Истинный Монах

Владимир Волхов, 2015

Молодой послушник Рольт честно пытался стать монахом, истинным монахом. Но мир изменился и поставил его перед выбором: умри или адаптируйся. И он решил выжить во что бы то ни стало… Хотя в грязи и пороках разлагающегося мира Рольт нашел истинную любовь, его несгибаемость приводит к глобальной катастрофе – возвращению гневливых богов.

Глава 6

За время пути Рольт рассказал другу все, что произошло с ним в замке Совета. С грустным азартом Маркус задавал другу самые разные уточняющие вопросы по существовавшим у магов запретам на колдовство, строя одну версию за другой относительно того, как изменится жизнь на Соретусе.

— А правду говорят, что маг может взмахом руки уничтожить целую армию, и только Совет не давал вам это делать?

— Врут.

— А пол-армии может?

— Маркус, одному магу трудно будет убить даже сотню человек.

— Сто человек тоже немало!

— Если сто дворян, то это даже много, — вслух мрачно подумал Рольт.

— В смысле?

— Необязательно убивать армию. Часто бывает достаточно убить предводителя с его приближенными.

Но Маркус все равно не понимал. Он мыслил битвами, а не политическими играми. Все эти грязные интриги и уловки его не интересовали. Выйти в поле и сойтись в честном бою — вот единственное, что достойно рыцаря. А не тайком убивать полководца, чтобы любым способом победить. О смерти он думал все еще поверхностно, но по-юношески был уверен, что, столкнувшись с ней лицом к лицу, не испугается и с достоинством поцелует ее легкую, протянутую к нему руку.

— Когда мы победим отца, ты поможешь мне править, Рольт? — Маркус был юн, но умен, поэтому, даже опустив мешавшее ясно видеть забрало благородства, он понимал, что если ему попадется противник, который не ищет благородной смерти в сражении, то понадобится такой человек, как Рольт. Новый, изменившийся Рольт, понимающий в политике больше, чем он.

— Ты хочешь этого?

— Я бы хотел, чтобы все, кто живет в моих землях, были счастливы и довольны. Помнишь, как в «Людях Солнца» Твента?

— Жаль, что общество, которое описано у Твента, невозможно построить в жизни.

— Почему же?

— Он был писателем, а не королем.

— Ну а если бы Твент был королем?

— То он бы не был писателем.

— Не понимаю я твоих рассуждений. Я вот, лично я, даю тебе слово, что создам именно такое справедливое общество!

— Хорошо, Маркус. Я верю твоему слову, — он решил не продолжать спорить с другом, чтобы не поссориться.

Не разделяя оптимистичных мечтаний друга, Рольт с каждой минутой становился все более сосредоточенным и угнетенным. Проговаривая вслух все скопившиеся внутри мысли, он лучше начинал понимать, насколько серьезным стало положение в мире. Хотя на Соретусе живет и не так много магов, среди которых большая часть неспособна творить слишком опасные заклинания, они все равно представляют немалую опасность как друг для друга, так и для обычных людей. Каждый маг хоть раз в жизни мечтал стать королем и наслаждаться безграничной властью. После смерти Совета кто угодно из них может попытаться сделать мечты явью. Конечно, люди не отдадут власть без крови, да и маги не всегда терпимы друг к другу, а потому, скорее всего, начнется всемирная война всех со всеми. Здесь, на континенте Треон, где живет большая часть населения планеты, прольется больше всего крови. В этом Рольт уже не сомневался.

До какой степени маги разрушат мир, если их желания уже никто не будет сдерживать? Рольт пожалел несчастных кутов, которым придется проверить это на себе. Не замечая, что именно отвечает другу, он внутренне содрогался, представляя масштаб текущих бедствий. Когда Рольт наконец отвлекся от тяжелых мыслей, они уже ехали по узкой тропе среди болот. К счастью, она была достаточно твердой, чтобы по ней можно было передвигаться на лошади, так что с последними лучами солнца путники увидели обитель ведьмы.

Это был небольшой полуразрушенный замок на окруженном топями острове. В глаза бросалось, что его построили давным-давно и, надо полагать, несмотря на то, что замок был спрятан среди болот, он не смог спасти своего хозяина. Одна из трех башен полностью обрушилась, вторая оголила прогнившую винтовую лестницу. Во многих местах стена зияла дырами, которые окаймлял частокол торчащих как попало камней. Даже крыша главного зала сквозь полученную когда-то рану подставляла свое нутро ветрам, солнцу и дождю. Казалось, здесь невозможно жить.

— Она точно еще жива?

— Понятия не имею, Рольт.

