Мидгард. Часть 2

Владимир Колосков

Одной победы никогда не достаточно. Мир еще полон зловещих знамений, и никто не понимает, что происходит. На дворе начало конца или просто неудачная неделя? Мидгард снова на краю гибели или нет поводов для беспокойства? С уверенностью можно сказать только одно: приключения продолжаются. Удастся ли героям остановить вторжение демонических сил? Получится ли у них сохранить древний артефакт, от которого зависит судьба всего живого, а главное – свой рассудок?

Глава 3. Пролегомены патафизики

Тихо скрипнула входная дверь. Звук разбудил Ремли, хотя спал он крепко. Видения и кошмары, в которых царствовал пожирающий миры Баал, не мешали ему. Он научился так сливаться с этими посланиями, что ощущал себя их частью, а сами сны — частью себя. Они перестали беспокоить его. Это были просто сны, потоком проносящиеся через впечатления настоящего мира. Поток становился сильнее ночью, но стихал при свете дня, как пламя свечи становится незаметным в залитой солнцем комнате. Зловещие и вещие образы, тревожные картины — они не предвещали ничего такого, чего Ремли не знал и не пережил в глубине сознания.

Лионора поставила на стол рядом с ложем Ремли кружку теплого молока.

— Они ждут вас внизу, господин, — холодно сказала она и вышла, притворив за собой скрипучую дверь. Ей Ремли не нравился.

Она, как и Уитби, помнила, как он постучал к ним в третий раз, обрушив их деревенскую церковь, на строительстве которой тринадцать лет проработал ее муж. Муж, погибший в тот же день и от той же руки, что и сэр Кормак. Если бы Уитби вовремя не всучил ей вопящий комок тряпья с сэром Ричардом и не увлек в чернеющий холод потайного прохода под колодцем с домовым, лежать бы им вместе в камнях разрушенного замка. Во всем был виноват Ремли. Он каким-то образом привлек к ним это зло.

Ремли залпом опустошил кружку и, распахнув ставни, выглянул в окно. Внизу стоял его отряд. Там были сэр Калибурн, Мельхиор, Ниам и лошадь под седлом, предназначенная, судя по всему, ему. Вихрем спустившись по лестнице, он оставил без ответа «Как спалось?» от трактирщика и выскочил наружу. Кто собрал их в дорогу? Конечно, Ниам. От нее так просто не отделаешься, но если хочет идти с ними, пусть идет. Не Ремли же на всю честную компанию лошадей седлать. Сама знает, как за себя постоять в случае опасности. Откуда недостающие лошади? Купили на деньги Мельхиора или рыцаря. «Отлично! — подумал Ремли, вскакивая в седло. — Спорится дело, если браться умело».

— Двинемся, други! — провозгласил Ремли. — «Поспешай не спеша» — не про нас говорится!

— Я взял Ниам обратно, — сообщил сэр Калибурн. — Иначе мне пришлось бы самому седлать лошадь, чего я не делал много лет.

— Мне тоже по духу, когда собрана лошадь, — не стал возражать Ремли. — А теперь за мной!

Ремли проскакал улицу, пронесся мимо стражника, который встречал их вчера при прибытии в город, и сделал четверть мили по пустынной дороге. Обернувшись, он не заметил за собой никого из спутников. Поняв, что малость обмишурился, он возвратился.

— Скажи мне, привратник, — обратился он ко вчерашнему стражнику, — здесь ли дорога к… — тут Ремли забыл название города, куда предложил ехать Мельхиор, — морскому порту на букву «Д» в голове, а с хвоста похожему на Утрехт?

— Дордрехт в той стороне, — указал стражник на дорогу, по которой только что выехал Ремли. — Город проедешь насквозь, на развилке налево забирай, к югу.

— Благодарю тебя много! — отозвался Ремли и снова поскакал в город, оставив стражника тихо усмехаться в седую бороду.

— Скатались узнать, хороша ли погода по ту сторону городка? — широко улыбнувшись, спросил сэр Калибурн, когда Ремли вернулся к своему отряду, который все время его верховой прогулки оставался ровно в том месте, где ждал его утром.

— Именно так, — подтвердил Ремли.

— И как состояние небес и ветров? Располагает к поездке? — уточнил сэр Калибурн с легкой насмешкой.

— Природа прекрасна: ласков западный бриз, облака белобоки, а солнце, как никогда, в это утро округло! — не смущаясь, ответил Ремли. — Я ж вернулся спросить, как зовут мою лошадь. Ехать, не зная клички коня, да к тому ж не в ту сторону, очень неловко, как я нынче заметил.

