Это со мной уже будет

Владимир Кутузкин, 2018

Митя Ермолин – обычный современный горожанин. Устроенный и всем довольный. Но однажды ему начинает казаться, что нынешние события его жизни – повторяют то, что уже было с ним несколько лет назад. Начиная вспоминать прожитые годы, он пытается предсказывать будущее и делает выводы о своём прошлом.

ХХХ

Митя Ермолин сидел за рулём своей машины, остановившись на Садовом кольце за Яузой. Навалившись грудью на руль, упёрся подбородком в руки и тягостно смотрел вперёд. Он два раза пропустил свой поворот, дал лишний круг по Садовому кольцу и вот решил остановиться.

В первый раз он проехал мимо совершенно случайно; с кем не бывает. Просто пролетел, погрузившись в свои мысли, то место, когда ещё не поздно было перестроиться в правый ряд. Садовое сегодня было удивительно свободным, несмотря на час пик. Энергично грохотало веселое радио, в голове крутилась работа, машина легко шла в скоростной полосе, и сквозь мысли о работе он осознал, что несётся по Большому Краснохолмскому мосту. Перед тоннелем нужно было свернуть направо, но было поздно. Митя встрепенулся, хотел куда-то перестроиться, развернуться и, пока крутил головой да соображал, пересек Яузу. Не расстроился, решил, что это судьба, даже едва улыбнулся. Выходя из офиса, он хотел купить жене любимых пирожных. Французская кондитерская находилась как раз в соседнем доме. Хотел купить, да забыл, прыгнул в машину и уехал. Позже вспомнил, да не возвращаться же теперь. А тут он снова едет по Садовому к своему офису. Он любил знаки судьбы и увлекался ими. А тут столь явный намек. И неплотный автомобильный поток снова понес его к тому месту, откуда он выехал двадцать минут назад.

Машин было мало, и он быстро добрался до кондитерской. Купил пирожные и снова мчался в левом ряду знакомым маршрутом, слушая музыку и думая, по своему обыкновению, сразу несколько мыслей.

Второй раз пропустил поворот так же неожиданно. Словно очнулся на мосту в тот момент, когда уже подступили дома противоположного берега. «И успел бы перестроиться», — думал он. Если бы не высокий туристический автобус, который шел правее и чуть сзади. Автобус напирал и прыгнуть перед ним было теоретически можно, но Митя не рискнул. Сбросил было скорость, чтобы пропустить автобус, но недовольно загудели сзади. Снова тоннель, только на этот раз настроение у Мити изрядно испортилось. Он сделал радио потише, почти выключил, катился и соображал.

Проехать поворот второй раз — это уже не смешно. Выветрились мысли о работе, исчезли размышления о том, покупать ли домой арбуз. Полный круг по Садовому кольцу был сделан зря.

— Нда, — вслух сказал Митя, — вот всё у меня так. И одновременно с тем, как машина выскочила из темного тоннеля на свет, словно щелчок раздалось в голове: «Это уже было!».

— Блин! — протянул Митя вслух, взяв руль обеими руками. Он уже пропускал поворот два раза, когда ездил в Тверь, и сейчас вспомнил об этом.

Следом подошла вторая мысль: «А ведь похоже на то, что повторялись и другие события». И только из глубины памяти что-то стало проступать, как справа раздался громкий настойчивый гудок. Машину Мити тянуло из левого ряда в средний. Он мигом оценил обстановку, вернул машину и осторожно посмотрел направо. С ним поравнялась белая Волга, водитель которой, судя по энергично двигающимся губам, неодобрительно выругался, глядя на него, и прибавил ходу.

Переехав Яузу, Митя поспешно перестроился правее и остановился на съезде с моста, прямо на островке безопасности. Он сидел в каком-то забытьи, пока не почувствовал, что кусает губы.

XXX

Жил он на Ферганской, почти у МКАДа, в маленькой съемной квартире. А работал на Смоленской. Чтобы попасть домой, двигаясь по Садовому, он сворачивал после моста, выезжал на Таганскую площадь и далее уже к дому. Его обычный ежедневный маршрут.

