Пляски розовой лошади

Владимир Сонин, 2022

В далеком будущем, когда даже фотонные двигатели стали вчерашним днем, группа ученых отправляется на пока неизведанную, но обитаемую планету с исследовательской миссией. Однако истинная цель полета известна только двоим: директору программы и тайному пассажиру космического корабля…

— Книгу я посвящу одному полудурку. Встретил как-то такого. Смотрю и думаю: герой моего романа. Вот про него и писать буду.

Проговорив это, мужчина крупной комплекции откинулся на спинку кресла, втянул очередную порцию дыма из «Коибы»¹ и с удовольствием выпустил его, делая туман в кабинете еще более густым.

— Саш, я вентиляцию включу? — спросил другой — худощавый, хорошо одетый, приятной наружности, — вставая с кресла напротив. — Все хочу сказать: окно открою, да вспоминаю, что тут нет окон.

— Может, оно и к лучшему, что нет?

— Возможно, и так.

Щелкнула кнопка, зашумел вентилятор.

— Ваня, вообще эти сигары столько стоят, что дым от них должен быть лучше всякого воздуха, — сказал крупный мужчина и выпустил изо рта новую порцию.

— Так что с книгой? — спросил его собеседник, усаживаясь обратно в кресло. — Закончил уже?

— Да не-е-ет! Только начинаю! Страничку, может, написал. Или две.

— Ну ясно. Это ведь дело не быстрое… Зато, представляешь, на обложке автор: Александр Судьбоносный. А, как звучит! И не какой-нибудь бездушной монографии, а художественного произведения! Приятно же, наверное, будет подержать в руках собственную книгу…

Судьбоносный задумался. Разумеется, он уже тысячу раз представлял себе эту картину: как получит напечатанный тираж — целую гору книг, — возьмет одну, повертит в руках, рассмотрит, оценит и загордится. В хорошем смысле слова загордится — вроде того, почувствует гордость за полученный результат. Не более.

— А ты тоже напиши! — сказал он наконец. — И будет на обложке: Иван Блок.

— Знаешь, в чем проблема? — спросил худощавый.

— В чем?

— В том, что Блок уже был.

— А-а-а, — промычал Судьбоносный и набрал в рот сигарного дыма.

— Как назовешь? — спросил Блок.

— Кого?

— Как кого? Книгу.

— Пока я назвал ее «Пляски розовой лошади».

— Это сказка, что ли? — спросил озадаченный Блок.

— Ага, — ответил Судьбоносный, зевая. — Фэнтези. Знаешь… Не совсем для малышей, а для тех, кто постарше.

— А-а-а… — в свою очередь многозначительно изрек Блок. — Почитать дашь?

— Ну…

На несколько минут установилась тишина.

Вдруг дверь резко открылась, и в комнату ворвался мужчина — щегольски одетый, в капитанской фуражке, — прошелся по кабинету, подбежал к сидевшим в креслах собеседникам сначала с одной стороны, затем с другой и оглядел все, что было на столе (коробку сигар «Коиба» и бутылку рома «Гавана Клаб» пятнадцатилетней выдержки).

— А мы такой на Ямайке пили! — вдруг вскрикнул он.

— Это кубинский ром, — спокойно ответил Судьбоносный.

— Здравствуйте! — сказал Блок, обращаясь к гостю.

Тот будто не заметил этой реплики и даже не посмотрел на Блока.

— Странно, конечно, что на Ямайке вы пили кубинский ром… — начал было Судьбоносный, но гость перебил его:

— А мы пили, пили! — крикнул он и отбежал от стола.

— Что ж, пили так пили, — примирительно ответил Судьбоносный. — Кстати, познакомьтесь: это мой очень хороший друг Иван Сергеевич Блок.

И он жестом указал на сидящего напротив Блока.

— Иван Сергеевич — ученый, изобретатель, и вообще…

Блок повернулся к гостю и протянул было руку, чтобы наконец поздороваться и познакомиться, но тот неожиданно отвернулся и убежал, крикнув уже в коридоре:

— А ром мы тоже, тоже пили!

Хлопнула дверь. Блок посмотрел на Судьбоносного и после некоторой паузы произнес:

— Нет, я, конечно, ничему не удивляюсь…

— Но?.. — продолжил мысль замявшегося Блока Судьбоносный.

–…Но что это было?

— Это был капитан Назаров.

Лицо Блока приняло странное выражение, изобразив удивление и сомнение одновременно. Он слегка поморщился и осторожно переспросил:

— Ка-пи-тан?

— Ну да, капитан, — ответил Судьбоносный. — А что тебя удивляет?

— Уж не хочешь ли ты сказать, что у этого корабля есть капитан, и это…

— А что такого? — перебил его Судьбоносный.

Блок смотрел на него и недоумевал, шутит он или говорит серьезно. По его выражению лица и тону это было совершенно непонятно. Впрочем, за много лет знакомства с Судьбоносным Блок уже привык к его манерам и сам их частично перенял. Они могли подолгу шутить с таким серьезным видом, что любой наблюдающий со стороны подумал бы, будто они обсуждают важнейшие вещи, которые требуют незамедлительного решения.

— Нет, я, конечно, может быть, и за, если ты решил вернуться к старым практикам, — сказал Блок тоже с серьезным видом. — Но… Черт его знает…

Теперь он выжидал, что ответил Судьбоносный. А тот не спеша разлил ром по стаканам, выпустил клубы дыма, выпил и сказал:

— Знаешь, я думаю, что если человеку хочется быть капитаном, то пусть будет им.

— Вроде оно и так, — ответил Блок с некоторым сомнением. — Но ведь никаких капитанов уже бог знает сколько лет нет.

— Слушай, ну чего ты цепляешься? — Судьбоносный поставил стакан с ромом на стол. — Что плохого в том, что человек хочет быть… Пусть не капитаном, а пусть… ну скажем, гренадером, чтоб уж совсем абсурд?

— Слово-то какое откопал!

— Порылся в анналах памяти!.. Так вот. Если он хочет — так может, дать ему пластмассовых гранат, и пусть бегает с ними?

— А зачем?

— Как зачем? Для счастья.

Блок призадумался, затем осторожно спросил:

— А этот… капитан… тоже для счастья?

— Этот… Этот настоя-я-ящий! — протянул Судьбоносный, подчеркивая интонацией всю серьезность своего утверждения.

Блок выпил рома и произнес с некоторым разочарованием:

— Я, конечно, мало что понял. Но кто знает… Может быть, моему разуму это и не под силу…

Судьбоносный промолчал и только слегка пожал плечами.

— А как его зовут? — спросил Блок.

— Капитан Назаров.

— Что он капитан и что Назаров, я уже как будто понял. А имя-то у него какое? И отчество?..

— Капитан Назаров. Его так зовут.

— Отлично, — сказал Блок, громко выдыхая. — Имя — Капитан. А отчество, дай угадаю, — Штурвалович?

— У него нет отчества, — ответил Судьбоносный.

— Как так — нет?

— Ну как… Вот у меня есть, у тебя есть, а у него нет.

— То есть он просто Капитан Назаров?

— Просто Капитан Назаров.

— И Капитан — это имя?

— И Капитан — это… — Тут Судьбоносный умолк, как будто обдумывая, как ответить. — Это Капитан.

Блок посмотрел на него с явным удивлением, после чего резюмировал:

— Его зовут Капитан. Но Капитан — это не его имя. Капитан — это капитан. Теперь все стало предельно понятно. Так бы сразу и объяснил.

Судьбоносный помолчал, еще выпил и сказал:

— Это ведь сразу не объяснишь. Это, знаешь… Скорее, самому понять надо.

— Да, обдумаю как следует. К концу нашего путешествия, может, и соображу что-нибудь по этому вопросу. Конечно, я-то привык к более простым задачам. Все пытаюсь разобраться с этими неопределенностями в искривлениях квантового поля, чтобы еще немного увеличить скорость нашей посудины. Но тут… С Капитаном Назаровым, конечно… Даже не знаю.

— А чтоб твой недюжинный мозг еще больше озадачить, я тебе скажу, что иногда он требует называть себя Капитан Дальнего Плавания Назаров.

— Вот так, значит! — сказал Блок.

— Именно так, — ответил Судьбоносный.

Блок глотнул еще рома.

— Ладно, Саша, — сказал он, поднимаясь с кресла. — Хорошо тут с тобой посидеть, поговорить, время провести, но пора и к себе. Поспать.

— Давай, Ваня. Да, поспим, и глядишь, завтра будем чуть ближе к нашей цели, — кивнул Судьбоносный, затем призадумался и добавил: — Хотя здесь где завтра, где сегодня, разве разберешь?