Если довелось попасть в неловкую ситуацию, веди себя так, будто ничего не случилось — тогда все обратится в шутку. Этот хороший совет узнал Ремли в дороге. Один из редких случаев, когда Уитби сказал что-то мудрое. Разумеется, совершив неловкость, ты пребываешь в досаде, и от этой досады, особенно если она сильна, вместо жемчуга шуток у тебя изо рта сыплется грязными комьями площадная брань (сам Уитби, опростоволосившись, вел себя именно так), но иногда, когда тебя распирает от радости грядущих свершений, а в желудке приятно плещется растрясенное на рыси парное молоко, можно найти в себе силы последовать такому совету.

— Ты верхом на коне Ниам. Полная кличка Браусменгойль, но обычно мы зовем его Браус, — ответил сэр Калибурн.

— Мчи меня, Браусменгойль быстроногий, навстречу судьбе!

— Он же дурачок, — вполголоса сказала Ниам Мельхиору, когда увидела, что Ремли на этот раз двинул лошадь в правильном направлении и больше не может ее слышать.

— О да! — охотно согласился Мельхиор.

— Тогда почему все его слушают и идут за ним? — спросила она.

— Потому что это самое большое заблуждение, которое можно иметь.

— Но ты же согласился, что он дурачок.

— Он тот, кем кажется, а кажется он всегда по-разному, иным — по-иному. Тьфу, чертов рыбий язык! — сплюнул Мельхиор, услыхав, как непроизвольно произнес оборот, присущий его спутнику. — Ты слышишь? Он уже здесь. — Мельхиор указал себе на висок. — В моей голове. Если он кажется тебе дурачком, тебе повезло. Дурачки безобидны. Мне он кажется самым опасным безумцем на земле, но от него зависит благополучие мира, и это мне не кажется. После всего, что я видел, я в этом уверен.

— Как же мне с ним себя вести: как с господином или как с дурачком? — спросила Ниам.

Поглядев на Ремли сегодня, она не могла понять, как едва не приняла его за самого Мерлина.

— Веди себя как с человеком. Этого будет достаточно. Он хочет использовать сэра Калибурна, а не тебя. Тебе повезло — многие, кого он использовал, погибли.

— Я не допущу, чтобы сэр Калибурн погиб из-за него! — вступилась за рыцаря Ниам. — Он слишком много сделал для меня.

— Ремли не убивает, наоборот, защищает, когда может, но рядом с ним столько опасностей, что люди все равно гибнут. И тебе стоит быть осторожной, хоть ты сильней и способней других. Сэр Кормак тоже был не робкого десятка, а не защитил себя, когда остался один. Да что там Кормак! Весь орден паладинов перебили враги — из-за того, что те замешались в этой истории. Перебили, не спросив, на чьей они стороне.

— Что это за враги? — Ниам погнала коня догонять Ремли и своего господина.

— Духи огня из Муспелльсгейма, которые обрели свободу и плоть, — прокричал Мельхиор, догоняя ее на рыси.

— Где это? Что за страна? Я не слышала о такой. И как их бить?

— Они не из нашего мира.

— Из потустороннего? — изумилась Ниам.

— Можно сказать и так, хотя мы называем эти миры соседними. Ремли знает, как их бить.

— И ты знаешь?

— Нескольких побью, но с целой дружиной мне не управиться, да и король их, Хмурый Бруз, из числа могучих и древних, из тех, кого люди нашего времени еще не бивали.

— Значит, и я одного-двух побью, — заключила Ниам. — Все сэру Калибурну выйдет подспорье.

— Ты не похожа на воина.

— Ты тоже не похож.

— Я — волшебник.

— Добрый?

— Стараюсь.

— А я — воин.

— Ты сражалась вместе с Калибурном? — с недоверием спросил Мельхиор. — Нет. Я вижу, что нет.

— Конечно, видишь, ты же волшебник.

— Не нужно владеть Искусством, чтобы увидеть насквозь вашу парочку. Твои ноги привычней ходьбе, чем езде верхом. На Калибурне нет шрамов и других следов ран. Он — рыцарь турниров и речей. Если бы он дошел до стен Акры, то был бы сейчас красив, как сэр Джон Кормак. Ты видела атаку сомкнутого конного строя? Камни метательных машин мелькали над твоей головой? Ты глядела на зубья стен из прохода осадной башни? Слышала грохот таранов? Тебе знаком запах кипящей смолы и дым, когда ее поджигают под твоими ногами?

— Я видела, как убивают беззащитных. Мне этого достаточно.

— Кто в наши дни не видел? Этого недостаточно, — отрезал Мельхиор.

Так продолжали они разговаривать о том о сем, коротая время в дороге, а сэр Калибурн в поисках собеседника догнал Ремли. Они поскакали бок о бок и тоже говорили.