Сейчас он сидел в машине и смотрел прямо перед собой. Так прошло несколько минут. Покрутил головой, бесцельно изучая автомобильный поток и мост. Вечерело. Мотор неслышно тарахтел, что-то бубнило радио, убавленное на самую минимальную громкость.

Митя вскользь подумал, что встал в неположенном месте. Нажал кнопку аварийной сигнализации, навалился на руль и стал толкать два маленьких футбольных мячика, прикрепленных под зеркалом.

Сначала у него в голове просто крутилась мысль: «Какое удивительное наблюдение. Всё, что со мной происходило в последнее время, уже было». Затем стали всплывать отдельные события, случайные и по времени, и по сути. Митя стал перебирать их, словно бусины на ниточке, вспоминая, что было после каждого. И хотя с памятью он дружил плохо, кое-что удалось наскрести.

Вывод был однозначным. С ним уже случались те события, которые происходят сейчас. И те, которые происходили недавно. И те, что происходили давно. Сегодняшняя эпопея с пропусками нужного поворота идеально встраивается в систему. Митя так ясно всё это увидел, что попытки сопоставить уже понятые случаи и вычислить те, что ещё не осмыслены, заняли его целиком. Пришла мысль, что нужно на стене наклеить большие белые листы и на них, как на стратегической схеме, рисовать круги, стрелки, секторы и зоны.

Поворот он уже пропускал. Дважды. Это было не в Москве и не в сентябре. Это было в Твери — городе, который Митя хорошо знал. Там жила его сестра. И нужный поворот был сразу после моста.

А что было потом? Сентябрь, октябрь… Спустя два месяца после того, как в Твери он дважды пропустил нужный поворот, у него угнали машину.

Суть сделанного открытия была не только в том, что события повторяются. Но и в том, что сохраняется и их последовательность.

Митя вышел на воздух, по старой привычке не захлопывая дверь. Посмотрел на машину как-то по-новому. Кто знает, если верить только что рожденной теории, теперь машину снова могут угнать. «Вот и проверим», — подумал он.

Вечерние сумерки заканчивались, сплошной поток автотранспорта превратился в рваный. Митя прошелся немного вперед, постоял и вернулся. Засунув руки в карманы брюк, присел на теплый капот и уставился на асфальт.

Он понял, что, если не пытаться соблюдать формальности, то почти у любого события можно было найти пару в прошлом. Проблема состояла в том, что он маловато помнил. Точнее, не мог извлечь из своей памяти событие заранее. Но теперь он был убежден в том, что, если какое-то происшествие случится второй раз, он непременно вспомнит первое.

— И ведь действительно, как я мог забыть, — бубнил Митя себе под нос, — лифт тогда не работал, и мама приехала без звонка. Это было давно, лет десять назад или больше, надо спросить, когда она приезжала. Катька ещё маленькая была. А ещё совсем недавно приезжала, это было года три назад. И тоже лифт не работал. И тоже она приехала без звонка.

Митя встал и огляделся. Рядом замигала подсветка рекламного щита, обещающего низкий процент по вкладам. Он покусывал губы, заставляя себя вспомнить ещё хоть что-нибудь.

Мама приезжала ежегодно, с тех пор как в 2000 году родилась внучка Катя. Иногда несколько раз в год. Родители Мити жили в Ростове и, если надо было освободиться, внучку возили к ним. Когда дочь выросла, мама всё равно приезжала, а папа, Алексей Кондратьевич, город не любил, да и хлопот у него было много, так как на пенсии он стал пчеловодом. Всякий раз визит Ольги Ивановны планировался загодя. Особенно на этом настаивала Люба, жена Мити. Но именно в те два раза, а больше он пока не мог припомнить, мама возникала по своей инициативе, решив устроить сюрприз. И именно в эти два раза не работал лифт. В первый раз он был просто сломан по неизвестной причине.