— Это условности. Вроде и есть это все — и сегодня, и завтра, — а вроде и нет ни сегодня, ни завтра. Как этот твой друг Капитан Назаров. Вроде и капитан, а вроде и нет.

— Не друг он мне, — ответил Судьбоносный и встал с кресла, чтобы проводить Блока. Подходя вместе с ним к двери, спросил: — Как думаешь, миллиона два световых лет мы прошли, пока тут с тобой болтали?

— Думаю, даже три. Впрочем, ты лучше это… у Капитана узнай. Пока!

— Пока, — ответил Судьбоносный, закрыл дверь, запер ее на замок («а то еще опять ворвется»), подошел к дивану, сел на него, затем лег, закрыл глаза и принялся размышлять.

«И какого черта он прибежал? Решили же. Договорились. Вот придурок. Так ведь все испортит». На этом он запретил себе думать о Капитане Назарове («только настроение портить и злиться зря») по крайней мере до завтра и направил свои мысли в другое, более абстрактное русло.

Лететь еще больше трех недель по земным меркам. А тут — одна скука. Разве только сигары курить, потягивать ром, спать да вот — книжку писать. Как раз месяц туда, месяц обратно, глядишь, что-то и выйдет.

Раньше, конечно, все это было бы по-другому. Двигатели, рули, рычаги, все крутится, тянется, выезжает, заезжает, разгоняется, тормозит и, главное, управляется на девяносто процентов головным мозгом и руками человека. Эх, было время. А теперь что?

Сперва одни умники изобрели фотонный двигатель², потом другие — квантовый компьютер³. А на таких скоростях какие уж тут команды «убрать закрылки», «лево руля» и все такое прочее? Пока скомандовал — полмиллиона километров пролетел. Когда несешься почти со скоростью света, нечеловеческие реакции нужны и нечеловеческие решения. Вот и поставили они во главу этих машин квантовые вычислители сумасшедшей мощности. И еще нейросети нового образца. Не те, дурацкие, старые, которые годились, пожалуй, только для того, чтобы обзванивать клиентов какого-нибудь банка и странным голосом, с горем пополам изображающим человеческий, пытаться втюхать им кредит.

— Здравствуйте… Меня зовут Ирина, я представляю «Г-Г-Г-Банк». Вы можете уделить мне пару минут?

А ты ей отвечаешь:

— Ирина, а что ты делаешь сегодня вечером? Может, это, пропустим по стаканчику, а потом завалимся к тебе? А?

В трубке шипение, какие-то нечленораздельные звуки. Все, нейросеть зависла. Алгоритмы не справились с тем, чтобы переварить чудовищное по своей сложности предложение живого похотливого организма. Секунд через десять, так и не поняв, чего от нее хотят, нейросеть перезапускает алгоритмы, и ты опять слышишь:

— Здравствуйте… Меня зовут Ирина, я представляю «Г-Г-Г-Банк». Вы можете уделить мне пару минут?

— Пока, дубина.

Кладешь трубку.

Но все изменилось после изобретения Де Вольтом нейросетей нового типа — не тех, представлявших собой чисто математическую модель на основе обычного компьютера (процессор, память, программа) и, как следствие, приносивших не особо удачный результат вроде этой говорящей Ирины. Хитрый Де Вольт сделал другое — рабочую сеть из искусственных нейронов, которая в совокупности с квантовым вычислителем дает ошеломляющий эффект: это интеллектуальное чудовище в миллиарды раз производительнее человеческого мозга, при том что после дополнительных настроек оно способно решать любые задачи, в том числе те, для решения которых используется известное всем нам понятие интуиции.

«Исходя из опыта могу предполагать, что через пять световых минут пути мы наткнемся на скопление космической пыли, поэтому для минимизации рисков повреждения обшивки корабля принимаю решение изменить курс 2.3.5.3.108 на 2.2.5.2.109 с последующим возвращением на 2.3.5.3.108. Скорость без изменений. Отставание от графика движения будет компенсировано во время очередного позиционирования для временного скачка, запланированного на 22.217.3409 времени по общегалактической системе».

Такие записи делает этот нейронный друг в судовом журнале, не забывая при этом за миллионные доли секунды изменить параметры работы двигателей и перенаправить корабль. Иначе говоря, сама запись делается уже по факту — отчет, не более того. Это как раз к вопросу об интуиции. Показалось ему что-то, и пожалуйста — новый курс. Обходим потенциальное облако пыли. И кто знает, есть оно там или нет. Но уж лучше прислушаться к интуиции этого Мегамозга, иначе в таком облаке (если оно там есть) трение просто-напросто испарит обшивку этой посудины — и все, приехали. А насчет прислушаться — так и выбора нет. Здесь он решает и никого не спрашивает. И это правильно.

И тем более правильно это стало с тех пор, как фотонный двигатель, используемый прежде повсеместно, стал вчерашним днем. Еще совсем недавно едва ли не каждый корабль был им оборудован, тоже исключительно в паре с квантовым вычислителем. Перемещались такие корабли почти со скоростью света и на весьма большие расстояния — по прежним меркам. Но все представления о дальности полетов рассыпались, когда этот умник Блок, тот самый, который только что сидел рядом, изобрел туннельный двигатель, позволявший перемещаться с неограниченной скоростью, а вернее сказать, и вовсе безо всякой скорости: главное, найти начало туннеля, сообщить кораблю достаточное количество энергии — и ты уже в конце этого самого туннеля на расстоянии сотен, тысяч, а может быть, миллионов световых лет. Поэтому фотонные двигатели, которые еще не так давно использовались как основные для космических летательных аппаратов и позволяли разгонять их практически до, казалось еще вчера, немыслимой скорости света, теперь используются только как маневровые для позиционирования корабля относительно туннеля. А дальше, когда позиционирование завершено, бац — включается туннельный двигатель, и в то же мгновение корабль перемещен на тысячи световых лет.

Вот и выходит, что космический аппарат даже не летит, а как бы прыгает. И самое главное для прыжка — найти нужный туннель и подвести корабль к его входу. Вход этот, конечно же, условный, и увидеть его невозможно. Как и сам туннель. Вообще, туннель — это просто место, в котором определенным образом изменено соотношение пространства и времени, и именно благодаря этому происходит движение. Впрочем, вернее будет сказать путешествие, потому что, говоря о движении, мы все-таки предполагаем наличие у объекта какой-то скорости, а когда о путешествии — то необязательно.

В общем, суть физики всего этого дела чертовски сложна, и если кто и понимает в этом, так это Блок. По крайней мере он понял это первым. С помощью каких-то своих гигантских формул с непонятными знаками и действиями он рассчитал существование таких туннелей, а также тот факт, что, снабдив тело достаточной энергией и правильно сориентировав, можно ввести его в туннель с одного конца, а выйдет оно с другого, даже на противоположном краю вселенной, не потратив при этом ни секунды времени. Такая хитрая штука. Он же и придумал, каким образом можно вычислить местоположение начала туннеля, а затем — где будет его окончание. Что касается окончания, или выхода, то здесь алгоритмы все еще не были настолько точны, как хотелось бы, и поэтому существовала некоторая погрешность в определении местоположения после выхода из туннеля. Однако поскольку речь о погрешности, не превышающей десяти процентов (как это впоследствии подтвердилось на практике), то навигация по этой методике использовалась вовсю. Да и, кажется, ясно, что предпочтительнее: тащиться до нужной (не самой далекой) планеты тридцать миллионов световых лет (доживете ли?) на фотонных двигателях или то же самое расстояние преодолеть мгновенно и потратить время только на подлет к началу туннеля, позиционирование, а затем на то, чтобы после выхода долететь на тех же самых фотонных двигателях до места назначения за недельку-другую. Вот все и стали выбирать именно второй вариант.

Такой способ перемещения оказался очень хорош, и был бы еще лучше, если бы не тратилось столько времени на перелеты между выходами одних туннелей и входами других. Это время, собственно, и было тем, которое требовалось на полет, и на теперь уже медленных фотонных двигателях все эти перемещения от одних туннелей к другим, если речь шла о длинном перелете, могли составлять дни, недели, а то и месяцы. Так и сейчас, путь в 220 миллионов световых лет можно было бы преодолеть и мгновенно, если бы туннель был один. Так ведь нет. Всю дорогу придется пропрыгать по семнадцати туннелям, а между этими прыжками тягомотно тащиться от конца одного до начала другого. Итого продолжительность пути в одну сторону по расчетам должна была составить тридцать одни земные сутки. Сейчас прошла только неделя… Только неделя…

С этими мыслями Судьбоносный задремал и погрузился в сон.

«Пляски розовой лошади»

Глава 1. Вой единорога

Голый мужчина надевает костюм розового единорога. Ноги уже одеты, он просовывает руки в рукава.

