Адъютор

Владимир Корн, 2021

Даниэль сарр Клименсе – лучший фехтовальщик Ландаргии. Любимец дам, бретер, единственный представитель древнейшего рода королевства. Человек, который не верит ни в Пятиликого, ни в существование магии вообще. Даниэля сарр Клименсе нельзя купить, но его можно принудить, и теперь ему придется сопровождать в далекую провинцию молодого приятеля-аристократа, назначенного наместником Клаундстона. Так начинается долгое путешествие, полное опасных приключений, происков врагов, схваток, дуэлей, любовных авантюр и политических интриг. А еще теперь ему самое время задуматься о смысле своего существования: для чего он живет и что должен после себя оставить… Кроме недолгой славы лучшего из лучших.

Честь — это прежде всего долг.

Приписывается Пятиликому

Пролог

«Мудрец менее всего одинок тогда, когда он находится в одиночестве». Хорошо всем известная мудрость, которая пришла из глубины веков. Еще с тех времен, когда люди были подобны богам и могли двигать горы силой мысли. Ладно, шучу. Никогда они не были им подобны и в дальнейшем не станут — слишком мелочны. И силой мысли могут сдвинуть только себя. Например, с уютного кресла перед камином. В котором пляшут веселые языки пламени, а слева от кресла — столик с бутылкой неплохого бренди и единственным бокалом.

Ну и к чему мне лишние, если гостей я не жду?

Когда на улице несколько дней идет холодный весенний дождь, который пропитал сыростью все, что только можно пропитать, почему бы перед сном не посидеть в кресле. Общаясь с единственным собеседником — бренди. Лениво размышлять о бренности бытия. И еще о том, насколько все в жизни сложилось замечательно. Причем настолько, что, если в следующее мгновение в мою скромную обитель заглянет старуха с косой, я ей даже обрадуюсь ничуть не меньше, а возможно, даже больше, чем если бы сюда внезапно заявилась какая-нибудь моя подружка.

Стук в дверь застал меня в тот самый миг, когда в голове практически полностью сформировалась весьма интересная идея. Ничего нового в ней нет, но мне она показалась довольно заманчивой. А что, если плюнуть на все и отправиться на север? Вскоре там должна разразиться война, и, полагаю, пополнить ряды гусар мне удастся легко. Прибыть в ставку к маршалу Гийому и сообщить: решительно изъявляю желание стать одним из доблестных воинов короля. Нисколько не сомневаюсь, он непременно пойдет навстречу. В кавалергардах меня тоже будут рады видеть. Но их дневные расходы приблизительно равны той сумме, на которую приходится содержаться месяц. Плюсы? Представляю лица моих кредиторов, когда они узнают!

Пожалуй, это единственный плюс. Зато минусов хоть отбавляй. Холод, грязь, никогда толком не выспишься, отвратительное питание, и еще месяцами придется обходиться без женского общества. Да, провинциалочки бывают весьма и весьма милы, но их родители почему-то уверены, что столичные нравы рано или поздно приведут весь мир в бездну. Помимо того, придется содержать слугу на то скромное жалованье, которое мне положат. А других источников дохода нет и в ближайшее время не предвидится. Сама война? А что можно иметь против нее? Достойное занятие для настоящих мужчин, когда появляется возможность покрыть себя славой. Украсить грудь множеством красивых орденов и даже геройски погибнуть, возглавляя атаку или прикрывая отход. Единственное, она идет не постоянно. Стычки, не говоря уже о сражениях, на любой войне происходят не слишком часто. В остальное же время — те самые минусы, которые и перечислил. К тому же мне понадобится лошадь. Гусар без лошади — что может быть смешнее? И вот ее как раз у меня нет. Когда тебе двадцать пять, ты достаточно молод, но уже обладаешь способностью рассуждать здраво. Золотой возраст!

В этот самый миг плавное течение моих мыслей, изредка перебиваемое очередным глотком бренди, стук в дверь и перебил.

— Открыто! — не соизволив даже сдвинуться с места, громко сказал я.

Единственным достоинством комнаты был камин. Иначе пришлось бы частенько просить хозяйку дома, усиленно молодящуюся даму лет тридцати пяти, о жаровне с углями. Залечь без нее в холодную постель было бы пусть и маленьким, но подвигом. Всерьез подозреваю, мадам Эвансе не прочь согреть ее и собственным телом, но у меня принципы. И один из них гласит: Даниэль, если об этом факте узнают твои знакомые, насмешек не избежать. Не в лицо конечно же — на это ума у них хватит. Но они непременно будут за глаза.