— Да, точно, это было 9 или 10 марта, — бубнил Митя себе под нос. Сейчас он вспомнил, что накануне лифт работал, а 8 марта он с букетом вынужден был уже тащиться на 12 этаж. А мама приехала в один из следующих дней. — А Катька вроде только-только делала первые шаги. Получается, ей был год. Выходит, первый раз мама приехала 9-10 марта в 2001 году. Сюрприз не получился. Она притащила тяжелые сумки с какими-то соленьями. Мобильного телефона у неё тогда ещё не было, подняться с вещами на 12 этаж она не могла и сидела у подъезда на лавочке. Хорошо, что я в тот день не работал и вышел за продуктами.

А второй раз похожее событие было сравнительно недавно. Лифт меняли.

— Нет, то был не март. Это было июль, потому что Катька была в лагере, — размышлял Митя. — В первый раз она поехала в лагерь в 13 лет, а когда лифт меняли, это уже мы ее второй раз отправили в то же место. Значит, ей было 14, то есть 2014 год, июль. Маме стало скучно, и она приехала просто так. Мама знала, что Люба на гастролях в Италии, и посчитала себя свободной от предупреждения.

Жена Мити работала в администрации симфонического оркестра, гастроли планировались давно, и Митя говорил маме о них. Была середина лета, он приехал с работы и ещё издали увидел на лавочке у подъезда знакомую фигуру, оглядывающую свои сумки. У мамы уже был мобильный телефон, но она объяснила, что приехала недавно, а Митя ей сам говорил, во сколько обычно приходит с работы.

Стало почти темно и ощутимо прохладнее, Митя поёжился. Машина едва слышно тарахтела, мигая лампочками аварийной остановки. Он решил сесть внутрь. Захлопнув дверь, стал бесцельно нажимать кнопки радио.

— Что получается, — бормотал Митя, — прошло 13 лет. Дочь выросла. Мама приезжает без звонка. Лифт не работает. Какие выводы? Никаких. Пока никаких. Что ещё было в том году? Не помню. Ничего, блин, не помню. Катька начала ходить. Люба сидела дома лет до трех. Я работал. Таак, — протянул он, подытоживая.

В памяти возникали картины детской кроватки, располневшей Любы, торта с одной свечкой и всё. Это всё, что он помнил за тот год, не считая истории с неработающим лифтом. В голове трудноуловимо метались обрывки и намёки. Массажист приходит массировать Катьку. Митя гуляет с коляской в соседнем парке. Новый 2001 год отмечается дома, впервые вдвоем без друзей и ресторанов. Опасения, что взрывы петард за окном разбудят ребенка. Но дочь проявляет удивительное равнодушие к хлопкам, не стихающим до 4 утра. Зато, когда Митя на кухне уронил вилку, и она звякнула по кафелю, через закрытые двери детской спальни донесся закатистый плач. Вот и всё, что удалось наскрести: пару праздников, прогулка с коляской, массажист и звон упавшей вилки.

Митя обратил внимание на телефон, закрепленный у лобового стекла. Пришло новое сообщение, и, похоже, было несколько старых непрочитанных. Взял прочесть. Одно с рекламой, другое от Любы час назад: «Купи арбуз». Второе от неё же только что: «Ну ты где?».

Митя ценил, что она не звонила. Никогда — с первого дня знакомства. И он не звонил. Терпеть не мог, когда кто-то звонил ему, и никогда не делал этого сам, и не принимал входящий вызов, если абонент не определялся.

Ответил Любе: «Я на мойке». Он делал так иногда, если надо было объяснить задержку. Даже если бы на другой день она бы увидела, что машина грязная, и спросила об этом, всегда можно сказать, что большая очередь совсем не двигалась, он плюнул и уехал. Необходимость в такой маленькой лжи не обязательно прикрывала ложь большую. Иногда не хотелось пускаться в долгие объяснения, как, например, в тот вечер, когда он повез домой в стельку пьяного шефа. Не та история, чтобы рассказывать жене.