Они подъехали к воротам, которые некогда пробил мощный таран, и спешились. Внутренний двор, заваленный покрытыми мхом камнями и кусками прогнившего, либо сожженного дерева, был узок и сразу открывал взгляду сорванные с петель двери в тронный зал замка.

Уже совсем стемнело. Птицы и животные замерли, ожидая дождя. Воздух стал сухим, наэлектризовался и сгустился. Чтобы легче было дышать, Рольт расстегнул две единственные верхние пуговицы балахона и остановился, снаружи вглядываясь в тронный зал: подточенные временем и врагами колонны; свисающие, порванные стяги, похожие на половые тряпки, едва колышимые ветром; неясное очертание высокого трона в самой глубине. И никаких признаков жизни. Нигде не горел свет, ни одного звука не доносилось из безжизненного чрева замка.

Сверкнувшая с оглушительным громом молния заставила вздрогнуть от неожиданности. Что-то опасное чувствовалось в этих стенах. Путники переглянулись. Молния разрезала небо еще раз. Мороз предательской дрожью пробежал по коже, когда Маркус понял, что в свете молнии увидел на троне женский силуэт.

— Там кто-то есть!

В это же мгновение все свечи в зале зажглись, затрепетав от разгулявшегося ветра. С неба хлынул дождь, поэтому Маркус и Рольт, чтобы не намокнуть, быстро вбежали внутрь. По истертой, покрытой многочисленными дырами, ковровой дорожке к ним шла женщина, на вид лет тридцати-тридцати двух. Правильные, словно бог старательно и с любовью рисовал их, черты лица, пышные черные волосы, стройная, гордая фигура, подчеркиваемая облегающим синим платьем с корсетом, — она мгновенно производила впечатление и вызывала восхищение.

— Вот это женщина! — с восторгом проговорил Рольт. — Такая украсит собой любой королевский двор, а живет, как старуха-отшельница.

Колдунья шла медленно, будто давала возможность получше себя рассмотреть. И оба друга с удовольствием этой возможностью пользовались. Каждое ее движение отдавало внутренне силой, в черных глазах переливалась смесь женской таинственности и ума.

— Извините, дорогие гости, что не сразу заметила ваше присутствие, — мягким голосом сказала колдунья. — Все из-за того, что я немного задумалась. В последнее время этот недуг мучает меня слишком часто.

— Жаль, что им болеют не все короли Соретуса. Женщин же он только красит, — поклонился ей Рольт.

Маркус с еще большим, чем прежде, удивлением посмотрел на своего друга, не ожидав от него столь непривычной раскованности и галантности. Сам же он был смущен и не знал, что ответить, но при этом не мог оторвать глаз от колдуньи, жадно рассматривая каждую черту ее лица.

— Благодарю. Меня зовут Сепатия.

— Я маг Рольт. А это мой немногословный друг Маркус Куранит, сын местного герцога Нерита Куранита.

— Очень приятно, — обворожительно улыбнулась колдунья. — Вы наверняка устали с дороги. Пойдемте же, я вас накормлю и напою.

Пока они шли вслед за колдуньей к трону, Маркус все так же восхищенно рассматривал Сепатию, словно она была существом из другого мира. Тонкий запах духов и ее близость сводили его с ума, наполняли голову кровью, а тело неутолимым желанием.

Около трона стоял небольшой обеденный стол, накрытый различными блюдами и напитками. Только сейчас Рольт понял, насколько устал и голоден. Без лишних приглашений маг набросился на мясо жареной птицы, запивая его терпким, прекрасным вином. Маркус же сел рядом неторопливо и ел сдержанно, злясь на то, что никак не может избавиться от чувства скованности. Чтобы перебороть себя, он решил завести с хозяйкой разговор.

Оставалось найти тему. На глаза попалась пробитая прямо над головой крыша, сквозь которую прекрасно было видно грозу. Капли дождя бились в месте пролома в невидимый барьер и стекали по его куполу на крышу. Сквозь эту дыру зал то и дело озарялся светом мелькавших в небе молний.

— Видимо, прежним хозяевам замка пришлось несладко, — сказал он, кивком указывая на крышу.

Сложив руки и положив на них подбородок, Сепатия сидела на другом конце не слишком длинного стола, беззастенчиво изучая своих гостей. Она дышала спокойно, ровно, пришедшие ни чуть не смущали ее, и, похоже, вызывали немалый интерес.

— Это я сама сделала. Люблю смотреть на небо. Жаль, нет того, с кем можно было бы это делать вместе.

