый век на дворе! Я хочу врачом стать, учиться в институт пойду. Папа разрешит…

— Пусть только не разрешит! Я ему…

— Ой, мама, знаю я тебя… А ты до замужества встречалась с папой?

— Что ты, дочка, тогда и в мыслях никто из девочек такое не держал! Когда меня отдавали замуж, страх у меня такой был — душа из тела вылетала! Три дня не спала, думала: какой он? Аллаха молила, чтоб он был здоровый, не кривой… А когда разрешили на жениха посмотреть, благодарила Аллаха, что он высокий и красивый. — И мать тяжело вздохнула.

— Что ты, мама, вздыхаешь? Ведь высокий и красивый…

— Злой он человек, дочка.

— Мама, да он мне душу свою отдаёт!

— Тебе — да… Но ладно, забудем об этом разговоре. Я за тебя, Асия моя, тоже душу отдам! И чтобы он там ни думал, я сделаю всё для тебя. Мы живём среди русских женщин, а они даже в космос летают. Если что, я ему…

— Мама, ну какая ты у меня умная, — улыбнулась дочка, — и смелая!

В это же самое время в другом месте за столом сидело четверо, ели руками плов, пили густой чай… Высокий симпатичный курд Альбек говорил:

— Аллах спас меня и мою семью. Горбатый не защитил нас, наш народ, когда нас выгнали из Средней Азии. Да, Аллах свидетель, мусульманин пошёл на мусульманина…

Забудем это, мои друзья. Мы здесь среди русских и казахов, нам ничто не угрожает. Забудем политику и перейдём к делу. Так ты, Кайсым, как я понял, обещаешь хорошие деньги за мою дочь? Ну да, она красавица, спортсменка…

— А ещё комсомолка и будущий доктор медицинских наук, — продолжил Кайсым.

— А что плохого в том, что она мечтает быть врачом? — спросил отец.

Двое рассмеялись, а третий — Кайсым — симпатичный, средних лет мужчина усмехнулся:

— Мне нужна жена…

— Тебе нужна вторая жена, — уточнил отец.

— Ну и что? Аллах разрешает иметь до четырёх, если можешь их прокормить.

— Не забудь, мы живём на территории России, а здесь свои законы… Но мы не будем нарушать наши традиции, обычаи и законы шариата. Задёшево дочь не отдам.

— Четыре тысячи и ни рубля больше! — отрезал Кайсым.

— Хорошо, но сейчас и полностью! — подумав, согласился отец.

Кайсым достал из внутреннего кармана деньги:

— Считать будешь?

— Мусульманин не обманет мусульманина, — ответил отец и сунул деньги в карман. — Теперь надо, по традиции, так сказать, сыграть нашу свадьбу-договор, спросить, согласны ли жених и невеста.

— Хорошо, пройдёмте в другую комнату.

Все четверо мужчин прошли и сели за столик на ковёр.

— Тебе нравится невеста? — спросил один из мужчин будущего жениха.

— Да.

— Ты хочешь на ней жениться?

— Да.

— А ты, невеста? — обратился он к другому мужчине, исполняющему роль невесты. — Хочешь выйти за него замуж?

— Да, — ответил тот.

— Восхвалим Аллаха милосердного и великого! — заулыбались все.

Они встали и пошли во двор. Садясь на коня — маленькую монгольскую лошадь, отец дочери, которую он только что продал, сказал:

— Поезжайте к моему двоюродному брату, он придёт к нам домой и вызовет дочь во двор… Да будет счастлива семья!

— Аллах акбар! — хором сказали провожающие.

Отец легонько ударил пятками в бока лошади, и она, махнув хвостом, затрусила по чуть прибитой дождём дороге в степь.

…Мать сидела с дочерью за столом и катала в ладонях сыр. Эти сухие сырные катушки-градинки муж потом брал с собой в степь, они долго хранились. Мясо они научились сохранять в роднике, оно оставалось свежим до трёх дней. Муж пас совхозное стадо.

