Причуды бабьего царства. фэнтези

Владимир Макарченко

Уважаемый читатель! Все, о чем вы узнаете из предлагаемого вашему вниманию текста – не есть плод моего воображения, богато сдобренный желанием изобразить для вас картину чьей-то жизни. Все, что будет изложено здесь, есть простая копия случайно оказавшихся в моих руках записей человека по имени Борис, с которым я даже совершенно не был знаком.

Глава 4. С чего начать?

Поскольку скрывать наши отношения стало незачем, мы с Яркой поселились в доме бывшей королевы, которая уже покинула границы своих взбунтовавшихся владений.

— Устроила ты мне с этим боярством сплошную боль головную. — Поругивал я Ярку, когда мы затевались обсуждать дела грядущие.

А дел было предостаточно. Лето тут не всегда тянется, хотя и не такое короткое как в наших краях. Нужно было к зиме готовиться. Вроде бы отлажено все было до меня, но теперь кое-что поменялось. С первой же поляны более сотни мужиков осели в селеньях наших. Нужно было определять их по назначению для вершения еще и дел боярства, кроме семейных забот. Тех, кому довелось уже носить оружие, определял в замену воительниц, отправляя тех домашними делами заниматься. А тут требование пришло еще поляну организовать для сватовства уже, а не для утех. К некоторым пришлым мужикам родня переселяться решилась. Дома новые строить нужно. Селения расширялись. Пахотные земли на весну готовились. Лесного зверя добыча наладилась. Мясо впрок готовилось. Шкуры и мех в дело пускались. Уже некоторые меха да рыбка вяленая в соседние земли новоявленные гости торговые повезли. Взамен оттуда зерно посевное да утварь разная привезены были. Закружилась жизнь. Времени не хватало принимать сограждан с делами их. Пришлось дворян ставить во главе поселений. А чтобы были денежки на вооружение и содержание дружины приличной, в том числе и наемниками пополненной, пришлось налог дружинный вводить, который дворянство и собирало с поселян своих да в общую казну боярскую и доставляло. Незаметно на месте поселения, в котором я боярствовал, городок возник. Заезжие мастера дома добротные выкладывать наших мужиков обучали. Мы с Яркой тоже в большой в два этажа дом переселились. Первый этаж служебным был. На втором мы втроем проживали. Сынок народился. Иваном прозвали. А городок наш Иванградом именоваться стал. Откуда-то забрели в земли наши священники. Две церквушки поставлены были поначалу. Одна — в стольном граде, который теперь, по примеру соседних, обнесен был высоким частоколом с башенками. На башенках стражники бесперебойно сутками службу несли. Вторая — в большом селе Прошкине, где теперь ярмарка организовалась. Народ научился Крестное Знамение обозначать да у икон, каких выбрал, на коленях стоя, милости себе просить там, куда приведет их кончина пути земного. Потянулся народ к вере в Бога Единого. Не в раз, явно, но и долго эту тягу не оттягивал. С других поселений на праздники приходить стали. Дары церкви приносить взамен того, что позволит и научит у Того, Кто На Кресте Распят Был прощения да милости вымаливать себе и родным своим. Уже священники служек себе понабрали в помощь. Похоронные обряды по своему положению завели и усопших в последний путь к земному погребению сопровождали с пением молитв и со свечами. Крестами обозначались места упокоения тех, кто ждал Страшного суда. На все это глядючи, и в других селениях стали церквушки рубить, чтобы не ходить и не ездить далеко, а у себя иметь все возможности Богу о своих чаяниях с помощью вновь рукоположенных священников сообщить. Теперь у меня в стольном граде уже не просто батюшка, а епископ всея боярства всем руководил. Он и рукоположение на службу священникам осуществлял. Образовалась мастерская иконописная. Откуда-то привезли двух иконописцев, которые обучением местных дарований занимались. Стала Церковь Христова получать дары из моей казны и из доходов дворянства помимо пожертвований народа. Новые облачения где-то закупили. На византийский лад. Дом епископа рядом с моим стоит. Часто меж собой разговоры разные о делах государственных и церковных за ужином ведем. Умный мужик в епископы мне достался. Не только в церковных вопросах поднаторел, он и в политике, и в делах воинских разумел. Видать, хорошо жизнь помотала, коли так обильно сединой его голову украсила, хотя и не очень стар. Все к добру призывает. Говорит, что за добро на земле Иисус жизнь отдал. Да еще за то, чтобы люди любили друг друга, а не лили кровь чужую, как воду.