Два друга снова переглянулись. Колдунья обладала не только незаурядными магическими, но и женскими чарами. Похоже, ей доставляло удовольствие производить впечатление. Сепатия стала мягко поглаживать каплевидный, цвета смолы кулон, падавший на ее белую грудь. Теперь Маркус даже не пытался бороться с собой, он понял, что, как и кулон, полностью находится в обольстительных руках этой женщины, и потому, опустив взгляд, принялся молча, немного злясь на себя за слабость, доедать ужин.

Рольт же настолько вымотался, что его ничего не отвлекало. Он уплетал все, что видел, даже позабыв на время о хозяйке замка. Заклинания истощили до крайности его силы, а как пополнять их другим способом, кроме еды и сна, Рольт не знал. Особенно вино развязывало ему язык и поднимало настроение.

— Тяжелый выдался день? — спросила, глядя на него, Сепатия.

— Чересчур, — с забитым ртом ответил молодой маг. — Вы знаете, что Совета больше нет?

— Знаю.

На секунду Рольт запнулся. Он не ожидал такого ответа. Еще раз всмотревшись в ее черные глаза, но, не сумев прочесть в них нужного ответа, он проглотил очередной кусок и задумчиво сказал:

— Слухи быстро распространяются даже в такие укромные места, как ваше. Что же вы собираетесь делать теперь?

— Ничего, — улыбнулась колдунья, глотнув вина. — Моя жизнь никогда не зависела от Совета, и мне все равно, что затевают остальные маги.

— Мне бы ваше равнодушие. Жаль, что я по натуре своей не аскет. Не люблю уединения, не люблю монастыри. Ни за что бы не стал монахом.

— Вы это именно сегодня поняли?

И снова Рольт запнулся. «Вот это женщина! Она едва ли говорит и десятую долю того, что знает». Но словесная игра в кошки-мышки не тревожила его, а только доставляла удовольствие. Маг чувствовал, что колдунья не сделает им ничего плохого.

— Да, именно сегодня… Но, как вы понимаете, мы приехали к вам вовсе не для того, чтобы подъесть ваши запасы. Мне неудобно просить, но не завалялся ли где-нибудь в этих развалинах фокусатор? В наступающие неспокойные времена он будет весьма кстати для того, у кого нет своего замка на болотах.

Колдунья изящно кивнула, прядь волос упала ей на лицо.

— У меня есть фокусатор, достойный богов. И я дам вам его, но с одним условием.

Насторожившись, гости с интересом посмотрели на нее. Просьбы колдуньи в народной молве никогда не ассоциировались ни с чем хорошим. Но, взглянув на Сепатию в блеске молний, Маркус подумал, что ради нее с удовольствием исполнил бы все, что бы она ни попросила.

— Мне нужен ребенок, — красивое лицо ее сразу стало серьезным и еще более красивым.

— Где же мы достанем вам ребенка? — после паузы удивленно спросил Маркус.

— О, поверьте, мужчине для этого не надо далеко ходить. Все необходимое всегда при нем.

Друг его все еще не до конца понимал очевидного намека, но Рольт все схватил на лету. Предложение колдуньи будоражило ему кровь, разгоняя ее по венам. Подняв кубок, он с наигранным сожалением провел им по воздуху:

— Но нас здесь двое, а вы одна. Если вас это не смущает…

— Смущает, — жестом отрезала Сепатия, не сводя глаз с Маркуса.

Сокрушенно опустив голову, Рольт, кивнув в сторону друга, спросил то, что она хотела, чтобы он спросил:

— Маркус ведь подойдет?

— Если он не против.

К этому моменту до Маркуса уже дошел смысл разговора. Ликующее нутро быстро объяснило ему то, что не мог уловить затуманенный женским обаянием ум. Но детский характер пока брал верх над ним. Краска залила лицо, он не знал, что сказать, куда деть руки, как совладать с возбужденным телом.

— Я не против, — промямлил Маркус.

— Тогда заканчивайте ужинать и поднимайтесь в мои покои, — все тем же спокойным голосом проговорила Сепатия, от чего у него внутри все перевернулось.

Встав, Сепатия на секунду замерла, еще раз оглядывая Маркуса, и медленно пошла к лестнице. Вскоре звук ее легких шагов растворился в шуме грозы. Два друга остались наедине. Загребая ложкой салат, Рольт уже чувствовал себя глупо из-за того, что так много ест, но никак не мог остановиться. Сидевший рядом Маркус, пытаясь совладать с дрожью в руке, наливал себе вино.

— Повезло тебе, друг, — хлопнул его по плечу маг. — Хотя бы одну ночь провести с такой женщиной — уже удача.