Асия учила русский язык, потом стала делать задания по математике… Вошёл двоюродный брат мужа и сказал:

— Асия, там твои подружки к тебе пришли и ждут во дворе.

Мать почтительно встала и пригласила его к столу, а дочка козочкой выскочила во двор…

— Садись, я сейчас чай подам, — предложила мать. — Сливки?

— По-русски живёте, — осмотревшись вокруг, покачал головой мужчина. — Стол, стулья…

— У нас в другой комнате по-мусульмански…

— Мама! — вдруг раздался во дворе испуганный крик дочери.

Женщина кинулась к двери, но гость опередил её и встал у двери.

— Не спеши, апа! — почтительно сказал он.

— А, чёрт, она кусается! — донёсся мужской крик со двора.

— Мама! — снова закричала дочь.

Мать оттолкнула мужчину от двери и выскочила во двор. И увидела, как двое мужчин запихивают её дочь в машину.

— Стойте, негодяи! — заорала мать.

Машина плохо заводилась… Матери попался на глаза валявшийся на земле камень. Она швырнула его в заднее стекло машины, и оно осыпалось, оставив на резинке осколки стекла, окно стало похоже на раззявившую пасть с изъеденными зубами. Машина дымнула и рванулась с места с пробуксовкой… Вышел из дома двоюродный брат мужа и с ухмылкой посмотрел, как мать бежит вслед за машиной с вытянутыми руками с криком:

— А-сия-я-я!

Мать задохнулась и упала…

Участковый сидел за столом — сытый и довольный жизнью с той поры, как в район нахлынули курды. Жизнь его стала не мёд, а баранина: приезжий народ часто приглашал его в гости. Еда у них была вкусная, а за зашторенными занавесками окон — Аллах не увидит! — были и рюмки, не одна и не две. Располнел участковый, солидность и важность приобрёл. Жена его, наполовину казашка, наполовину русская, была женщина покорная и худосочная. Когда он приходил домой и брякался на софу, она расшнуровывала его ботинки, снимала их… «Ну что у меня за жена такая? — думал он в это время. — Не мог найти лучше!» С тем и засыпал… А утром шёл к себе в участок, плюхался в кресло, звонил в управление, докладывал, что на его участке всё спокойно и происшествий не случилось.

И вот на пороге его кабинета появилась женщина с лицом белее снега и закричала:

— Украли мою голубушку! Дочку Асию украли!

Участковый чуть не подпрыгнул в кресле от страшной мысли: «Тут не Кавказ, а почти центр России! И такое! За кражу человека…»

— Послушай, ты выдвигаешь очень серьёзное обвинение против людей. Ты знаешь, что за это дают до двенадцати лет? Садись, успокойся… — и он налил ей из графина воды. — Я думаю, что в этом деле участвовали и ваши родственники? — Женщина, выпив воды, немного успокоилась. — У вас, мусульман, как я знаю, кража невесты допустима… Ты вот что, иди домой, а мы после разберёмся.

Женщина молча встала и вышла из его кабинета. Побрела домой… А её муж Альбек, приехавший на калду навеселе после такой выгодной сделки, привёз и своему напарнику бутылец.

— Вот, дочерей надо иметь! — хвастался Альбек, лёжа на лежанке, заложив руки за голову. — Мне вот за мою девочку столько отвалили, ого-го! Машину теперь куплю!

— Да вы вроде женщин не цените. У вас жена как рабыня.

— Много ты понимаешь! Хорошая жена — это счастье… — И он уснул, улыбаясь.

А в машине, которая мчалась по степи, сидела между двух мужчин Асия и плакала…

— Что ты разревелась? — говорил ей один из мужчин. — Тебе давно пора замуж. Раньше девочки выходили в тринадцать лет, а тебе почти четырнадцать. И муж у тебя умён, богат, красавец…

— Папа узнает и убьёт вас! — ответила девушка.

Они загоготали.

— Да твой папа… — начал было говорить один из мужчин, но другой резко оборвал его:

— Заткнись!