— Чего же Бог не запретил своей волей все то, что творят ныне лихие людишки? — Задавал я ему вопрос.

— А от того, что создал нас по образу и подобию Своему. Вольными и разумными. Сами свой путь земной ложить должны. А там (он указывал пальцем в потолок) спросят, чего успел на земле наладить. Потому и к Раю Ад приложен. Добрые дела в Рай приведут. Злые — завсегда в Ад. Иного им не дано. На земле мы гости только. Жизнь вечная там! — Он снова вздымал свой палец к потолку.

Нужно отметить, что с укреплением церкви на земле боярства и дисциплина стала получше. Не везде теперь кнут требовался. Страх перед Богом больше к порядку вел.

Беглым людям с чужих земель тоже в обустройстве не отказывали. Беглый народ, что семьями к нам переселился, зачастую получше местного трудился и на воинской службе отличался, не жалея живота своего. Понятно. Нахлебались горюшка по горла. А, чтобы сызнова жизнь налаживать да обустраивать, сколь затрат нужно?

Наезжали теперь более охотно и гости торговые из иных земель с товаром своим. Так пяток лет и пролетело ласточкой.

Только не всем видать соседям вокруг понравилось то, что стало боярство наше богатым и многолюдным. Потому на торговых путях стали какие-то лихие люди пошаливать. Гостей торговых губить. Из-за того торговым людям охрану увеличить пришлось, а то — расходы не малые. Прибыль от торговли уменьшалась, интерес к ней пропадал. А без внешней торговли зачахли бы мы в своем натуральном хозяйствовании. Это я еще в институте иной жизни усвоил.

Пришлось самолично поехать к одному из соседей в гости, чтобы о порядке на дорогах поговорить.

Крепость Вильня от Иванграда в двух днях пути. И, коли решился в такой путь длинный пуститься по дороге беспокойной, то взял с собой малую дружину из полсотни воинов верховых. Первый день, пока по своей земле двигались, все было ладно. Заночевали в Речном, у дворянина Борка. Заодно и о житье бытье местном самолично разузнал, застольничая с местными старейшинами. Второй же день напряг. Едва к полудню въехали в лес и решили перекусить в тенечке. Как прискакал один из выставленного дозора.

— Боярин! На дороге завал из деревьев поваленных. Видать, людских то дело рук! Окромя того, движение за деревами замечено. Не один человек там. Двое дозорных наблюдение ведут, а я к тебе послан! — Доложил дозорный.

— Вона как! — Отозвался старший дружинник. — Кто-то хочет нас на засаду поймать. Разреши, боярин, мне с десятком воинов сквозь лес ту засаду обойти. Тутошний я родом. Хорошо места эти ведаю. Зайду со спины. Гляну, что да как. Потом к тебе пришлю кого с вестью. Дозволишь?

— Делай, как задумал.

Не прошло и получаса, как явился гонец от старшего дружинника.

— Точно засаду строят. Видать не разобрались, кто к ним пожаловал. С полтора десятка разбойников. Явно — не обычный народ лесной, хотя и ряжены все под них. Чувствуется воинская выправка. Кольчуги под одежкой припрятаны. Старшой велел сказать тебе боярин, чтобы, коли на то будет воля твоя, ехали на засаду осторожно, щитами боронясь. Когда же начнут разбойники злодейство свое наши им в спину саданут. Кого-то постараются живьем взять, чтобы выведать, кто такое зло на дороге наладил.

Я отдал соответствующие распоряжения и, окруженный дружинниками с поднятыми щитами, двинулся навстречу тем, кто организовал засаду. Только приблизились к завалу, как засвистели в воздухе стрелы, летевшие вперекрет с боков дороги из-за кустов. Под двумя дружинниками пали кони. Один со стоном обхватил шею коня. Видать, стрела зацепила самого. И тут же на нас с двух сторон выскочили разбойники с обнаженными мечами. А стрелки из укрытий пустили новые стрелы, которые вывели из строя еще двоих стонущих дружинников. Я скомандовал атаку и ринулся на тех, кто выскочил нам навстречу. Началась схватка. Стрелы из кустов более не летели, зато оттуда выскочили по пять дружинников. Они ударили с флангов по нападавшим и этим решили исход короткого сражения в нашу пользу. В живых остались трое разбойников. Двое из них стонали, корчась на земле. А третий бросал на меня злобные взгляды, будучи скрученный веревкой и сдерживаемый жесткими руками дружинников.