— Охо-хо, охо-хо, — приплясывает он.

Рядом стоит красивая обнаженная женщина.

Остается надеть капюшон в виде лошадиной головы с рогом. Мужчина берет капюшон за рог, поворачивается к женщине и спрашивает:

— Дорогая, извини за вопрос: а у тебя когда-нибудь с конем было?

Он начинает ржать как лошадь.

— Я же тебе сказала: всегда мечтала об этом, — отвечает она. И добавляет презрительно: — Жаль, что такая большая штука у тебя только на лбу.

— Очень смешно! Прямо очень смешно! — раздражается он.

— Мне — нет, — спокойно говорит она.

Его игривое настроение исчезло, лицо стало серьезным. Он чувствует какой-то подвох и мигом раздражается.

— Ах ты стерва!

Он замахивается на нее. Она резким движением хватает лежащий на стуле поводок, накидывает мужчине на шею и затягивает. Затем подходит ближе и надевает капюшон с рогом ему на голову.

— Ну вот, лошадь в сборе! — говорит она и затягивает поводок.

Он начинает задыхаться. Она тянет поводок вниз, и мужчина опускается на колени.

— Встал на четвереньки! — командует она. — Сказочное приключение начинается, мой розовый друг.

Он встает на четвереньки и пытается отдышаться. Она привязывает конец поводка к батарее («Вот так!») и отходит.

— Подожди меня, дорогой! Повелительница сейчас вернется.

— Ах ты сволочь! Отпусти!

Она подходит к тумбочке, копается там, перечисляя:

— Так… Плетка для воспитания… Отвар из лапок… — (Неразборчиво.) — …Грибы… — (Неразборчиво.) — …Волшебная палка…

— Э-э-э!.. — кричит мужчина. — Ты чего там делаешь?! Эй! Стерва!

— Ты еще будешь благодарить меня, — спокойно отвечает она. — Ты избранный! Так гласит древняя легенда! «И упадет он с неба, и произойдет невероятное!»

— Чего ты несешь?! Больная! Я сейчас с тобой невероятное сделаю!

— Тебе надо остыть! — говорит она. — Иначе ничего не получится.

Она подходит к нему сзади, расстегивает молнию на костюме и оголяет ягодицы. Он тяжело дышит и нецензурно ругается.

— Для начала извинись перед повелительницей, животное! — приказывает она грозным голосом.

— Пошла ты, стерва! — рычит он.

Она отходит на несколько шагов, замахивается плеткой, после чего он слышит свист рассекаемого воздуха и затем — сильное жжение на ягодицах. Он рефлексивно подпрыгивает и взвывает. Она делает еще с десяток ударов. Он умоляет ее прекратить.

Она кладет плетку, подходит к нему спереди, ласково гладит по розовой морде и спрашивает:

— Ну что, теперь будешь себя хорошо вести, мой единорожек?

— Да, — скулит он.

— Кто твоя хозяйка?

— Ты моя хозяйка! — стонет он.

— Ты же знаешь, как меня зовут! Скажи: Мила — моя повелительница! — приказывает она.

— Мила — моя повелительница, — цедит он сквозь зубы и завывает: — У-у-у…

— Вот и хорошо. Мой сказочный дружок! Я столько лет ждала исполнения древнего пророчества! Осталось только сделать небольшой шажок… И… Все у нас в руках… Аха-ха-аха-а-а!

От ее смеха сотрясается весь дом. Единорог дрожит. Она ласково гладит его по щеке:

— Не бойся, мой хороший. Мы почти закончили.

Она берет несколько емкостей и смешивает их содержимое в одной чашке. По комнате распространяется смрадный запах.

— Отлично! — говорит она и подносит чашку к его губам. — Пей!

Он морщится и пытается отвернуться, но она хлопает его по щеке и спрашивает:

— Или ты хочешь, чтобы я опять взяла плетку?

— Не-е-ет! — взвывает он.

— Тогда пей.

Он зажмуривается и выпивает.

— Зайка моя! — довольно вскрикивает она и отступает на несколько шагов.

Происходит магия. Раздается треск. Мужчина в костюме единорога увеличивается до размеров лошади.

— Ну вот! — довольно говорит женщина. — Теперь ты настоящий Единорог!

— У-у-у… — раздается вой.

Конец первой главы

Судьбоносный проснулся спустя девять часов не то что не выспавшийся, а будто уставший.

— Боже! Даже не разделся, — сказал он сам себе. — Пора завязывать с выпивкой.

Конечно же, алкоголиком он не был, но всегда бросал эту фразу, стоило ему перед сном употребить хотя бы двадцать граммов. Тогда отсутствие утренней бодрости он списывал на выпитое накануне спиртное, независимо от количества. В других же случаях, когда ссылаться было не на что, он говорил себе:

— Стареешь, Джо!

Эта фраза много лет назад была заимствована им из какого-то вестерна, название которого он уже и забыл. Помнил только сцену, где ковбой промахивается, стреляя из пистолета по цели, хотя до этого промахов не допускал.

Судьбоносный посмотрел на часы. Восемь утра по самарскому времени.

Кстати, со временем тоже интересная история получилась. С того момента, как Блок изобрел новый способ передвижения, хотя это и было совсем недавно, стрелки на всех космических кораблях стали идти по самарскому времени. Это он настоял. А связано все с тем, что сам он родом из Самары и работал там в ракетном конструкторском бюро, где сделали кучу открытий, запатентовали множество изобретений, изготовили массу ракет и космических аппаратов, но все, что получили в качестве символической благодарности, — памятник ракете-носителю на проспекте Ленина да это прозвище города: Самара космическая. Может быть, и так уже неплохо, но Блоку это показалось недостаточным и чуть ли не оскорбительным. Бывало, в разговорах с приятелями он возмущался:

— Всем известна классическая фраза: «Хьюстон, у нас проблемы». И весь мир знает, что Хьюстон — центр космонавтики в Штатах. Ну хорошо. А у нас? У нас что? Да ничего. Кому о нас известно? Только про Москву и знают. И ладно бы с одним космосом так. Так нет же. Вот даже в поездах московское время? Поезд Хабаровск — Владивосток, отправление в два часа ночи. Московские два часа ночи. А ничего, что разница во времени составляет семь часов, и до того, сколько сейчас в Москве, во Владивостоке дела никакого нет? А если бы…

И вот настал этот момент «если бы». Когда Блок рассчитал существование туннелей и доказал, что система будет работать, он набрался наглости и заявил: подробные расчеты и описание теории не отдаст, пока ему не пообещают, что после того, как первый космический корабль такого типа взлетит, время на всех остальных кораблях будет соответствовать земному самарскому времени. И то ли высшие чиновники поначалу не поверили его россказням о том, что вполне реально сделать прыгающий по туннелям корабль и за немыслимо короткое время допрыгать хоть к космическому черту на рога, то ли кто-то в шутку согласился, лишь бы уж не расстраивать уважаемого ученого, но в итоге дело было сделано — бумага подписана. А скоро, когда первый корабль был готов, поскакал к планете на расстоянии пятьсот тысяч световых лет (короткий полет — опробовать новую технологию) и благополучно прискакал обратно, — нечего делать, пришлось часы переводить. А поскольку всем в мире до гениального ума Блока и такой технологии было, как говорят в Украине, «як до Києва рачки»⁴, эти космические аппараты нового типа все стали покупать у нас и устанавливать на них часы с самарским временем. Таковым было условие контракта. И именно этот перевод времени в космосе Блок считал своим самым большим достижением и очень этим гордился.

Судьбоносный встал с дивана, пошел в ванную, посмотрел в зеркало на свое помятое лицо, сказал: «Да уж» — и начал раздеваться, чтобы принять душ.

Через полчаса, посвежевший, гладко выбритый и переодетый, он был готов позавтракать, и от мысли об этом его настроение улучшилось.

Он вышел из кабинета, услышал, как щелкнул замок (двери отпирались и запирались автоматически при приближении или удалении хозяина комнаты), повернул направо и направился по коридору к лифту — спуститься на второй этаж, где находилась столовая.

— Сделали бы уже телепортатор, что ли! — сказал Судьбоносный, войдя в лифт и встретившись там с инженером Фридманом.

— Это чтобы прямо из кабинета в столовую? — спросил тот, улыбаясь.

— Ну конечно!

— Да ты и так какое пузо отрастил! — сказал Фридман, смеясь. — Так хоть прогуляешься, килограммчик-другой скинешь. Здесь все продумано! Специально для таких, как ты!