Через час машина подъехала к небольшому аулу и остановилась у одного из домов. Их встретил Кайсым и с порога сразу же спросил Асию:

— Жена, почему не в чадре? Отведите её на женскую половину. Пусть ею займётся моя жена, а я по делам. Корова на второй ферме заболела…

Асию отвели на женскую половину дома. Она плакала, чем вызвала жалость у женщины намного старше её — первой жены.

— Мой муж — хороший человек, — говорила женщина, гладя Асию по голове. — Я тоже вышла за него вот как ты. Ревела, а потом привыкла, слюбились… Не хотела я вторую жену, да они разве слушают нас? Мы, мусульманки, только тем и хороши, что покорны и терпеливы. Ты молись Аллаху, легче тебе будет.

— Я мечтала врачом быть… — сквозь слёзы сказала Асия.

— И я тоже мечтала, да улетучилась моя мечта. Давай я тебя помою. А ты плакать перестань и мужу не груби, будь ласкова с ним, и всё будет хорошо. А станешь любимой женой, всё тебе будет — и любовь, и ласка, и даже учёба. Он для тебя всё сделает. — И она привела последний довод: — Любимой жене всё позволено!

Через три дня, когда приехал Кайсым, Асия была уже спокойной: смирилась со своей участью. «Я мусульманка, — говорила она себе, — а то, о чём мы мечтали с другом детства… Это были детские мечты…» Асия встретила мужа ласково, но тяжело вздохнула… Тот поел и пошёл на улицу. Во дворе был небольшой бетонный бассейн. Кайсым долго в нём мылся, фыркал…

…Утром, отлюбив молодую жену два раза, он недовольно ей бросил:

— Уходи к отцу! Я думал, ты девочка, а ты женщина. А я ему платил за девочку. — И он вышел, не глядя на Асию, бросив своей безропотной первой жене: — Пусть уходит, мне такая не нужна! Поеду заберу деньги. Да простыню, на которой мы спали, собери и никуда не отдавай. Отцу предъявим! — И он уехал.

Асия осталась в постели: у неё всё горело внутри, во рту пересохло. Она молча плакала и думала: «Стыд, позор! Почему Аллах сотворил меня такой?» Она села и подобрала под себя ноги, продолжая плакать… Потом посмотрела на дверь… на ручку двери… Сделала петлю на шарфе… Делая это, вспомнила, как давным-давно она ещё ребёнком сидела среди взрослых и слушала их рассказы. Один пастух рассказывал: «Я чуть не умер однажды. Научили меня, дурачка, жилы на шее пальцем прижимать. Я попробовал и уснул. Хорошо, напарник разбудил, а то бы умер».

Асия решила попугать старшую жену. «Войдёт она, увидит, испугается и снимет меня, — размышляла она, привязывая один конец шарфа к двери и накидывая петлю на шею. — И муж не прогонит обратно к отцу». Она встала на колени, потом легла: голова не достала до пола. «Что я делаю?» — пронеслась в голове мысль, когда она начала засыпать…

К вечеру в спальню зашла старшая жена, с трудом открыв дверь.

— Умерла! — охнула она, потом выскочила на улицу и закричала: — Умерла жена!

Вышли соседи, кинулись к их дому. Один мужчина отвязал Асию от ручки двери и положил на кровать. Все смотрели на мёртвую девочку… Смерть уже вступила в свои права… бледно-шафранный цвет покрыл её лицо, но она была по-прежнему красива, с разлётом чёрных бровей и карими глазами. Мужчина закрыл Асие глаза…

…Кайсым приехал на калду к отцу Асии, поздоровался.

— Салам алекум! — ответил тот. — Что, зятёк, примчался?

— А то! Забери свою дочку, а деньги верни!

— Это как?.. Мы же договорились… Дочку ты взял… Девочка теперь опозорена…

— Она не девочка!

— Это как не девочка?! Она ни с кем не встречалась… Значит, решил использовать и обмануть?

— Ты меня за дурака не держи! Она не девочка! Деньги отдай и езжай забирать дочь!

— А вот этого видал? — и Альбек показал дулю.

Кайсым схватил его за полу халата и приблизил к себе:

— Да я тебе!