Начальник его, а, точнее, полноценный хозяин, был «владельцем заводов, газет и пароходов», как любил хвастать Митя перед друзьями. И среди множества активов имел здание в глубине арбатских переулков, активно сдаваемых под офисы. Сотрудником, ведающим контактами с арендаторами, и был Митя. Регулярные встречи с партнерами всех видов выбивали из Геннадия Львовича остатки здоровья, поэтому после особенно крепких загулов он по нескольку дней не был доступен ни по каким каналам. У шефа был персональный водитель Пашка, но тот часто где-то пропадал по поручениям и не спешил возвращаться. Доставить начальника домой, случалось, было «почётной» обязанностью Мити, но рассказывать про это Любе не хотелось. Эти детали могли нарушить ту ауру серьезных и ответственных обязанностей, которую обрисовал Митя вокруг своей работы, кое-где изрядно приукрасив. К тому же, он старался обходить тот факт, что шеф был на 11 лет его моложе. В свои 47 лет он давно уже не тянул на Митю, Диму и даже на Дмитрия. Но так уж повелось, что с самых школьных, а может и детсадовских дней, был он для всех Митей. Разве что новые арендаторы называли его первое время Дмитрием Алексеевичем.

Митя решил, что пора ехать домой. Ему было тоскливо, он столкнулся с чем-то незнакомым и сильным. Сильнее, чем сама жизнь. Это и была жизнь, только теперь Мите словно открылись какие-то тайны. Кто знает, может быть, все так живут и не догадываются. И он не должен был догадаться — не положено это знать людям. Может, это само мироздание так устроено.

— А что, если хуже, — думал, он, — что, если это чей-то эксперимент или какая-та последовательность вроде компьютерной программы. Сидят где-то какие-то люди или нелюди и дергают за ниточки, подкидывая Мите события по одному только им известному сценарию.

Немного поколебавшись, Митя придавил педаль, и машина послушно стала ускоряться. Он решил ехать совсем другим путём, через Измайлово, кольцевую дорогу и заехать к себе в район с той стороны, откуда обычно не приезжал. Ближе к Сокольникам заморосил дождик, а на Черкизовском мосту щётки еле справлялись с сильным ливнем. Попытки вспомнить, был ли ливень тогда в Твери, не дали результатов.

2

Мест для машины во дворе не находилось. Пока крутился в поисках, Митя вспоминал, приходилось ли ему искать парковку после поездки в Тверь, но сам себе приказал остановиться, подозревая у себя паранойю.

Зайдя в подъезд, он с опаской взглянул на закрытые двери лифта и решил идти пешком к себе на двенадцатый этаж. Поднимался тяжело, медленно, почему-то прислушиваясь к себе.

Люба вышла из ванной, закручивая полотенце на голове, спросила:

— А где арбуз?

— Совсем забыл. Катька дома?

— Спит уже. Тут так грохотало, мне из ванной слышно было. Я ложусь, а ты как?

— Слушай, ты не помнишь, когда машину угнали, что ещё происходило в те дни?

— В смысле? — глаза жены удивленно раскрылись.

— Ну что там было ещё? Ты где была накануне и где была потом? Что делала?

— Я так не вспомню. А зачем тебе?

— Знаешь, мне кажется, события повторяются.

— О! Машину, что ли, угнали? — Люба ответила немного игриво.

— Нет, ну вообще во всяких мелочах повторяются. А, может, и машину теперь угонят. Вот я хочу разобраться, мне кажется это или нет.

— Да, — протянула супруга, — ты не зря фантастику в отпуске читал. Чего ты там читал-то?

— Фармера. Да это вообще не про то.

— Я если вспомню чего-то, скажу. Ладно, мне завтра до репетиции надо успеть прийти. Я спать пойду, — Люба чмокнула его в щеку, ещё немного покрутилась на кухне и ушла.

Митя умылся, включил телевизор и развалился на диванчике. Перебирая каналы, он нашел какой-то старый советский фильм.