Ирония состояла в том, что сам Фридман выглядел едва ли не в два раза крупнее Судьбоносного, с которым они были знакомы много лет. Вообще, шутки про лишний вес он любил чрезвычайно. И даже своего коллегу инженера Иваницкого, который по сложению чуть толще черенка от лопаты — кожа да кости, — то и дело похлопывал по плечу, приговаривая:

— Эх, Витя, набрал же ты в весе, скажу я тебе! В прежние времена тебя бы и на борт-то не пустили.

За такие слова на него никто не обижался, потому что, во-первых, делал он это по-доброму, а во-вторых, все понимали, что шутит-то он над собой. А со своим лишним весом он ничего поделать не мог — или не хотел.

Так, перекинувшись еще несколькими фразами, Судьбоносный и Фридман вышли из лифта и двинулись в сторону столовой.

— А ведь лет пятнадцать назад нас с тобой в рейс не взяли бы! — сказал Фридман.

— Из-за твоего живота? — уточнил Судьбоносный.

— Почему сразу из-за моего? — изобразил удивление Фридман.

— Потому что он на десятерых тянет!

— В другой раз так и скажу: значит, это килограммы за меня, за Судьбоносного и еще… Вон еще за Блока.

Они остановились у двери столовой, куда в то же самое время с другой стороны коридора подошел Иван Блок.

— Что это — за меня? — спросил он, здороваясь за руку с Фридманом и Судьбоносным.

— Да, говорю, из-за тебя я тут… из-за тебя. Не изобрел бы ты этот прыгучий движок — так и сидел бы я сейчас дома, смотрел «Рабыню Изауру», как в старые добрые времена…

— Это почему? — спросил Блок.

— А кто бы пустил на борт мои сто пятьдесят килограммов?!

И он залился смехом.

— Да, топливо экономить мы научились, — сказал Блок. — Так что добро пожаловать! Можешь еще немного добрать!

— Вот сейчас и доберу!

Приятели засмеялись, перешагнули порог столовой, но вдруг где-то в коридоре, сзади, услышали звук рвотных позывов.

— Что за?.. — спросил Блок, развернулся и выглянул в коридор (он вошел последним и потому стоял ближе всех к двери).

Он посмотрел направо — пусто, налево — и глаза его расширились, а на лице появилось выражение крайнего удивления. В нескольких метрах от входа в столовую, согнувшись пополам и опершись рукой на стену, стоял Капитан Назаров. Его рвало. Рядом с ним с одной стороны валялась еще дымящаяся сигарета, а с другой — бутылка водки, из горлышка которой вытекали остатки.

Рвотные позывы еще раз сотрясли его тело, он издал: «Бэ-э-э», выдал на стену небольшую порцию жидкости и произнес что-то нечленораздельное, эмоциональным посылом похожее на ругательство.

Блок повернулся к товарищам:

— Господа, по-моему, там капитан.

Фридман вытаращил глаза и переспросил:

— Ка-пи-тан?

Судьбоносный молча сделал шаг к двери и выглянул в коридор.

— Да. Это он.

— Дайте-ка поглядеть!

Фридман растолкал приятелей и вышел в коридор.

— Матерь божья! — воскликнул он, увидев пьяного блюющего Капитана Назарова.

А тот точно почувствовал, что на него смотрят: не разгибаясь, повернул голову на бок, увидел Фридмана, какое-то время как будто соображал, кто это, а затем, словно вспомнив, заорал:

— Эй, чучело! Ты чё, ослеп?! Не видишь, кто-то на палубе насрал! Бегом взял тряпку и вытер!

Фридман повернулся к Блоку и Судьбоносному, которые вслед за ним тоже вышли в коридор, пожал плечами и сказал:

— Судя по всему, и правда капитан.

Судьбоносный поморщился, глядя на Капитана Назарова, а потом сказал товарищам, приобнимая их и провожая обратно в столовую:

— Пойдемте есть, господа.

Когда они взяли себе еду и разместились за столом, разговор возобновился.

— Слушайте, вы, может, мне все-таки расскажете, что это за кадр там был? — спросил Фридман, кладя в рот большой кусок омлета.

— Все вопросы к Судьбоносному, — ответил Блок. — Это его друг.

— Друг? — чуть не подавился Фридман.

— Да не друг он мне! — возразил Судьбоносный. — Просто пассажир нашего корабля.

— Да, и по совместительству капитан, — добавил Блок и ухмыльнулся.

— Может, я что-то упустил, — произнес Фридман. — Но, по-моему, капитаны — это, как бы сказать, «было, но прошло».

— А это у кого как, — съязвил Блок.

— Ну что вы заладили? — притворно возмутился Судьбоносный в своей привычной манере. — В конце концов, может ли быть на борту этого судна капитан? Хотя бы чисто гипотетически?

Блок и Фридман переглянулись.

— Он-то, конечно, может, чисто гипотетически… — начал было Фридман.

— Вот он и есть! — перебил его Судьбоносный.

— Понял, — сказал Фридман и замолчал.

Через минуту он спросил:

— А можно еще один глупый вопрос?.. Чтобы я вообще все понял.

— Спрашивай, спрашивай, — ответил Судьбоносный, жуя запеканку.

— А что он делает?

— Кто?

— Капитан этот!

— Этот — готовится!

Фридман посмотрел на серьезное лицо Судьбоносного, понял, что больше ему, скорее всего, ничего узнать не удастся (если только эти двое вообще его не разыгрывают), и сказал:

— Что ж, теперь все понятно. Вопросов больше нет.

— Ты, главное, вот что запомни… — начал Блок.

— Что? — спросил Фридман.

— Зовут его Капитан Назаров.

— Ага, хорошо, что сказал.

— Нет, Леша, боюсь, ты не совсем понял, — заметил Блок, отставляя тарелку с кашей и подвигая к себе десерт и чашку кофе. — Я вчера пытался понять — и знаешь, почти смог. Но в итоге все же плюнул, достал свою тетрадь с дифференциальными уравнениями относительно маневрирования и принялся их решать. И даже кое-что решил. Представляешь!

— В том, что решил, и в том, что скоро мы будем летать еще быстрее, я нисколько не сомневаюсь, — заверил Фридман. — Лучше скажи, чего ты так и не смог понять. А то, может, у нас схожие ситуации?

— Понимаешь, тут какое дело… Если, конечно, я вчера правильно понял нашего коллегу и друга господина Судьбоносного, то капитан в этом случае — не просто капитан, то есть как должность, а нечто большее. Это имя. Или как имя. Понимаешь, «Капитан Назаров» должно произноситься и писаться как имя и фамилия.

— Та-а-ак, — озадаченно протянул Фридман и осторожно спросил: — А отчество у него какое?

— Вот! — воскликнул Блок, улыбаясь. — Наша с тобой проблема, как и большинства ограниченных людей, в том, что мы мыслим стандартно. Нам дай фамилию, дай имя, а мы сразу: а отчество? Надо избавляться от этого! Надо быть выше! Мыслить шире! Это я себя упрекаю, потому что вчера спросил у Судьбоносного то же самое. А он мне отвечает: «Нет у него отчества». Так и я тебе теперь говорю: нет у него отчества. Вот. И не спрашивай.

Фридман молчал и с удивлением смотрел то на одного, то на другого.

— И еще… Еще вот что… — продолжал Блок. — Опять же, если я правильно понял… — Он лукаво посмотрел на Судьбоносного. — Его полное имя — Капитан Дальнего Плавания Назаров. Поэтому вчера я думал-думал и пришел к выводу, что вот это самое «Дальнего Плавания» можно считать отчеством.

— Чудеса, — сказал Фридман, не понимая до конца, разыгрывают его приятели или говорят серьезно.

— Так что, Леша, в другой раз, когда он прикажет тебе убрать фекалии с палубы, или, например, туалет почистить, или кофе ему подать, ты отвечай не как сегодня, а: «Так точно, Капитан Назаров!» А если сильно хочешь прогнуться, то прямо: «Так точно, Капитан Дальнего Плавания Назаров!» Не знаю, лично я так это понял, — пожал плечами Блок.

Фридман ничего не сказал, вытер руки салфеткой и положил ее на тарелку.

Судьбоносный, до сих пор молчавший и только поглядывавший на товарищей, мусоливших тему капитана, наконец сказал:

— Я смотрю, этот человек вызвал у вас много вопросов и большой интерес. Давайте поступим так. Сегодня часов в шесть приходите ко мне, я вам все расскажу: кто это и зачем он здесь.

— С удовольствием, — согласился Фридман. — Лететь еще долго. Пообщаемся, послушаем увлекательный рассказ. А то скука смертная.

— Что есть, то есть, — сказал Блок. — Я вот уравнения решаю, а Саша даже книжку писать начал.

— Книжку? — переспросил Фридман. — Опять какой-нибудь научный труд?