— Ты что, слюной мне брызгать будешь? — и Альбек боднул его в лицо.

Кайсым упал бы, если бы не держался за халат. Альбек потянул его за собой, оторвал от себя и ударил в лицо. Но тут ударил его и Кайсым, уронил на землю и не сдержался, ударил ещё раз.

— Ой-ё-ёй! — схватился Альбек за бок.

— Где деньги? Убью!

— На топчане, в подушке, — ответил отец.

Кайсым пошёл в вагончик и кинулся к подушке, рванул наволочку. К его ногам упали деньги… Не считая, он положил их в карман халата и вышел.

— За дочерью своей приезжай! — сказал он отцу Асии. — Я позор терпеть не буду! Не приедешь — убью её!

Кайсым гнал машину, петляя по степи… И вдруг, когда вырулил из очередного оврага, на его пути встал всадник на коне, с виду почти мальчик, но рослый.

— Деньги верни! — приказал всадник.

— Какие деньги? Как разговариваешь со старшим? Да я тебя… — Кайсым вылез из машины.

Юноша поднял коня на дыбы. Кайсым попятился…

Всадник крикнул:

— Тюрьма по тебе плачет! — и после этих слов ускакал.

Обозлённый Кайсым сел в машину и вдарил по газам…

Домой он приехал вечером… Возле дома стояли люди…

— Что собрались? — спросил он. — Меня, что ли, не видели?

Из дома выскочила старшая жена и упала ему в ноги:

— Умерла она! Прости, не доглядела…

Кайсым кинулся в спальню и оторопел…

— Асия! — закричал он. — Ехал я от твоего отца, долго думал и решил покрыть твой грех. Молода ты, красива, по душе мне пришлась… — и он упал около Асии… Захолонуло его сердце… Лежал он с ней — голова к голове, руки на ней. — Асия, милая, что ты наделала?

Долго лежал он около Асии, потом встал и, покачиваясь, пошёл, на ровном месте чуть не споткнулся… Позвал парня из толпы и велел ему завернуть тело Асии в ковёр и доставить домой на машине. Асию увезли к отцу…

…Мать, убитая горем, сидела, покачиваясь, около тела дочери и бормотала что-то нечленораздельное. Ждали отца, но он в тот день не приехал. А Асию надо было готовить к похоронам. Отправили за ним всадника… Тот помчался в степь… Отца Асии потом нашли убитым около калды… Арестовали Кайсыма…

— Жену удушил, отца её убил, — устало вздыхал следователь, сочувственно глядя на Кайсыма. — Уголовное дело заведено на тебя. Два убийства… Грозит тебе пожизненное…

— Да не убивал я никого!

— Вот документ, принёс криминалист… В пачке денег, что взяли у тебя, нашли отпечатки пальцев отца. Как они оказались на деньгах? За девушку платил?

— Платил, калым это.

— А почему девушку убил?

— Не убивал я, да и не девушка она.

— Как не девушка?! Её все у нас знают, она из хорошей семьи, Аллах берёг её для семейной жизни… Слушай, я знаю, наверное, не понравилась тебе строптивая, отказала тебе в ночи… Ну погорячился немного, пальцы на её горле подержал, а она возьми и умри. Ты инсценировал её смерть: мол, сама повесилась. Денег стало жалко… И такое бывает… Решил обмануть. Как у вас там бывает? Сказал муж жене три раза: «Развожусь!» — и всё. А она в петлю, а ты — к тестю: мол, деньги давай, а жену забери.

— Да не убивал я ни её, ни его! Ну подрались мы с ним, ну врезал я ему, деньги забрал и ушёл.

— Нет, ты деньги забрал, наволочка разорвана, вышел, а топор рядом лежал, которым ты в гневе ударил его по голове…

— Да не убивал я его! Подрались мы, и всё. О Аллах, за что мне такое наказание? Ничего не делал, и вот тебе! О Аллах!

— Кайсым, не сваливай всё на Аллаха. Девушку, скажем, ты не убивал, но довёл до самоубийства. Она женщина, и ты в России…

— Нельзя ли передать моё дело следователю-мусульманину?