— Это не может быть какой-то ловушкой? — спросил он и залпом осушил чашу.

— Ведьмы есть ведьмы. Кто знает, что у них на уме? Помнишь, как говорят: ведьмой женщина становится, когда начинает скрывать свои истинные замыслы. Что прячется в этой прекрасной головке, можно только догадываться. Но ради такой хочется рискнуть, а?

— Да… — протянул Маркус, вспоминая ее, и восторженно добавил: — Ради нее можно не то, что рискнуть, а жизнь отдать!

— Эге, ты поосторожней с этим делом. Не хватало тебе влюбиться в ведьму. Выпей еще и вперед!

Когда друг ушел наверх, Рольт вдруг ощутил, насколько сильно переел. Стало трудно даже сделать вдох. Медленно перебирая ногами, он пошел во двор, чтобы глотнуть свежего воздуха. Скоротечный дождь уже смолк, гроза вместе с тучами умчалась на запад, обнажив лунное небо. Крупные капли падали только с крыш, размеренно шлепаясь в лужи и об землю. Не без труда поднявшись по лестнице на стену замка, Рольт запрокинул голову и загляделся на звезды. Их прерывистое сияние дарило усыпляющий покой, постепенно переходящий в транс.

В тысячный раз прокрутив в голове все, что с ним сегодня произошло, Рольт глубоко вдохнул прохладный, влажный после дождя воздух. Тело налилось свинцом, глаза так и слипались, но Рольт упорно перебирал все, что проносилось в голове. Ему казалось, что где-то в рое этих мыслей прячется одна настоящая, которая наконец объяснит ему, что с ним на самом деле произошло, почему он изменился.

Но чем больше он об этом думал, тем отчетливей перед глазами рисовался образ жестокой Ланты, которая с ненавистью взмахивала рукой, чтобы убить его.

«Познать свою натуру до самых основ и тем открыть Главный Закон Вселенной — вот главнейшая цель мага», — вспомнились Рольту слова Основного Трактата. Похоже, сегодня он познал свою натуру, но почему же теперь в уме его только Ланта, а не Главный Закон Вселенной?

В это время в просторной спальне полуразрушенного замка Маркус переминался с ноги на ногу около сбросившей с себя платье Сепатии. Колдунья подошла к нему и стала медленно, осторожно раздевать его, каждое ее прикосновение обжигало Маркуса сводящей с ума страстью.

— Как мне побороть твою скованность? — нежно шептала она, снимая с него рубашку. — Ради этого я сделаю все. Я приму облик любой женщины, которую ты хочешь увидеть.

Слова колдуньи словно ударили его, Маркус вздрогнул и отстранился, но Сепатия снова прижалась к нему, не переставая ласкать. Капкан для его сердца уже захлопнулся в ее тонких пальцах, хотя сама она все еще не была уверена, что нравится Маркусу.

— Тебе даже не нужно говорить ее имя. Просто представь ее, и она появится перед тобой, — губы колдуньи мягко целовали его грудь.

— Нет-нет-нет, — забормотал Маркус, отворачиваясь. — Не нужно этого. Не надо, пожалуйста…

Но было поздно. Его ласкала уже не Сепатия. Это была Тильда. Родная сестра целовала Маркуса в губы и обнимала за шею. И он ничего не мог с этим поделать. Ни тело, ни глаза не слушались его. Увы, такая ситуация не была описана ни в одной красивой книге, которые он прочитал, а сам он не мог заставить себя сделать что-нибудь резкое или грубое по отношению к этой обворожительной женщине.

— Умоляю, — простонал он, не в силах оторваться от лица живой сестры.

— Перестань бороться с собой, — шептала голая Тильда, утягивая его на кровать. — Прими себя. Чьего осуждения ты постоянно боишься? Скажи мне, кто твой судья, и я убью его, чтобы ты наконец перестал себя сдерживать.

Не в силах более сопротивляться влечению, Маркус с нежной яростью накинулся на колдунью, которая заигрывала с ним, превращаясь то в Тильду, то в саму себя. В эту ночь он выплеснул в нее все прошлое, все детское, мечтательное и наивное, что в нем было, не оставив внутри себя ничего лишнего, только осознание того, что по своей природе он никакой не рыцарь, не борец с несправедливостью и уже не мечтательный мальчик.

Маркус ощутил, что внутри его души действительно живет нечто благородное, но не по-книжному, а достаточно дикое и жестокое. Отбросив сомнения и нравственный контроль над своими действиями, он всю ночь безумно отдавался инстинктам, наслаждаясь мрачным вкусом ведьминой любви.