Одиссея одинокого волка

Владимир Виленович Лиштванов

Потомок князя и бедного крестьянина, в детстве боявшийся глубоких водоёмов, он стал подводником. Дослужился до капитана второго ранга, а в старости пришлось стать простым охранником.Его жизнь полна разнообразных событий. Победы и поражения, взлёты и падения случались на каждом шагу. Его окружали неординарные люди, необычных судеб, он попадал в различные ситуации, память о которых жива в душе.Истории жизни труженика морских глубин, его родственникам, друзьям и сослуживцам посвящена эта книга.

Глава четвёртая. Будни между дежурствами

За воспоминаниями былого, время пролетело незаметно.

Больше за это дежурство никто не приезжал и кап-два, с чувством выполненного долга, в восемнадцать часов вышел из будки, спустился к воротам и закрыл их на висячий замок.

После этого он прошёлся между рядами машин, убедившись, что всё в порядке, вновь поднялся в будку.

На улице уже стало темно, и он включил освещение периметра площадки хранения новых автомобилей. Вскоре пошел снег. В свете фонарей хорошо были видны снежинки, плавно опускающиеся на землю. Это навеивало покой и умиротворение в душе.

Николаич достал провизию и решил подкрепиться. После ужина он немного полистал журнал с кроссвордами. На улице снег так и не перестал валить крупными хлопьями, и кап-два решил почистить дорожку к воротам от снега.

В двадцать три часа он позвонил на центральный пост, сообщил, что на объекте без происшествий и договорился, что больше не будет звонить до утра.

Повозившись ещё некоторое время, он выключил в будке свет и лёг спать.

Утром он встал, убрал постель, надел куртку охранника и вышел из будки.

Ещё не рассвело, но от свежевыпавшего снега и освещения ламп, на улице не было так темно. За ночь снег замёл весь его вечерний труд. Он взял под будкой лопату и снова стал очищать ступеньки и дорожку к воротам от снега. Закончив работу, Николаич поставил рабочий инструмент на место, поднялся в будку и, сняв куртку, позвонил по мобильнику на центральный пост.

— На отдалённой площадке без происшествий, — доложил он.

— Хорошо, — ответил старший смены, — готовься к сдаче дежурства.

Николаич отключил мобильник и стал переодеваться. Затем он подмёл в будке пол, протёр его влажной тряпкой, заполнил журнал сдачи дежурства и стал ждать сменщика.

Сменщик пришёл вовремя, и Николаич сдав дежурство, отправился домой.

Дома он оставил вещи в обычном месте, прошел в свою комнату, переоделся в домашний костюм. После чего отправился на кухню завтракать.

Приготовив себе еду, он полез в хлебницу, а там нет хлеба. В это время в кухню заглянули внуки.

— Чего хлеба-то нет? — удивлённо спросил дед у них.

— Бабушка ходила в больницу и купила только полбуханки хлеба, — ответил один.

— Она сказала, — добавил второй, — что нам этого хватит, а ты придёшь и сам себе купишь.

— Вы уже завтракали?

— Да.

— А собак кормили?

— Да.

— Сейчас я поем, и мы все пойдём очищать снег со двора. Если, хотите, то можете идти, начинать.

— Хорошо, дедушка.

Больше ничего не стал говорить внукам кап-два, а принялся завтракать без хлеба.

Закончив есть, он убрал со стола, помыл посуду. После этого подошел к вешалке, надел старую телогрейку, шапку, взял лопату и вышел из дома.

Внуки во дворе уже активно расчищали дорожки от снега. Две собаки, кобель и сучка, с интересом наблюдали за происходящим. Дед подошел к ребятам и принялся помогать им.

Николаич жил с семьёй в частном одноэтажном доме с мансардой. Это давало много плюсов и ему это нравилось.

Но были и минусы. Одним из них был тот, что если во дворах многоэтажных домов зимой снег с тротуаров дворов убирали дворники от ЖЭУ, то в частном секторе приходилось это делать самим.

С одной стороны это было обременительно, но с другой — это позволяло немного физически размяться. Активно помахать лопатой, удаляя выпавший снег, ему доставляло удовольствие.