— Она считает, я перечитал фантастики, — подумал он и обратил внимание, что нервно отбивает пальцами по телевизионному пульту какую-то дробь. — В отпуске, в отпуске… Так! А когда я был в отпуске? И машину у меня когда угнали?

Митя вскочил, быстрым шагом вошел в гостиную и достал из шкафа коробку, в которой беспорядочной бумажной кучей хранились семейные документы. Важные, такие как свидетельства о рождении, хранились там вперемешку с давно не нужными, такими как инструкция для пылесоса, выброшенного на помойку ещё несколько лет назад. В этой папке Митя нашел копию обращения в милицию по поводу угнанного автомобиля. Документ был датирован 29 августа 2002 года.

— Никогда не думал, что пригодится эта бумажка, — сам себе негромко сказал Митя. — Может, и правда, не надо ничего выкидывать.

Затем он подошел к той стене в коридоре, на которой висели фотографии в рамочках. На одной из них он с Любой стоял на фоне Эйфелевой башни и, кроме изображения сердечка и надписи «Paris», в левом нижнем углу он прочитал дату — 14.07.2002.

— Так, — сказал Митя, глядя на парижскую фотографию. Получалось, что сначала он два раза пропустил поворот в Твери, потом ездил в Париж, потом угнали машину. Сейчас он два раза пропустил поворот, но в отпуске он этим летом уже был, в Испании. Значит, если всё-таки ожидать повторный угон машины, то надо признать, что события не обязательно идут в строгой последовательности друг за другом. Тогда кроме поворотов ничего не остается, и он всё придумал.

Во Франции Митя был с тех пор ещё два раза, но это было гораздо позже и в систему никак не ложилось. В этом году Париж посетил Геннадий Львович, но мало ли куда и когда ездил шеф, думал Митя. Остатки вечера он посвятил бесцельному переключению каналов, отгоняя навязчивые мысли. Потом пошел спать. Спалось плохо, снилась какая-та ерунда, как бывает после выпивки. Часов в семь утра он уже почти не спал, слушая звуки пробуждающегося города. Люба, проснувшись, не завтракая выпорхнула из квартиры, и допросить ее не удалось.

ХХХ

Приехав на работу, Митя поздоровался со своими коллегами. Елена Викторовна Старкова, лет шестидесяти с лишним строгая худая женщина была бухгалтером. Она носила серые платья и аккуратные прически, из украшений на ней всегда было только золото. Впрочем, сегодня ее платье было зеленое.

— Ты вчера шефа отвез? — спросила она, буднично раскладывая бумаги из какой-то папки.

— Нет, я вовремя уехал, не стал ждать.

— А кто ж его повез-то? Он сам не мог.

— Не знаю, — обреченно и без интереса ответил Митя.

— Его друзья, наверное, отвезли, — крикнул из своего кабинета Ярослав Степанович. Подполковник в отставке Ярослав Степанович Зацепин занимал пост начальника административно-хозяйственного отдела и был в нём единственным штатным сотрудником. Электрики, водопроводчики и прочие мастера, требующиеся для обслуживания здания, привлекались им из числа штатных работников соседнего ДЕЗа за нехитрый магарыч. Общаясь с ним лично, всё называли его по имени отчеству, а за глаза — «наш полковник».

Так они и работали, каждый в своем кабинете с всегда открытыми дверями, словно в трехкомнатной квартире-распашонке. Посетители к ним почти не приходили, и за годы работы Митя даже пристрастился к большой и сложной компьютерной игре. В ней он строил большие города, отправлял на войну армии и развивал культуру.

Несколько раз в день к ним заглядывала Алиса. Обладательница великолепной осанки, мастерица макияжа и просто отчаянная модница 28-летняя секретарь шефа. К Геннадию Львовичу посетители вообще не приходили, да и он сам бывал в своем кабинете в лучшем случае 2-3 раза в неделю. Алисе было хронически скучно. Высокая зарплата и подарки шефа позволяли приходить на работу каждый день в разном. Но никто этого не мог оценить. Далеко от своего поста уходить было нельзя, и Алиса заглядывала в соседний отсек, здороваясь со всеми, но подсаживаясь к Мите. Распахнув дверь в коридор, Алиса иногда прислушивалась, не звонит ли телефон у нее на столе.