Думаю, нет нужды заявлять о том, что Даниэль — это и есть я. Даниэль сарр Клименсе. Дворянин с родословной, тянущейся с тех самых времен, когда люди были подобны богам и могли передвигать горы силой мысли. Немножко философ, чуточку поэт, в какой-то степени музыкант и еще человек, который умеет владеть шпагой. Пожалуй, это единственное, что я умею делать по-настоящему.

Когда скрипнула открываясь дверь, я молил небеса о том, чтобы гостем оказалась не Эмилия. Любая другая — Эстер, Полиан, Валери, Клара… кто-то еще, но только не она. Ведь в этом случае мне придется покинуть чертовски уютное кресло. С другими будет проще: притворюсь больным и слабым настолько, что любое неосторожное движение может привести к внезапной кончине. С Эмилией такой ход не сработает. Она обязательно вытащит из кресла. По ее глубокому убеждению, все болезни в мире случаются в связи с тем, что в организме застаивается кровь. Не исключено, что и танцевать с ней придется. Как будто ее визит не закончится танцами в постели, она еще та затейница.

И потому с облегчением перевел дух, когда обнаружил на пороге мальчишку-посыльного.

— Что там у тебя?

В руках у него как будто бы ничего не было. Но это совсем не означало, что сейчас он не залезет рукой под плащ и не извлечет очередное напоминание о просроченном платеже от одного из моих многочисленных кредиторов. И он действительно туда полез. Чтобы явить миру письмо, которое никак не может быть уведомлением. Все ростовщики, складывается такое впечатление, соревнуются друг с другом, у кого оно будет выглядеть солиднее. Яркий конверт плотной бумаги с вензелями по углам, сургучные печати в двух или трех местах. И обязательно фасция, которая светится в темноте. Однажды у меня мелькнула мысль, что, если содрать весь сургуч с подобного рода уведомлений, коими один из ящиков стола забит полностью, а затем сдать его в канцелярской лавке, должно хватить на обед в самой модной столичной траттории. Без излишеств конечно же, но вполне достойный. Собственно, сургуч — весь мой капитал, который запасен на самый черный день.

— Давай сюда! — И снова я даже не пошевелился.

Мальчишка с огромным сомнением взглянул на свои заляпанные грязью сапоги, с которых успела набежать небольшая лужица, но после моего требовательного взгляда все же сделал три необходимых шага, чтобы передать письмо. Я не видел его никогда прежде. Но судя по тому, что удостоверяться он не стал, посыльный меня знал точно. Ничего удивительного. Когда в Гладстуар прибыл заезжий мастер фехтования из соседней Баравии, поглазеть на наш поединок собралась чуть ли не половина столицы. Королевский симфонический оркестр, выступая на площади, столько не собирает народу, хотя в нем играют лучшие музыканты Ландаргии. Хотя что тут удивительного? Чтобы наслаждаться настоящей музыкой, необходимо ее понимать. Или немного в ней разбираться. Оценить талант композитора и мастерство исполнителей. В случае с поединком все куда проще. У мужчин руки непроизвольно дергаются так, как будто они сами отвели чужой или нанесли собственный разящий удар. Женщины тоже находят себе удовольствие. «Ах, какой он красавчик! (Это не про меня). А как он двигается! Как будто танцует!» (Без ложной скромности: вряд ли у кого-нибудь получается лучше.) И так далее.

Сам поединок на шпагах представляет собой попытку двух баранов выяснить — чей вертел острее? Они даже не бараны, потому что куда глупее них. Кому-нибудь приходилось видеть, чтобы эти животные дрались лишь для того, чтобы первым оказаться на вертеле?