Судьбоносный промолчал, а Блок ответил:

— В том-то и дело, что нет. Художественную! Фэнтези!

— О-го-го. Вот это тебя пробрало здесь! — сказал Фридман Судьбоносному. — А ведь только неделю летим. И о чем книжка?

— Да так, про единорогов, — ответил тот, вставая из-за стола. — Спасибо, коллеги, за хорошую компанию, приятно было с вами пообщаться, но, как говорят, надо и честь знать.

Все трое встали и направились к выходу.

«Пляски розовой лошади»

Глава 2. Ежиный лес

После событий, описанных в первой главе, мужчина принял облик Розового Единорога. Очень досадно было ему это преображение. Злая ведьма, которая сперва показалась обычной (и весьма соблазнительной) женщиной, его заколдовала — превратила в лошадь, в единорога. Поманила шикарным телом, назвалась Милой, привела к себе домой, заставила как бы в шутку надеть дурацкий розовый костюм… Вроде неплохо все начиналось, а закончилось вон как! А потом еще дала идиотскую кличку и каталась на нем верхом по своему двору, воспитывая единорожьи повадки: шагай так, хвостом маши вот так, мордой мотай так, говори вот так. И постоянно твердила про какое-то пророчество, и что все — ему же на пользу, потому что иначе вообще не выжить здесь, и что скоро большие дела они будут вершить. Она — здесь, наверху, а он — там, внизу. Где — внизу? Больная идиотка! И женщина его там ждет! «Большая птица уже отнесла ее!» Какая женщина?! Какая птица?!

Наговорила всякой ереси, а потом прогнала со словами: скачи, скачи, единорог, во славу великого пророчества, навстречу своей мечте! Какого пророчества? Какой мечте? Был человек, стал лошадь! Какие теперь мечты?! Мила, Мила… Будь ты проклята!

Но ладно бы только это. Это все еще полбеды. Он не мог вспомнить абсолютно ничего до той самой встречи с этой женщиной в лесу. Кто он? Откуда? Что он там делал? Как вообще оказался в лесу? Как он ни напрягал память, не мог вспомнить ничего, даже собственного имени. Именем его теперь была дурацкая кличка, которой наградила его эта проклятая ведьма.

Что делать дальше, он не знал, но понимал одно: прежде всего надо снять заклятие и опять стать человеком. Вот, одна мечта теперь! Это бы только сделать! Но как? Хоть бы сказала, стерва…

И поскакал он куда глаза глядят, в надежде, что судьба приведет его к исполнению желания. А чтобы сократить путь, он забрался на радугу и помчался по ней.

— Вот оно, преимущество единорогов! — думал он, ощущая, как ветер обдувает его голову.

Скакал Единорог быстро, почти, как ему казалось, со скоростью звука, прыгая с радуги на радугу, так что в ушах свистело. И от быстрой скачки он даже воспрянул духом и стал подбадривать себя мыслью, что быть единорогом, может быть, не так уж и плохо. Через какое-то время он начал считать себя лучшим единорогом, а затем и вовсе лучшим существом на планете.

Попадались ему и другие единороги. Некоторые скакали навстречу, и он окидывал их надменным взглядом, а некоторых, бегущих в том же направлении, он обгонял, показывая всю свою прыть. Встречались ему птицы, маленькие и огромные, и их он вообще не считал за разумных существ. «Низшая форма жизни. Безмозглые курицы!» — шипел он и еще больше гордился собой. Вдалеке он увидел огромную птицу, несущую в когтях женщину, которая молча смотрела вниз и, похоже, была в шоке, потому что даже не кричала. «Сожрет», — подумал он и на всякий случай поскакал еще быстрее.

Через какое-то время он почувствовал, что нужно справить нужду, и, когда стало уже совсем невмоготу, спрыгнул с радуги и поскакал вниз, в темный лес, искать местечко поукромнее.

Он спустился сквозь густые ветви, поцарапав морду, бока и выдрав пару клоков шерсти из гривы и из хвоста.

— Главное, хвост не оторвал! — подбодрил он себя. — А то не хватало еще.

Почему-то хвост его волновал более всего.

Он огляделся по сторонам. Темно. Вокруг толстые стволы деревьев. Вверху качаются ветки… Где-то вдалеке раздался вой. Не иначе, гигантский волк. Вроде далеко. Ладно. Не так уж и страшно… Так он себе говорил, а на деле ноги его подкашивались от ужаса.

Тут он услышал шуршание травы совсем рядом.

— Змея, точно змея!

Он прислушался. Шуршание усиливалось и расползалось.

— Змеи! Много змей! Все, это конец! Хоть помолюсь перед смертью.

Он опустился на передние ноги, уткнулся мордой в землю, закрыл глаза и принялся молиться, дрожа от страха. Молиться он решил богу единорогов, хоть и не был уверен, что такой существует, поскольку вообще ни в какого бога не верил. Но мало ли, как оно здесь, подумал он, вдруг такой бог есть и это мой единственный шанс. Молитву он пытался сделать максимально раболепной, чтобы в глазах бога выглядеть как можно большим ничтожеством, что, по его мнению, сильно увеличивало шансы на успех:

— Единорожий бог с самой густой гривой среди всех единорогов и лошадей и самым длинным хвостом, раб твой смиренный с драной гривой, поцарапанной мордой и ободранным хвостом… можно сказать, вообще без хвоста, потому что, если ты спасешь меня, я хвост сам себе оторву, ибо зачем мне эта лишняя красота в моем смирении, и в любви к тебе, и в никчемной, ничтожной жизни моей… Смиренный твой раб, протерший колени, обращается к тебе: спаси мою грешную душу, прости мне мои грехи…

— Грехов твоих тебе еще на семнадцать жизней хватит! — вдруг услышал он писклявый голос у самого уха.

— Даже не мечтай сдохнуть так быстро! Ха-ха! — раздался такой же голос возле другого уха.

— Какого дьявола?! — вскричал Единорог, вскочил на ноги и стал разглядывать, кто это посмел кричать ему в уши такие дерзости. — Что за свинья это сказала?!

Он уже забыл о боге и своем раболепстве.

— Послушай! Мы ежи, и этот лес наш! Так что аккуратней тут! — прозвучал писклявый голос откуда-то из-под ног.

— А то сейчас хвост выдернем! — раздался голос сзади, и последовал истерический хохот.

— Хвост не надо! — испуганно воскликнул Единорог и развернул голову назад — проверить, все ли там в порядке, однако увидеть ему ничего не удалось.

— Не переживай ты так. Не нужен нам твой хвост. Нам нужно… нам нужно…

Он уже не мог разобрать, откуда идет этот писклявый голос. Казалось, он был повсюду. Единорог принялся озираться по сторонам. Тут слева закрутился маленький вихрь, затем справа, затем еще один слева, и так дальше, пока вокруг не начало вертеться с десяток маленьких вихрей. Затем они выстроились в хоровод вокруг Единорога, принялись гудеть, пищать, верещать, а после собрались в один огромный вихрь у него перед мордой. От ужаса происходящего глаза его чуть ли не вылезли из орбит, а зубы застучали. Вихрь закрутился еще быстрее, превратился в большое облако пыли — а когда оно рассеялось, перед ним оказался огромный еж, размером с него самого.

— Мама дорогая, — сказал Единорог.

— Я — ежиный дух этого леса! Я — хозяин этого леса!

— Ты меня сожрешь? — испуганно спросил Единорог.

— Это зависит от того, кто ты!

— Я… Я — Единорог! Но вообще меня заколдовала ведьма, и теперь я вот… единорог… А раньше… — Голос его задрожал. — …Раньше я им не был… Раньше я был… я был… Я не зна-а-ю…

Он упал на колени и зарыдал.

— Я такого в нашем царстве не припомню, — сказал один писклявый голос.

— Я тоже, — ответил другой. — Но он вроде безобидный. Как там было сказано? В пророчестве-то?

— «И упадет он с неба, и произойдет невероятное: изменится всё и утонет в смердящем…»

— Ты с неба упал? — спросил огромный еж.

— Я? — испуганно переспросил Единорог и запричитал, перемешивая слова с завываниями и мольбами: — Да-а-а… ы-ы-ы… Я по небу скакал… По радуге… А потом мне захотелось в туалет… Я спустился… сюда… А тут вы… Да-а-а… Я с неба упал… А-а-а… Пощадите!..

— Не похож он… — сказал один писклявый голос.

— Да, обычный единорог. Только трусливый, — подтвердил другой.

— Видать, опять ведьма шутки шутит: превратила в единорога какого-нибудь таракана… Уже пятый за месяц…

— Ладно, — решил огромный еж. — Продолжай свой путь. Ты не тот…

Он завертелся, пока не образовался огромный вихрь, разделившийся на десятки маленьких вихрей, которые разлетелись по сторонам, опустились на землю и исчезли. Со всех сторон раздался писк и шуршание, и вскоре все затихло. Единорог стоял один среди леса.