— А что, он законы может изменить?

— Нет, но подход к ним будет другой.

Седоволосый следователь передал просьбу Кайсыма начальнику.

— Это ещё зачем? — спросил начальник.

— Говорит, что мусульманин лучше поймёт ситуацию.

— У нас в России законы для всех одинаковы. Так что иди и работай! — ответил начальник. — Хотя постой! Что там говорит твой подследственный?

— Говорит, что не убивал, только дрался… И что девушка была не девочкой…

— Это как?

Капитан улыбнулся:

— Платил за девочку, а получил женщину…

— Так это ещё лучше, как писал Бальзак, мол, на девочку много времени надо тратить.

— Да, но он не захотел быть… на вторых ролях. Для нас это смех, а для них — очень важно… Наши криминалисты всё сделали, успели…

— И что? Чего замялся, договаривай.

— Она похожа на подследственного…

— Договаривай! — потребовал начальник, видя, что следователь замялся.

— Криминалист говорит, что биоматериал принадлежит Кайсыму, а свежих разрывов плевры нет. То есть она действительно была не девушкой.

— А что говорят другие участники кражи невесты?

— Говорят, что, мол, наше дело маленькое, мы просто везли её по указанному адресу, и мы ни при чём.

— Короче, идите и работайте с убийцей! — отрезал начальник.

— С каким убийцей?

— Тебе до сих пор не ясно? Кто довёл девушку до самоубийства? А кто бил её отца?

— Но Кайсым не сознаётся!

— Дожми его!

— Ну, разве только так.

Следователь пошёл к себе и приказал привести к нему подследственного.

— Какого? — спросил дежурный.

— Басурманина…

— Вы скажете! Я тоже нерусский, но уважаю всех людей…

— Веди Кайсыма и не разговаривай! Я тоже всех уважаю, но только не преступников и убийц!

— Слушай, Кайсым Тимурадович, — сказал нарочито устало следователь, когда к нему привели подследственного, — хватит ваньку валять! Сознавайся, что это ты убил отца! Чего уж тут, грехов на тебе много, одним больше, одним меньше…

— Да, я понимаю, что подозрение падает на меня, но знаешь, что я подумал? А не убил ли его малец?

— Какой малец? Подпасок, что ли? Свалить на него хочешь?

— Этот гадёныш меня на коне догнал и не побоялся потребовать деньги, чуть конём не стоптал. Так что от него…

— Хочешь отвертеться?

— Да не убивал я, поверь, только дрался!

— Да, жену купил…

— Ну да, купил, но чтоб убить!

— Не отпирайся. Лучше сознайся!

— Да не убивал я! Это подпасок мог убить.

— Он же ещё ребёнок!

— Я повторяю: этот ребёнок со своим конём не побоялся меня, мужика, в степи остановить, деньги потребовал!

Кайсыма увели… Следователь сидел и долго думал: «А какой мотив мог быть у этого подростка?»

Подпаска взяли в поле, стадо принял другой пастух…

— Ну расскажи, сынок, — по-отечески заговорил с ним следователь, — тебе нет и четырнадцати?

На лице парня не было и кровиночки. Несколько минут он молчал, а потом вдруг вышел из оцепенения и начал рассказывать. Иногда вставлял: «Я не хотел, он сам. Я защищался». Следователь слушал его не перебивая. Он знал, что изольёт человек душу и легче ему станет, что и без наводящих вопросов расскажет всё.