Закончив уборку снега, ребята пошли продолжать заниматься своими делами, а дед вернулся в дом, переоделся и отправился в ближайший торговый центр купить хлеб и продуктов.

Подойдя к продуктовому отделу торгового центра, он вспомнил, как около двух лет назад, как раз в этом месте, к нему подошла худенькая, молоденькая девчушка. На дворе был тогда сильный мороз, а она в лёгкой курточке, капроновых колготках и тонких полукедах.

— Дядь, дай закурить, — попросила она.

— Да я не курю и тебе не советую, — проговорил Николаич, и ещё раз окинув её изучающим взглядом, произнёс, — а что ты в такой мороз и в полукедах?

— Я тут недалеко живу, и на минутку выбежала в магазин.

— Ты что, бухаешь?

— Нет, я не пью.

— Так ты что, одна живёшь? Чего родители так выпустили?

— Я сирота, живу с подружкой. Ей уже дали квартиру, а мне ещё нет.

— Ну а кушать то у вас что-нибудь есть?

— Да вот хлеба сейчас куплю, а так картошка у нас ещё есть, и больше ничего нету.

Жалко ему стало сиротку. Наши новоявленные толстосумы покупают себе яхты, самолёты, заграничные футбольные клубы, а здесь сирота ходит зимой полуголая, да есть ей особо нечего.

— Как звать то тебя? — спросил Николаич, доставая деньги.

— Наташа.

— На, — протянул он ей три тысячи рублей, — купи себе штаны, чтоб теплее было, да сапоги. Не гоже в такой мороз полуголой ходить.

— Спасибо, — проговорила Наталья, беря деньги.

— У тебя мобильник есть?

— Есть.

— Дайка мне его номер.

Девушка продиктовала номер мобильного телефона, и они расстались.

Так они стали общаться. Через некоторое время кап-два снова встретился с Натальей. Оказалась, что она купила сапоги в магазине «Пятёрочка», но они развалились буквально через месяц. Понесли в мастерскую, а сапожник говорит:

— Ну а что я буду их клеить, они опять развалятся. Это их прибивать надо, или ещё что-то делать, а здесь всё очень хлипкое. Всё снова развалится.

Николаич пошел в «Second hand», там у него были знакомые девчонки — продавщицы. Они подобрали для неё хорошие сапоги на меху, до колен и кожаную куртку. Так он сделал Наталье подарок к Новому году.

Наступил Новый год. Сидя с женой за праздничным столом, на котором была красная икра, хороший коньяк и другие деликатесы, Николаич грустно подумал:

— Вот мы сидим, празднуем, а эти девчонки — сиротки ничего не имеют….

Снова ему стало их очень жалко.

При очередной встрече с Натальей, он поинтересовался:

— А чего ты не идёшь работать?

— Я паспорт потеряла, сейчас восстанавливаю.

Кап-два снова дал ей немного денег на одежду и еду. Вскоре Наталья поступила на работу в магазин. Вначале работала по два часа, как стажёр, а потом начала работать полный день. Девчонки — продавщицы принесли ей кто сапожки, кто колготки, кто шубейку небольшую. Немного приодели девчонку.

В магазине Наталья проработала недолго. Её вскоре выгнали то ли за воровство, то ли ещё за что. Особо она не вдавалась в подробности, но деньги клянчила регулярно. Это быстро надоело Николаичу.

Однажды она снова позвонила:

— Вы когда будете возвращаться с работы домой?

— Вечером.

Наталья встретила его по дороге и сразу стала плакаться:

— Хлеба не за что купить, обувь прохудилась.

— А чего ты не работаешь?

— Так меня ж выгнали.

— Тогда иди, становись на биржу, или ещё куда устройся. Ведь работать надо. Я ж не миллионер! Где я тебе столько денег возьму?

Наталья достала пачку тонких дамских сигарет и вынула одну, решив с горя закурить.

— Говоришь, что денег нет, а куришь, — возмутился Николаич, — бросай курить!

Затем достал сто рублей и проговорил, протягивая деньги:

— Возьми на хлеб, но чтоб я тебя больше не видел, пока не начнёшь работать, иди отсюда.

Летом Наталья с подругой ездили в Москву, пытались там найти работу, но ничего не нашли и вернулись. Сейчас она стала работать на швейной фабрике.