— Алис, ты в каком году пришла работать? — спросил Митя.

— Так, — запрокинула голову Алиса, что-то прикинув на пальцах, сообщила: — Получается, смотри, я в 2013 развелась летом, страдала до конца года примерно. И 23 февраля я уже у вас тут отмечала, а на тот момент работала что-то неделю или две. Да, помню, Зацепин тут рассказывал про подвиги свои армейские.

— То есть ты с февраля 2014 года работаешь, — сказал Митя и зачем-то записал это в свой ежедневник.

— А зачем тебе? А! Считаешь, сколько мы знакомы? — тон Алисы сделался заигрывающим. Она обернулась на дверь, убедилась, что никто не смотрит и подалась всем телом прямо через стол. Запах духов и губной помады волной накатил на Митю.

Три года назад, когда Алиса только пришла, он не смог устоять, поддался на её женское очарование и с удовольствием флиртовал. Их стремительный служебный роман сам собой закончился через несколько месяцев, а к сегодняшнему времени и вовсе забылся. Сейчас, когда над ним склонилась красиво одетая и приятно пахнущая молодая свободная женщина, и до ее лица оставалось несколько сантиметров, он невозмутимо покрутил локон ее волос на пальце и сказал:

— Хочу вспомнить кое-что.

— О, я многое помню, — не унималась Алиса.

— Что тебе в том году запомнилось?

— Помню, мы ездили в санаторий, как его…

— «Лесные дали», — задумчиво подсказал Митя и решил это тоже записать в ежедневник.

— Да, мы катались на лошадках… — мечтательно сказала Алиса.

— Так, ещё что?

— Ну что ещё. А! Шеф меня чуть не уволил. Позвонил на городской, тараканище. А я у тебя сидела, кстати! Как же он орал! Никогда потом так не орал. «Алиса, я вам плачу такие деньги!».

— Что ещё помнишь?

— Вот ты пристал! Ну летом мы с девчонками ездили в Италию. Шмоток там накупили. А может это уже было на другой год. Нет, это в первый год, когда я у вас работала. Потому что я ещё полгода не проработала и боялась, что он меня летом не отпустит в отпуск. Срок был в августе или сентябре. А мы хотели в июле.

— Так-так, — перебил Митя. — А что-нибудь со мной связанное помнишь?

— Ммм, вот! Костюм у тебя был дурацкий! Великоват он тебе был! — тут зазвонил телефон, и Алиса бросилась вон из кабинета Мити.

Он помнил, почему был велик костюм. В конце года Митя дал себе зарок сесть на диету с 1 января. Сорвался, а, точнее, перестал соблюдать её он на отмечаниях февральских праздников. К майским шашлыкам о диете уже и не вспоминалось. Но до конца февраля он честно истязал себя два месяца и, действительно, похудел почти на восемь килограммов. Последний раз Митя пытался сбросить вес в этом году. Однако если принимать во внимание только те случаи, когда диета удалась, то, кроме успеха 2014 года, пока вспомнить нечего. И если события повторяются с циклом лет в семь или десять, то второй раз будет ещё нескоро. Можно зафиксировать на будущее и потом проверить, сбылось или нет. Записал в ежедневник «Начало 2014 г. Похудел».

Из глубин размышлений Митю вернул заглянувший к нему в кабинет Ярослав Степанович:

— Мить, тебе жалобу из 24 помещения приносили?

— Нет, а что такое?

— Значит, принесут. Они розетку спалили, потому что втыкали туда напольный кондиционер на три киловатта. Я к ним электрика отправил, но сказал, что ремонт за их счет будет.

— А они?

— Они говорят, мы с Ермолиным так не договаривались, мы ему жаловаться будем.