–…Я оставил стадо и поскакал к вагончику, где мы жили и где тёк родник, чтобы набрать воды, — рассказывал юноша. — Когда был недалеко от вагончика, увидел, как машина отъехала. Я подскакал к вагончику… Дядя Альбек сидел на земле, из носа у него текла кровь. Лицо синее, глаза заплыли, словно его покусали пчёлы. «Ата, за что это тебя и кто?» — спросил я. «Мой зять избил и мои деньги на машину забрал», — ответил он. Я не понял, какой зять, ведь у него была одна дочь, но, услышав про деньги на машину, развернул коня и помчался вслед за машиной. Я знал, что дорога шла зигзагами, что на повороте у оврага наши пути встретятся и я ему скажу по-хорошему: «Нехорошо ты сделал, что деньги забрал». И я его догнал. Это был здоровенны такой мужик. «Что тебе, молодой, надо?» — спросил он. «Ты забрал деньги у моего пастуха!» — «Ну и что?» — «Нехорошо быть вороном и тащить всё, что попадается». Я с ним по-хорошему говорил, а он вдруг закричал: «Прочь с дороги, молокосос! Буду я тут перед тобой ещё отчитываться!» И он шагнул ко мне. Я едва дёрнул поводом, и лошадь сделала свечку, пошла на него. «Отдай деньги и катись колбасой!» — потребовал я. «Слушай, юноша, — перешёл он на миролюбивый тон, — ты законы шариата знаешь?» — «Знаю, отец и мать говорили кое-что». — «Я купил у него дочь, девушку, а она оказалась… не девочка. У нас договор был…» — «Какую девочку?!» — «Асию!» Как обухом по голове он ударил меня. «Мою Асию продали! — пронеслось в моей голове. — Продал её отец, а говорил, что когда я подрасту, то именно я куплю её у него за небольшой калым…» Я сник, тронул лошадь и проехал мимо него шагом. Мне всё сразу стало безразлично. Я только слышал, как он завёл машину и поехал. А я пустил коня шагом и начал вспоминать…

Ещё десятилетней девочкой Асия приезжала к отцу в степь, и мы вместе на конях пасли стадо. Мне было тогда двенадцать лет. Мы купались в степном пруду, застланном почти ковром ряски… Она стояла у берега в окне воды и говорила: «Смотри, сколько мальков! Смотри, они трогают меня и плывут мне прямо в ладони!» А я смотрел на неё — красивую, весёлую и счастливую. Она была в лифчике матери, такая хрупкая, тонкая. И столько в ней было детской наивности и простоты, что во мне просыпался порой мужчина… Она весело и беспечно скакала на лошади или бегала, догоняя отбившихся от стада коров. Мы целый день были у стада, гоняли его, подгоняли на водопой и на лёжку возле пруда. Я сделал шалаш: полрогатины врыл, положил наклонно палку и накрыл дерюгой. И так нам было в тени шалаша прохладно и счастливо, что однажды я купил целый кулёк конфет, и мы лежали в этом шалаше, а коровы были на стойле… Я дал ей конфету… «Вкусно», — сказала она. «Дать ещё? Хочешь?» — «Да». — «Слушай, Асия, ты меня любишь?» — «Люблю», — сказала она. «А можешь ты мне это самое… Ну как муж и жена?» Она сразу поняла, что я имел в виду. «А ты дашь мне тогда целый кулёк конфет?» — спросила она. «Да, — обрадовался я, — это будет твой кулёк конфет». «А это больно?» — поинтересовалась она. «Нет, — ответил я, — только чуть-чуть». «А кулёк сразу отдашь?» — «На, бери прямо сейчас!» Она легла… Она жевала конфету, а я пытался в неё попасть… «Ой, что ты врёшь?

Мне было больно немножко», — сказала она, продолжая есть конфеты. Она была ещё дитя, да и я не был мужчиной…

«Мне чуть больно и живот тянет», — пожаловалась она.