Кстати, наша схватка с заезжим маэстро закончилась предсказуемо. Во всяком случае, для меня. Я дал оппоненту возможность показать себя во всей красе, чтобы зрители смогли оценить его искусство фехтования в полной мере. Затем быстро и особенно не утруждаясь завершил дело. Нет, смертью моего противника все не закончилось, все-таки не дуэль. И потому на кончиках шпаг имеется довольно большой наконечник. Размером с крупную сливу и примерно такой же формы. Но если нанести укол в чувствительную часть тела, закончится тем, что твоего визави уведут под руки или вовсе унесут на носилках. Именно сие с ним и случилось. Что я от этого выиграл? Да ровным счетом ничего. Пригоршню золота, которую пришлось раздать на следующий день для погашения (хотя бы частичного) многочисленных долгов. И восторженный рев толпы, который давно уже мне привычен и особых эмоций не вызывает. Если вызывает вообще.

«Нет, все-таки зря отказался от кареты», — размышлял я, шагая вслед за посыльным и стараясь разглядеть под ногами на булыжной мостовой очередную выбоину, которая обязательно наполнена водой. И не вляпаться в навозную кучу, что будет еще хуже. Все-таки спешим мы не куда-нибудь, а в приличный дом, где собрался едва ли не весь свет столицы Ландаргии. Пусть о моем визите его хозяин даже не подозревает, и вряд ли он ему будет рад.

Шли недолго, минут пятнадцать. Чтобы наконец-то добраться до конечной точки нашего путешествия — поместья сар Штраузенов. Настоящего дворца, как и положено, окруженного решетчатой, художественно выполненной литой оградой. А также тщательно ухоженным парком, который и сейчас, ранней весной, выглядит великолепно.

Что уж говорить о самом дворце! Построенный в стиле позднего классицизма, из мрамора трех цветов — белого, красного и матово-черного, он смотрится немногим хуже, чем дворец самого короля, Эдрика Великолепного. Которого в узком кругу иначе как Эдриком Плюгавым и не называют. И тому имеются все основания. Хотел бы я иметь такой же? С заставленными дорогой мебелью гигантскими залами, стены которых сплошь увешаны полотнами мастеров прошлого, с собственным театром, несколькими выездами, толпой лакеев в дорогих ливреях и всем остальным прочим, что имеется у сар Штраузенов? Несомненно. Готов ли ради всего этого ударить палец о палец? Не дождетесь.

Я бывал здесь достаточное количество раз. Все-таки мое происхождение и незапятнанная репутация открывают двери в большинство столичных домов, не говоря уже о провинции. Да что там большинство — во все. За исключением резиденции Эдрика Плюгавого. Куда, собственно, и не стремлюсь.

Звучащую в доме музыку мы услышали далеко на подходе. Соната ля минор Вагрунди. Он, безусловно, новатор, но на мой дилетантский вкус, с негармоническими созвучиями не поскромничал. Как бы там ни было, становилось понятно: на балу наступил перерыв. Под такую музыку не танцуют, ее слушают. А это значит, в любой момент может представиться возможность столкнуться с людьми, встреча с которыми не доставит никакого удовольствия. Но я знал, на что шел.

— Вам сюда, — указал посыльный на одну из дверей. И, в который уже раз взглянув на меня восторженно, исчез.

Когда-то мне такие взгляды доставляли удовольствие. Особенно в том случае, когда они принадлежали молодым симпатичным дамам. Времена эти миновали три года назад. После того как один незнакомец размазал меня, как сопливого мальчишку, взявшего в руки шпагу неделю назад. Благо свидетелей при этом не оказалось. Что совсем не умалило моего в себе разочарования: до той поры я считал, что достиг в искусстве фехтования если не небывалых высот, то многого. С той поры я значительно прибавил в мастерстве. И все же нисколько не сомневаюсь, что при новой встрече незнакомец размажет меня все с той же легкостью.

Дверь подалась легко, даже не подумав скрипнуть. Еще бы, управляющий в доме суров к своим подчиненным до жестокости, и от его глаз не способна скрыться и новая трещина на каменной плите в чулане на кухне.

Я попал в ту часть дома, которая обычному гостю недоступна. Если пройти по коридору до первого поворота направо, на противоположной стороне небольшого холла будет неприметная лестница. Четыре пролета, снова коридор, каких-то полста шагов, и перед вами окажутся двухстворчатые двери, ведущие в рабочий кабинет хозяина. Таким путем в него попадают те гости, общение с которыми господин сар Штраузен желает сохранить в тайне. Или, во всяком случае, соблюсти ее видимость.

Но мне туда не нужно. Как нет необходимости и во встрече с ним. Мой путь короче, ведет он на второй этаж и закончится за куда более скромной дверью.