— Ладно.

— Я в подвал пошел, говорят, труба там, вроде, капает, — сказал Ярослав Степанович и вышел.

Зазвонил митин телефон, люди хотели посмотреть помещение. В здании бы свободен верхний этаж, перед летом оттуда съехало большое туристическое агентство. Сегодня пятница, договорились о просмотре на понедельник. Митя решил проверить, всё ли там в порядке, взял ключи и пошел наверх.

— Митя, а ты помнишь, какая сегодня годовщина? — перехватила его Елена Викторовна.

— Нет, какая?

— Ну как же, 8 сентября у Ярослав Степаныча внучка родилась. В прошлом году отмечали, помнишь.

— Ах да, — без энтузиазма ответил Митя.

— Сегодня ей два года. Я хотела с тобой вчера поговорить о подарке, а ты раньше ушел, и я не успела.

— Да-да, давайте подарим.

— Я тут присмотрела детский набор специально для девочек, там вилочки, ложечки.

— Да-да, — Митя достал бумажник

— Куплю в обед, давай полторы тысячи. Как раз сегодня пятница, шефа не будет, посидим, отметим, — бухгалтерша взяла деньги и хотела о чем-то ещё поболтать, но Митя, сославшись на дела, удалился.

Поднявшись на верхний этаж вверенного здания, он открыл дверь большого зала. Всё, что съехавшая туристическая фирма не захотела забирать с собой на новое место, громоздилось вдоль стен, и Митя пожалел, что не заставил их вывезти эти не первой свежести столы, шкафы и стулья. Он проверил, что свет включается, а окна открываются и закрываются. В углу за прозрачными перегородками находились пять небольших переговорных. На входных стеклянных дверях висели поднятые жалюзи. На одной двери они были опущены, и Митя решил, скорее для порядка, чем для реальной надобности, поднять их. Потянув за веревочку, он не добился результата, что-то заклинило. Он дернул сильнее, потом ещё сильнее и, наконец, так энергично, что верхний блок оторвался и с неожиданным грохотом упал на пол. Инстинктивно Митя отскочил, хотя пластиковая конструкция, падая, не угрожала ему.

Вдруг он вспомнил, как точно так же отскочил, снимая занавески в своей квартире. Люба хотела постирать большие занавески из спальни, Митя встал на табуретку и на вытянутых руках приловчился снимать одну за другой петельки с крючков. Потревоженная занавеска раскачала потолочный карниз, и тот со скрипом упал на пол одной своей стороной, по диагонали перегородив окно. Митя отскочил назад и удивленно смотрел на сделанное, когда с кухни на шум пришла Люба. Произнеся: «Ого», она ещё немного постояла и, приняв уверения мужа в том, что он всё сейчас исправит, вернулась к своим делам.

Сейчас Митя недвижимо стоял с безвольно опущенными руками и смотрел на упавшие жалюзи. Позади послышались шаги, он обернулся и увидел начальника АХО.

— Ого, — сказал Ярослав Степанович, что вогнало Митю в окончательный ступор. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, и Мите показалось, что полковник так и будет стоять, пока не услышит что-то в ответ.

— Я починю, — робко сказал Митя и сразу удивился своей фразе, ведь чинить сломанное — обязанность начальника административно-хозяйственного отдела

— Не надо, я всё сделаю, — ответил полковник и двинулся вперед изучить повреждение. — Их надо вообще все демонтировать и выкинуть, старые уже и некрасивые. Новые арендаторы не возьмут, я бы такой хлам не взял.

— И пыльно тут ещё, уборщицу пришлите, пожалуйста, — сказал Митя и выбежал на лестницу.

Оказавшись там, он всем телом прижался к стене, словно хотел спрятаться от преследующих его монстров, как это бывает в фильмах ужасов. Что-то неживое было в полковнике. Может и показалось, но он словно механически произнес это свое «Ого». Почувствовав усталость, Митя сполз вниз и сидел так несколько минут, пока не услышал, как Ярослав Степанович пошел к выходу. Стараясь не выдать свое присутствие, Митя тихо спустился на первый этаж, проскочил в свой кабинет, закрыл дверь и плюхнулся в кресло.