— Я всю ночь не сомкнул глаз: размышлял над твоими словами, — начал разговор сэр Калибурн.

— Раздумье — дорога к истине! Жаль, в той пословице не сказано, кратчайшая или нет, но размышлять для человека есть похвальное занятие, — ответил на это Ремли.

— Ты всегда так говоришь? Ты мог бы говорить обычно? — попросил сэр Калибурн.

— На моем родном валлийском языке?

— Он мне незнаком.

— Я попробую. — Ремли отпустил повод и обеими руками размял щеки и губы. — Должно получиться. Что наразмышлял за ночь, о… — Ремли шлепнул себя по губам, чтобы не закончить: «О многоопытный рыцарь» — тем высоким слогом, от которого сэр Калибурн просил его воздержаться.

— Так вот я размышлял. Я не могу принять твою точку зрения на видение, которое мне явилось, — ответил рыцарь.

— Ты скачешь рядом. Это ли не доказательство моей правоты? На сегодняшний день мне хватает настоящих врагов, а воевать с людскими заблуждениями — не мое призвание, хотя прежде некоторые рыцари находили мои наставления полезными и сами ходили на поиски меня, чтобы узнать о предметах, которые их беспокоили.

— Я рад, что мы можем сохранить дружелюбие, не приходя к одинаковости убеждений, — сэр Калибурн удовлетворился данным ему объяснением. — Теперь расскажи мне, куда мы движемся, и как ты хочешь устранить опасность, о которой говорил вчера, и какова польза, которую я могу принести.

— Три вопроса были. Три будут ответа. Первый ответ: через Дордрехт мы пойдем морем к Хрустальной Башне. Там мы призовем на нашу сторону волшебника, призванного быть хранителем Мидгарда — мира людей. Он был среди тех, кто убил и заточил Хмурого Бруза.

— А если он не согласится? Не все сговорчивы как я, — уточнил рыцарь.

— Тогда свернем ему шею. Убить духов огня не сложнее прочих духов. Загвоздка в том, что, убитые, они возвращаются домой в Муспелльсгейм. В прошлый раз маги, победившие их, заперли духов здесь, но этого оказалось недостаточно. Мы должны поступить иначе. Я хочу побить их трижды: во плоти в этом мире, во плоти в Муспелльсгейме и в третий раз как бесплотных духов огня. Ты мне поможешь побить их здесь. Ты соберешь рыцарей, которые хотят постоять за благополучие мира и осенить себя бессмертной славой, какой покрыл себя сэр Кормак. У тебя есть дар убеждать словом, которому внимают те, кто останется глух к моим словам. Как Мерлина слушал Артур, а Артуру внимали все рыцари стола, так ты будешь нести мое слово. Ты будешь новым Артуром — и пустишь в ход свой дар и соберешь рыцарей в место, которое я укажу. В этом месте мы побьем духов огня в первый раз.

— А потом? Ты знаешь, как побить их вторично и трижды?

— Второй раз я поставлю против них армию, рожденную не в этом мире, привычную к серным облакам Муспелльсгейма, и сам возглавлю атаку.

— А в третий?

— Как одержать третью и сложнейшую победу, я верного средства еще не избрал. Надеюсь, хранитель Хрустальной Башни подскажет мне. Он вечный, он бился с духами в прежнее время, его знание о дружине Хмурого Бруза превосходит мое.

— Я никогда не слыхал об этих духах.

— Должно быть, ты читал в детстве не те книги.

— Вернемся к последнему вопросу. Я должен говорить всем встречным, что будет бой с духами огня, и звать их на бой, который пройдет неизвестно где и когда?

— Место я сообщу на грядущий восход, а время сейчас укажу — через три месяца от сего дня.

— Почему через три? Мало времени собрать тебе армию.

— Слухи быстры, твое слово быстрее вдвойне, а жадные до славы и подвигов рыцари — эти десятикратно быстрее. Прискачут! Успеют! Мне не нужны все до последнего рыцари мира. За три месяца ратников соберется достаточно. Нам не весь Муспелльсгейм штурмовать, в жерло Священной Горы рассеченные трупы швыряя, пока не будет полна, как было при асах и ванах, а одну лишь дружину побить.

Ремли снова шлепнул себя по губам за прорвавшуюся речь на рыбьем языке.

— Их человек двадцать, — тихо произнес сэр Калибурн, прерывая Ремли и жестом указав на опасность.

— Их двадцать два, шесть луков, двадцать мечей, три женщины, — посчитал Ремли.

— Впрочем, они не кажутся враждебными, — оценил рыцарь выходящий наперерез их четверке пеший отряд. — Хотя засаду оставили. У них веревки и крюки, чтобы стаскивать верховых, будь настороже.