Конец второй главы

Людей на корабле находилось немного. Собственно, основной состав команды был следующим: Судьбоносный — директор программы, Блок — научный сотрудник, инженеры Фридман, Иваницкий и Петренко, биолог Заброшенный, социолог Конюхов, психолог Картавый, врач Дудин, шеф-повар Жилкин, главный по чистоте Пестрюков и специалист по безопасности Проторгуев. Также у некоторых из этих основных специалистов имелся в подчинении младший состав. Так, у инженеров было шестеро помощников-техников, у шеф-повара — еще один повар и официант, у главного по чистоте — трое уборщиков. Итого общее число находящихся на борту составляло двадцать три человека. Не считая, конечно, Капитана Назарова.

Каждый из команды знал всех прочих и имел определенное представление об их функциях. Судьбоносный был главным. Он выступил идеологом этого путешествия и лучше других знал в деталях, зачем оно затевается и что они должны получить в результате. Остальные эту цель представляли только поверхностно. И дело не в том, что от них что-то скрывалось. Ни в коем случае. При подготовке к полету всем желающим принять участие в этой экспедиции было в общих чертах рассказано, куда и зачем направляется корабль.

Кто-то слушал с интересом и даже пытался рассуждать или предлагать свои корректировки к первоначально намеченному плану. Так, безопасник Проторгуев сразу предложил огромные звезды обходить подальше, «а то рванет еще, так что мало не покажется». Блок посмотрел на него и, чтобы не обижать, сказал, что вычислитель обязательно учтет этот риск при проработке маршрута корабля. Проторгуев, как человек военный, не выразил особых эмоций по поводу такого решения, однако по всему было видно: он доволен (вроде как уже начал обеспечивать безопасность полета).

Шеф Жилкин, выслушав всю концепцию, заявил только, что ему вообще «по барабану, куда и зачем лететь, но главное, как долго лететь и сколько будет людей». На это Судьбоносный ответил, что все путешествие займет около двух с половиной месяцев и расчетное количество людей на борту — двадцать, не считая шефа и его команду. Тогда Жилкин заявил, что завтра принесет список всего, что должно быть куплено и доставлено на корабль, а команда его будет состоять из трех человек — собственно он, еще один повар и официант. «Разбудите меня перед полетом», — сказал шеф и удалился.

Инженеры особо вопросов не задавали. Во-первых, они их почти никогда не задают. А во-вторых, им и без того было известно, что придется делать. А нужно будет следить за работой всех систем, отмечать особенности, делать выводы, что работает правильно, что — не слишком и что можно улучшить. Здесь, хотя все три инженера были разной специализации (энергетика, вычислительные системы и связь и механика), лидерскую роль играл Фридман, который был механиком, а в остальных дисциплинах знал лишь основы. Но никто и не оспаривал такого решения. Во-первых, авторитет Фридмана как специалиста был очень высок, а во-вторых, его любили как человека. Короче говоря, инженеры вопросов не задавали, назначение Фридмана главным остальные двое приняли как должное, и все трое стали готовиться к полету.

Сложнее всего дело обстояло с биологом Заброшенным и социологом Конюховым. На совещании их чрезвычайно взволновала цель экспедиции, и они то и дело задавали вопросы, которые, казалось, не кончатся никогда: «А кто там?», «Какие у них поведенческие особенности?», «Они похожи на нас?», «В какой степени они развиты физически и психически?», «Достоверно ли наше представление о той среде?» — и так далее, требуя на каждый вопрос обстоятельного ответа, а получив его (насколько это мог сделать Судьбоносный), только качали головами да вздыхали: «Ну это, конечно…», «Да уж…», «Так это, считай, ничего…», «Всё — только предположения…», «Э-э-э…». Наконец Судьбоносный волевым решением прекратил эту бесполезную дискуссию:

— Коллеги, в действительности нам неизвестно, что там да как. Все, что мы знаем и предполагаем, я вам только что рассказал. Остальное — будем смотреть на месте, изучать и думать, что делать дальше. Давайте пока на этом закончим. Да и, в конце концов, нам предстоит месяц полета, чтобы обсудить все как следует.

— Но с летящего корабля, говорят, не сойдешь, — с растерянным видом произнес Конюхов.

— Зато проанализировать информацию времени будет предостаточно, — сказал Судьбоносный, и все засмеялись.

Врач Дудин тоже ограничился тем, что спросил о составе экспедиции, попросил предоставить на каждого из них медицинские карточки с результатами полного обследования, а также сказал, что через неделю подготовит список всех медикаментов, материалов и инструментов, которые нужно будет взять с собой.

Безопасник Проторгуев, уже осчастливленный тем, что умнейший авторитет Блок так охотно прислушался к его рекомендации обходить огромные звезды (видать, не все учел великий ум), тоже сказал, что подготовится как следует и инструктажи по безопасности начнет проводить еще до полета, а специально для экспедиции разработает программу по развитию навыков самообороны и владения оружием, чтобы за месяц, как раз к моменту прибытия на незнакомую землю, каждый из членов команды был в лучшей форме. Все, конечно, подумали, что вояка — он и в Африке вояка, но перечить не стали. Хочет сделать доброе дело — пусть делает. Тем более, действительно, отчего бы и не поразмяться, пока летишь? Все равно свободного времени уйма. А поскольку Проторгуев был человеком простым и компанейским, он сразу стал называть всех участников экспедиции на «ты» и к себе попросил обращаться так же.

Специалист по чистоте Пестрюков попросил уточнить, будет ли что-то — или, может быть, кто-то — вывозиться с этой планеты. Все тут же поддержали его вопрос: «Да, да, ведь это важно!», «А то уехало двадцать три, а обратно полетит сорок», «И четыреста мешков каких-нибудь камней», «Верно, Пестрюков, спрашиваешь!» — и тому подобное. Судьбоносный сказал, что пробы грунта там, само собой, отберут, а вот увозить оттуда кого-нибудь из живых существ — таких планов нет. Потом он, однако, призадумался, странно усмехнулся и добавил:

— Может, наоборот, там кого-нибудь оставим!

— Да, кто будет плохо себя вести! — поддержал Проторгуев. — Так что смотрите у меня!

— Вы так уж людей не пугайте-то в самом начале, — сказал психолог Картавый. — Или хотите мне еще до путешествия работки подкинуть?

Все засмеялись, и на этом совещание было окончено.

В шесть часов вечера у Судьбоносного собрались, кроме него самого, ученый Блок, инженер Фридман, психолог Картавый и безопасник Проторгуев. Они сидели в одной из нескольких комнат просторных апартаментов Судьбоносного, которые включали в себя небольшой рабочий кабинет сразу при входе (где вчера они с Блоком курили сигары и пили ром), спальню, где размещалась широкая кровать, шкаф для одежды и пара тумбочек со светильниками, и эту комнату для переговоров. Здесь находился большой стол на десять человек, стояли кресла и аппаратура: для слежения за параметрами полета, для видеосвязи со всеми членами команды и наблюдения за каждым помещением, а также для записи ежедневных отчетов Судьбоносного с целью последующего рассмотрения их на Земле.

Каждый день в десять часов утра по самарскому времени, какими бы ни были параметры полета, Судьбоносный должен был на камеру под запись лично докладывать о ситуации, несмотря на то что никакой трансляции на Землю не было и быть не могло. Не придумали технологии передачи радиоволн на нашу планету таким коротким путем, чтобы они там, на Земле, могли общаться с кораблем в прямом эфире. Не прикажешь же радиоволнам скакать обратно по туннелям, по которым скачет корабль? А если и прикажешь, то между туннелями они как летать будут? Абсурд, казалось бы: нашли возможность перемещать огромный корабль, но не придумали способ передавать сигналы связи. Впрочем, некоторые уважаемые ученые, в том числе и Блок, считали, что такого способа вообще не может быть. Другие же, высокие руководители полета там, на Земле, считали, что это, скорее, просто недоработка ученых. И, пока она не устранена, хоть способа передачи сигнала не существует и трансляцию устроить нельзя, это еще не повод отменять запись ежедневных отчетов Судьбоносного. «Пусть записывает, а мы потом рассмотрим…»

Именно в этой переговорной комнате сегодня был накрыт ужин. Судьбоносный решил совместить одно с другим: и поесть, и пообщаться на тему, которая, судя по вчерашним и сегодняшним событиям, требовала обсуждения. Ну а говорить на такие темы, само собой, лучше не в столовой, где и другие слушатели так или иначе могут найтись, а в обстановке конфиденциальности.