«Это пройдёт. Пойдём купаться!» — «А ты кулёк обратно не отберёшь?» — «Нет». Она встала и побежала, я погнался за ней и увидел, что по её ноге текла кровь. Она подбежала к берегу, хотела снять сарафан, но увидела, что трусиков под ним нет, и бросилась в воду прямо в сарафане. Сарафан пузырём вздулся на ней. Я тоже кинулся в воду и купался вместе с ней, и был непомерно счастлив. А потом мы погнали коров на пастбище, а вечером — на калду. Её отец остался на ночь сторожить калду, вагончик и стадо, а мы поехали с ней домой… Утром, когда я проснулся, к нам в гости пришла мать Асии и сразу с места в карьер: «Эх, бессовестный! — и к матери моей, которая стояла с чайником: — Садись, апа, чай сейчас будем пить. Ты знаешь, что сделал твой бессовестный сын?!» «Чего он такого наделал? — с испугом посмотрела на меня мать, а я от страха, наверное, побелел. — Чего он такого сделал?» Мать Асии зашептала ей что-то на ухо». «И только-то, — протянула моя мать. — Ты что, сама маленькой не была? Ты только, апа, мужу не говори, а то он его с работы прогонит». — «Ладно, чего уж, сама виновата, пускала её в степь к отцу. Вот и допускалась». А моя мать полезла в сундук, достала халат и протянула его матери Асии. «Мужу не говори», — ещё раз попросила она. «Я не скажу, — приняла мать Асии халат. — Если он не скажет никому…» — «Он не скажет, а если скажет, его в тюрьму посадят». Слово «тюрьма» вселило в меня страх и заставило закрыть рот на замок…

Жизнь текла дальше… Я учился, и она училась. О том, что первый любовный опыт она приобрела со мной, ни она, ни я даже не вспоминали. Она росла, зацвела… Её отец говорил мне: «Вот, учись, работай, и я выдам за тебя свой цветочек». И я жил надеждой, что скоро она будет моей женой. Но она стала какой-то отдалённой, ударилась в учёбу. Когда мы встречались, она говорила: «Хочу стать врачом. И замуж не думаю выходить…» Но я ждал и был уверен, что она будет моей. Я мечтал о ней… Когда я был один, то корил себя: «Размечтался! А где деньги на калым?» Эти мысли охлаждали мой пыл. Но потом опять приходила окрыляющая мысль: «Но ведь он обещал её мне!»… А теперь продал…

Я вернулся к вагончику… Дядя Альбек сидел на его ступеньках уже умытый. «Я не стал требовать с него деньги», — сказал я. «Почему? — застонал он, поднимаясь со ступеньки. — Он отнял у меня всё: дочь, деньги… Я это так не оставлю! Ишь, попользовался и говорит, что она не девочка. Я ему покажу…» «Она не была девочкой! — вскипел я, чтоб сделать ему больно, как он сделал мне. — Я её сделал женщиной два года назад!» «Так это, значит, ты, паршивец, отнял у меня такие деньги! — закричал отец Асии. — Да я тебе за них!»… Понимаете, он не за дочь, а за деньги хотел убить меня! «Ты же обещал отдать её мне!» — закричал я. «Тебе, нищеброду?! Мою Асию?!» И он кинулся ко мне. Я бегом вокруг калды, он — за мной. Догнал меня, схватил за горло… Я упал и почувствовал запах крови, который шёл от его перевязанной головы. Я начал задыхаться и почувствовал, что смерть моя пришла. Стал шарить рукой вокруг и нащупал камень-лизун, схватил его и с размаху ударил ему по голове… Он застонал, руки его ослабли… Я вывернулся из-под него и отполз в сторону. Видел, как он засучил ногами, разбрасывая кусочки соли-лизунца, а потом затих. Я вскочил и кинулся к коню, поскакал в степь. Хотел побыстрей ускакать от этого страшного места. Целую ночь просидел в овраге… Скотина лежала ночью возле калды, а утром сама пошла на пастбище… А потом приехали ваши сотрудники… Не знаю почему, но я подумал, что меня сразу заберут, и на душе почему-то стало легко. Но меня не забрали… А потом второй удар: похороны и отца, и дочери. Похоронили мою Асию! Я хотел пойти к вам и сдаться, всё рассказать, как было, но там, на кладбище, один мужчина сказал: «Некому отомстить за девочку!» И я сразу изменил своё решение. Я отомстил.

Юноша замолк.

— Меня теперь посадят? — спросил он через некоторое время.

— Я это не решаю, — ответил следователь. — Но твёрдо держись своей правды.

Мать девушки шла на кладбище, на пригорке невдалеке стояли ёлочки. Она остановилась и остолбенела: ей показалось, что это дочь бежит ей навстречу.

— Доченька моя! — радостно протянула она к ней руки…