— Нынче много людей при оружии, но без чести и совести, что к нему полагаются. Шатаются по дорогам без верного дела. Жди какой-нибудь войны, — вздохнул Ремли.

Ремли с Мельхиором не раз приходилось за время похода отбивать нападки вооруженных проходимцев. Таких лихих людей, как отряд Гунреда, среди них не попадалось. Обычно все заканчивалось перебранкой, парой срубленных рук, сломанных ног; одному очень настырному бандиту Уитби в потасовке откусил ухо. Сэр Калибурн тоже был привычен к подобным стычкам, поэтому предпочитал не ходить по дорогам без сопровождения нескольких рыцарей, желавших послушать его проповеди.

Ремли и рыцарь остановились перед людьми, которые вышли на дорогу. Мельхиор и Ниам остановились позади, ярдах в пятидесяти.

— Мы спешим и не делаем остановок, — сэр Калибурн нацепил шлем и из-под забрала обратился к подошедшим людям.

— Ваше имя сэр Калибурн? — спросил стоявший ближе всего к рыцарю.

— Да, это я сэр Калибурн.

— Мы слыхали про вас. Куда бы вы ни шли, мы бы хотели предложить свои услуги. Среди нас разный люд: есть лучники, мечники, кузнец, есть силач из цирка.

— Нам не нужен отряд, — отказался Ремли.

— Мой спутник прав, — подтвердил сэр Калибурн.

— В таком случае благословите нас своим словом на последние времена, — попросил главарь шайки и встал на одно колено.

— Правда ли, что конец наступил и печати сняты? — спросил другой, вставая на колено по примеру главаря.

— Или время еще не настало и нам еще отпущено подготовиться? — обратился третий.

— Вы видели ангела смерти?

— Они ходят по земле и сеют болезни?

— Кругом родятся уроды и от скота, и от женщин?

— Слушайте меня. — Сэр Калибурн повесил щит и простер руки к собравшимся. — Конец всегда близок, но сейчас я тороплюсь, чтобы рассказать вам больше. Завтра я вернусь и поговорю с вами. Может быть, возьму кого-то из вас с собой.

— Благослови вас Господь, — ответил главарь. — Мы будем ждать вашего возвращения.

Странные люди разошлись и вернулись в рощу, из которой неожиданно показались на дороге.

— Зачем ты пообещал вернуться? — спросил у рыцаря Ремли. — У нас не будет времени.

— Я и не собираюсь, — сняв шлем, объяснил сэр Калибурн. — Сдам этих разбойников страже и рыцарям Дордрехта.

— При нас они никого не ограбили, — задумался Ремли.

— Если сегодня при тебе никого не убили, из этого не следует, что в мире не прибавилось убийц.

Оспаривать моральные устои рыцаря Ремли не рискнул, и после короткой остановки отряд продолжил путь. Они скакали без еды, без питья и даже без походов до кустов; никто не слез с седла, пока отряд не достиг предместий Дордрехта. «Как чертовы гонцы», — выругался Мельхиор, когда Ремли наконец объявил остановку. Волшебник отлучился в правую сторону от дороги, Ниам — в левую.

— Ты привычен к дороге, — заметил Ремли сэру Калибурну, увидев, что тот продолжает оставаться в седле и не спешит воспользоваться удобствами остановки.

Сэр Калибурн поднялся на стременах и пустил ветры.

— Главный недостаток путешествия с девицей-оруженосцем, — заметил сэр Калибурн. — Им чаще нужно до кустов, чем мужчинам. Парня-то я заставлю опростаться в штаны. Раз лошади умеют опорожняться на скаку, отчего бы и людям не уметь? Но с Ним так не годится, — он продолжал звать Ниам мужским именем.

В Дордрехте горожане указали сэру Калибурну, как найти постоялый двор. По сравнению с крупным портовым городом прошлый городок казался милой деревенькой. Мостовые были убраны, площади вымощены камнем. Дома сверкали просмоленными гранями стропил, блестели мутноватыми пузырями окна, кое-где были даже стекла, стены светились белоснежной штукатуркой. Во всем чувствовалась любовь к порядку и чистоте.

Насладившись городскими видами, от которых так и хотелось завистливо вздохнуть: «Живут же люди», отряд дошел (скакать на рыси в городе разрешалась только рыцарям и страже) до постоялого двора и перед ним спешился. Не успел Ремли поручить Брауса заботам Ниам, как к нему подошел незнакомый человек, подозрительно похожий на Мельхиора. Лицо было другим, но возраст, седины, любовь к длиннополой одежде, да и вся манера держаться странно повторяли волшебника.