— Коллеги, я попросил вас всех прийти в гости, потому что наступило время обсудить одну деталь нашего путешествия. А заодно и поужинать, — сказал Судьбоносный. — Поэтому прошу вас. Всем приятного аппетита. А пока вы едите, я введу вас в курс дела.

Со всех сторон зазвучало «приятного аппетита», застучали вилки, послышались просьбы и реплики: «Ваня, передай салфетки, пожалуйста», «Хорошее мясо приготовил шеф сегодня», «Эх, к таким огурчикам водочки бы…» — и все приступили к трапезе.

— Я не очень-то хотел, если честно, об этом говорить, — через некоторое время начал Судьбоносный, и все притихли, приготовившись слушать. — Нет, не то чтобы я от вас что-то решил скрывать. Нет. Да тут и скрыть особо не получится. Тем более теперь, поскольку это стало обнаруживаться еще вчера, когда мы сидели у меня с Блоком, а потом и сегодня утром, когда мы шли на завтрак.

— И это… Это — он, тот самый? — спросил Фридман.

— Да, это… то есть то, что начало обнаруживаться, — Капитан Назаров, — ответил Судьбоносный.

Картавый и Проторгуев от удивления перестали жевать и уставились на Судьбоносного. Фридман медленно ковырялся в своей тарелке, ожидая продолжения, Блок как ни в чем не бывало продолжал трапезу.

— Что вы так смотрите? — спросил Судьбоносный. — Да, на нашем судне есть капитан.

— Вот это поворот, — произнес Картавый.

— Поворот не туда, — уточнил Проторгуев.

— А чего вы распереживались-то, господа? — пожал плечами Блок. — Мы с Фридманом уже знакомы с ним. Довелось, так сказать… Мне вчера, а Леше вот сегодня с утра. И, скажу я вам, пока все, что он обнаружил, — это умение странно себя вести и блевать пьяным прямо в коридоре.

— Еще курить там же, — добавил Фридман.

— Блевать? — переспросил Проторгуев с удивлением.

— Так вот в чем дело! — сказал Картавый. — А я иду в столовую и чувствую, что в коридоре чем-то пахнет. Неужели, думаю, у Жилкина сегодня завтрак не удался? А завтрак между тем был отличный.

— Погодите, погодите, — сказал Проторгуев, горячась. — Я эту пьянь блюющую по записям вмиг вычислю и высажу. Зря я в это время мониторы не наблюдал! А то уже бы…

— Валерич, погоди, — сказал Судьбоносный. — Сейчас я…

Внезапно он замолчал и уставился на дверь. Все повернулись туда же.

Дверь была открыта. В проеме стоял Капитан Назаров. Он был в новом костюме, в галстуке и в капитанской фуражке.

— А вот, собственно, и он! — сказал Судьбоносный. — Как говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Капитан Назаров оглядел комнату с видом, как будто не нашел в ней ничего интересного, сидящих за столом — как будто не нашел здесь никого, достойного его внимания, прошел и сел на свободное место рядом с Проторгуевым.

— У меня, между прочим, часы «Радо»⁵, — сказал он ему, поднял манжеты пиджака и рубашки и продемонстрировал часы.

Проторгуев посмотрел на него с серьезным видом и коротко ответил:

— Да мне насрать.

Капитан Назаров вскочил со своего места, подошел к Судьбоносному и стал ему говорить:

— Вон тот… — показал он пальцем на Проторгуева. — Вон тот! Эфбениэз-з-з…

Он издал звук, напоминающий жужжание пчелы. А потом стал издали тыкать пальцем в Проторгуева.

— Это чё он делает? — спросил озадаченный безопасник.

Судьбоносный встал, схватил Капитана Назарова за палец, которым тот тыкал в Проторгуева, и так скрутил его, что Капитан Назаров тут же резко согнулся пополам и стукнулся лицом о тарелку с едой Судьбоносного. Начальник экспедиции ослабил хватку, и Капитан Назаров смог выпрямиться. Его лицо было испачкано, взгляд — озадаченный.

— Пошли, — сказал Судьбоносный, снова выкрутил ему палец и повел вдоль стола.

Капитан Назаров взвыл, но пошел. Судьбоносный проводил его до места, где он сидел, около Проторгуева, скомандовал: «Садись», затем поставил перед Капитаном Назаровым тарелку, в которую он только что воткнулся лицом, подошел к шкафу, взял себе чистую посуду и вернулся на место.

— Господа, — сказал Судьбоносный, сев за стол. — Я всегда говорю, что никогда не стоит принимать вежливость за слабость. Это одна из главных ошибок некоторых людей, которая их же и губит.

— Дай мне его на разговор! — попросил Проторгуев спокойным голосом, от которого, однако, всем стало жутко.

— Валерич, нам еще три недели пути, а Капитан Назаров должен быть в полном порядке и приподнятом моральном духе, когда мы прибудем! Так что…

— Так что отставить!!! — закричал Капитан Назаров.

Проторгуев покосился на него. Тот замолчал. Безопасник вскинул руку и направил на него указательный палец.

— Как ты там делал?

И начал воспроизводить сверлящие движения и приговаривать: «Збз-з-з… Как там… Эф-фэ-ф-ф-з-з-з-з… Бз-з-з… Эфз-з-збз-з…» Учитывая его здоровенную фигуру, суровое квадратное лицо с прямоугольной челюстью и огромную руку, это смотрелось жутковато. Казалось, вот-вот — и он запросто воткнет свой железный палец в глаз Капитану Назарову и продырявит его голову насквозь.

— Прекратить!!! — закричал Капитан Назаров, не на шутку перепугавшись. — Только не это! Не-е-ет!

Он вскочил со своего места и убежал. Судьбоносный встал, вышел в кабинет-прихожую, закрыл входную дверь, затем вернулся, закрыл дверь в комнату, где сидела вся компания, и снова занял свое место.

— Ну вот, кто еще не видел, теперь увидел. Будьте знакомы: Капитан Назаров! — сказал он.

— Диагноз интересует? — спросил Картавый.

— Если эта мразь в меня еще раз своим пальцем ткнет, я ему без всякого диагноза голову оторву! — сурово заявил Проторгуев.

— Я бы с рук начал, — сказал Фридман.

— Только ради тебя с рук начну, ногами продолжу и… — принялся перечислять Проторгуев.

— Может, хватит уже? — перебил Блок. — Я тут ем, между прочим.

— Ладно, коллеги, — сказал Судьбоносный. — Увидели — хорошо. Давайте я вам наконец расскажу, в чем дело.

Все приготовились слушать.

— Вам, конечно, известно, что на планете, которой мы пока не дали официального названия и присвоили условное обозначение К-200, — в общем, на той планете, куда мы сейчас летим, — есть жизнь. В этом нет сомнений, потому что после того, как нашим супервычислителем Мегамозгом были проанализированы тысячи и тысячи планет на предмет того, может ли на них чисто гипотетически существовать жизнь, было определено, что именно на К-200 это возможно, поэтому мы направили туда разведывательный корабль. Это вы, конечно же, знаете, и я просто напоминаю, как развивались события. Наш беспилотный корабль, или, как мы его называли, дрон, точно таким же путем, каким мы с вами движемся сейчас, примерно за месяц доскакал до К-200, завис над ней и стал изучать. Три месяца он кружил над планетой, меняя свое местоположение и собирая информацию. Кроме того, он взял образцы грунта, воды, атмосферы на разной высоте. И вот что можно сказать в результате… Окружающая среда там очень похожа на ту, что у нас, на Земле. По крайней мере, схожи климатические параметры, составы почв, атмосферы и воды. Иначе говоря, мы уверены, почти абсолютно уверены, что люди смогут жить на К-200 так же, как на Земле. В биологическом смысле, конечно. Судя по видеоматериалам и фотографиям, на этой планете происходил несколько иной вид эволюции, потому что некоторые растения и животные кажутся нам неизвестными. Однако…

Судьбоносный попил воды и продолжил:

–…Однако та ветвь эволюции, которая привела к появлению у нас на планете человека, — я имею в виду, рода «человек», то есть homo, и всех его видов, вплоть до homo sapiens, — эта ветвь эволюции там, судя по всему, пошла по тому же (или почти по тому же) пути, что и на Земле. По крайней мере, очень на это похоже. Мы можем делать выводы, опять же, по видеоматериалам и фотографиям, собранным в течение нескольких месяцев наблюдения посредством дрона. По этой планете бегают такие же… ну, почти такие же… люди, как мы с вами, строят жилища (и не просто шалаши какие-нибудь, как у дикарей, нет — каменные или кирпичные дома), выращивают фрукты и овощи, содержат фермы скота. У них есть промышленность. Не совсем, однако, для нас понятная: они изобрели и применяют какие-то странные механизмы… В общем, наши инженеры пока не смогли понять, что к чему. Верно, Леша?