Ещё через полчаса он решил уйти. Сославшись на важную встречу, предупредив Алису, Митя выбежал на улицу и сел в машину. Он нарочно поехал в другую сторону — не в ту, какой обычно возвращался домой. Старался проезжать через переулки, в которые никогда не сворачивал, а если оказывался на знакомых улицах, то выбирал такую полосу, которую раньше никогда бы не занял. В конце концов, заплутав где-то в районе Мытищинских проездов, Митя увидел впереди шлагбаум штрафной автостоянки.

— Тупик, — шепнул он сам себе. Остановившись на обочине, он всем телом навалился на руль и погрузился в тревожные размышления. Иногда он оглядывался, крутил настройки магнитолы или покачивал футбольные мячики под зеркалом заднего вида. Когда раздался звонок от Елены Викторовны, Митя равнодушно выключил звук и положил телефон так, чтобы не видеть мигания экрана.

— Что же, в сущности, произошло, — думал Митя. — Я опять уронил занавески, не важно, что это жалюзи. На шум опять кто-то пришел. И до сих пор это было забавными наблюдениями. Но этот проклятый полковник сказал: «Ого».

Если бы Люба кроме своего «Ого» тогда сказала что-то ещё, то Митя бы не запомнил этого первого восклицания. Но его тогда приятно порадовала немногословность супруги. Высшим достижением выдержки Митя считал отсутствие реакции, когда, например, в ресторане позади вас официант роняет полный поднос на пол, а вы продолжаете работать ножом и вилкой, даже не обернувшись. Полной противоположностью был Митин отец, способный устроить разбор полетов из любых человеческих промахов. Если бы на шум упавшего карниза вошел папа, то поток обвинений мог окончательно отравить вечер. К счастью, папа жил с мамой в Ростове. А тогда вошла жена, сказала лишь только «Ого», на которое имела полное право. Митя это оценил и запомнил.

Митя вышел из машины и стал топтаться перед капотом. Хотелось закурить, хоть он и бросил 20 лет назад. — Надо купить сигарет, чтобы хотя бы в руках их подержать для успокоения, — подумал он.

— Что побудило полковника ограничится только этим одним восклицанием? — продолжал размышлять Митя. — Ярослав Степанович был вполне многословным собеседником, редко упускал возможность высказаться. А уж обвинить кого-то было практически его должностными обязанностями, потому что арендаторы постоянно что-то ломали или приводили в негодность неправильным обращением. Но этот, иначе не сказать, чурбан лишь выдавил из себя «Ого» и дальше стоял, покачиваясь, ожидая неизвестно чего. Интересно, что было бы, если бы и Митя больше ничего не говорил? Может, они так бы и простояли до вечера? Если речь шла о персонаже в компьютерной игре, то запросто. В игре это называется «скрипт». Заранее определенные действия персонажа. И полковник чем-то напомнил сегодня такого компьютерного нарисованного болванчика.

Вечерело, Митя устал и временами просто сидел или стоял молча, совершенно ни о чем не думая. Но вдруг возникала новая мысль, и череда размышлений продолжилась:

— А что с занавесками? Сегодня 8 сентября. А когда я уронил карниз? Определенно, надо создать какие-то таблицы. Как выяснить про тот случай? Новый карниз не покупали, никаких чеков дома в коробке не будет. Несколько дней спали без занавесок, пока они сохли. Потом Митя всё повесил назад, а карниз укрепил, вбив в стену новую деревянную пробку. Надо у жены спросить, вдруг она помнит. Женщины иногда помнят такие мелочи. Но звонить не буду, вечером дома спрошу.

Организм напомнил о себе: давно хотелось пить, а теперь ещё и есть. Он решил поехать домой и расспросить жену.

Конец ознакомительного фрагмента.