«Не водится ли у Мельхиора средь живущих под небом брата?» — подумалось Ремли при взгляде на этого дордрехтца.

— Вас ли зовут Ремли? — поинтересовался подошедший.

— Смотри-ка, — рыцарь весело хлопнул Ремли по плечу, — не одного меня узнают на улицах! И Ремли не так безвестен, как хочет казаться. Какими речами прославился ты?

— Я не понимаю. — Ремли почесал голову. — Ты кто? Откуда меня знаешь? — набросился он на копию Мельхиора.

Рыцарь собирался пойти на постоялый двор распорядиться, но, заметив незнакомого мудреца, имевшего дело к Ремли, задержался, чтобы послушать, о чем будут говорить эти двое. Замешательство Ремли его забавляло. Он выглядел таким уверенным, знающим все вокруг, но вот второй раз за день его ловят, как говорится, без одежды.

— Позвольте мне рекомендоваться: я — Альфредус Лакриан, доктор патафизики, — представился спутникам житель Дордрехта. — Из вашего разговора с незнакомым мне рыцарем я заключил, что имею радость видеть перед собой самого Ремли. Считаем это доказанным?

— Ты говоришь как доктор права, а не… — у Ремли опять выскочило из головы новое слово. — Как там?..

— Патафизики! — Альфредус многозначительно поднял вверх указательный палец, будто речь шла о чем-то действительно важном. — Не смущайтесь, что вы, господа, еще не слыхали об этой междисциплинарной научной дисциплине, которая, подобно метафизике Аристотеля, помещенной…

— Простите, уважаемый доктор, — перебил Ремли, одновременно вручая повод Брауса Ниам и подталкивая ее в сторону, чтоб пошевеливалась, а не становилась лишним свидетелем разговора, который еще неизвестно куда повернется. — У вас на плече сидит не кузнечик ли? — указал Ремли на насекомое, в котором узнал Мельхиора. Волшебник тоже решил подслушать их разговор, для чего превратился в кузнечика.

— Ой, где?! — Доктор патафизики щелчком указательного пальца сбил кузнечика, и тот отлетел в поилку для лошадей. — На чем мы?..

— Ровно на том, что вы хотели рассказать, откуда меня знаете. — Ремли направил мысли доктора подальше от патафизики, поближе к делам более насущным. — И главное: зачем вам на старости лет сдалось такое опасное знакомство?

— Это удивительное совпадение, которое я сам затрудняюсь объяснить, ведь я тебя и не знаю, если посмотреть пристально в суть понятия, которое люди имеют в виду, говоря о знакомстве с кем-то.

Ремли воздел глаза к небу: беседа будет не из легких. Лакриан выглядит как Мельхиор, но говорит как пьяный Мерлин.

— Приятно поговорить с умным человеком, который так красочно изъясняется, — снова усмехнулся сэр Калибурн и вторично похлопал Ремли по плечу.

Тот понял радость рыцаря: Ремли в лице Альфредуса наткнулся на собственное разговорчивое альтер эго и сполна вкусит радости общения с самим собой, над чем сэр Калибурн с удовольствием посмеется. Хорошо, пусть игра начнется!

— Преодолей же затруднение, напряги свое вместилище мыслей, вдуй мыслительных духов в орган ума и заставь их крутиться, ведь не зря же ты, Лакриан, доктор. За заслуги пред истиной, должно быть, звание носишь. По праву рождения я еще не встречал докторов. Вот рыцарей всяких расплодилось от фамильных щедрот, как нерезаных псов, — в отместку Ремли кольнул остротой сэра Калибурна, — а докторов от законного брака пока не много на свет народилось.

— Если начать с самого начала, — приступил к рассказу Альфредус Лакриан, — то в этом городе я недавно. Я оставил кафедру свободного университета в Падуе…

— Итак, ты недавно. Откуда тебе известно мое имя?

— В поисках покровителя для своего дела, о котором в двух словах можно сказать…

— Хоть в двух с половиной, но позже!

— В поисках я искал встречи со многими известными людьми этой местности. Среди них был некий Рудольф Бец.

— Глава ордена паладинов! — воскликнул сэр Калибурн. — Сэр Рудольф Бец жив! Слава небесам, он спасся в резне…

— О которой мы тоже поговорим потом! — Ремли приостановил рыцаря. — Если мне прежде, чем узнать тайну, придется выслушать одну докторскую биографию, я еще стерплю, но если мы присовокупим сюда историю канувшего в небытие рыцарского ордена, то наш мокрейший Мельхиор окончательно поседеет и умрет, не дождавшись конца.

Волшебник, подвергшийся в образе кузнечика купанию в поилке для лошадей, вернулся, приняв человеческий облик.