— Да, на первый взгляд — черт-те что и вообще непонятно, как работает! — сказал Фридман. — Нечто вроде паровоза, а колес нет. Вроде как электромагнитная подушка. Или воздушная. Черт его знает. А топят как будто дровами. Но какие дрова дадут столько энергии? Да и вообще, не очень-то похоже, чтобы эти… как бы сказать… люди — они же люди? — были близки нам по развитию. С виду вроде отсталые, а как работают их машины, мы не понимаем.

Судьбоносный продолжил рассказ:

— Ну вот, машины и механизмы у них всякие есть — наземные и водные. Да, корабли есть. И летательные аппараты имеются. Но тоже какие-то странные: они как лошади и машут крыльями. И вообще… будто живые. Они на них верхом ездят, только по воздуху. А может, это существа, а не аппараты. Скорее всего, они действительно живые. Но как это все летает, ума не приложу. Фридман, я думаю, тоже.

— Пегасы какие-то, что ли, — сказал инженер. — Или единороги.

Судьбоносный открыл дверцу шкафа, достал фотографии и положил на стол.

— Качество, конечно, не очень, но вот… Здесь немного больше, чем вы видели на Земле во время подготовки к полету.

Фридман взял стопку снимков первым, быстро пролистал, сказал: «Ну да. Почти как люди» — и передал дальше, Проторгуеву.

Тот при просмотре первой картинки скривил рот, при просмотре второй приподнял бровь, а глядя на третью, воскликнул: «Матерь божья!» — и в изумлении закачал головой.

Судьбоносный между тем продолжил рассказ:

— Короче, мы пока не совсем понимаем. Впрочем, сами видите. — Он жестом показал на фотографии. — За тем, собственно, и едем: нам как раз предстоит выяснить, и что это за чудеса, и много чего еще… Мы понятия не имеем о геополитическом и любом другом делении планеты: есть ли у них разные страны, народы и народности, языки, или все это — одно государство. Мы обнаружили признаки существования рас, однако они, по всей видимости, более выражены, чем у нас на Земле. Люди… Говорю: люди, а сам и не знаю, люди ли это… В общем, похожие на людей существа там бывают очень разными и отличаются не только цветом кожи, но и ростом, пропорциями тела и, судя по всему, способностями. Может быть, это вообще различные виды рода homo… Нам это неизвестно.

— И ты хочешь сказать, что этот гоблин, — Проторгуев продемонстрировал всем карточку с изображением человекоподобного существа в два раза выше других, стоящих рядом, с огромной головой и бивнями, — просто другая раса? Ну прямо такое же различие, как между мной и китайцем! Только цвет кожи и разрез глаз другой!

— Между прочим, Валерич, — вставил Блок, ухмыляясь, — на этого ты очень даже похож.

— Круто! Пойду бивни достану! — воскликнул Проторгуев.

— Я же говорю, мы не знаем, — сказал Судьбоносный. — Судя по материалам, там много такого. Есть гоблины и похуже. Но что это — виды, расы, мутации или что-то еще, — мы не знаем.

— А ты чего двух ботаников не позвал? — спросил Проторгуев, имея в виду биолога Заброшенного и социолога Конюхова. — Они бы нам сейчас все рассказали про этих мутантов.

— Да у них какое-то недомогание, — ответил Судьбоносный. — Дудин им что-то прописал и на карантин отправил на всякий случай.

— Перепили, наверное, — предположил Проторгуев и засмеялся.

Судьбоносный оставил эту реплику без внимания и продолжил рассказ о планете К-200:

— Итак, общество у них, как мы поняли, разношерстное. Мы не понимаем, как оно устроено, какая существует иерархия и как эти все расы или виды уживаются при таких различиях. Мы не знаем, развита ли у них торговля и существует ли она вообще. Есть ли там товарно-денежные отношения в нашем понимании. Мы увидели, что у них имеется нечто вроде наших рынков и немного понаблюдали за процессами покупки и продажи товаров — насколько позволяло оборудование. Опять же, если это вообще покупка и продажа. Нам не удалось понять, ходят у них деньги или принят натуральный обмен. Сверху это выглядит так. Подходит покупатель к продавцу, они разговаривают, совсем недолго, в итоге покупатель или забирает товар и уходит, или уходит без товара. Продавец что-то отмечает на какой-то дощечке. Пока мы не понимаем, что это за дощечка и что он на ней отмечает. Может быть, конечно, все платежи осуществляются путем транзакций.

— Ага, как коммунисты, за трудодни работают, — сказал Проторгуев. — Тот гоблин с бивнями точно коммунист!

— Вполне вероятно, — ответил Судьбоносный. — Может быть, это вообще не платежи, а записи этих самых трудодней. Кто знает? Ну, в целом так. Выглядит это все, конечно, весьма странно, и самая большая сложность как раз в этом. К-200 населяет совсем другое — во всех смыслах — общество.

Судьбоносный сделал паузу и потом еще раз повторил свою мысль:

— Мы понаблюдали за их поведением, общением, культурой, если можно так выразиться, в целом и поняли, что это другое, совершенно другое общество по сравнению с нашим.

— Может быть, более культурное? — предположил Картавый, разглядывая фотографию старичка маленького роста с окровавленным мечом в руке, стоящего около нарубленного на куски тела человекоподобного существа.

— Зависит от того, своих или чужих они так рубят, — сказал Проторгуев.

— Насчет более культурного — не знаю, — ответил Судьбоносный. — Но есть сомнения. Хотя бы потому, что они устраивают казни на улице.

— Значит, и своих тоже. Да… Культура… — задумчиво произнес Проторгуев. — Головы отрубают?

— Да, но этим не ограничиваются. Могут руки отрубить, например. Мы видели несколько таких казней. Руки отрубили и оставили лежать прямо там.

— А может, у них новые вырастают, — сказал Проторгуев.

— Может, и вырастают. Но если и так, то, вероятно, не у всех. Потому что те, которых мы видели, вроде как умерли. Во всяком случае было очень на это похоже. Да и может ли организм выжить после отрубания рук, если его прямо так и оставить? Семен Михайлович, как думаете?

— Это лучше у доктора спросить, но я думаю, что скорее нет, чем да, — ответил Картавый и добавил: — По крайней мере человеческий организм.

— Могу поспорить, что Капитан Назаров выжил бы, даже если бы ему башку отрубили, — сказал Проторгуев и ухмыльнулся.

Судьбоносный серьезно посмотрел на него и сказал:

— Возможно, именно поэтому он на корабле.

Все с удивлением уставились на директора программы.

— Так он еще и бессмертный, что ли? — спросил долгое время молчавший Блок.

— Да нет, — улыбнулся Судьбоносный. — Еще какой смертный. Просто немного другой.

— Ну да, блевать в коридоре — это не то слово другой, — сказал Фридман и засмеялся.

— Короче, господа, — подытожил Судьбоносный. — В этом все и дело! И потому он здесь. Потому его и снарядили на этот корабль. Мы высадим его на К-200!

— Прости, но в чем суть этой неожиданной идеи? — спросил Блок.

— А вот это, Ваня, ты, пожалуй, должен понимать лучше всех нас, — сказал Судьбоносный с улыбкой.

Блок вытаращился на него в недоумении. Судьбоносный продолжил:

— Мне, честно говоря, это решение не вполне ясно. Но! У нас есть мегакомпьютер, Мегамозг, принцип работы которого тебе прекрасно известен и в разработке которого ты принимал непосредственное участие. Так вот, вся информация — то есть наши наблюдения за этой планетой и ее человекоподобными жителями — шла, конечно, через него. Аккумулировалась там, обрабатывалась; что-то мы пытались прогнозировать; что-то получалось, что-то нет, несмотря на всю вычислительную мощь этого компьютера. Но тут, ясное дело, сказывалась нехватка данных. Так вот, один из прогнозов, который мы сделали с помощью Мегамозга, — приблизительный период выживания среднестатистического землянина в том социуме, который сейчас имеется на К-200. И ответ был не то чтобы удивительным, но не очень обнадеживающим: в среднем одни сутки.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

«Коиба» (Cohiba) — марка кубинских сигар премиум-класса. — Здесь и далее примеч. ред., если не указано иное.

2

Фотонный двигатель — гипотетический (в настоящее время) ракетный двигатель, где источником энергии служит тело, которое излучает свет.

3

Квантовый компьютер — вычислительное устройство, использующее в работе явления квантовой механики. В настоящее время является гипотетическим устройством.

4

Как в Киев на четвереньках (укр.).

5

«Радо» — швейцарский производитель часов класса люкс.