Токката
Война, разорванная Польша.
И в Кракове горел собор.
И утверждал свое безбожье
огня сжигающий позор.
Вспорхнув, осыпались хоругви,
огонь распятие смолил;
и вновь Спаситель был поруган,
и смоляные слезы лил.
Огонь метался по собору,
сусальный оплавлял металл,
сжигал и счастье он, и горе,
что за века собор впитал.
Огонь вздымался выше, выше!
Он небо жег не потому ль,
что небо сотни лет не слышит
гул канонад и посвист пуль,
что небо сотни лет не слышит
осиротелый плач детей…
Он Небо жег! Все выше, выше
Огонь — восставший Прометей!
У иерихонского органа
огонь притих. Но весь свой жар
вдохнул он в трубы. Содрогаясь,
орган ожил и зарыдал.
И рвался этот крик столетий
прочь от страдания и битв,
звучал трагический молебен
всечеловеческой любви.
Как широко и вдохновенно —
величию пределов нет,
коль в жертвенном самозабвеньи
слились Огонь и Инструмент.
О, звуков огненные крылья!
Все в памяти своей храня,
стоим и слушаем, живые,
Токкату Вечного огня.