— Где ты нашел дождь в такую погоду? — спросил сэр Калибурн, удивившись подмоченному виду Мельхиора.

— Меня случайно окатили с балкона из ведра. К счастью, там была вода от мытья, а не помои или содержимое ночной вазы, — Мельхиор нашел приемлемое объяснение воде, стекающей с рукавов и подола плаща.

— Покажите мне этот дом! Никто не смеет безнаказанно окатывать моих друзей водой! — взорвался гневом рыцарь. — Тот дом, кто бы ни жил в нем, заплатит за твое платье серебром или кровью!

— Не стоит хлопотать. Я уж обругал их и принял извинения, — урезонил рыцаря волшебник.

— Так! — перебил их галантную беседу Ремли. — Всем молчать!

Альфредусу показалось, что молнии пробежали по волосам Ремли, а вокруг потемнело. Он даже поглядел на солнце, не началось ли пропущенное астрономами солнечное затмение, но небесное светило висело ровно, ярко и было «как никогда округло».

— Если еще кто-то скажет хоть слово, кроме Альфредуса, а Альфредус скажет хоть слово, не имеющее отношения ко мне, тому я в глотку засуну перчатку, и моя рука будет внутри! Говори, доктор! — приказал Ремли, и доктор, поежившись от страха, продолжил:

— Рудольф Бец сказал мне, что хотя сам не может оказать мне помощь, но даст мне рекомендацию самого решительного толка. Рекомендацию к молодому человеку знатного рода, путешествующему под именем Ремли. Он сказал, что означенный Ремли обладает многими талантами и еще большей властью, что он немного вспыльчив, в чем я имею радость убедиться, и добавил, что Ремли путешествует в компании двух старцев, один из которых подобен обликом мне, женщины и грудного ребенка и что он со дня на день прибудет в город. Хотя в числе спутников Рудольф Бец ошибся, я допускал, что ошибка возможна, поэтому и обратился к молодому человеку, который мне показался похожим на Ремли.

Человек, похожий на Ремли, развернулся, поднял голову и обратился к светилу:

— Доброе Солнце, очаг человечества, хоть ты объяснишь мне, каким образом Рудольф Бец снова возник в моей бренной жизни в лице словоблудника в докторской мантии? Мельхиор! — Ремли резко повернулся к своей свите. — Он не доппельгангер?

— Нет. — Мельхиор щелкнул заклинанием истинного видения. Альфредус Лакриан был обычным доктором патафизики, без единой пуговицы магического Искусства на себе.

— Что за рекомендации мог дать тебе Рудольф Бец до меня? — спросил после проверки Ремли.

— Он изложил их в письме. — Порывшись в карманах, Лакриан извлек аккуратно завернутое в папку из телячьей кожи письмо. — Только прочесть его я не смог, хотя много языков мне известно.

Ремли вырвал послание из рук доктора. Восковая печать издевалась над Ремли гербом ордена паладинов. Он сломал печать, извлек письмо из хранилища и наискосок пробежал глазами. Глаза его округлились, он поднес письмо так близко к глазам, словно хотел прочесть на бумаге даже запахи — бумага касалась его носа.

— Отлично, отлично, неплохо, неплохо, — бормотал Ремли, пробегая письмо второй раз.

— Так вы окажете мне помощь? — с воодушевлением спросил Альфредус.

— Потрудись объяснить, как пытался читать ты письмо, не вскрывая печати! — потребовал Ремли.

— Снял над паром печать без слома, а потом клейким составом собственного изобретения вернул на место, — ответил Альфредус, бесстыже глядя Ремли прямо в глаза, — уж не корите меня за невинную проказу. Будь там что против властей, то мне бы лучше не выдавать свое знакомство с содержимым, а скорее сжечь его. Вы-то должны понимать особенности теперешней корреспонденции! А коли письмо так зашифровано, что мне не прочесть, то и опасности держать его при себе для меня нет.

— Понимаю. Оставайся поблизости. Ты можешь нам понадобиться! — Ремли скомкал письмо и запихнул его обратно в папку. — В кабак! — двинулся он к двери и махнул рукой своим спутникам, но не смог сделать и шага.

— Постойте, позвольте! — доктор патафизики проявил недюжинную смелость, остановив Ремли на пути в кабак и заступив ему путь. Альфредус знал: когда хочешь заручиться поддержкой сильных мира сего, нужно хватать за руки, одергивать за плечи, обнимать, подхалимничать, да хоть целовать сапоги, если придется. — У меня есть дом! — выпалил Альфредус, прежде чем Ремли успел испепелить его взглядом. Следует заметить, что такое испепеление вполне могло произойти буквально, хотя обычно Ремли так не поступал даже с самыми надоедливыми собеседниками. — Зачем вам кормить этот клоповник? У меня хватит места! — Еще доктор патафизики знал, что приятное небольшое одолжение, сделанное якобы по доброте душевной, но на самом деле в инвестиционных целях, может окупиться тысячекратно.