— Кто таков? — Спросил я его, не сходя с коня.

— Я не буду с тобой говорить, чужеземец! — Заявил плененный воин и плюнул в мою сторону. Последнее он сделал явно напрасно, так как тяжелый кулак старшего дружинника так достал его по затылку, что он уткнулся носом в дорожную пыль.

— Заговорит, боярин! Дай срок! Мы тута, в кусточках с ним потолкуем. А ты пока отдохни немного. — Проговорил старший дружинник, держа за шиворот поднявшегося из пыли грубияна.

— Боярин? — Удивился тот, почтительно склоняя голову. — Рыцарь Ульбах из Вильни. Готов ответить за свое деяние. Не ожидал такого. Поручено было убрать вражеских лазутчиков, проникших в землю нашу. Да пленного для допроса взять. А тут сам…

Он почтительно опустился на одно колено, прижав правую руку к сердцу и опустив голову.

— Готов к любому наказанию за недостойный поступок свой. Я твой пленник, боярин.

— Кто же приказ такой дал? — Поинтересовался я.

— Наш барон. Сказал, что боярство ваше сильно опасным становится. Что купцы ваши все лазутчики поголовно. Потому и дозволил нападать на них лесным разбойникам безнаказанно.

— Верно все сказываешь? — Уточнил я.

— Все, как есть. А со мной, что делать будешь?

— Ничего! Явишься ныне к дворянину Борку в Речное. Вручишь ему меч свой и будешь ожидать там моего возвращения. Слово даешь?

— Слово рыцаря! — Вскричал Ульбах. — Дозволь коня своего взять.

— Бери. В провожатые дам тебе пару дружинников. Раненого к лекарю отвезут, а заодно и коней, в бою взятых к Борку доставят и оружие побитых с их доспехами. Хоронить мы их не должны. Злодеев не хоронят. Сложите, ребятушки, вместе всех их да ветвями прикройте как-то.

Дружинники быстро исполнили то, что я просил, и разобрали завал на дороге. Наш отряд двинулся дальше.

— Очень не по чину встречает тебя земля тутошняя! — Возмутился старший дружинник. — Коли ведали, что не торговый люд едет, то зачем такую пакость нам строить? По значкам нашим видно, кого охраняем в пути. Али войны схотелось соседу нашему? Заскучал без войны! Али не ведает, как народ за тебя подымется, коли, что с тобой сотворят?

— Чем-то выгоден был соседу нашему урок сей. Может, пугнуть нас захотелось и вспять обратить. Потом бы развел руками, как достали его лихие люде на дороге этой. Еще бы и помощи в укрощении их попросил. Мол, в одиночку ничего поделать не может. Поглядим, как выкручиваться будет. Скажем, что всех побили. Про рыцаря плененного утаим. А тебе, Соколик, как обернемся назад, повешу бляху сотника дружин. Достоин. Жизнь мне спас ныне умением и расторопностью своими! Сотником и зовись отсель.

— Благодарствуй, боярин Борис! — Сотник Соколик насколько мог низко склонил голову в седле. — Не будет у тебя слуги более верного, чем я! Уверен будь!

Вскоре за опушкой леса нарисовались впереди горизонта стены крепости Вильня. Каменные башни ее высоко задрали свои островерхие шапки, отороченные по кругу зубчатыми оградками. Каменные же стены, высотой в несколько человеческих ростов, тоже оскалились зубьями бойниц. Приблизившись к стенам, можно было видеть, как за бойницами стоят воины в блестящих доспехах. На угловых площадках стен установлены флаги с эмблемой рода барона Гранта. На белых двухвостых полотнищах четко вырисовывалась голова медведя с оскаленной в злобе пастью. Глубокий ров был заполнен водой, по которой мирно плавали гуси и утки. Через ров в крепость можно было попасть только по подъемному мосту, который приторочен был крепкими цепями к стойкам ворот, укрывая их от глаз прибывших.

Конец ознакомительного фрагмента.