Нас тупил двадцатый год

Владимир Исаев

– С высоты немного прожитых лет мне кажется, что возраст от двадцати до тридцати лет – оптимальный для действия, творчества, для прорыва, если можно так выразиться… Море энергии, действия – дальше всё идет на спад, но появляется мудрость, которая, как я сейчас понимаю, на хрен не нужна по большому счету, ибо применить её очень сложно. Она бесполезна по своей сути, ибо неведома молодым, но не нужна старым… Как живым – медали, понимаете?

Два Роберта

— Валя, здравствуйте… — дребезжащий тонкий голос Роберта напомнил продавщице звук вчера разбившейся рюмки на её новой кухне.

— И вам не хворать. — Валя прекрасно понимала о чем будет разговор.

— Тут такое дело, Вал… Валентина. Вот. — Роберт утаптывал под собой деревянный пол, делая, видимо, его прочнее, чтобы не провалиться в нужный момент. — Надо пива… в долг…

— Великолепно! — Валя облокотилась на прилавок и устремила свой взор в потолок. — Сейчас Валя побежит на склад и принесет пива, а потом ты, по синей дыне, разболтаешь всем своим друзьям-алкашам о том, как в семь утра я торгую пойлом. И тетю Валю выгонят — это в лучшем случае! — с работы в продуктовом магазине, где она отпахала тридцать лет. Гениально, Роберт! Есть ещё какие мысли? Так ты рассказывай, не стесняйся! Мне ж тут делать больше нечего, как слушать просьбы и мольбы ребят, которых выпустили из психушки!

— Извините, пожалуйста, Валя. — Роберт медленно вышел на улицу и обернулся. — Извините.

I

Он шел по извилистой улице, не помня её название. Да и какая разница как зовут или называют длинную, разбитую, всю в лужах дорогу с кривыми домами или человека, например. Роберт пытался угадать время года, но и здесь возникала проблема: вроде и листья желтые, и куртка теплая, а вот гляди — жарко, пот так и заливает глаза!

Время вокруг него каким-то образом летело то вперед, то назад: вот он видит пустырь с шашлыками из семидесятых, вот грамоты и кубки из восьмидесятых, нищета из девяностых… Стоп! Роберт остановился и понял, что пришел: на берегу небольшого озера тихо стояла зеленая избушка на курьих ножках с огромной ласковой надписью «Пиво». Ах, да! Эти, до боли знакомые из прошлого пластиковые столы, «грибы-поганки», находились там же; и мужики с загадочными лицами жующие воблу, степенно попивая пиво, окружали их. Понравилась и тишина. Гробовая тишина. «Мечта поэта», — так охарактеризовал это место Роберт, подойдя к свободному столику.

Конец ознакомительного фрагмента.