— Веди, — смягчился Ремли. — У тебя есть где поставить лошадей?

— Только двух, к сожалению, — замялся Альфредус, стремительно выдумывая, куда можно приткнуть еще двух.

— Хватит! Парочку мы продадим. Сэр Калибурн, передайте Ниам, где нас искать, — распорядился Ремли и, подхваченный под локоток Альфредусом, исчез в толпе, оставив Мельхиора и сэра Калибурна гадать, что же сейчас произошло.

Они с доктором свернули за угол, прошли по узкой улочке, свернули еще раз, миновали улочку пошире, перекресток со статуей девы Марии, вмурованной в угол дома. Повторив эти маневры несколько раз, Ремли с доктором вышли на грязные задворки, встретившие их запахами сточной канавы. Впрочем, это было так обычно для всех городов, что скорее отсутствие этих привычных запахов вызывало странное ощущение нехватки чего-то нужного, ведь если город вымыт, как пол в церкви, то где же, простите, пожалуйста, уважаемые горожане, можно у вас справить нужду, если не на улице? Или у вас имеются для этого особые улицы? В Дордрехте такие улицы имелись. На одной из них и обитал доктор патафизики.

Дом Альфредуса выглядел неказисто, но имел три этажа и глубоко уходил вглубь улицы, следовательно, был просторен. Построен он был не то чтобы очень давно; пара поколений в нем, судя по состоянию стен, успела народиться, прежде чем богатые хозяева бросили свое загородное поместье, глубоко вошедшее к настоящему времени в городскую черту с ее непередаваемым ароматом. Владельцы перебрались или в центр, в чистоту и порядок, или дальше в просторы полей, где можно отгрохать себе поместье побольше и где никто не будет мочиться под твоими окнами прямиком на клумбу приусадебного садика. Дом растерял девять десятых стоимости, так как оказался слишком громоздким для бедных предместий, долго стоял без дела, пока его с ласковым «Отвяжись, собака!» не подарили в пользование безумному доктору.

Из дома доносилась музыка. Альфредус распахнул двери. На крыльце они с Ремли палками обтерли сапоги от грязи и пошли в сторону тех чудовищных звуков, которые снаружи могли сойти за музыку. В доме оказалось людно. На первом этаже кутили человек пятнадцать. По облику Ремли принял их за студентов. При виде Альфредуса все завопили, один из студентов поднялся и, размахивая руками, заставил собрание прокричать троекратное «Гип-гип, ура!».

— Вот и наш доктор! Привел к закланию знаниями новую жертву! — Собрание приняло Ремли за нового слушателя курса патафизики.

— Где имели злосчастие обучаться? — спросил умеренно трезвый студент у Ремли.

— Первый кельтский универсиум, — отрекомендовался Ремли.

В прежние встречи он приспособился к общению со студенческим братством, во все времена и во всех землях пребывавшим в состоянии беспробудного пьянства; без вреда для здоровья потреблявшим все дурманы и яды, известные человечеству, но по временам чередовавшим безумные запойные кутежи со столь же безудержным учением, при котором с неменьшим рвением потреблялась такая гремучая смесь знаний и премудростей, что вся выпивка мира не могла бы дать в голову сильнее, чем этот падающий с божественной высоты вечной истины гранит науки. Одним словом, Ремли знал, как сойти в студенческой компашке за своего.

— Кельтский? Не слыхал, но, стало быть, из Англии. Жарден де Бетрав, — представился студент. — Тулузский университет. А вот ваш соотечественник из Оксфорда, — отвел он Ремли к студенту, извлекавшему те самые чудовищные звуки из расстроенного и покалеченного о многие головы музыкального инструмента. — Генрих Банлион. Может, вы где встречались?

— Ох, нет, — ответил Генрих. — Эту встречу я бы запомнил.

— Я рассказал нашему новому другу, что ты учился в Оксфорде, — сообщил де Бетрав.

— Ах, старый добрый Оксфорд, — жеманно ответил Генрих и пропел:

Из стен своих с достоинством немалым

Нас на убой, продажу и расправу

Отправил Оксфорд.

Чем старик нам очень мил,

Куда милее, чем в ученье был.

— Ты уверен, что этот инструмент служит для ублажения слуха, а не для истязания грешников в аду? — спросил Ремли, косясь на то дупло с рейкой и струнами, что терзал в поисках созвучий Генрих.