Как-то Николаич рассказал об этих подругах родственнику.

— Давай их отдрючим, — предложил тот, — пусть хоть так отблагодарят тебя за финансовую поддержку.

Наталья как женщина не нравилась Николаичу. Слишком худа и страшненькая. А вот подруга была фигуристой и на мордашку смазливая. С ней бы он не отказался провести приято время в интимной близости. Да тут и повод подвернулся. Наталья, наконец, получила квартиру. Кап-два договаривался с подругами, те были не против встречи в узкой компании, для взаимного удовольствия. Как назло, в это время родственник сломал ногу и интимной встречи не получилось.

Вспоминая Наталью, Николаич взял хлеб, хорошего кофе, шашлыков из свинины, баклажку пива, две бутылки перцовки, и ещё по мелочи. Расплатившись у кассы, он отправился домой.

Дома его радостно встретили собаки. Открыв входную дверь, он отогнал кобеля, а сучу, решил впустить.

— Надо дать что-либо собакам. Сделаю я им бутерброды, — подумал он, ставя пакеты с провизией на стол.

Не успел он отойти к холодильнику, как сучка встав на задние лапы, передними свалила один из пакетов и, выхватив шашлык, стала жадно поглощать его.

— Ах ты гадость такая! А ну, пошла, — возмутился Николаич.

Сучка схватила остатки и убежала. Даже лук не оставила. Грустно вздохнув, кап-два убрал за собакой и принялся освобождать пакеты.

Пока он возился на кухне, раздался звонок мобильника. Взглянув на экран, узнал, что звонит заместитель директора ЧОПа П. А. Рязановский.

— Алё, — произнёс кап-два, включая мобильник.

— Николаич, заболел Стас Глинкин, — сообщил зам директора, — завтра надо выйти вместо него.

— Мне ж послезавтра выходить на сутки.

— Я попросил бы вас отдежурить двое суток.

— А что, заменить больше некем?

— Нет, больше нет ни кого.

— Хорошо, я выйду завтра и послезавтра.

Слегка огорчённый таким известием, кап-два выключил мобильник и отправился на кухню. Зажег газ на плите, поставил кастрюлю с бульоном и стал варить себе суп на предстоящие двое суток.

В это время пришла жена и принялась себе готовить еду.

Кухня хоть и большая, но вдвоём там нелегко развернуться около газовой плиты. Это жене вскоре надоело и она начала ворчать:

— Ну что ты ходишь тут, мешаешься.

— Мне ж надо приготовить на работу еды.

— Потом приготовишь, а сейчас не мешай!

— Подожди немного, вот закончу и уйду.

— Я думала, что ты, в конце концов, или сгоришь, или утопнешь, или погибнешь. И я буду женой погибшего офицера, буду получать твою пенсию, или хотя б пятьдесят процентов от неё. Буду и жить хорошо, и ни в чём себе не отказывать, но не получилось. А жаль!

— Если б ты с первым зятем в середине девяностых не размотала всё, что я вам давал, то сейчас бы жила припеваючи. И детям, и внукам осталось бы! А теперь что ж страдаешь, сама виновата.

— Я ни в чём не виновата, это ты сам во всём виноват!

Николаич не стал больше препираться, а ушел в свою комнату. Из прожитой с женой жизни он знал, что переубедить её в чём-то невозможно. Это всё равно, что выйти, стать к столбу и рассказывать. Если она упёрлась рогом, то бесполезно ей что-либо доказывать. По этой причине он старался с ней не связываться.

В молодости она была женщиной симпатичной, даже привлекательной, но с годами кое-что растерялось, но кое-что осталось. Особенно хуже стал её упрямый характер, временами злобный, иногда туповато-придурковатый, что не исключало других хороших черт и ласково-мягкой любви к маленькой внучке.

Мужа она ненавидела зачастую лютой ненавистью, но иногда тихо. Хотя у него характер был мягкий, добрый, отзывчивый, как считал сам Николаич. Как он сам о себе говорил: «Пластилин».

Но редко кто знал, что иногда он был взрывной, не признающий ни принципов, ни законов, ни авторитетов. Иногда упрямство такое было действенной забавой, но бывало он за секунды менял свои решения по, казалось бы, совсем незначительной причине.