Сожженная рукопись

Владимир Иванович Кочев (2021)

Книга В.И. Кочева «Сожженная рукопись» открывает для читателя, наверное, самые страшные страницы российской истории. Гражданская война, раскулачивание, голод, репрессии, Великая Отечественная война… В центре повествования находится история нескольких крестьянских семей — одни остались в разоренной сталинской коллективизацией деревне, другие, пережившие трагедию выселения и ссылок, пополнили ряды рабочего класса. Несколько семейных линий объединены образами автора, который рассказывает о том, что он сам пережил, от первого лица и его дяди Андрея — человека необыкновенной, яркой и трагической судьбы.Размышляя о характере русского народа и о том, почему народ, расколотый коллективизацией и репрессиями, в годы войны, как один поднялся против общего врага, автор приходит к выводу, что это произошло вопреки воле Сталина. Это и есть мудрость народа и страстная любовь к родной земле, и чувство чести и долга, и многое другое.Содержит нецензурную брань.

Сёмка

Дьявол в кремле озорует,

Горе и беды творит

Грешен младенец, ворует,

Бог пожалеет, простит.

Прошёл год, мало, что изменилось. Первая пятилетка и коллективизация завершились, но хлеб отпускался по карточкам. С утра до темноты люди толкались, топтались в очередях, что-то меняли, продавали на рыночных толкучках.

К базару подходил пружинистой походкой совсем ещё молодой человек пижонистого вида. Брюки «клёш», штиблеты, куртка из добротной ткани с замочком. Как белая ворона он выделялся из этой серой толпы. Свои деревенские не признали бы Оньку в этом обличье. Про таких пелось: «соломенная шляпа, в кармане финский нож». Не шляпа, а модная кепочка-шестиклинка, чуть сдвинутая на бочок. А с финкой он не расставался и ночью — так было надо. Базарная шпана, которой он раньше сторонился, сейчас при сварах ссылались на него: «Ты Оньку Шустрого знаешь?» Но вот кончался день, он закрывал глаза, вырываясь из этой стаи. По-ребячьи всхлипывал и, как щенок подвывал. А Бледный сидел за пианино. Это было как одно целое, он уходил в свой мир. Оньку снова захватывал томящий ласкающий смерч; засыпая, он улетал домой. Сидел на коленях у строгого тяти, купался да бразгался в быстрой речке. Кончалась ночь, занавес открывался, день начинался, спектакль судьбы продолжался.

У входа на базар с недавнего времени появилась какая-то старуха. Она сидела прямо на земле, раскрыв тяжёлую божественную книгу в медном окладе. На прохожих не обращала внимания, глаза были злые и отрешённые. Она молилась, глядя то в книгу, то в небо. Нищая богомолка, как укор всем заблудшим, будто явилась из старого режима. Онька почему-то боялся её, сыпал монеты, откупаясь за какую-то вину.

А поодаль от старухи незаметно стоял паренёк в картузе, подстриженный под горшок, сильно заросший. Было уже лето, он бос, но в сборчатке, из которой вырос. Его ладошка была вроде приподнята, кажется, он просил милостыню. Да это тот пацан, что вчера шкулял на базаре, оглядывался да что-то искал. Когда Андрюша подошёл к нему, парнишка опустил руку.

Да, верно, это тот, что вчера бродил, как телёнок, по толчку, не просил и не воровал. Он стоял у пирожков, втягивая вкусный воздух, безмолвно глядел на молоко, что разливала ядрёная молочница. Его горло что-то глотало.

Онька, коснувшись его плеча, тепло глянул в глаза, как когда-то это сделал Бледный, и повёл на базар. Говор его был явно не уральский — мягкий, с напевом. Пацан был понятен ему, а ответ лишь подтверждал догадку. Родители сосланы, а он сбежал, отстав от поезда.

«Здорово же ты дошёл, если протянул руку, как нищий», — думал Андрюша и почему-то вспомнил брата Гришку, беззащитного, маленького.

Нет, не к пирожкам его вёл Онька Шустрый. Среди толпы любопытных базарный ханыга, щёлкая, как фокусник, костяшками, сожалея и стесняясь, комкая, совал выигрыш в карман. И отчего-то веселился, когда проигрывал. Дурачки не знали, что проигрывает он своим же тайным ассистентам. Он был артист в своём деле. Бывало, кто-то, разгадав его фокус, определял выигрышную костяшку. Но и на этот случай у него был упреждающий ход. Он неуловимым движением подменял костяшки на глазах у всех. Золотые руки, иллюзионист-циркач.

Онька поставил на кон червонец, указав на костяшку: это был выигрыш.

Привычным движением хозяин аттракциона хотел подменить её, но этот щенок-пижон своим неосторожным движением помешал: фокус не удался. Удвоенную сумму поставил ещё, выиграл снова. На этот раз ханыга проигрывал, не дёргаясь — понял, против него играет тёртая гнида. Но его лотерея была беспроигрышной для него. И на такой крайний случай у него заготовлен ход. А пижон будто развлекался, не спешил. Он, аккуратно расправив и свернув свой рабочий червонец, положил его обратно в пистон своих фраерских клёшей. А выигрыш, скомкав, как бумажки, сунул в карман этому оборванцу: «Пойдём, братик, к маме, нам повезло, мы выиграли». «Брат», улыбаясь, охотно закивал. Да не тут-то было: фокусник дал знак, и началось второе отделение его представления. Позволив им отойти на несколько шагов, дорогу им преградили два крепких молодца. Эти два фрея — подельники игрока. Знал Онька, покажи слабину — подбегут помощники, закричат «держи вора», забьют, очистят, оставят в чём мать родила.

Ещё не поравнявшись, один начал ласково, по «фене» что-то говорить, плавно водя руками. Драка начинается со слова: кто первый сдрыжит, тот и пропал.

«Бей первый, если их много», — стучало в голове. А рука уже лежала на финке. Не останавливаясь, шёл на них. По каким то признакам деляги поняли: ещё шаг, и нож будет в боку одного из них. Расступились.

«Ну что ж, свара не драка, пойдём кутить», — шутил Онь-ка, а руки его подрагивали. Спокоен был лишь Сёмка: он ничего не успел понять. По совету обретённого брата купил аппетитных пирожков, сколько вошло в руки. И здесь таился обман: пирожки, остывая, становились тонкими, как блины — из них выходил воздух.

Складывая их по три и подпивая молоком, Сёмка глотал по-собачьи, глаза пьянели. Андрюша снова коснулся его плеча: «Остановись — загнёшься».

Сёмка, поев, будто вырос, он был массивнее своего спасителя. С этого дня не отходил от него, как ласковый и верный пёс. А дальняя дорога судьбы надолго свяжет их. Преданным другом оказался Сёмка.