— Если хочешь, можешь поиграть на моей лютне. — Генрих протянул Ремли инструмент и кокетливо улыбнулся.

— Мой инструмент — волынка. — Ремли отказался от едва прикрытого музыкальной метафорой интимного предложения такой же метафорой.

— Я бы взглянул, как ты управляешься со своей волынкой, — не отступал Генрих. — Музыка учит нас, что игра на двух инструментах приятнее, чем на одном.

— Пойдемте, — на выручку Ремли подскочил Альфредус. — Не обращайте внимания на Генриха, вечно он подсовывает всем свою лютню, — шепнул доктор своему возможному покровителю, когда они оказались на лестнице. — Оксфорд развращает людей. В моем университете такого не будет. У меня будет подлинный храм науки, без всяких лютней и волынок!

— Но пока у тебя только адская таверна, — так Ремли оценил дом Альфредуса.

— Истинно так! — согласился Альфредус. — Но грядут перемены!

— Тогда что у тебя наверху? Бордель прокаженных?

— Наверху никто не живет, там тихо и есть где отдохнуть с дороги такому особому молодому человеку, как вы, — растекся в любезностях доктор, но в опровержение его слов снизу раздались удалые студенческие куплеты:

Дрок горит зеленым дымом,

Еретик в чаду кричит:

«Кабы Бог наш был единым,

Не делился б на троих!»

Докторишка многих прав

Все сморкается в рукав:

Кто был не прав, права поправ,

Сам станет попранным в правах.

Он читает нам устав,

И с уставом на устах,

От него всерьез устав,

Мы идем гулять в кабак!

Философии чудак

Объяснял нам так и так:

Акциденций проявленья

Вызывают изумленье,

Но в субстанции монаду

Выделять, мальцы, не надо.

Мы не будем выделять,

Мы в кабак пойдем гулять,

Там живут такие бабы —

Никаких монад не надо!

Дрок горит зеленым дымом,

Еретик в чаду кричит:

«С сатаною разлюбимым

Скоро дружбу мне водить!»

В кабаке нам здорово

Изучать историю:

Родился, свершил, издох —

Где тут демократия?

Новый цезарь — кружку хлоп!

Слава императору!

Гай Светоний-то для нас

Аж двенадцать их припас!

Нам милейший богослов

Обещал, что из ослов

Сотворит он мудрецов

Помудрей святых отцов.

Нам, однако, не понять

Тетраграмматон:

Не пропить, не проиграть —

В пень-колоду нужен он!

Дрок горит зеленым дымом,

На костре палят меня!

Потушите, братцы милы!

Мне в кабак идти пора!

Шум музыки на втором этаже Ремли не понравился, и доктор повел его выше. На третьем этаже Альфредус провел Ремли в комнаты, которые не убирались со времен Девкалионова потопа. Ремли ужаснулся.

— Кабы я мог развернуть реку прямиком в твой дом, я бы вычистил тут все, но, даже будь мне по силам повороты рек, ее воды смыли бы лишь тех весельчаков, что не дадут нам спать. Зачем ты привел меня сюда? В твоих хоромах только лишай разводить! Это вообще что? Голубиный помет? Видно, только его клейкость не дает дому распасться на части от той милой музыки, что мы слышали, раз ты держишь здесь такие залежи этого ценного сырья! —

укорял Ремли Альфредуса за недобросовестность.

— Тысячи извинений, господин! — Альфредус сам удивился, в каком плачевном состоянии оказался верхний этаж. Получив от дордрехтского мецената в пользование дом, доктор так обрадовался, что поленился подниматься так высоко. Он и подумать не мог, что за какие-то двадцать лет комнаты превращаются в такое. — Конечно же, здесь все уберут и вычистят! Ваш сон будет как никогда крепким!

— Как никогда мне не надо! — воскликнул Ремли. — Последний крепкий сон мой затянулся на тысячу лет, если я засну еще крепче, то уж не проснусь!

— Ах, что за гротескное изящество в речах! — расплылся в улыбке Альфредус, продолжавший ублажать Ремли. Лишь бы рыбка не сорвалась с крючка. Надо любой ценой удержать его! — Лишь изволь, господин, отдохнуть немного за кружкой местного пива, которого не сыщешь лучше. А тем временем я распоряжусь убрать к вашему возвращению.

— Уж постарайся убраться к приходу гостей, нерадивый хозяин! — прикрикнул на доктора Ремли.

— Я получил этот дом лишь неделю назад от одного высокопоставленного члена ратуши, — оправдался доктор, и то неповторимо ласковое «Отвяжись, собака!» снова ангельской музыкой прозвучало в его ушах, но что значат слова, когда человек передает с ними расписку на недвижимое имущество!

Конец ознакомительного фрагмента.